и  пения.  Одежда,   тщательно
выискиваемая по распродажам. И что  теперь,  если  их  отец  окажется  в
тюрьме?
   Симус снова выложил всю историю. Его круглое лицо блестело  от  пота,
тонкие руки беспомощно упали на колени. Он опять вспоминал  о  том,  как
умолял Этель освободить его, как она забавлялась этим. "Может  -  да,  а
может и нет, " - повторяла  она.  Потом  она  пошарила  за  подушкой  на
диване: "Посмотрим, может, я найду что-нибудь, что не успел стащить  мой
племянничек, " - сказала она, смеясь и вытаскивая стодолларовую  купюру.
Она засунула ему деньги в карман, приговаривая, что в этом месяце у  нее
совсем не было времени ходить по ресторанам.
   "Я ударил ее кулаком, - говорил Симус безо всякой интонации. -  Я  не
собирался этого  делать.  Ее  голова  дернулась  в  сторону.  Она  упала
навзничь. Я не знал, убил ли я ее. Но она встала и была очень  напугана.
Я сказал ей, что, если она попросит еще хотя бы один цент,  я  уж  точно
прибью ее. Она почувствовала, что я это сделаю  и  сказала:  "Ладно.  Не
надо больше присылать алименты".
   Симус проглотил остатки кофе.  Они  сидели  в  столовой.  День  начал
сереть, похолодало, было впечатление, что уже наступает  вечер.  Серо  и
холодно. Также, как было в тот четверг в квартире Этель. Потом поднялась
буря. Буря поднимется и на этот раз. Симус был в этом уверен.
   "И потом ты ушел?" - подстегнула его Рут.
   Симус растерялся. "Потом я ушел".
   Возникло  какое-то  чувство  недоговоренности.  Рут  обвела   взгядом
комнату, дубовую мебель, которую она ненавидела вот  уже  двадцать  лет,
вылинявший восточный ковер машинной работы, который она  вынуждена  была
терпеть; она знала, что Симус не сказал ей  всей  правды.  Она  опустила
голову и посмотрела на свои руки. Слишком маленькие. Квадратной формы. С
пальцами - обрубками. У все трех девочек длинные  тонкие  пальчики.  Чьи
гены?  Симуса?  Возможно.  Люди  из  ее  семьи,  которых  она  знала  по
фотографиям были все маленькие и  коренастые.  Но  сильные.  А  Симус  -
слабак. Слабый напуганный человек, доведенный до отчаяния. До  последней
границы отчаяния? "Ты не все мне рассказал, -  сказала  Рут.  -  Я  хочу
знать. Я должна знать. Только так я смогу тебе чем-нибудь помочь".
   Он закрыл лицо  руками...  и  досказал  ей  остальное.  "О,  боже,  -
закричала она. - О, боже, боже мой".

***

   В час дня Денни снова пришел в магазин Нив, в руках он держал  поднос
с двумя сэндвичами с тунцом и  кофе.  И  снова  секретарша  махнула  ему
рукой: мол, проходи прямо в кабинет. Нив была  поглощена  разговором  со
своей помощницей - симпатичной черной девицей. Денни  не  дал  им  время
выставить себя, он открыл сумку, вытащил сэндвичи и спросил: "Вы  будете
есть здесь?"
   "Денни,  ты  нас  совсем  распустил.  Это  уже  начинает   напоминать
обслуживание в номере, " - сказала ему Нив.
   Денни замер, осознав свою ошибку. Он чересчур  много  мелькает  перед
глазами.  Но  ему  хотелось  послушать,  может,  удастся  разузнать  про
какие-нибудь ее планы.
   И словно в ответ на его невысказанную просьбу, Нив  сказала  Юджинии:
"В понедельник вечером я задержусь, чтобы сходить  на  7  Авеню.  В  час
тридцать приезжает мистер Пот, он хочет, чтобы я помогла ему  приобрести
несколько вечерних платьев".
   "О, это оплатит  нам  помещение  месяца  на  три  вперед,  "  -  живо
откликнулась Юджиния.
   Денни разложил салфетки. "В понедельник вечером".  Очень  хорошо.  Он
огляделся. Кабинет маленький. Окон нет. Это плохо. Если  бы  было  окно,
выходящее наружу, можно было бы просто выстрелить в спину. Хотя  Большой
Чарли говорил,  что  это  не  должно  выглядеть  убийством.  Его  взгляд
скользнул по Нив. Хороша. Классная девочка. Черт  бы  все  побрал,  ему,
действительно,  жалко  ее  убивать.  Он  пробормотал  слова  прощания  и
убрался. Их "спасибо" все  еще  звенели  у  него  в  голове.  Секретарша
заплатила  ему,  не  забыв  добавить,  как  всегда,  щедрые  чаевые.  Но
понадобится слишком  много  времени,  чтобы  по  два  бакса  собрать  до
двадцати тысяч. Так размышлял Денни, толкая тяжелую стеклянную  дверь  и
выходя на улицу.

