Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
на данный момент. Мистер Кондукис, глядя в стену,
прочел короткую лекцию о стационарных сейфах некой компании, в которой,
насколько понял Джей, мистеру Кондукису принадлежит контрольный пакет акций.
- Вашими связями с прессой, полагаю, занимается мистер Конвей Бум, -
по-прежнему без всяких оттенков в голосе произнес мистер Кондукис.
- Да. Его зовут именно так.
Перигрину на миг показалось, что он уловил проблеск сардонической
усмешки, но мистер Кондукис просто сказал:
- Я понимаю также, что он достаточно опытен в театральной рекламе, однако
предложил мистеру Гринслэду, который весьма озабочен несколько необычной
ситуацией, связать мистера Бума с "Мэйтленд Адвертайзинг", которая является
одной из моих дочерних компаний. Мистер Бум не возражает.
"Я думаю!" - фыркнул про себя Перигрин.
- Относительно надежности охраны я советовался с моим знакомым из
Скотленд-Ярда, суперинтендантом Алленом.
- О! Да!
- Был затронут также вопрос страховки, поскольку коммерческую стоимость
объекта определить невозможно. Меня предупредили, что, как только о
существовании данных предметов станет известно, начнется беспрецедентный
ажиотаж. Особенно следует ожидать реакции из США.
Они немного помолчали.
- Мистер Кондукис, - начал Перигрин. - Извините, что я вмешиваюсь не в
свое дело, но я просто не могу не задать этот вопрос. Вы.., вы
собираетесь.., одним словом, волнует ли вас сколько-нибудь, останутся
документы и перчатка в стране их владельца или нет?
- В моей стране? - уточнил мистер Кондукис, словно сомневался, есть ли у
него родина.
- Простите, нет. Я имел в виду первого владельца. И тут Перигрина
понесло. Умоляя сохранить эти реликвии, он чувствовал, что не производит
ровно никакого впечатления. В сложившейся ситуации явно ощущался налет
чего-то непонятного, вызывающего напряжение.
Мистер Кондукис дождался с непроницаемым лицом конца монолога, затем
сказал:
- Это чисто сентиментальный подход к вопросу, который на данный момент
является финансовым. Я не могу разбирать его ни с каких иных точек зрения:
ни с исторической, ни с романтической, национальной или сентиментальной. Я
ничего не понимаю в подобных вещах.
Последнее замечание Перигрин ожидал услышать, но того, что последовало за
ним, и представить себе не мог. Потому что мистер Кондукис добавил с едва
заметной переменой в голосе:
- Я не люблю светлых перчаток. Просто терпеть не могу.
Перигрину показалось, что лицо этого странного человека исказила гримаса,
похожая на страдание. Может, он и впрямь сумасшедший. По крайней мере, с
идеей фикс. Мистер Кондукис слегка шевельнулся, показывая, что разговор
окончен. Перигрин распахнул перед ним дверь, однако передумал и закрыл
снова.
- Еще один вопрос, сэр. Могу ли я сообщить труппе о перчатке и
документах? Видите ли, перчатки, которыми мы станем пользоваться на сцене,
будут сделаны декоратором Джереми Джонсом. Он специалист в подобных вещах.
Если мы собираемся демонстрировать оригинал в фойе, ему придется выполнить
как можно более точную копию, а для этого сходить в музей и как следует
рассмотреть перчатку. Она произведет на него чрезвычайно сильное
впечатление, и я не могу гарантировать, что он сможет сохранить увиденное в
полной тайне. Кроме того, сэр, он уже знает о ее существовании, поскольку я
рассказал об этом в тот день, когда вы мне ее показали. Если помните, вы
тогда не настаивали на сохранении тайны. О заключении экспертов я не говорил
никому, кроме Морриса и Джонса.
- На данном этапе определенная утечка информации, вероятно, может только
приветствоваться и, при правильном отношении, не причинит вреда, - ответил
Кондукис. - Можете ввести вашу труппу в курс дела, но при условии
конфиденциальности информации и с оговоркой, что я остаюсь в стороне.
Конечно, невозможно сохранить в тайне, кому именно принадлежат эти предметы.
