на данный момент.  Мистер  Кондукис,  глядя  в  стену,
прочел короткую лекцию о стационарных  сейфах  некой  компании,  в  которой,
насколько понял Джей, мистеру Кондукису принадлежит контрольный пакет акций.
   - Вашими связями с прессой, полагаю,  занимается  мистер  Конвей  Бум,  -
по-прежнему без всяких оттенков в голосе произнес мистер Кондукис.
   - Да. Его зовут именно так.
   Перигрину  на  миг  показалось,  что  он  уловил  проблеск  сардонической
усмешки, но мистер Кондукис просто сказал:
   - Я понимаю также, что он достаточно опытен в театральной рекламе, однако
предложил мистеру Гринслэду, который  весьма  озабочен  несколько  необычной
ситуацией, связать мистера Бума с "Мэйтленд Адвертайзинг", которая  является
одной из моих дочерних компаний. Мистер Бум не возражает.
   "Я думаю!" - фыркнул про себя Перигрин.
   - Относительно  надежности  охраны  я  советовался  с  моим  знакомым  из
Скотленд-Ярда, суперинтендантом Алленом.
   - О! Да!
   - Был затронут также вопрос страховки, поскольку  коммерческую  стоимость
объекта  определить  невозможно.  Меня  предупредили,  что,  как  только   о
существовании данных предметов  станет  известно,  начнется  беспрецедентный
ажиотаж. Особенно следует ожидать реакции из США.
   Они немного помолчали.
   - Мистер Кондукис, - начал Перигрин. - Извините, что я  вмешиваюсь  не  в
свое  дело,  но  я  просто  не  могу  не  задать  этот  вопрос.   Вы..,   вы
собираетесь..,  одним  словом,  волнует  ли  вас  сколько-нибудь,  останутся
документы и перчатка в стране их владельца или нет?
   - В моей стране? - уточнил мистер Кондукис, словно сомневался, есть ли  у
него родина.
   - Простите, нет. Я  имел  в  виду  первого  владельца.  И  тут  Перигрина
понесло. Умоляя сохранить эти реликвии, он  чувствовал,  что  не  производит
ровно никакого впечатления.  В  сложившейся  ситуации  явно  ощущался  налет
чего-то непонятного, вызывающего напряжение.
   Мистер Кондукис дождался с  непроницаемым  лицом  конца  монолога,  затем
сказал:
   - Это чисто сентиментальный подход к вопросу, который  на  данный  момент
является финансовым. Я не могу разбирать его ни с каких иных  точек  зрения:
ни с исторической, ни с романтической, национальной или  сентиментальной.  Я
ничего не понимаю в подобных вещах.
   Последнее замечание Перигрин ожидал услышать, но того, что последовало за
ним, и представить себе не мог. Потому что мистер Кондукис  добавил  с  едва
заметной переменой в голосе:
   - Я не люблю светлых перчаток. Просто терпеть не могу.
   Перигрину показалось, что лицо этого странного человека исказила гримаса,
похожая на страдание. Может, он и впрямь сумасшедший.  По  крайней  мере,  с
идеей фикс. Мистер Кондукис  слегка  шевельнулся,  показывая,  что  разговор
окончен. Перигрин распахнул перед  ним  дверь,  однако  передумал  и  закрыл
снова.
   - Еще  один  вопрос,  сэр.  Могу  ли  я  сообщить  труппе  о  перчатке  и
документах? Видите ли, перчатки, которыми мы станем пользоваться  на  сцене,
будут сделаны декоратором Джереми Джонсом. Он специалист в  подобных  вещах.
