ди ты в задницу с умными советами.
   - Злишься? Я сам на себя злюсь.
   - Серьезно? - не поверила я.
   - Ага. Там, в парке, я тоже мечтал об этом.
   - О чем? - решив, что чего-то не поняла, спросила я.
   - О том же, что и ты. Смешно, правда? Смешно ему не было.  Мы  стояли
рядом, и в свете, что падал из окна кухни, я видела его лицо,  странное,
без обычного выражения презрительного равнодушия ко всему  на  свете.  И
взгляд у него был совсем другим.  "Ему  тоже  бывает  больно",  -  вдруг
подумала я и заревела ни с того ни с сего. Протянула руку к его лицу,  а
он закрыл глаза и сжал мое запястье. Я  гладила  его  щеки,  лоб,  а  он
целовал мои пальцы.
   ...Я взглянула на часы - половина четвертого, за окном темень,  звезд
не видно. Наверное, будет дождь. Лукьянов лежал на спине,  дышал  ровно,
но я знала, что не спит.
   - Ты меня любишь? - спросила я.
   Он повернулся на бок, демонстрируя мне спину.
   - Обожаю, когда ты строишь из себя дуру.
   - Саша, соври, чего тебе стоит?
   Он приподнялся на локте, посмотрел на меня, а я зажмурилась  под  его
взглядом.
   - Я люблю тебя. Я на тебе женюсь.  Я  сделаю  тебе  ребенка,  а  если
захочешь - двух или трех. Захочешь?
   - Захочу.
   - Отлично. А теперь я могу поспать?
   - Конечно. Спасибо тебе.
   - Не стоит благодарности. Ты всегда просишь о такой ерунде,  так  что
не стесняйся.
   Утром точно пошел дождь. Лукьянов брился в ванной, дверь  он  оставил
открытой. Я немного понаблюдала за ним,  потом  поднялась,  бормоча  под
нос:
   - Все прекрасно в этом лучшем из миров.
   - Проснулась? - крикнул он.
   - Еще не знаю.
   - Кофе готов. С Сашкой я погулял.
   - Ты само совершенство. Я тебя обожаю.
   Я побрела на кухню, выпила кофе, который уже успел остыть.
   - Как кофе? - спросил Лукьянов, появляясь на кухне. - Угодил?
   - Давлюсь, но пью, раз приготовлено твоими руками.
   - Твое настроение с утра мне нравится больше.
   - А мне меньше. Я вообще утро не люблю. Ничего хорошего  в  нем  нет.
Вставай, иди куда-то. То ли дело вечером, лег и уснул.
   - Срочно выходи замуж за своего Колю. Твои мысли до добра не доведут.
Чем дальше, тем глупее.
   - Я не хочу за Колю, - огрызнулась я, - я за тебя хочу. Коля  хороший
человек, а тебе можно и помучиться.
   - Премного благодарен. Интересно, а что ты на самом деле чувствуешь?
   - Меня переполняет восторг с элементами слепого обожания.
   - Слава богу, я боялся, вдруг что-нибудь серьезное.
   - Нет, что ты.
   - Слушай, будь  счастливой  назло  мне.  Роди  детей,  живи  долго  и
вспоминай обо мне с веселой усмешкой.
   - Подожди, запишу по пунктам.
   - Что ты за человек, - сокрушенно покачал  он  головой  и  убрался  с
кухни. Ко мне тут же подошел Сашка. Влажные глаза его смотрели на меня с
недовольством. - Вот только скажи, что я дура, и  получишь  по  носу,  -
предупредила я.
   Санаторий располагался в живописном месте. Мы свернули с шоссе  и  по
узкой дорожке углубились в лес. Высокие  сосны,  слева  березовая  роща,
сейчас в золотом уборе до того красива, что дух захватывало.
   Мы подъехали к  металлическим  воротам,  рядом  виднелась  деревянная
будка. Лукьянов посигналил, но на наш призыв никто не откликнулся.
   - Посиди, - сказал он, вышел, сделав несколько шагов, толкнул калитку
слева от ворот. Она со скрипом открылась, Лукьянов прошел на территорию,
заглянул в будку и сообщил:
   - Никого. На воротах замок. Отгони машину в сторонку,  дальше  пойдем
пешком.
   Я так и сделала. Лукьянов дождался,  когда  я  пройду  в  калитку,  и
зашагал рядом.  Впереди  виднелось  старинное  здание,  похоже,  недавно
отреставрированное.
   - Неплохое местечко, - заметил Саша.
   - Бывшая усадьба. Шереметьевых, кажется.
   - Отдых в таком месте стоит денег. Или я не прав?
   Я пожала плечами, прикидывая,  сколько  может  стоить  путевка  сюда.