Фактически мое имя уже известно ряду людей. Это неизбежно. Но я ни при каких
обстоятельствах не буду делать заявлений, давать интервью и тому подобное. Я
позабочусь о том, чтобы оградить себя от нежелательного любопытства, и
надеюсь, вы также сделаете в этом отношении все, что в ваших силах. Мистер
Бум получил соответствующие инструкции. До свидания. Будьте любезны...
Мистер Кондукис сделал жест, предлагающий Перигрину выйти из кабинета
первым. Перигрин подчинился.
Он прошел в круглое фойе и налетел прямо на Гарри Грава.
- Салют, дорогой мой, - сказал Грав, одаривая Перигрина блистательной
улыбкой. - Я примчался назад, чтобы позвонить. Мы с Дестини...
Тут он на миг замолчал, проскочил за спину Перигрина к мистеру Кондукису
и договорил:
- Вот видите! Я просто гениален в искусстве ставить себя в неловкое
положение. Это мой единственный талант.
- Здравствуй, Грав, - проговорил мистер Кондукис. Он стоял на пороге
кабинета, глядя прямо перед собой.
- И ты здравствуй, милый добрый крестный, патрон, свет маяка и тому
подобное, - ответил Грав. - Ты пришел взглянуть на свое последнее детище,
свой собственный преображенный "Дельфин"?
- Да.
- Посмотри-ка на Перри! Он онемел от моей фамильярности, не так ли,
Перри?
- Не впервые, - ответил Перигрин, чувствуя себя жертвой ситуации, которую
ему следовало бы контролировать.
- Вот и хорошо! - пропел Грав, с видимым удовольствием оглядывая обоих
своих собеседников. - Мне не придется вычеркивать две строчки из записной
книжки. Это так неприятно. Но еще неприятнее заставлять ждать молодых леди.
Надеюсь, сэр, вы были нами довольны, - обратился он к мистеру Кондукису на
сей раз весьма почтительно. - Наверное, очень приятно быть человеком,
который имеет власть спасти тонущий театр, вместо того чтобы одним ударом
отправить его на дно. Вероятно, удивительное ощущение. И тем более
удивительно, что лично вас наша малопочтенная профессия, наше ремесло не
интересуют.
- Я в этом практически не разбираюсь.
- Конечно. Уксус не смешивается ни с маслом, ни с нефтью. А
кораблестроение? Вы больше уже не ходите на яхте? Впрочем, мне следует
удалиться, чтобы не надоесть окончательно. До свидания, сэр. Напомните о
моем существовании миссис Г. Увидимся позже, Перри.
Грав бегом спустился по лестнице и пулей вылетел в парадную дверь.
- Я опаздываю, - произнес мистер Кондукис. - Пойдемте?..
Они спустились по ступенькам, прошли через нижнее фойе и очутились под
портиком. Там ждал "даймлер". У распахнутой дверцы стоял знакомый Перигрину
шофер. Мистер Джей вздрогнул. На миг ему показалось, что сейчас его снова
пригласят проехаться на Друри Плэйс.
- До свидания, - еще раз попрощался мистер Кондукис и укатил, а Перигрин
поспешил присоединиться к Джереми Джонсу в их излюбленном дешевом
ресторанчике.
***
Перед вечерней репетицией он сообщил Джереми Джонсу и актерам о перчатке.
Информация вызвала возбужденный интерес. Больше всех взволновалась Дестини
Мейд. Ей почему-то пришло в голову, что "исторической" реликвией собираются
воспользоваться в качестве реквизита. Маркус Найт был слишком сердит, чтобы
проявить к сообщению нечто большее, чем простое внимание. Он видел, как
Дестини Мейд появилась с пятиминутным опозданием в веселом обществе В.
Хартли Грава. Гертруда Брейс злилась по тому же поводу.
Гарри Грав воспринял весть о перчатке с веселым любопытством и возвестил
с долей кокетства:
- Кто-нибудь непременно должен рассказать об этом миссис Констанции
Гузман.
- Что еще за Констанция Гузман? - поинтересовался Перигрин.
- Спроси короля! - фыркнул Гарри, который нарочно обращался к Маркусу
Найту только так, ибо последний был не в силах скрыть раздражения,
вызываемого этим титулом.
Перигрин увидел, что Найт покраснел до корней волос, и решил
проигнорировать замечание Гарри.