Если мы собираемся демонстрировать оригинал в фойе, ему  придется  выполнить
как можно более точную копию, а для этого сходить  в  музей  и  как  следует
рассмотреть  перчатку.  Она   произведет   на   него   чрезвычайно   сильное
впечатление, и я не могу гарантировать, что он сможет сохранить увиденное  в
полной тайне. Кроме того, сэр, он уже знает о ее существовании, поскольку  я
рассказал об этом в тот день, когда вы мне ее  показали.  Если  помните,  вы
тогда не настаивали на сохранении тайны. О заключении экспертов я не говорил
никому, кроме Морриса и Джонса.
   - На данном этапе определенная утечка информации, вероятно, может  только
приветствоваться и, при правильном отношении, не причинит вреда,  -  ответил
Кондукис.  -  Можете  ввести  вашу  труппу  в  курс  дела,  но  при  условии
конфиденциальности информации и  с  оговоркой,  что  я  остаюсь  в  стороне.
Конечно, невозможно сохранить в тайне, кому именно принадлежат эти предметы.
Фактически мое имя уже известно ряду людей. Это неизбежно. Но я ни при каких
обстоятельствах не буду делать заявлений, давать интервью и тому подобное. Я
позабочусь о том, чтобы  оградить  себя  от  нежелательного  любопытства,  и
надеюсь, вы также сделаете в этом отношении все, что в ваших  силах.  Мистер
Бум получил соответствующие инструкции. До свидания. Будьте любезны...
   Мистер Кондукис сделал жест, предлагающий  Перигрину  выйти  из  кабинета
первым. Перигрин подчинился.
   Он прошел в круглое фойе и налетел прямо на Гарри Грава.
   - Салют, дорогой мой, - сказал  Грав,  одаривая  Перигрина  блистательной
улыбкой. - Я примчался назад, чтобы позвонить. Мы с Дестини...
   Тут он на миг замолчал, проскочил за спину Перигрина к мистеру  Кондукису
и договорил:
   - Вот видите! Я просто гениален  в  искусстве  ставить  себя  в  неловкое
положение. Это мой единственный талант.
   - Здравствуй, Грав, - проговорил мистер  Кондукис.  Он  стоял  на  пороге
кабинета, глядя прямо перед собой.
   - И ты здравствуй, милый добрый  крестный,  патрон,  свет  маяка  и  тому
подобное, - ответил Грав. - Ты пришел взглянуть на  свое  последнее  детище,
свой собственный преображенный "Дельфин"?
   - Да.
   - Посмотри-ка на Перри! Он онемел  от  моей  фамильярности,  не  так  ли,
Перри?
   - Не впервые, - ответил Перигрин, чувствуя себя жертвой ситуации, которую
ему следовало бы контролировать.
   - Вот и хорошо! - пропел Грав, с видимым  удовольствием  оглядывая  обоих
своих собеседников. - Мне не придется вычеркивать две  строчки  из  записной
книжки. Это так неприятно. Но еще неприятнее заставлять ждать молодых  леди.
Надеюсь, сэр, вы были нами довольны, - обратился он к мистеру  Кондукису  на
сей раз весьма  почтительно.  -  Наверное,  очень  приятно  быть  человеком,
который имеет власть спасти тонущий театр, вместо того  чтобы  одним  ударом
отправить  его  на  дно.  Вероятно,  удивительное  ощущение.  И  тем   более
удивительно, что лично вас наша малопочтенная  профессия,  наше  ремесло  не
интересуют.
   - Я в этом практически не разбираюсь.
   -  Конечно.  Уксус  не  смешивается  ни  с  маслом,  ни   с   нефтью.   А
кораблестроение? Вы больше уже не  ходите  на  яхте?  Впрочем,  мне  следует
удалиться, чтобы не надоесть окончательно. До  свидания,  сэр.  Напомните  о
моем существовании миссис Г. Увидимся позже, Перри.
   Грав бегом спустился по лестнице и пулей вылетел в парадную дверь.
   - Я опаздываю, - произнес мистер Кондукис. - Пойдемте?..