Выходило, для инвалида дороговато, если, конечно, ее не  отправили  сюда
бесплатно. Может, и такое бывает.
   Мы  поднялись  по  широким  мраморным  ступеням  и  оказались   перед
наполовину застекленной дверью. Она  была  заперта.  Лукьянов  постучал,
стекло противно звякнуло, в недрах дома наметилось движение, и вскоре мы
смогли лицезреть строгую даму в белом  халате  и  накрахмаленном  чепце,
который придавал ей сходство с монахиней.
   - Слушаю вас, - сказала она  сурово.  Я  предъявила  удостоверение  и
объяснила цель нашего визита. Суровости в голосе дамы прибавилось. - Вы,
надеюсь, понимаете, что у нас живут люди, нуждающиеся в покое...
   - А у нас четыре трупа, - обрадовал ее Лукьянов, широко улыбаясь.
   Дама с сомнением покосилась на него и вздохнула:
   - Хорошо. Идемте, я вас провожу.
   Идти пришлось долго, один коридор сменял другой. Я подумала и шепнула
Лукьянову:
   - Они были чокнутые.
   - Кто?
   - Те, для кого этот дом строился. Мне в своих трехстах  метрах  тошно
"по самое не могу", а здесь...
   - Тебе тошно, потому что  ты  сама  чокнутая.  Говорю,  выйди  замуж,
заведи детей, штук пять, и в квартире тесно станет, а  если  еще  к  вам
переедут родственники мужа, вообще хоть караул кричи.
   - Какую-то безрадостную картину  ты  нарисовал,  -  скривилась  я.  -
Пожалуй, я подожду выходить замуж.
   - Как знаешь.
   Дама, что шла впереди, повернулась, приложила палец к губам, призывая
нас к тишине, и сама перешла на шепот:
   -  Маргарита  Назаровна  чувствует  себя  неважно.  К  вам   у   меня
убедительная просьба, сократить визит до минимума.
   - А что у нее со здоровьем? - тоже шепотом спросила я. Вышло не очень
толково, но дама поняла, минуты две она говорила, а я  хлопала  глазами,
потому что ни словечка из этой медицинской тарабарщины понять не могла.
   - А попроще? - спросил Лукьянов, заметно скривившись.
   - Человек  -  инвалид.  Самостоятельно  передвигается  до  туалета  и
обратно. Сама принимает пищу или поправляет  подушку,  а  вот  чулки,  к
примеру, без посторонней помощи не наденет. Теперь ясно?
   - Да. Спасибо.
   - У нее второй день давление под сто семьдесят, потому я  и  прошу  -
покороче.
   Дама постучала в дверь, ей ответили,  она  заглянула,  что-то  быстро
сказала и повернулась к нам.
   - Заходите.
   Мы вошли и обнаружили в комнате двух женщин. Одна лежала  на  кровати
возле окна, другая сидела в кресле. На тумбочке цветы, коробка конфет  и
апельсины.
   - Здравствуйте, - сказала я.
   Обе женщины поздоровались, а  Лукьянов  кивнул.  Та,  что  лежала  на
кровати, была очень красивой. То есть она когда-то была очень  красивой,
теперь уголки ее губ были опущены, глаза смотрели  затравленно,  а  лицо
очень бледное, с сероватым оттенком, который прямо указывал на  какую-то
хроническую болезнь. Я с удивлением  отметила,  что  женщина  совсем  не
старая, лет сорока пяти, не больше. Почему-то я ожидала, что она  должна
быть намного старше. Та, что сидела в  кресле,  скорее  всего,  была  ее
сестрой, что-то похожее было в их  облике,  хотя  сестру  красавицей  не
назовешь. Она старше лет на десять, спокойный взгляд,  ни  недовольства,
ни любопытства. Первым заговорил  Лукьянов.  Он  коротко  объяснил  цель
нашего визита: совершено преступление, кое-что указывает на связь  этого
преступления с убийством вашей дочери, мы понимаем и все  такое  прочее,
но вынуждены обратиться к вам.
   - Конечно, - кивнула  Маргарита  Назаровна,  внешне  никак  не  выдав
своего волнения. - Присаживайтесь.
   Мы  устроились  на  стульях,  женщина  постарше  улыбнулась  и  молча
покинула комнату.
   - Это ваша сестра? - спросила я.
   - Нет, тетка. Из всей родни только мы и  остались.  Она  одинокая,  я
тоже, вот и... не знаю, что бы я без нее делала. Что же, задавайте  ваши
вопросы.
   - У вашей дочери был друг?