***

   Откусывая от сэндвича, Нив набрала номер Тони Менделл в "Контемпорари
Вумен". Услышав просьбу Нив, Менделл воскликнула: "Да что происходит,  в
самом деле? Мне звонили от Джека точно с такой же просьбой . Я  сказала,
что тоже переживаю за Этель. Буду честной: я позволила Джеку  посмотреть
копии записей Этель, все-таки он ее издатель. Поэтому я не могу дать  их
тебе, но дам посмотреть статью". Она прервала благодарности Нив: "Только
я тебя  умоляю,  никому  ее  не  показывай.  Предостаточно  людей  будет
огорчено, когда она выйдет в номере".
   Через час Нив и Юджиния склонились над копией статьи  Этель.  Статья,
озаглавленная "Художники и шарлатаны от Моды",  была  полна  сарказма  и
слишком ядовита даже для Этель. Начиналась она с перечисления трех имен,
оказавших заметное влияние на моду за последние  пятьдесят  лет:  "Новый
Взгляд" Кристиана Диора в 1947 году, мини-юбки Мэри Квант в начале  60-х
и "Рифы Тихого океана" Энтони делла Сальва в 1972.
   О Диоре Этель пишет:
   "В 1947 мода находилась в состоянии упадка,  не  в  силах  отойти  от
военных образцов, что предполагало не более, чем необходимое  количество
материи, квадратные плечи, медные пуговицы. Застенчивый молодой модельер
Диор  заявил,  что  люди  хотят  забыть  все,  что  связано  с   войной.
Укороченные юбки отрицаются, как наследие времени, когда приходилось  на
всем  экономить.  Демонстрируя  свой  гений,  он,  набравшись  мужества,
поведал недоверчивому миру, что  женское  платье  будущего  удлинится  и
будет лишь на двенадцать с половиной инчей не доставать до пола.
   Это далось ему  не  так-то  легко.  Неуклюжие  калифорнийские  девицы
спотыкались  о  длинные  юбки,  входя  в  автобус,  и  чуть  не  подняли
национальное восстание против "Нового Взгляда". Но Диор отвел  их  ружья
(или ножницы), и сезон за сезоном выдавал изящную, прекрасную  одежду  -
декольте опускалось все ниже, облегающие лифы  украшались  плиссировкой,
спускающейся на узкие юбки. И его давнее предсказание было  подтверждено
позднейшим крахом мини-юбок.  Может  быть,  когда-нибудь  все  дизайнеры
придут к единому мнению, что загадка  -  очень  важный  элемент  женской
моды.
   К началу шестидесятых времена изменились. Мы не можем винить во  всем
Вьетнам или Ватикан, но волна перемен носилась в  воздухе,  и  на  сцену
вышел английский дизайнер - молодой и  дерзкий.  Это  была  Мэри  Квант,
маленькая девочка, которая ни за  что  не  хотела  становится  взрослой,
чтобы никогда-никогда  не  носить  взрослую  одежду.  Добро  пожаловать,
Мини-Юбки, свободные платьица, цветные  носки,  высокие  ботинки.  Добро
пожаловать в страну, где все выглядят юными. Когда Мэри Квант  спросили,
чем она руководствуется в своей моде, она коротко ответила: "Секс".
   К 1972 году все  было  завалено  мини-юбками.  Но  женщины,  уставшие
испытывать постоянные неудобства, доставляемые полосочкой ткани на своих
бедрах, сдали позиции и перешли на мужскую одежду.
   И вот появляется Энтони делла Сальва со своим "Видом на Тихоокеанские
рифы". Жизнь делла Сальвы началась не во дворце на одном из семи  холмов
Рима, как хотел вас  уверить  его  агент  по  рекламе,  а  на  ферме  на
Вильямсбридж-роуд в Бронксе. И  имя,  данное  ему  при  рождении  -  Сал
Эспозито. Возможно, его чувство цвета зародилось под влиянием созерцания
овощей и  фруктов,  когда  он  помогал  своему  отцу  укладывать  их  на
грузовичок и развозить по соседям, пытаясь продать. Его мать, Ангелина -
вовсе не графиня Ангелина, прославилась своей  присказкой,  которую  она
произносила неизменно плаксивым голосом: "Храни Бог твоя мама, храни Бог
твоя папа. Не возьмете ли прекрасные грейпфрутов?"
   Сал был весьма  посредственным  учеником  в  школе  имени  Христофора
Колумба (это в Бронксе, не в Италии), и потом, будучи  студентом,  также
не блистал талантами  -  просто  один  из  толпы.  Но,  как  это  иногда
случается, судьба решила проявить к нему благосклонность. Он выступил  с
коллекцией, которая сразу вознесла его на  вершину  славы:  "Виды  Рифов
Тихого Океана" - его первая и единственная оригинальная идея.
   Но что за идея! Делла Сальва  одним-единственным,  но  мощным  ударом
развернул моду  и  направил  ее  по  совершенно  новому  пути.  Те,  кто
присутствовал на первом показе в 1972 году запомнили впечатление от этой
элегантной одежды, которая,  казалось,  струилась  на  девушках-моделях:
туники со свободной расширенной линией плеча; вечерние шерстяные платья,
просторные и в то же время обрисовывающие фигуру; плиссированные рукава,
которые поблескивали и переливались разными оттенками в  зависимости  от
освещения.  А  расцветки!  Он  позаимствовал  их  прямо  у   тропических
обитателей Тихого океана, у коралловых деревьев и  водорослей.  Он  брал
рисунки у самой природы, чтобы  создать  свой  собственный  экзотический
дизайн, то необыкновенно дерзкий, то деликатно-приглушенный, как голубое
на серебре. Дизайнер, создавший "Виды Рифов Тихого океана", завоевал все