Единственными, кого действительно тронуло сообщение Перигрина, оказались
Эмилия Дюн и Чарльз Рэндом, который бессвязно забормотал:
- Не правда! Ну, конечно же... Вот что, оказывается, вдохновило тебя.
Нет! Это невероятно! Это уж чересчур.
У Эмилии ярко вспыхнули щеки и засияли глаза. Мистер Джей пришел в
восторг от такой реакции.
Что же до Уинтера Морриса, которого пригласили на совещание, то он
пребывал в экстазе.
- Нет, что мы имеем?! - то и дело восклицал он. - Мы имеем этакое
сообщеньице, которое заставит редакторов всех газет рвать на себе волосы
из-за того, что размер первой страницы гораздо меньше простыни!
Молодой Тревор Вере на вечерней репетиции не присутствовал.
Перигрин клятвенно заверил Джереми, что устроит ему доступ к заветной
перчатке, причем без всяческих ограничений. Затем велел Моррису связаться с
мистером Гринслэдом по поводу обеспечения должной системы безопасности в
театре и предупредил актеров, что тайна должна быть сохранена некоторое
время, намекнув, что небольшая утечка информации особенного неудовольствия
не вызовет. Однако лишь до тех пор, пока мистер Кондукис будет оставлен в
стороне.
Этим вечером труппа работала прекрасно, подхлестнутая услышанной
новостью. Перигрин взялся за сложный второй акт и пришел в восторг от
трактовки роли Маркусом Найтом.
Маркус был действительно актером первой величины. Невозможно понять, где
кончается техника и работа мысли и начинается вдохновение. На первых
репетициях он обыкновенно творил невесть что: кричал, ставил неожиданные
акценты, бросал непонятные слова, делал странные, почти оккультные жесты и
приводил в полную растерянность своих партнеров, внезапно прерывая диалог и
застывая в молитвенной позе. Сквозь эту напряженную внутреннюю работу
прорывались временами отдельные лучи, которые обещали собраться в пучок
света. "И тогда-то, - думал Перигрин, - по крайней мере, один из персонажей
не доставит огорчений ни автору, ни зрителям".
Во втором акте перчатки умершего Гамнета достались "смуглой леди", поэт
провел веселый вечер у другой леди - дурной репутации, которая тоже была в
перчатках (разумеется, леди, а не ее репутация), и перешел наконец "от
расхода страсти в пустыню стыда", буквально прокрикивая ей в лицо сонет:
точнее, ей и В.Х. Маркус Найт проделал это превосходно.
Гарри Грав в качестве мистера В.Х. бездельничал в проеме декорации,
изображающей окно, и, обмениваясь взглядами с Розалин, тайно играл с рукой в
перчатке. Занавес пошел вниз под внезапный взрыв его смеха. В голове
Перигрина промелькнула мысль, что здесь, как в кривом зеркале, повторяются
мизансцены спектакля. Вопреки общему мнению, мистер Джей считал, что это
только мешает игре, смущает актеров. Маркусу Найту, во всяком случае,
раздражение никак не поможет перевоплотиться в Шекспира, которого Розалин
обманывает с В.Х.
Впрочем, пока оно вроде бы ничем не мешало. Сцена шла превосходно.
Дестини-, руководствуясь самым элементарным пониманием событий, выдала такую
порцию эротики, которая совлекла бы перчатки с рук умершего ребенка с той же
легкостью, с какой она сдернула их с рук его сверхчувствительного отца.
- Вот истинная роковая женщина, - заметил Джереми Джонс. - И никого не
волнует, дура она или гений. Нет, в подобной красоте есть что-то
торжественно-темное.
- А ты представь ее себе лет этак через двадцать, - заметил Перигрин.
- Меня это не волнует.
- По-твоему, тебе не на что надеяться?
- Конечно. Все ее время распределено между великой звездой и безотказным
Гравом. На меня уже не остается ни секунды.
