освежить  свои  воспоминания.  В
агентстве по недвижимости моему человеку сообщили, что вы там.
   С этими словами мистер Кондукис запустил два пальца в нагрудный карман, и
Перигрин увидел свою карточку. Она показалась ему чудовищно неопрятной.
   - Вы.., вы собираетесь снести театр? - спросил он  нарочито  бесстрастным
голосом, что прозвучало ужасно  фальшиво,  и  сделал  глоток  рома.  Напиток
оказался очень крепким.
   - Вам не нравится эта идея, - заметил  мистер  Кондукис  скорее  в  форме
утверждения, чем вопроса. - Есть ли тому иная причина, кроме общего интереса
к подобным зданиям?
   Если бы Перигрин был абсолютно трезв и одет  в  собственный  костюм,  он,
скорее всего пробормотав нечто  неубедительное,  поспешил  бы  покинуть  мир
мистера Кондукиса. Однако он был вырван из привычного окружения и даже лишен
привычной одежды.
   Мистер Джей начал вдохновенную речь. Он говорил о том, как выглядел театр
после всех нововведений мистера Адольфуса Руби. Он описал посетившее его  за
миг  до  падения  в  люк  видение  чистого,  сверкающего   огнями,   полного
взволнованной публики зала. Он упомянул, что здание  -  последний  шедевр  в
своем роде и так хорошо оборудовано неожиданно большой  сценой,  что  в  нем
можно ставить любые спектакли.
   Он забыл и о мистере Кондукисе, и о бокале с ромом. Речь лилась красиво и
свободно.
   - Только подумайте, что значило бы устроить сезон шекспировских  комедий!
- восклицал Перигрин. - Представьте, как выглядели бы  там  "Усилия  любви"!
Может быть, даже баржа.., да, например, "Серый дельфин",  который  доставлял
бы зрителей в театр по воде. А перед началом представления на башне  взмывал
бы флаг с таким хитрым-прехитрым дельфином.., и легкая, изящная, искрометная
игра!.. О! От нее захватывает дух! Ничего  подобного  не  бывает  никогда  -
никогда! - на пьесах других авторов.
   Мистер Джей метался по библиотеке мистера Кондукиса,  бросая  взгляды  на
тисненые переплеты и картины, но  не  видя  их.  Он  размахивал  руками.  Он
кричал.
   - Ну разве это не бесподобная мысль?! Лондон не знал такого рода зрелищ с
тех самых пор, как Бурбаже перевел в Саутвок первый театр!
   Тут Перигрин обнаружил, что очутился рядом со своим бокалом, и сделал еще
глоток.
   - И заметьте себе, что все это - не пустые  фантазии,  не  чириканье,  не
попурри. Ни в коем случае! Это просто классный театр,  который  занят  своим
делом и делает его, невзирая на пресловутые Методы,  Движения,  Направления,
Периоды и прочую галиматью. Учтите это.
   - Если я правильно вас понимаю, вы имеете в  виду  Шекспира?  -  раздался
голос мистера Кондукиса.
   - Ну конечно же! - воскликнул Перигрин, и только тут до него вдруг дошло,
что он не один в комнате.
   - О, Боже! - выдохнул он.
   - Что-то не так?
   - Боюсь, сэр, я слегка навеселе. То есть не совсем, но вел себя несколько
несдержанно. Прошу прощения. Думаю, мне пора уходить. Разумеется, при первой
же возможности я верну все вещи, которые вы так любезно  мне  одолжили.  Еще
раз прошу прощения и...
   - Чем вы занимаетесь в театре?
   - Постановками. Кроме того, я написал две пьесы.
   - Я ничего не знаю о театре, -  веско  произнес  мистер  Кондукис.  -  Вы
пользуетесь успехом?
   - Пожалуй, да, сэр. Полагаю, что так. Конечно, театр - это джунгли, но я,
смею надеяться, ориентируюсь в них. Последние три месяца у меня  было  ровно
столько работы, сколько я мог на себя взвалить, и мой авторитет в этом мире,
как я льщу себе, растет. До свидания, сэр.
   С этими словами Перигрин протянул руку, но мистер  Кондукис  попятился  с
выражением, весьма похожим на ужас.
   - Прежде чем вы уйдете, - сказал он, - я хочу  показать  вам  одну  вещь,
которая, возможно, вас заинтересует. Вы можете уделить мне еще пару минут?
   - Конечно.
   - Она здесь, - пробормотал мистер Кондукис,  направляясь  к  бюро.  Более
изысканного предмета меблировки Перигрин еще в жизни не видел. Он последовал
за хозяином и посмотрел, как тот открывает полированный ящик с  превосходной
инкрустацией.