   Они спустились по ступенькам, прошли через нижнее фойе  и  очутились  под
портиком. Там ждал "даймлер". У распахнутой дверцы стоял знакомый  Перигрину
шофер. Мистер Джей вздрогнул. На миг ему показалось, что  сейчас  его  снова
пригласят проехаться на Друри Плэйс.
   - До свидания, - еще раз попрощался мистер Кондукис и укатил, а  Перигрин
поспешил  присоединиться  к  Джереми  Джонсу  в   их   излюбленном   дешевом
ресторанчике.

***

   Перед вечерней репетицией он сообщил Джереми Джонсу и актерам о перчатке.
Информация вызвала возбужденный интерес. Больше всех  взволновалась  Дестини
Мейд. Ей почему-то пришло в голову, что "исторической" реликвией  собираются
воспользоваться в качестве реквизита. Маркус Найт был слишком сердит,  чтобы
проявить к сообщению нечто большее, чем  простое  внимание.  Он  видел,  как
Дестини Мейд появилась с  пятиминутным  опозданием  в  веселом  обществе  В.
Хартли Грава. Гертруда Брейс злилась по тому же поводу.
   Гарри Грав воспринял весть о перчатке с веселым любопытством и  возвестил
с долей кокетства:
   - Кто-нибудь непременно  должен  рассказать  об  этом  миссис  Констанции
Гузман.
   - Что еще за Констанция Гузман? - поинтересовался Перигрин.
   - Спроси короля! - фыркнул Гарри, который  нарочно  обращался  к  Маркусу
Найту  только  так,  ибо  последний  был  не  в  силах  скрыть  раздражения,
вызываемого этим титулом.
   Перигрин  увидел,  что  Найт  покраснел  до   корней   волос,   и   решил
проигнорировать замечание Гарри.
   Единственными, кого действительно тронуло сообщение Перигрина,  оказались
Эмилия Дюн и Чарльз Рэндом, который бессвязно забормотал:
   - Не правда! Ну, конечно же... Вот  что,  оказывается,  вдохновило  тебя.
Нет! Это невероятно! Это уж чересчур.
   У Эмилии ярко вспыхнули щеки  и  засияли  глаза.  Мистер  Джей  пришел  в
восторг от такой реакции.
   Что же до Уинтера  Морриса,  которого  пригласили  на  совещание,  то  он
пребывал в экстазе.
   - Нет, что мы имеем?! - то  и  дело  восклицал  он.  -  Мы  имеем  этакое
сообщеньице, которое заставит редакторов всех газет  рвать  на  себе  волосы
из-за того, что размер первой страницы гораздо меньше простыни!
   Молодой Тревор Вере на вечерней репетиции не присутствовал.
   Перигрин клятвенно заверил Джереми, что устроит  ему  доступ  к  заветной
перчатке, причем без всяческих ограничений. Затем велел Моррису связаться  с
мистером Гринслэдом по поводу обеспечения  должной  системы  безопасности  в
театре и предупредил актеров, что  тайна  должна  быть  сохранена  некоторое
время, намекнув, что небольшая утечка информации  особенного  неудовольствия
не вызовет. Однако лишь до тех пор, пока мистер Кондукис  будет  оставлен  в
стороне.
   Этим  вечером  труппа  работала   прекрасно,   подхлестнутая   услышанной
новостью. Перигрин взялся за сложный  второй  акт  и  пришел  в  восторг  от
трактовки роли Маркусом Найтом.
   Маркус был действительно актером первой величины. Невозможно понять,  где
кончается техника  и  работа  мысли  и  начинается  вдохновение.  На  первых
репетициях он обыкновенно творил невесть  что:  кричал,  ставил  неожиданные
акценты, бросал непонятные слова, делал странные, почти оккультные  жесты  и
приводил в полную растерянность своих партнеров, внезапно прерывая диалог  и
застывая в  молитвенной  позе.  Сквозь  эту  напряженную  внутреннюю  работу
прорывались временами отдельные лучи,  которые  обещали  собраться  в  пучок
света. "И тогда-то, - думал Перигрин, - по крайней мере, один из  персонажей
не доставит огорчений ни автору, ни зрителям".