мыслимые в мире моды награды".
   На этом месте Нив облегченно рассмеялась. "Салу  понравится  то,  что
здесь написано о "Тихоокеанских рифах", - сказала она. - Но я  не  знаю,
как насчет всего остального. Он так много врал. Он убедил сам себя,  что
родился в Риме, а его мама графиня. С другой стороны, судя по тому,  что
он говорил вчера вечером, он готов  к  чему-то  подобному.  Все  кичатся
своими родителями. Сал наверняка откопает, на каком корабле  его  предки
прибыли на Эллис Айленд и закажет модель корабля".
   Сделав такой своеобразный обзор огромного периода истории моды, Этель
продолжила статью, называя имена известных в свете  дизайнеров,  которые
сами не  в  состоянии  "вдеть  нитку  в  иголку",  но  которые  нанимают
талантливых молодых людей, создающих  новые  направления.  Она  высмеяла
принятую среди дизайнеров манеру не искать привычных путей,  а  пытаться
каждые несколько лет перевернуть моду с ног на  голову,  даже  если  для
этого потребуется одеть престарелых аристократок наподобие  девочек  для
канкана, откровенно издеваясь над толстухами, которые выкладывали по 3-4
тысячи долларов за костюм, на который едва ли пошло 2 метра габардина.
   Далее Этель обращает свое жало в сторону Гордона Стюбера:
   "Пожар на швейной фабрике компании "Триангл Шортвейст"  в  1911  году
позволил широкой публике узнать о жутких  условиях  работы  на  подобных
предприятиях. Благодаря профсоюзу "Интернешнл  Лэдиз  Гармент  Воркерс",
индустрия моды стала местом, где  талантливые  люди  могут  зарабатывать
приличные деньги. Но некоторые фабрики нашли путь повысить свои  доходы,
наживаясь на беспомощных.  Новые  предприятия,  практикующие  потогонную
систему, существуют в  Южном  Бронксе  и  Лонг-Айленд  Сити.  Незаконные
иммигранты,  многие  из  которых  практически  еще  дети,  работают   за
смехотворную плату, так как не имеют Грин-карт  и  боятся  протестовать.
Королем этих фабрик является Гордон Стюбер.  Намного  больше  о  Стюбере
будет в  следующей  статье,  а  пока  запомните  это  имя.  Каждый  раз,
натягивая  на  себя  костюм,  подумайте  о  ребенке,  который  его  шил.
Возможно, он даже не наедается досыта ".
   А заканчивалась статья хвалебной одой  в  честь  Нив  Керни,  хозяйке
магазина "Нив Плейс", которая открыла всем глаза на  Гордона  Стюбера  и
которая вышвырнула из своего магазина всю его одежду.
   Нив пробежала глазами слова о себе и отложила газету. "Она держит под
прицелом всех дизайнеров! Я начинаю думать, что, может,  она  испугалась
сама себя и поспешила скрыться, пока улягутся страсти".
   "А не может ли Стюбер сейчас возбудить дело против нее и журнала?"  -
спросила Юджиния.
   "Правда - лучшая защита. Они, очевидно, хорошо  все  продумали.  Что,
действительно, убивает  меня,  так  это  то,  что  невзирая  на  все,  в
последний свой приход сюда Этель купила  один  из  его  костюмов.  Один,
который мы забыли вернуть".
   Зазвонил телефон. Через пару секунд секретарша передала:  "Нив,  тебя
мистер Кэмпбелл".
   Юджиния закатила глаза: "Посмотри  на  выражение  своего  лица".  Она
смела остатки бутербродов, бумагу и чашки  из-под  кофе  в  корзину  для
мусора.
   Нив подождала, пока за Юджинией закроется дверь и взяла  трубку.  Она
попыталась придать своему голосу непринужденность,  но  получилось,  что
она пролепетала, едва дыша: "Нив Керни".
   Джек сразу перешел к делу: "Нив, ты  не  могла  бы  со  мной  сегодня
поужинать?" Он не стал ждать, пока девушка ответит и продолжал: "Я хотел
поделиться с тобой кое-чем, что я узнал из  записей  Этель  Ламбстон  и,
может, мы смогли бы это обсудить, но если честно,  я  просто  хочу  тебя
видеть".
   Нив растерялась, она почувствовала, как быстро  забилось  ее  сердце.
Они договорились встретиться в "Карлайл" в семь часов.
   Конец дня получился неожиданно очень занятым. В четыре  Нив  вышла  в
торговый зал, чтобы помочь продавщицам. В зале были все новые лица. Одна
молодая девушка, не  старше  девятнадцати,  купила  вечернее  платье  за
четыреста долларов и за девятьсот  долларов  платье  для  коктейля.  Она
настояла на том, чтобы именно Нив помогла ей сделать выбор. "Вы  знаете,
-  сказала  она  доверительно,  -  одна  из  моих  подружек  работает  в
"Контемпорари Вумен" и она видела статью, которая  выйдет  на  следующей
неделе. В ней говорится, что вы чувствуете моду лучше,  чем  большинство
дизайнеров на 7 Авеню, и что вы никогда не дадите  людям  не  правильный
совет. Когда я рассказала об этом своей маме, она послала меня сюда".
   Два других новых покупателя рассказали  примерно  такую  же  историю.
Кто-то был знаком с кем-то, который знал кого-то, кто слышал о статье. В
половине седьмого Нив, испытывая  несказанное  облегчение,  повесила  на
дверь табличку "Закрыто". "Я склоняюсь к мысли, что нам  надо  перестать
клевать несчастную Этель, - сказала она. - Она так нас разрекламировала,
что я бы не добилась подобного, подавай  я  объявления  хоть  на  каждой
странице газеты".

