его   последними   двумя   крупными
коллекциями, но не переставая,  нахваливали  мужскую  одежду  Сала.  Да,
разумеется, настоящую победу в этой  игре  приносят  сенсации  именно  в
женской одежде. Но в конце концов не так уж важно, что они  говорят  или
не говорят по поводу его работ, все равно они отзываются о  нем,  как  о
большом художнике, как о законодателе моды двадцатого века  -  создателе
"Рифов Тихого океана".

***

   Сал вспомнил тот день два месяца назад, когда Этель пришла к  нему  в
офис, вспомнил ее нервный  болтливый  рот,  привычку  произносить  слова
скороговоркой,  вслушиваться  в  которую  было  сущим  наказанием.  "Это
гениально, " - изрекла она, указав на настенную роспись на тему "Рифов".
   "Даже таким пронырам-журналистам, как ты, понятна истинная красота, "
- отбрил он ее, и они оба засмеялись.
   "Давай отставим в сторону церемонии, принятые в  римских  дворцах,  -
начала она. - Вы, ребята, никак не хотите понять, что  все  эти  липовые
заявления о благородном происхождении уже не в  моде.  Это  мир  "Бургер
Кинга". Человек из низов - вот что сейчас становится популярным. Я делаю
тебе одолжение, что рассказываю людям о том, что ты выходец из Бронкса".
   "Сейчас на 7 Авеню людей из Бронкса больше, чем  мусора  под  ковром.
Мне нечего стесняться".
   Сал смотрел, как гроб  с  телом  Никки  Сепетти  сносят  по  ступеням
собора. "Достаточно, " - подумал он, потянувшись к выключателю,  но  как
раз в это время вдова Никки схватила микрофон и заявила,  что  Никки  не
имеет никакого отношения к убийству Ренаты.
   Какое-то время Сал сидел, не двигаясь. Он был уверен, что Майлс  тоже
смотрит передачу и, предполагая, как тот должен себя сейчас чувствовать,
решил позвонить ему. У Сала отлегло от сердца, когда  он  услышал  голос
Майлса, который звучал совершенно обыденно: да, он видел  этот  номер  в
программе похорон.
   "Он, как ребенок, надеялся, что ему поверят, - предположил Сал. - Эта
еще та парочка, просто им не хочется, чтобы  внуки  были  в  курсе,  что
портрет дедули красуется в папках уголовной полиции".
   "Да, очевидно, так, - сказал Майлс. - Хотя  сказать  по  правде,  мне
кажется, что признание на смертном одре для того, чтобы облегчить  душу,
больше в стиле Никки". Какое-то время он помолчал. "Мне надо собираться.
Скоро придет Нив, ей  предстоит  неприятная  процедура:  надо  осмотреть
одежду Этель, чтобы определить, из ее ли она магазина".
   "Я надеюсь, нет, - ответил Сал. - Нив ни к чему такая реклама.  Скажи
ей, чтобы она была осторожной, а то станут болтать, что  в  этой  одежде
людей находят мертвыми. Вся эта ерунда может плохо повлиять на репутацию
бизнеса".