   Во втором акте перчатки умершего Гамнета достались "смуглой  леди",  поэт
провел веселый вечер у другой леди - дурной репутации, которая тоже  была  в
перчатках (разумеется, леди, а не  ее  репутация),  и  перешел  наконец  "от
расхода страсти в пустыню стыда", буквально прокрикивая  ей  в  лицо  сонет:
точнее, ей и В.Х. Маркус Найт проделал это превосходно.
   Гарри Грав в качестве  мистера  В.Х.  бездельничал  в  проеме  декорации,
изображающей окно, и, обмениваясь взглядами с Розалин, тайно играл с рукой в
перчатке. Занавес пошел  вниз  под  внезапный  взрыв  его  смеха.  В  голове
Перигрина промелькнула мысль, что здесь, как в кривом  зеркале,  повторяются
мизансцены спектакля. Вопреки общему мнению, мистер  Джей  считал,  что  это
только мешает игре,  смущает  актеров.  Маркусу  Найту,  во  всяком  случае,
раздражение никак не поможет перевоплотиться в  Шекспира,  которого  Розалин
обманывает с В.Х.
   Впрочем, пока оно вроде  бы  ничем  не  мешало.  Сцена  шла  превосходно.
Дестини-, руководствуясь самым элементарным пониманием событий, выдала такую
порцию эротики, которая совлекла бы перчатки с рук умершего ребенка с той же
легкостью, с какой она сдернула их с рук его сверхчувствительного отца.
   - Вот истинная роковая женщина, - заметил Джереми Джонс. -  И  никого  не
волнует,  дура  она  или  гений.  Нет,  в  подобной  красоте   есть   что-то
торжественно-темное.
   - А ты представь ее себе лет этак через двадцать, - заметил Перигрин.
   - Меня это не волнует.
   - По-твоему, тебе не на что надеяться?
   - Конечно. Все ее время распределено между великой звездой и  безотказным
Гравом. На меня уже не остается ни секунды.
   - Ну и хорошо, - заключил Перигрин. Именно сегодня  ему  удалось  наконец
уговорить Эмилию Дюн отужинать  вместе.  Раньше  он  получал  лишь  довольно
обескураживающие отказы. Джереми, который наблюдал за монтажом и  раскраской
декораций, должен был заглянуть в "Дельфин" и прогуляться вместе с  ними  по
Блэкфрирскому мосту. Перигрину показалось,  что  именно  это  обстоятельство
заставило Эмилию принять предложение. Кроме того, он потом услышал ее  ответ
на вопрос Чарльза Рэндома: "Я иду с Джереми".  Надо  сказать,  Перигрин  был
страшно раздосадован.
   Джереми появился ровно за пять  минут  до  конца  репетиции  и  уселся  в
передних рядах. Когда они кончили, Дестини поманила его  и  он  поднялся  на
сцену через боковую дверь. Перигрин видел, как Дестини говорит  ему  что-то,
нежно заглядывая в глаза и положив руки на плечи; Джереми вспыхнул до  самых
корней своих рыжих волос и искоса глянул в сторону Перигрина. Затем  Дестини
схватила его под руку  и  заставила  прогуляться  по  сцене,  не  переставая
оживленно болтать. Через секунду-другую они расстались и Джереми вернулся  к
Перигрину.
   - Слушай, - сказал он, - будь другом. Сделай мне одно одолжение.
   - То есть?
   - Дестини неожиданно пригласили на вечер, и она просит меня пойти с  ней.
Не обижайся, если я пойду,  ладно,  а?  К  ужину  все  готово.  Вы  с  Эмили
прекрасно обойдетесь без меня, даже, пожалуй, лучше, чем со мной.