   - До чего красиво!
   - Красиво? - повторил Кондукис. - Вы имеете в виду бюро? Мне его нашли. Я
ничего не понимаю в такого рода вещах и хотел показать вам  совсем  не  это.
Взгляните лучше сюда. Давайте только перейдем к столу.
   Он извлек из ящика маленькую  деревянную  шкатулку  викторианской  эпохи,
очень  потертую,  в  пятнах  и,  как  показалось  Перигрину,   не   особенно
оригинальную. Она походила на детскую вещичку. Мистер Кондукис положил ее на
стол и жестом предложил  своему  гостю  занять  за  ним  единственный  стул.
Перигрин чувствовал себя так, словно попал в чужой сон. "Но я в  порядке,  -
подумал он. - Я не пьян. Просто я очутился в том  прискорбном,  но  завидном
положении, когда все происходящее оборачивается во благо".
   Он уселся, и мистер Кондукис, не сделав попытки подойти  поближе,  открыл
шкатулку, нажал холеным пальцем на  дно  и  вытащил  его,  обнажив  потайное
отделение. Тайник был вполне обычным  для  викторианских  шкатулок,  поэтому
Перигрин не знал, стоит ли ему удивляться. В  открывшемся  углублении  лежал
узенький плоский  сверток.  Что-то  небольшое  было  завернуто  в  выцветший
светло-коричневый шелк  и  перевязано  кусочком  потрепанной  ленты.  Мистер
Кондукис взял со стола нож для разрезания бумаги.
   "Все, что у него есть, - подумал Перигрин, - представляет собой  музейную
ценность. Это, должно быть, ужасно обременительно".
   Его хозяин, воспользовавшись ножом  как  лопаточкой,  подцепил  маленький
шелковый сверток и  жестом  официанта,  раскладывающего  по  тарелкам  куски
торта, подал его Перигрину.
   Сверточек соскользнул с лезвия, а вместе с ним на  стол  упала  выцветшая
карточка, на которой он лежал. Перигрин, который не знал хорошенько, на  что
обратить внимание, разглядел, что это была карта с  меню,  помеченная  датой
шестилетней давности и  озаглавленная:  "Яхта  "Каллиопа".  Из  Виллифранса.
Гала-ужин". Его глаза остановились на витиеватой  росписи,  закрывшей  собою
чьи-то другие, но тут холеная белая рука быстро прикрыла и убрала карточку.
   - Это пустяки, - пояснил мистер Кондукис. - Это не имеет значения.
   Он подошел  к  камину.  Взметнулся  красноватый  язычок  пламени.  Мистер
Кондукис вернулся.
   -  Вас  может  заинтересовать   содержимое   свертка.   Разверните   его,
пожалуйста.
   Перигрин с готовностью потянул за концы ленты и развернул шелк.
   Его взору предстала перчатка.
   Детская перчатка. В  пятнах,  будто  от  воды,  она  была  цвета  старого
пергамента и вся покрыта мелкими морщинками, как старое, очень старое  лицо.
Вся ее поверхность была расшита золотисто-алыми розами. Очень тонкая работа.
Отворот отделан золотой тесьмой, теперь потемневшей и  местами  обтрепанной.
Перигрину не доводилось видеть ничего более трогательного, чем  эта  детская
перчатка.
   Под ней лежали два сложенных листка бумаги, тоже сильно выцветшие.
   - Прочтите, - предложил мистер Кондукис и вернулся к камину.
   На ощупь перчатка  оказалась  необычайно  нежной.  "Шевроновая,  -  решил
Перигрин. - Только не стала ли она ломкой от древности?" Нет, не стала.  Она
подалась под кончиками его пальцев  с  почти  сверхъестественной  мягкостью,
словно ее только что сняли с руки. Перигрин  осторожно  вытянул  из-под  нее
листки. Они были сломаны вдоль сгиба, сильно пожелтели и выцвели. Едва дыша,
Перигрин развернул тот, что  побольше.  Он  лежал  перед  ним  в  виде  двух
половинок. Перигрин собрался с духом и стал читать:

   "Эта  перчатка  и  приложенная  к  ней   записка   были   переданы   моей
прапрабабушке ее лучшей подругой миссис Дж. Харт. Моя дорогая бабушка всегда
повторяла, что она принадлежала Поэту. Особого внимания заслуживает метка на
изнаночной стороне отворота.
   М.Э. 23 апреля 1830".