***

   После  работы  по  дороге  к  Этель  Дуг  Браун  зашел  в   ближайший
супермаркет. Была половина седьмого, когда он, поворачивая ключ в замке,
услышал настойчивый звонок телефона.
   Сначала он решил не обращать на это внимание, как и делал до сих пор.
Но телефон звонил, не переставая, и Дуг заколебался.  С  одной  стороны,
Этель не любит, чтобы подходили к телефону в ее отсутствие, но с  другой
стороны,  ее  нет  уже  неделю.  Может,  это  именно  она  пытается  ему
дозвониться.
   Он отнес купленные продукты на кухню, и в конце концов поднял трубку.
"Алло?"
   Голос был невнятный и резкий. "Могу я поговорить с Этель Ламбстон?"
   "Ее нет. Я ее племянник, если хотите, можете передать ей через меня".
   "Да, хочу. Скажи Этель, что ее бывший назанимал кучу денег у не очень
хороших людей, и не отдает долг, потому  что  платит  ей.  Если  она  не
оставит Симуса в покое, они будут вынуждены ей кое-что объяснить. И  еще
скажи своей тете, что ей будет не до смеха, если придется печатать  свои
книжонки с переломанными пальцами".
   Послышался щелчок и линия разъединилась.
   Дуг бросил трубку на рычаг и упал на диван. Он  почувствовал,  как  у
него взмок лоб и подмышки. Он сжал руки, чтобы сдержать дрожь.
   Что бы это все значило? Что это за звонок - угроза или  розыгрыш?  Он
не мог не обращать на него внимания. Но не звонить  же  в  полицию,  они
начнут задавать вопросы.
   Нив Керни!
   Она  единственная,  кто  волнуется  об  Этель.  Вот  кому  он   может
рассказать  про  звонок.  Он  просто  испуганный  родственник,   который
переживает и ищет совета. Да, неважно, это  кто-то  пошутил  или  сказал
всерьез, он должен защитить себя.