- Ну и хорошо, - заключил Перигрин. Именно сегодня ему удалось наконец
уговорить Эмилию Дюн отужинать вместе. Раньше он получал лишь довольно
обескураживающие отказы. Джереми, который наблюдал за монтажом и раскраской
декораций, должен был заглянуть в "Дельфин" и прогуляться вместе с ними по
Блэкфрирскому мосту. Перигрину показалось, что именно это обстоятельство
заставило Эмилию принять предложение. Кроме того, он потом услышал ее ответ
на вопрос Чарльза Рэндома: "Я иду с Джереми". Надо сказать, Перигрин был
страшно раздосадован.
Джереми появился ровно за пять минут до конца репетиции и уселся в
передних рядах. Когда они кончили, Дестини поманила его и он поднялся на
сцену через боковую дверь. Перигрин видел, как Дестини говорит ему что-то,
нежно заглядывая в глаза и положив руки на плечи; Джереми вспыхнул до самых
корней своих рыжих волос и искоса глянул в сторону Перигрина. Затем Дестини
схватила его под руку и заставила прогуляться по сцене, не переставая
оживленно болтать. Через секунду-другую они расстались и Джереми вернулся к
Перигрину.
- Слушай, - сказал он, - будь другом. Сделай мне одно одолжение.
- То есть?
- Дестини неожиданно пригласили на вечер, и она просит меня пойти с ней.
Не обижайся, если я пойду, ладно, а? К ужину все готово. Вы с Эмили
прекрасно обойдетесь без меня, даже, пожалуй, лучше, чем со мной.
- Она сочтет тебя жутким грубияном, - сердито ответил Перигрин, - и,
кстати, не очень ошибется.
- Да нет же, напротив. Она будет просто в восторге. Она ведь собирается в
гости к тебе.
- Я не уверен.
- Честно говоря, ты должен быть мне чертовски благодарен.
- Эмилия решит, что все было подстроено заранее.
- Ну и что? Она все равно будет довольна. Слушай, Перри, мне некогда.
Дестини ждет. Хочешь, я поговорю с Эмилией?
- Так будет гораздо лучше, что бы ты там ни наплел для соблюдения
приличий.
- Все будет в порядке. Обещаю.
- Ну-ну. - Перигрин задумчиво рассматривал своего друга, чье покрытое
веснушками лицо стало красным, как свекла. - Ладно. Извинись перед Эмилией и
отправляйся на свою вечеринку. По-моему, ты напрашиваешься на неприятности,
но это уж твое дело.
- Неприятности или нет, но что-нибудь меня, безусловно, ждет. Спасибо,
друг.
Перигрин направился к выходу из зрительного зала, но остановился
посмотреть, как Джереми разговаривает с Эмилией на сцене. Эмилия стояла
спиной, поэтому Перигрин не мог догадаться о ее реакции, однако Джереми так
и лучился улыбкой. Перигрин начал прикидывать, что именно он мог ей сказать,
и при этом подумал, что сам он ни при каких обстоятельствах не мог бы
обмануть эту девушку.
Дестини тоже была на сцене, откуда собиралась удалиться в обществе
Маркуса, Гарри Грава и бедолаги Джереми. Маркус стоял с видом собственника,
Дестини относилась к нему, как покорная младшая жена к своему повелителю,
при этом умудряясь поглядывать на Гарри слегка расширенными глазами, но с
полным соблюдением внешних приличий. Это действовало безотказно. Между делом
красотка успевала одаривать улыбками и Джереми. Оживленно обсудив план на
вечер, они удалились.
Эмилия так и осталась на сцене.
Перигрин вошел в левую дверь. Ему так и не удалось избавиться от
воспоминаний о своем первом посещении театра. Они всплывали всякий раз,
когда он поднимался на сцену этим путем. Звук собственных шагов по
металлической лестнице отдавался в его ушах эхом шагов невидимого Кондукиса,
спешащего ему на помощь. Поэтому Перигрин оторопел, когда, закрыв за собой
дверь, он действительно услышал шаги за поворотом этой узкой, темной,
спиральной лестницы.
- Эй? - позвал он. - Кто здесь?
Шаги стихли.
Он поднялся на сцену по маленькой лесенке и завернул за угол.
Дверь, ведущая на сцену, была слегка приоткрыта, пропуская лучик света.
Кто-то неуверенно топтался возле нее, не зная, можно ли спускаться.
Перигрину показалось, что этот "кто-то" довольно долго стоял в темноте за
дверью.