   - Она сочтет тебя жутким грубияном, -  сердито  ответил  Перигрин,  -  и,
кстати, не очень ошибется.
   - Да нет же, напротив. Она будет просто в восторге. Она ведь собирается в
гости к тебе.
   - Я не уверен.
   - Честно говоря, ты должен быть мне чертовски благодарен.
   - Эмилия решит, что все было подстроено заранее.
   - Ну и что? Она все равно будет довольна.  Слушай,  Перри,  мне  некогда.
Дестини ждет. Хочешь, я поговорю с Эмилией?
   - Так будет гораздо лучше,  что  бы  ты  там  ни  наплел  для  соблюдения
приличий.
   - Все будет в порядке. Обещаю.
   - Ну-ну. - Перигрин задумчиво рассматривал  своего  друга,  чье  покрытое
веснушками лицо стало красным, как свекла. - Ладно. Извинись перед Эмилией и
отправляйся на свою вечеринку. По-моему, ты напрашиваешься на  неприятности,
но это уж твое дело.
   - Неприятности или нет, но что-нибудь меня,  безусловно,  ждет.  Спасибо,
друг.
   Перигрин  направился  к  выходу  из  зрительного  зала,  но   остановился
посмотреть, как Джереми разговаривает с  Эмилией  на  сцене.  Эмилия  стояла
спиной, поэтому Перигрин не мог догадаться о ее реакции, однако Джереми  так
и лучился улыбкой. Перигрин начал прикидывать, что именно он мог ей сказать,
и при этом подумал, что сам он  ни  при  каких  обстоятельствах  не  мог  бы
обмануть эту девушку.
   Дестини тоже была  на  сцене,  откуда  собиралась  удалиться  в  обществе
Маркуса, Гарри Грава и бедолаги Джереми. Маркус стоял с видом  собственника,
Дестини относилась к нему, как покорная младшая жена  к  своему  повелителю,
при этом умудряясь поглядывать на Гарри слегка расширенными  глазами,  но  с
полным соблюдением внешних приличий. Это действовало безотказно. Между делом
красотка успевала одаривать улыбками и Джереми. Оживленно  обсудив  план  на
вечер, они удалились.
   Эмилия так и осталась на сцене.
   Перигрин вошел в  левую  дверь.  Ему  так  и  не  удалось  избавиться  от
воспоминаний о своем первом посещении  театра.  Они  всплывали  всякий  раз,
когда  он  поднимался  на  сцену  этим  путем.  Звук  собственных  шагов  по
металлической лестнице отдавался в его ушах эхом шагов невидимого Кондукиса,
спешащего ему на помощь. Поэтому Перигрин оторопел, когда, закрыв  за  собой
дверь, он действительно  услышал  шаги  за  поворотом  этой  узкой,  темной,
спиральной лестницы.
   - Эй? - позвал он. - Кто здесь?
   Шаги стихли.
   Он поднялся на сцену по маленькой лесенке и завернул за угол.
   Дверь, ведущая на сцену, была слегка приоткрыта, пропуская  лучик  света.
Кто-то  неуверенно  топтался  возле  нее,  не  зная,  можно  ли  спускаться.
Перигрину показалось, что этот "кто-то" довольно долго стоял  в  темноте  за
дверью.
   - Я как раз начала спускаться, - произнес голос Гертруды Брейс.
   Она решительно толкнула дверь и вышла на сцену, чтобы позволить Перигрину
пройти. Когда он  поравнялся  с  ней,  Герти  дотронулась  до  его  локтя  и
спросила:
   - Вы разве не отправились на зловещий ужин с Дестини?
   - Лично я - нет.
   - Не пригласили? Как и меня?
   - Вот именно, - беззаботно признался Перигрин, всей  душой  желая,  чтобы
Герти перестала смотреть на него таким взглядом.
   - Хотите знать, какого я мнения о мистере Хартли Граве? -  тихо  спросила
она, приблизившись к Перигрину. Работая в  театре,  мистер  Джей  наслушался
всякого, но эти восемь слов заставили его заморгать.