***

   В три часа Джек Кэмпбелл стоял у дверей квартиры  16-Б  в  Шваб-Хаус.
Вернувшись из магазина, Нив сняла свой синий костюм от Адель  Симпсон  и
одела короткий красный с черным вязаный в резинку свитер и брюки. Серьги
в виде  масок  трагедии  и  комедии,  сделанные  из  оникса  и  граната,
подчеркивали эффект наряда в стиле "Арлекин".
   "Ее Величество шахматная доска, " - сухо заметил Майлс, пожимая Джеку
руку.
   Нив пожала плечами. "Майлс, знаешь что? Меня совсем не радует то, что
нам предстоит сделать, но я уверена, что Этель  понравилось  бы,  что  я
пришла в новом костюме поговорить об одежде, в которой  она  умерла.  Ты
даже не  можешь  себе  представить,  какое  удовольствие  ей  доставляли
тряпки".
   Гостиная  была  освещена  последними  лучами  солнца.  На  этот   раз
сеноптики  попали  в  точку  -  над  Гудзоном  собирались   тучи.   Джек
осмотрелся, замечая то, что не увидел  вчера.  Слева  от  камина  висела
прекрасная картина с изображением холмов Тосканы. Рядом - взятая в рамку
фотография красивой темноволосой молодой женщины с  двухлетней  малышкой
на руках. Он подумал, насколько, должно быть,  тяжело  потерять  любимую
женщину. Невозможно представить.
   Он обратил внимание на выражение лиц у Нив и ее отца;  сходство  было
настолько поразительным, что ему захотелось улыбнуться.  Он  понял,  что
все эти споры о моде являлись  продолжением  споров,  начатых  ранее,  и
разговор еще не закончен. Он отошел к окну, где  на  подоконнике  лежала
книга, очевидно, чтобы быстрее высохнуть на солнце.
   Майлс сварил свежий кофе и разлил его в изящные  фарфоровые  чашечки.
"Нив, послушай, что я тебе хочу сказать, - сказал  он.  -  Твоя  подруга
Этель, которая тратила на свои экстравагантные туалеты огромные  деньги,
в данный момент лежит в морге в чем мать родила с одной лишь  биркой  на
ноге".
   "Также, как мама?" - спросила Нив, голос у нее стал низким  и  дрожал
от негодования. Но она тут же бросилась к  отцу  на  грудь:  "О,  Майлс,
прости меня, я говорю совершенно недопустимые вещи".
   Майлс застыл с чашкой кофе в руках. "Да, -  сказал  он  после  долгой
паузы. - Точно так, как лежала твоя  мама.  Мы  оба  говорим  совершенно
недопустимые вещи".
   Он повернулся к Джеку. "Простите нам  эти  семейные  перебранки.  Моя
дочь  к  сожалению  и  к   счастью   унаследовала   смесь   итальянского
темперамента и ирландской ранимости. Я лично никогда не мог понять,  как
могут женщины так  серъезно  относиться  к  вопросу  одежды.  Моя  мама,
царство  ей  небесное,  все,  что  ей  было   необходимо,   покупала   в
"Александерс" на Фордхэм-роуд. Она целые дни ходила в домашних  платьях,
только на  воскресную  службу  в  церковь  и  на  вечера  в  полицейском
"Гли-Клаб"  она  одевала  цветные   платья,   купленные   опять   же   в
"Александерс". А мы с  Нив,  также  как  в  свое  время  с  ее  матерью,
постоянно обсуждаем эту тему".
   "Я заметил  это".  Джек  взял  чашечку  с  подноса,  протянутого  ему
Майлсом. "Приятно, что кто-то еще пьет также много кофе, " - заметил он.
   "Сейчас более кстати было бы  виски  или  стаканчик  вина,  -  сказал
Майлс. - Но мы это сделаем позже.  У  меня  есть  бутылочка  прекрасного
бургундского,  которую  я  несмотря  на  запреты  врача  приберегаю  для
подходящего часа". Он  подошел  к  книжному  стеллажу,  в  нижней  части
которого было специальное отделение для винных бутылок, и достал одну.
   "Раньше я не находил особого различия между винами,  -  сказал  Майлс
Джеку. - Но у моего тестя был настоящий винный погреб, и Рената  выросла
в доме, где понимали в этом толк. Она  и  меня  научила  ценить  хорошее
вино. Она вообще открыла для меня многие  вещи".  Он  указал  на  книгу,
лежащую на подоконнике: "Это ее. Мы случайно  залили  ее  кофе.  Как  вы
думаете, можно как-то ее реставрировать?"