- Я как раз начала спускаться, - произнес голос Гертруды Брейс.
Она решительно толкнула дверь и вышла на сцену, чтобы позволить Перигрину
пройти. Когда он поравнялся с ней, Герти дотронулась до его локтя и
спросила:
- Вы разве не отправились на зловещий ужин с Дестини?
- Лично я - нет.
- Не пригласили? Как и меня?
- Вот именно, - беззаботно признался Перигрин, всей душой желая, чтобы
Герти перестала смотреть на него таким взглядом.
- Хотите знать, какого я мнения о мистере Хартли Граве? - тихо спросила
она, приблизившись к Перигрину. Работая в театре, мистер Джей наслушался
всякого, но эти восемь слов заставили его заморгать.
- Герти, дорогая!..
- Да, да. Герти. Дорогая. И дорогая Герти знает, что говорит, не
беспокойтесь.
Она отвернулась от Перигрина и пошла прочь.
***
- Эмилия, - начал Перигрин, когда они медленно поднимались по Причальной
набережной, - надеюсь, вы не думаете, что тут все подстроено заранее... Что
я специально избавился от Джера, чтобы было поудобнее ухаживать за вами.
Нет, не подумайте, что я.., то есть, что я отказываюсь... Но у меня просто
духу не хватило бы устроить столь очевидный трюк.
- Полагаю, что так, - спокойно ответила Эмилия.
- Правда, не хватило бы. Вы, наверное, заметили, что творится с Джереми?
- Трудно не заметить.
И тут они оба, неизвестно по какой причине, вдруг весело рассмеялись.
Мистер Джей взял Эмилию под руку.
- Подумать только! Отсюда рукой подать до "Лебедя", "Розы" и "Глобуса".
Шекспир тысячи раз должен был проходить этой дорогой после окончания
репетиций - точь-в-точь как идем сейчас мы. И знаете, Эмили, мне бы ужасно
хотелось прокатиться по реке до Блэкфрира.
- Приятно находиться в обществе, где о Шекспире говорят без смущения и
идолопоклонства.
- Но ведь он действительно уникален, так почему бы ему и не поклоняться?
Вам не кажется, Эмили, что талант вечно в плену у своего среднего уровня,
тогда как гений постоянно - или почти постоянно - совершает сокрушительные
промахи?
- Типа указующей вперед Агнес и фрагментов "Цимбелина"?
- Да. По-моему, гениям почти всегда немного недостает вкуса.
- Во всяком случае, они обходятся без интеллектуального снобизма.
- Безусловно!
- Вы довольны тем, как идут репетиции?
- В общем и целом.
- Мне всегда казалось, что, должно быть, ужасно приносить написанную
тобой вещь в театральный котел. Особенно если вы и повар при этом котле.
- Да. Приходится наблюдать, как твое детище профильтровывается сквозь
личности актеров и превращается в нечто совершенно иное. И с этим приходится
соглашаться, потому что большинство перемен - к лучшему. Иногда мне кажется,
что я раздваиваюсь, что как режиссер отделяюсь от автора и при этом перестаю
понимать, о чем, собственно, пьеса.
- Я могу себе это представить.
Они шли рука об руку, два муравья среди спешащих из города толп. Блэкфрир
уже опустел, улочка, на которой жили Джереми и Перигрин, была безлюдной. Они
поднялись на верхний этаж и сели у окна. Потягивая сухое мартини, они
пытались разглядеть на противоположном берегу реки "Дельфин".
- Почему мы не говорим о перчатке и записке? Ведь это потрясающе! -
проронила Эмилия. - Вы, наверное, чувствуете себя, как паровой котел, внутри
которого все кипит.
- Взрываться - хобби Джереми. А вообще это дело специалистов-экспертов.
- Как странно, - сказала Эмилия. Она сидела на диване, подобрав под себя
ноги и упираясь подбородком в скрещенные на валике руки. Ее открытое лицо
казалось очень юным. Перигрин понимал, что сейчас самое время постараться
выяснить, о чем она думает, что ей нравится, а что - нет, любила ли она или
любит, и если да, то кого.
- Как странно, - повторила Эмилия. - Подумать только, Джон Шекспир сделал
их для своего внука на Хенли-стрит. Интересно, он делал их сам или с