   - Герти, дорогая!..
   - Да, да.  Герти.  Дорогая.  И  дорогая  Герти  знает,  что  говорит,  не
беспокойтесь.
   Она отвернулась от Перигрина и пошла прочь.

***

   - Эмилия, - начал Перигрин, когда они медленно поднимались по  Причальной
набережной, - надеюсь, вы не думаете, что тут все подстроено заранее...  Что
я специально избавился от Джера, чтобы было  поудобнее  ухаживать  за  вами.
Нет, не подумайте, что я.., то есть, что я отказываюсь... Но у  меня  просто
духу не хватило бы устроить столь очевидный трюк.
   - Полагаю, что так, - спокойно ответила Эмилия.
   - Правда, не хватило бы. Вы, наверное, заметили, что творится с Джереми?
   - Трудно не заметить.
   И тут они оба, неизвестно по какой  причине,  вдруг  весело  рассмеялись.
Мистер Джей взял Эмилию под руку.
   - Подумать только! Отсюда рукой подать до "Лебедя", "Розы"  и  "Глобуса".
Шекспир тысячи  раз  должен  был  проходить  этой  дорогой  после  окончания
репетиций - точь-в-точь как идем сейчас мы. И знаете, Эмили, мне  бы  ужасно
хотелось прокатиться по реке до Блэкфрира.
   - Приятно находиться в обществе, где о Шекспире говорят  без  смущения  и
идолопоклонства.
   - Но ведь он действительно уникален, так почему бы ему и не  поклоняться?
Вам не кажется, Эмили, что талант вечно в плену у  своего  среднего  уровня,
тогда как гений постоянно - или почти постоянно -  совершает  сокрушительные
промахи?
   - Типа указующей вперед Агнес и фрагментов "Цимбелина"?
   - Да. По-моему, гениям почти всегда немного недостает вкуса.
   - Во всяком случае, они обходятся без интеллектуального снобизма.
   - Безусловно!
   - Вы довольны тем, как идут репетиции?
   - В общем и целом.
   - Мне всегда казалось, что,  должно  быть,  ужасно  приносить  написанную
тобой вещь в театральный котел. Особенно если вы и повар при этом котле.
   - Да. Приходится наблюдать, как  твое  детище  профильтровывается  сквозь
личности актеров и превращается в нечто совершенно иное. И с этим приходится
соглашаться, потому что большинство перемен - к лучшему. Иногда мне кажется,
что я раздваиваюсь, что как режиссер отделяюсь от автора и при этом перестаю
понимать, о чем, собственно, пьеса.
   - Я могу себе это представить.
   Они шли рука об руку, два муравья среди спешащих из города толп. Блэкфрир
уже опустел, улочка, на которой жили Джереми и Перигрин, была безлюдной. Они
поднялись на верхний этаж и  сели  у  окна.  Потягивая  сухое  мартини,  они
пытались разглядеть на противоположном берегу реки "Дельфин".
   - Почему мы не говорим о перчатке  и  записке?  Ведь  это  потрясающе!  -
проронила Эмилия. - Вы, наверное, чувствуете себя, как паровой котел, внутри
которого все кипит.
   - Взрываться - хобби Джереми. А вообще это дело специалистов-экспертов.
   - Как странно, - сказала Эмилия. Она сидела на диване, подобрав под  себя
ноги и упираясь подбородком в скрещенные на валике руки.  Ее  открытое  лицо
казалось очень юным. Перигрин понимал, что сейчас  самое  время  постараться
выяснить, о чем она думает, что ей нравится, а что - нет, любила ли она  или
любит, и если да, то кого.
   - Как странно, - повторила Эмилия. - Подумать только, Джон Шекспир сделал
их для своего внука на Хенли-стрит. Интересно, он делал их сам или с