   Приложенная записка оказалась всего лишь полоской бумаги. Строчки  сильно
выцвели и были настолько стерты, что в первый момент Перигрин  принял  буквы
за иероглифы, в которых ему никогда не разобраться. Затем ему  почудилось  в
них что-то знакомое, и постепенно сложились слова. В комнате  стояла  полная
тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня в камине.  Кто-то  прошел  через
покой, расположенный над  библиотекой.  Перигрин  слышал  стук  собственного
сердца.
   Он прочел:

   "Сделаны моим отцом для моего сына на его XI день рождения, но никогда не
носились бедным мальчиком".

   Перигрин, словно погруженный в транс, смотрел на  перчатку  и  документы,
затем взял нож, оставленный мистером Кондукисом на столе, аккуратно коснулся
лезвием слоновой кости перчатки и чрезвычайно  медленно  приподнял  отворот.
Метка состояла из двух букв, написанных тем же корявым почерком: ГШ.
   - Откуда... - услышал Перигрин собственный голос. - Откуда это? Чье оно?
   - Мое,  конечно,  -  сказал  мистер  Кондукис.  Голос  прозвучал  как  бы
издалека.
   - Но.., где вы нашли это? Долгое молчание.
   - На море.
   - На море?
   - Во время круиза шесть лет назад. Я купил шкатулку.
   Перигрин посмотрел на мистера Кондукиса. Как  он  бледен  и  как  странно
держится!
   - Шкатулка, - пояснил он,  -  была  чем-то  вроде  фамильного  достояния.
Прежний ее владелец не знал о двойном дне, пока...
   Мистер Кондукис замолчал.
   - Пока? - повторил Перигрин.
   - Он узнал об этом только перед самой смертью.
   - Вы показывали эти вещи специалистам?
   - Нет. Мне, безусловно, следовало бы спросить мнение какого-нибудь  музея
или аукциона Сотсби.
   Он произнес это так равнодушно, что в голове  Перигрина  мелькнула  дикая
мысль: вдруг мистер Кондукис не до конца понимает, о чем тут идет  речь.  Он
уже судорожно прикидывал, как  бы  повежливее  выяснить  это,  когда  мистер
Кондукис продолжил:
   - Я специально не вникал, но, насколько могу судить, возраст мальчика  ко
времени его смерти совпадает со свидетельствами, а дед его действительно был
перчаточником.
   - Да.
   - Инициалы на изнаночной стороне также соответствуют инициалам ребенка.
   - Да. Гамнет Шекспир.
   - Вот именно, - сказал мистер Кондукис.

Глава 2

МИСТЕР ГРИНСЛЭД

   - Знаю, знаю, - сказал Перигрин. - Хватит об этом,  Джер.  Мне  прекрасно
известно, что  подпольный  бизнес  на  Шекспире  существовал  всегда,  а  за
последние  четверть  века  достиг  просто  небывалых  масштабов.  Я  знаю  о
спекуляции  на  старых  портретах  с  величественными  лбами  и  поддельными
подписями, об "украденных" и "неизвестных" копиях,  "случайно  обнаруженных"
документах и прочих подобных вещах. Мне прекрасно известно, что  подавляющее
большинство непарных перчаток - самая обыкновенная фальшивка. Я  прошу  тебя
только об одном: пойми наконец, что я был буквально нокаутирован увиденным.
   - Ну, насколько я понял, не только им. Ты сперва наполовину утонул, затем
наполовину напился, оделся, как миллионер, и никак не мог решить, издевается
над тобой хозяин или нет.
   - Я почти уверен, что нет.
   - Однако, судя по твоему отчету, его поведение казалось по  меньшей  мере
странным.
   - Более чем странным, но, по-моему, ничего подозрительного в нем не было.
   - Что же, тебе виднее, - пожав плечами, Джереми Джонс склонился над своим
рабочим столом  и  осторожно  отрезал  кусочек  тонкого  картона.  Он  делал
миниатюрный макет декораций к  пьесе  "Хранимый  Венерой"  по  заказу  клуба
театралов. Спустя минуту Джер отложил бритву и поднял глаза на Перигрина.
   - Ты можешь ее нарисовать?
   - Постараюсь.
   И Перигрин постарался. Он помнил перчатку до  мельчайших  подробностей  и
сделал вполне приличный набросок.
   - На вид, - подчеркнул Джер, - все как надо. Тесьма, вышивка,  сужение  к
запястью. В общем, конец шестнадцатого века. А кожа?
   - Тонкая-претонкая,  желтая,  мягкая,  морщинистая  и  старая,  как  сама
древность.
   - Тогда перчатка и в самом деле может относиться к периоду Елизаветы  или
Иакова, а вот записка - наверняка подделка.
   - С чего ты решил? Ведь никто не пытался заработать на этом.