***

   Джек взял книгу в руки. "Какая жалость.  Эти  рисунки,  должно  быть,
очень хороши. У вас есть увеличительное стекло?"
   "Где-то есть".
   Нив отыскала лупу на столе у Майлса. Они стояли и смотрели, как  Джек
изучал свернувшиеся, покрытые пятнами  странички.  "Рисунки  не  слишком
повреждены, - сказал он. - Вот что: я порасспрашиваю своих людей, может,
они мне порекомендуют толкового реставратора". Он передал увеличительное
стекло Майлсу. "Кстати, не очень хорошо держать книгу на солнце".
   Майлс положил лупу и книгу на стол. "Я буду  вам  очень  признателен,
если что-то удастся сделать. А сейчас нам пора двигаться".

***

   Все трое разместились на передних  сиденьях  шестиместного  лимузина,
машину вел Майлс. Джек Кэмпбелл непринужденно  положил  руку  на  спинку
кресла, где сидела Нив. Она изо всех сил старалась этого не  замечать  и
не коснуться его руки, когда машина круто сворачивала с Генри  Гудзон  -
парквэй на мост Джорджа Вашингтона.
   Джек дотронулся до плеча Нив: "Не нервничай, -  сказал  он.  -  Я  не
кусаюсь".

***

   Контору окружной прокуратуры в Рокленде ничто  не  отличало  от  всех
остальных подобных контор по  всей  стране:  теснота,  старая  неудобная
мебель, столы и шкафы завалены папками, в  комнатах  чересчур  жарко,  а
там, где окна были открыты, гуляли резкие сквозняки.
   Два следователя из отдела убийств уже ждали их. От Нив  не  укрылось,
что что-то произошло с Майлсом, как только они вошли  в  помещение.  Его
челюсти сжались, он даже стал как будто выше ростом, а в глазах  зажегся
синий огонек. "Он попал в свою стихию, - шепнула Нив Джеку.  -  Даже  не
знаю, как он выдержал без работы весь этот год".
   "Окружной прокурор хотел бы увидеться с вами, сэр".  Детективы  и  не
скрывали  своего  преклонения  перед  столь  заслуженным   и   уважаемым
Нью-Йоркским комиссаром.
   Окружным  прокурором  оказалась  привлекательная  женщина  не   более
тридцати шести  -  тридцати  семи  лет  по  имени  Мира  Брэдли.  Нив  с
удовольствием наблюдала, как вытягивается от изумления лицо Майлса.  "Ну
какой же ты все-таки женоненавистник! - подумала она. - Вспомни, как  ты
вычеркнул ее имя на выборах в прошлом году".
   Прокурору представили Джека и Нив, она махнула  им  рукой,  приглашая
сесть и сразу перешла к делу. "Нами установлено, - сказала  она,  -  что
тело было перенесено. Откуда - мы не знаем. Но  не  исключено,  что  она
могла быть убита и там же, в парке, в пяти футах от того места, где была
найдена. В этом случае формальность требует,  чтобы  мы  взяли  дело  на
себя".
   Брэдли указала на папку на столе.  "Согласно  медицинской  экспертизе
смерть  наступила  в  результате  сильного  удара,  нанесенного   острым
предметом, который перерезал яремную вену на шее и повредил  дыхательное
горло. Возможно, она сопротивлялась, так как ее челюсть была сине-черная
от кровоподтеков, а на подбородке имеется  порез.  Я  могу  добавить  от
себя, что это просто чудо, что до нее не добрались звери. Видимо, потому
что она была основательно завалена камнями. Не  предполагалось,  что  ее
найдут; видно, что место тайника тщательно продумано".
   "То есть, вы ищете того, кто знаком с этой  местностью,  "  -  сказал
Майлс.
   "Именно так. Мы не можем точно установить время смерти, но по  словам
ее племянника она должна была  встретиться  с  ним  в  прошлую  пятницу,
восемь дней назад. Тело отлично сохранилось. Мы сверились с  прогнозами,
холода наступили девять дней назад, то есть  в  прошлый  четверг.  Итак,
если Этель Ламбстон умерла в четверг или пятницу и была  спрятана  сразу
после убийства, это объясняет то, что тело едва начало разлагаться".
   Нив сидела справа от стола прокурора, а кресло  Джека  стояло  рядом.
Нив вздрогнула, когда его рука легла на спинку ее  кресла.  "Если  бы  я
помнила о Дне рождения Этель". Она пыталась отогнать от себя эту мысль и
сосредоточиться на том, что говорила Брэдли.