***

   Юджиния  запирала  витрины  с  ювелирными  изделиями,  когда   внутри
магазина зазвонил телефон. Девушка взяла трубку. "Это тебя, Нив.  Чей-то
ужасно расстроенный голос".
   Майлс! Новый сердечный приступ! Нив подскочила к телефону: "Да?"
   Это был Дуглас Браун, племянник Этель Ламбстон. В голосе  не  было  и
следа прежнего сарказма. "Мисс Керни, вы имеете представление, где может
находиться моя  тетушка?  Я  только  вернулся  с  работы,  как  зазвонил
телефон. Какой-то мужчина велел  мне  предупредить  ее,  что  Симус,  ее
бывший муж, задолжал кучу денег и  не  может  отдать  долг,  потому  что
платит ей. И, если она не оставит Симуса в покое, то они ее проучат.  Он
сказал, что ей придется худо, когда ей надо будет печатать с поломанными
пальцами!"
   Дуглас Браун едва не плакал.  "Мисс  Керни,  мы  должны  предупредить
Этель".

***

   Когда  Дуг  повесил  трубку,  он  уже  был  уверен,  что  сделал  все
правильно. По совету дочери бывшего комиссара он может теперь  позвонить
в полицию и заявить, что подвергся угрозам. В  глазах  копов  он  теперь
друг семьи Керни.
   Он собрался набрать номер полиции, но в это  время  телефон  зазвонил
снова. На этот раз он поднял трубку без колебаний.
   Это звонили ему. Из полиции.

***

   Майлс Керни размышлял, куда бы ему уйти в пятницу, чтобы не  путаться
под ногами Луп, женщины, которая  много  лет  приходила  к  ним  убирать
квартиру. Она мыла и натирала, чистила и пылесосила весь день.
   Когда та вошла, захватив снизу почту, Майлс ретировался в гостиную. В
одном из писем  его  поторапливали  с  решением  относительно  должности
начальника Отдела по борьбе с наркотиками.
   Майлс  почувствовал,  как  его  всего  встряхнуло   от   возбуждения.
Шестьдесят восемь, еще не такой старый. И  есть  возможность  с  головой
уйти в работу, которой  ему  так  не  хватает.  Нив.  "Я  перекормил  ее
рассказами о любви с первого взгляда, -  рассуждал  он  про  себя.  -  У
большинства людей этого не бывает. Когда я не буду постоянно у  нее  под
боком, она быстрее приспособится к реальному миру".
   Он откинулся в кресле, старом удобном кожаном кресле,  простоявшем  в
его в рабочем кабинете шестнадцать  лет  -  все  то  время,  которое  он
прослужил в должности комиссара. "Как раз по моей заднице, - подумал он.
- Если уеду в Вашингтон, заберу его с собой".
   В прихожей было слышно, как  жужжит  пылесос.  "Не  хочу  целый  день
слушать это". Не раздумывая долго, он набрал свой старый рабочий  номер,
кабинет комиссара полиции,  назвал  себя  секретарю  Херба  Шварца  и  в
следующую секунду услышал его самого.
   "Майлс! Какими судьбами?"
   "Мой первый вопрос, - отозвался Майлс, - Как Тони Витале?" Он говорил
и мысленно представлял себе Херба: невысокого роста, узкий  в  кости,  с
умными проницательными глазами.  Херб  обладал  огромным  интеллектом  и
способностью охватить мысленно всю картину целиком и увидеть самую суть.
Но что являлось самым главным для Майлса, он был по-настоящему преданным
другом.
   "До сих пор нет никакой  уверенности.  Они  бросили  его  умирать  и,
поверь мне, они знали, что делали. Но парень потрясающий. Вопреки  всему
доктор говорит, что есть  шансы.  Я  собираюсь  его  навестить  попозже.
Хочешь, пойдем вместе?"
   Они договорились встретиться во время ланча.

***

   Поедая  бутерброды  с  холодной  индюшатиной  в  баре  неподалеку  от
госпиталя Св.  Винсента,  Херб  вкратце  рассказал  Майлсу,  как  прошли
похороны Никки Сепетти. "Там были мы. Там было ФБР.  Там  были  люди  из
прокуратуры. Но я не знаю, Майлс, я думаю, что, даже если бы Никки и  не
призвали туда, наверх, он все равно уже был вчерашний  день.  Семнадцать
лет - это слишком  много,  нельзя  так  долго  оставаться  за  пределами
событий. Весь мир переменился  за  это  время.  Разве  раньше  гангстеры
прикасались к наркотикам? А сейчас они просто купаются в них. Мир  Никки
перестал существовать. И если бы он не умер, они все равно не  допустили
бы его к делам".
   После ланча они зашли в реанимационное отделение госпиталя.