   - Ты этого не знаешь. Ты вообще ничего не  знаешь.  Кем  именно  был  тот
приятель, у которого Кондукис купил ее?
   - Он не сказал.
   - А кто такая  М.Э.,  бабушка  которой  всегда  повторяла,  что  перчатка
принадлежала Поэту?
   - Ну чего ты ко мне пристал? Важно  то,  что  ее  прапрабабушке  перчатка
досталась от миссис Дж. Харт, каковая Джоан Харт...
   - Урожденная Шекспир и вполне  могла  получить  этот  предмет  одежды  от
своего брата. Да. Ни одна подделка не обходится  без  таких  вот  "косвенных
доказательств". Впрочем, разбираться - это дело специалистов.
   - Я именно так и сказал ему. Я спросил, не хочет ли он показать эти  вещи
экспертам, и даже предложил, куда обратиться, а он кинул  на  меня  один  из
своих странных взглядов - не  то  вороватых,  не  то  испуганных  или  вовсе
пустых... Я просто не знаю, как тебе их описать. Так вот зыркнул на  меня  и
тут же захлопнул створки, как устрица.
   - Что уже само по себе подозрительно, - улыбнулся Джер и добавил:
   - "Жаль, что я не был там" .
   - В таком случае "он ужаснул бы вас" .
   - "Весьма возможно" . Что нам с  тобой  вообще
известно о Кондукисе?
   - Не могу  вспомнить  ничего  определенного.  Не  так  давно  в  каком-то
воскресном  приложении  появился  очередной  опус  о  нем.  Он-де  ненавидит
рекламу, зато любит яхты и так проскочил мимо мистера Гульбенкяна,  что  тот
до сих пор не может прийти в себя. А  еще  он  враг  всяческих  развлечений,
баснословно щедрый, но всегда  анонимный  филантроп.  Что-то  в  этом  роде.
Говорят, что его мать - русская, а отец - англо-румын.
   - А откуда у него презренный металл?
   - Не знаю. Наверное, как всегда, нефть. Статья  была  озаглавлена  "Тайна
Мидаса" и сопровождалась фотографией, где  он,  мертвенно-бледный,  пытается
увернуться на ступеньках банка от объектива, а также  заметкой  о  том,  как
фотографу все-таки удалось его снять. Я тогда сидел  у  дантиста,  потому  и
прочел.
   - Холост?
   - Кажется, да.
   - Как же вы с ним расстались?
   - Он просто вышел из комнаты. Потом появился  дворецкий  и  сообщил,  что
машина ждет. Заодно он вернул мне мой мерзкий, вонючий бумажник  и  доложил,
что одежда отправлена в чистку, где данный  случай  признан  безнадежным.  Я
пробормотал что-то по поводу мистера  Кондукиса,  однако  слуга  почтительно
довел до моего сведения, что мистеру Кондукису позвонили из Нью-Йорка  и  он
"вполне поймет". Получив столь откровенный намек,  я  ускользнул.  Как  тебе
сюжет?
   - Блеск. Стало быть, он владеет  "Дельфином"  и  собирается  снести  его,
чтобы соорудить на Южном берегу еще одну вафлю из стекла и бетона?
   - Он "обдумывает это предложение".
   - Чтоб у него шарики за ролики заехали.
   - Джер, ты просто обязан пойти и взглянуть на театр. Ты умрешь от  одного
вида. Ажурные решетки, херувимы, кариатиды - этакое попурри на тему ранне- и
средневикторианского  периода,  а  общий  план  придумал  ангел,  не  иначе.
Господи, стоит мне только подумать, что можно сделать с этаким шедевром...
   - А ужасный старый Крез...
   - Знаю, знаю.
   Друзья уставились друг на друга  с  возмущением  и  отчаянием  молодости,
загоревшейся невыполнимой идеей.
   Они  оба  окончили  одну  и  ту  же  театральную  школу  и  оба   решили,
перепробовав почти  все,  что  по  темпераменту,  интересам  и  способностям
склонны скорее к созиданию, нежели к лицедейству. Джереми, как правило,  был
автором постановок, а Перигрин их  воплощал.  Они  работали  то  вместе,  то
врозь, с недельным и двухнедельным репертуаром,  сначала  на  провинциальных
подмостках,  а  затем  наудачу  перебрались  в   Лондон.   Оба   уже   имели
относительную известность как подающие надежды профессионалы и оба время  от
времени сидели без работы. В  настоящий  момент  Перигрин  как  раз  был  на
гребне, занимаясь  постановкой  современного  репертуара  в  "Единороге",  и
увидел на сцене первую свою пьесу. Джереми обдумывал декорацию к  маскараду,
которую собирался представить на международный конкурс.