   "... Этель Ламбстон могла быть не обнаружена еще много месяцев, тогда
идентификация была бы крайне затруднена. Все было запланировано так, что
ее могли не найти. И не могли идентифицировать. На ней не  было  никаких
украшений, при ней не обнаружено никакой сумочки или  кошелька".  Брэдли
повернулась к Нив: "Та одежда, которую вы продаете, всегда имеет нашитые
ярлыки?"
   "Конечно".
   "Все ярлычки на вещах миссис Ламстон  срезаны".  Прокурор  поднялась.
"Если вы не возражаете, мисс Керни, просмотрите сейчас одежду".
   Они  прошли  в  соседнюю  комнату.  Один   из   следователей   принес
пластиковые пакеты с измятой и запачканной одеждой. Нив  наблюдала,  как
из мешков вынимают содержимое; в одном из них был гарнитур  -  кружевные
трусики и заляпанный кровью бюстгальтер,  а  также  колготки  с  большой
дыркой на правой ноге. Кожаные синие туфли-лодочки на невысоком  каблуке
были  связаны  вместе  шнурком.  Нив  вспомнила,  как  Этель  гордилась,
демонстрируя специальные подставки для обуви в виде веток дерева в своем
знаменитом шкафу.
   Во втором пакете лежал костюм-тройка: белый шерстяной жакет с  синими
манжетами и воротником, белая юбка и белая блузка с синей отделкой.  Все
три вещи тоже были запачканы кровью и грязью. Нив почувствовала, как  на
ее плечо легла рука Майлса. Она внимательно изучала одежду, но не  могла
понять, в чем дело. Что-то было не так, что-то, что делало  произошедшее
и с этой женщиной и с этой одеждой еще более  чудовищным.  Нив  услышала
обращенный к ней вопрос: "Это та одежда, которая  исчезла  из  гардероба
Этель Ламбстон?"
   "Да".
   "Эта одежда куплена в вашем магазине?"
   "Да, как раз на праздники". Нив взглянула на  Майлса:  "Помнишь,  она
была в этом костюме у нас в гостях?"
   "Нет".
   Нив говорила медленно. Ей казалось,  что  время  остановилось.  Перед
глазами встала картина: она у себя дома, они устраивают  свой  ежегодный
Рождественский коктейль. Этель прекрасно выглядит в сине-белом  костюме,
который так идет к ее  темно-синим  глазам  и  светлым  волосам.  Многие
делают ей  комплименты.  Это  уже  потом  Этель  обрушилась  на  Майлса,
тараторя без умолку ему в самое ухо  так,  что  бедолаге  пришлось  весь
оставшийся вечер прятаться от нее...
   Что-то еще она не может вспомнить. Что? "Она  купила  этот  костюм  в
самом начале декабря. Это "Ренардо" - одна из дочерних компаний  "Гордон
Стюбер Текстайлс". Что-то все время ускользает от ее сознания. "Она была
в пальто?"
   "Нет". Прокурор кивнула следователям, и те начали  складывать  одежду
снова в пакеты. "Комиссар  Шварц  говорил,  что  вы  начали  волноваться
именно тогда, когда обнаружили все ее зимние вещи, висящими в шкафу.  Но
разве она не могла купить себе пальто где-нибудь в другом месте?"
   Нив поднялась. В комнате чувствовался сильный запах антисептика.  Она
не будет сейчас доказывать, что Этель не могла больше нигде купить  себе
пальто, это глупо. "Мне бы хотелось еще раз осмотреть гардероб Этель,  -
сказала она. - У меня есть все чеки ее  покупок  и  я  смогу  совершенно
определенно сказать вам, что именно пропало".
   "Было бы очень хорошо получить возможно более подробный  список.  Она
обычно носила драгоценности?"
   "Да. Золотую брошь с бриллиантами, такие же серьги.  Широкий  золотой
браслет. Еще она всегда надевала несколько колец с бриллиантами".
   "На ней не было украшений. Возможно в данном случае мы имеем  дело  с
простым ограблением".
   Выходя из комнаты, Джек взял Нив за руку. "Ты в порядке?"
   Нив покачала головой: "Что-то я упустила".
   Один из следователей услышал ее слова. Он протянул Нив свою  визитную
карточку: "Звоните мне в любое время".
   Они подошли к выходу. Майлс шел впереди, разговаривая с Мирой Брэдли.
Его седая шевелюра на целую голову возвышалась над ее головкой  с  прямо
остриженными каштановыми волосами. В  прошлом  году  кашемировое  пальто
буквально висело на нем, после операции он сильно сдал и даже как  будто
стал меньше. Сейчас же пальто снова ловко сидело на его широких  плечах.
К нему вернулась его уверенная походка, и вообще чувствовалось, что он в
своей стихии. Работа в полиции была как раз тем, что наполняло его жизнь
смыслом. Нив готова  была  молиться,  чтобы  ничто  не  помешало  Майлсу
приступить к работе в Вашингтоне.
   "Пока он работает, он проживет до ста  лет,  "  -  подумала  она.  Ей
пришла на ум забавная поговорка: "Хочешь счастливо прожить  один  год  -
выиграй в лотерею, хочешь прожить счастливо всю жизнь - занимайся делом,
которое тебе по душе".
   Любовь к своей работе и поддержала Майлса после смерти мамы.
   А сейчас погибла Этель Ламбстон.
   Следователи  остались  укладывать  в  пакеты  одежду,  которая  стала
саваном для Этель. Нив предстоит еще раз увидеть эту одежду на  суде,  в
последний раз...
   Майлс прав: глупо было с ее стороны одеваться  как  шахматная  доска,
еще эти идиотские серьги, которые весело позвякивали, совсем неуместно в
таком мрачном месте. Слава Богу, Нив не снимала черный плащ,  скрывающий
ее экстравагантный костюм. Погибла женщина.  Не  очень  легкий  человек,
нельзя сказать, чтобы она пользовалась всеобщей любовью. Но очень  умная
женщина, которая, как это ей казалось, любой  ценой  отстаивала  правду,
женщина, которой хотелось хорошо выглядеть, но у которой не  хватало  ни
времени, ни вкуса следить за модой.
   Мода. Вот в чем дело. Что-то не так в  том  наряде,  который  выбрала
Этель...
   Дрожь прошла по ее телу. Даже Джек это почувствовал. Он взял Нив  под
руку. "Ты была привязана к ней?" - спросил он.
   "Больше, чем мне казалось".
   Их шаги по мраморному полу эхом отдавались в длинном коридоре. Мрамор
был старый, местами побитый, трещины тянулись  по  нему,  как  вены  под
кожей.
   Яремная вена на горле Этель. У нее такая тонкая шея. Но  без  морщин.
Все-таки почти шестьдесят, большинство женщин начинают находить  у  себя
приметы возраста. "Шея стареет первая". Нив вспомнила эти слова  Ренаты,
когда  поставщики  пытались  ее   уговорить   купить   у   них   глубоко
декольтированные  платья,  по  размеру  подходящие  не  слишком  молодым
женщинам.
   Они были у входа в здание суда. Прокурор и Майлс пришли к заключению,
что Манхэттен и Роклэнд должны тесно сотрудничать в этом  расследовании.
Майлс сказал: "Я не имею права  слишком  залезать  в  это  дело.  Тяжело
каждый раз сознавать, что от  меня  уже  больше  ничего  не  зависит  на
Площади полиции".
   Нив хотела о чем-то попросить  и  подыскивала  слова,  чтобы  это  не
прозвучало смешно. "Я думаю..." Окружной прокурор, Майлс и  Джек  ждали.
Она начала снова: "Я подумала, что, если бы вы мне позволили  поговорить
с женщиной, которая нашла Этель. Я не знаю зачем, но я чувствую, что мне
надо с ней поговорить". Нив проглотила комок, стоявший у нее в горле.
   Все уставились на нее. "Миссис Конвей составила  подробнейший  отчет.
Если хотите, вы можете на него взглянуть".
   "Мне бы хотелось поговорить". "Зачем они спрашивают, - упрямо  думала
Нив. - Я просто должна".
   "Моя дочь помогла в опознании  Этель  Ламбстон,  -  сказал  Майлс.  -
Почему бы ей не разрешить поговорить со свидетельницей?"
   Он уже раскрыл дверь и Мира Брэдли поежилась от  резкого  апрельского
ветра. "Это больше похоже на март, - заметила она. - В принципе  у  меня
нет возражений. Мы можем позвонить миссис Конвей и узнать, дома ли  она.
Нам кажется, что она рассказала все, что увидела, но, кто  знает,  может
еще что-нибудь всплывет. Подождите минутку".
   Очень скоро она вернулась. "Миссис Конвей  дома.  Она  совершенно  не
против поговорить с вами. Вот ее адрес и описание, как к  ней  доехать".
Она улыбнулась Майлсу - улыбка двух профессиональных  копов.  "Если  она
вдруг вспомнит что-нибудь, что  может  пролить  свет  на  убийцу,  сразу
позвоните, хорошо?"