   Недавно он приобрел долю в маленьком  магазинчике  на  Уэлтон-стрит,  где
торговали,  как  он  выражался,  "первосортным  барахлом".  Он  был  фанатом
аутентичности и начал приобретать репутацию эксперта.
   Большую часть своих сбережений Джереми с Перигрином потратили на аренду и
обстановку своей квартиры, вследствие чего оказались, вопреки намерениям,  у
порога финансового кризиса. Впрочем, Джереми наконец  решился  расстаться  с
одной блондинкой непредсказуемого темперамента, чему Перигрин был очень рад,
поскольку отпала необходимость приноравливаться к ее неожиданным появлениям.
   В  свою  очередь,  Перигрин  выпутался  из  интрижки  с  некой  актрисой.
Произошло это по обоюдному согласию, поскольку она весьма кстати поняла, что
скучает, прежде чем Перигрин решился  высказать  это  вслух.  Роман  их  был
небогат событиями, кончился без всяких эксцессов, не оставил о себе недобрых
чувств, и  потому  в  настоящий  момент  Перигрин  был  свободен  сердцем  и
совершенно счастлив.
   Он  был  высоким,  темноволосым  мужчиной  несколько  хулиганского  вида.
Джереми обладал красноватым, слегка свирепым, но вместе с тем приятным лицом
и был крайне влюбчив, что скрывал за превосходными манерами. Обоим  было  по
двадцать семь лет. Их квартира располагалась на верхнем этаже бывшего склада
на берегу Темзы восточное Блэкфрира. Именно из ее окна  Перигрин,  бесцельно
изучая Южный берег с помощью полевого бинокля,  углядел  театр  "Дельфин"  и
откопал занимающееся им агентство. Вот и теперь он подошел к окну.
   - Смотри, его  видно.  Вон  там.  Внутри  этого  театра  я  провел  самые
кошмарные полчаса моей жизни и должен был бы содрогаться от  одного  взгляда
на это здание, но, клянусь Богом, меня влечет к нему так, как никогда и ни к
чему не влекло. Знаешь,  если  Кондукис  начнет  его  сносить,  я,  пожалуй,
переменю квартиру, чтобы не видеть этого варварства.
   - Может, подкараулить его и броситься перед ним на колени с  воплями  "О,
сэр, пожалуйста, сэр, пощадите "Дельфина", умоляем, сэр"?
   - Я могу точно сказать тебе, какова будет реакция. Он  попятится,  словно
от нас дурно пахнет, и  скажет  своим  бесцветным  голосом,  что  ничего  не
понимает в подобных вещах.
   - Интересно, сколько понадобилось бы денег?
   - Чтобы восстановить его? Не иначе как  сотни  тысяч,  -  мрачно  ответил
Перигрин. - Вряд ли Национальный театр захочет даже задуматься над  этим.  И
вообще никто не захочет... Нет ли какого-нибудь общества, которое занимается
памятниками старины?
   - Есть, но... "я ничего не  понимаю  в  подобных  вещах",  -  передразнил
Джереми и вернулся к своей модели.
   Перигрин же с некоторым сожалением (в котором не признался  бы  даже  под
угрозой расстрела) принялся упаковывать костюм от мистера Кондукиса. Он  был
из прекрасного угольно-серого твида и сшит прямо по-королевски. Затем мистер
Джей выстирал и выгладил носки, нижнее белье и рубашку, которые были на  нем
чуть более получаса, и похитил принесенную Джером картонную  коробку,  чтобы
сделать посылку.
   - Теперь надо найти посыльного, чтобы доставить все это.
   - Зачем?!
   - Идти самому - чертовски мучительно.
   - Тебе всего-навсего понадобится сунуть коробку раззолоченному лакею.
   - Я буду чувствовать себя настоящим ослом.
   - Совсем рехнулся, - коротко резюмировал Джер.
   - Не хочу туда возвращаться. Понимаешь, все было так странно, диковинно и
в то же время несколько зловеще. Точь-в-точь как в сказке,  где  исполняются
все желания, кроме последнего.
   - Молодой драматург с вытаращенными глазами и добрый отшельник?
   - Я  не  уверен,  что  Кондукис  добр,  хотя  допускаю  это,  а  глаза  я
действительно таращил. На перчатку. Знаешь что?
   - Что?
   - Мне пришла в голову одна мысль.
   - Уже? И какая же?
   - Не сейчас. Пока я хотел бы воздержаться от обсуждения, но речь  идет  о
пьесе.
   - Да, такие вещи лучше не обсужда