***

   В библиотеке Китти Конвей горел камин, синие на концах язычки пламени
облизывали пирамидку  из  раскаленных  поленьев.  "Если  станет  слишком
жарко, скажите, - сказала она извиняющимся тоном. - С  тех  пор,  как  я
коснулась руки этой несчастной женщины, меня все время знобит, никак  не
могу согреться". Она замолчала, смутившись, но в  глазах  трех  человек,
смотревших на нее, читалось понимание.
   Эти люди нравились Китти. Нив Керни. Более, чем красива.  Интересное,
умное лицо, темно-карие глаза резко выделяются на молочно-белой коже. Но
выглядит возбужденной, зрачки глаз просто огромные. Совершенно очевидно,
что этот молодой человек, Джек Кэмпбелл, к ней  неравнодушен.  Когда  он
помогал снять ей плащ, Китти услышала, как он сказал:  "Ты  до  сих  пор
дрожишь".
   Китти почувствовала внезапный прилив грусти. Ее сын чем-то  похож  на
Джека Кэмпбелла:  такого  же  роста,  тоже  широкоплечий  и  подтянутый,
сильный, умное лицо. Она вдруг резко ощутила,  что  между  ней  и  сыном
лежит полмира.
   Майлс Керни. Когда ей позвонила окружной прокурор, Китти сразу поняла
о ком идет речь. Несколько лет подряд его  имя  не  сходило  со  страниц
прессы. Пару раз она видела его, когда они с Майклом обедали  в  "Ниарис
Паб" в восточной части 57-ой улицы. Она читала о его инфаркте и  о  том,
что он вышел в отставку. Но сейчас он выглядел очень  неплохо  -  весьма
симпатичный ирландец.
   Китти подумала, что, слава Богу, сообразила  снять  джинсы  и  старый
просторный свитер и одеть  шелковую  блузку  и  свободные  брюки.  Гости
отказались что-нибудь выпить, и Китти