   - Вы имеете в виду?.. Нет, она же совсем ребенок. В куклы  играла.  Я
знаю, в четырнадцать лет  девочки  бывают  очень  развитые,  но  Леночка
совсем не такая. Я даже  переживала  за  нее,  подружки  уже  потихоньку
пользовались косметикой,  наряды  и  прочее,  а  моя...  с  книжками  да
куклами. Единственный раз мы не встретили ее из музыкальной школы.  Отец
был в командировке, а к нам приехали гости из Германии. И  я...  решила,
ничего страшного, восемь часов, не так поздно... - Губы ее  побелели,  и
стало ясно: двенадцать прошедших лет мало что  для  нее  изменили,  боль
рвала и корежила женщину, а жизнь, по большому счету, закончилась в  тот
вечер, когда эти мерзавцы убивали ее ребенка, а она не смогла  защитить,
спасти его.
   - Маргарита Назаровна, - заговорил Лукьянов, голос его звучал едва ли
не вкрадчиво,  а  взгляд  ярко-синих  глаз  обещал  утешение  и  райское
блаженство.  -  Извините,  что  заставляем  вас   страдать,   но...   мы
столкнулись с четырьмя убийствами: Краснов, Уфимцева, Тюрина и Коренева.
Эти фамилии вам знакомы?
   - Да. Они убили мою дочь. Говорите, что их... я вас правильно поняла?
Их убили?
   - Да. Зарезали. Всех четверых.
   - О господи, - она торопливо перекрестилась. - Теперь понятно... Я не
буду притворяться и говорить, что мне их жаль. Не жаль. Но  их  смертями
дочь не вернешь. Никто мне ее не вернет. Я надеюсь, что,  когда  наконец
умру, встречу ее. А все остальное... мне не нужна их гибель, если вы  об
этом.
   - Но кто-то убил их, - все так же вкрадчиво заметил Лукьянов.
   - Да, но не из-за моей дочери. Возможно, это было не единственное  их
преступление.  За  мою  дочь  мстить  некому,  если  вы  об  этом.   Две
женщины-инвалидки. У тети болезнь почек, давление под двести.  Какие  из
нас мстители? Да и смысла в этом нет. И я не могу назвать вам  человека,
для которого в этом заключался бы смысл, - вздохнула она и  отвернулась.
Мы простились и покинули комнату.
   - Что-то есть, - сказал Лукьянов, невидящим  взглядом  уставившись  в
окно.
   - Ага. Она испугалась. Совершенно ясно, чего-то испугалась.
   - Но разговорить ее нам не удастся.
   - Есть еще тетка.
   - Что ж, попробовать можно, - пожал плечами Лукьянов.
   Тетку Маргариты Назаровны мы нашли в парке, она сидела на скамейке  в
компании милого старичка, приветливо улыбнувшегося нам.
   - Вы уже закончили? - спросила женщина,  звали  ее,  кстати  сказать,
Капитолиной Васильевной.
   - Да. Извините, наш визит формальность, но формальность необходимая.
   - Я понимаю. Надеюсь, вы Риточку не очень расстроили? - Она поднялась
со скамейки, намереваясь идти к племяннице.
   - Мы вас задержим на пять минут, - сказал Лукьянов,  причем  произнес
это так, что женщина с готовностью кивнула:
   - Да, конечно.
   -  Скажите,  пожалуйста,  вашей   племяннице   кто-нибудь   помогает?
Какой-нибудь фонд...
   - Что вы, - усмехнулась женщина. - Бывший Риточкин муж дает деньги на
лекарства. Вот сюда нас отправил.
   - Как муж? Он же умер? - не поняла я.
   - Это ее второй муж умер несколько лет назад, не  смог  пережить  той
страшной трагедии. У него сердце больное, а тут весь этот  ужас.  Сергей
Станиславович любил Леночку как родную дочь. Они ведь поженились,  когда
Леночке было всего два годика. Своих детей у него не было, так что  сами
понимаете... А Леночка не ребенок, а ангелочек была, такую  не  полюбить
невозможно. Он даже удочерил ее, хотя  отец  был  против.  Но  потом  он
вынужден был признать, что для ребенка так лучше. Рита с  мужем  сменили
квартиру, чтобы никто не узнал, и Леночка даже не догадывалась. Отца она
называла дядя Сева. Он их навещал, но  всегда  держался  в  рамках.  Эта
трагедия всех искалечила, - закончила она со вздохом.
   - А кто же настоящий отец Леночки? - насторожилась я.
   - Они вместе с Ритой учились в институте.  Он  на  три  года  старше.
Выскочила замуж на первом  курсе,  обычный  студенческий  роман.  Пожили
немного, поняли, что не подходят друг другу. Разошлись. Но  Сева  всегда
принимал участие в ее жизни, надо отдать ему должное.  И  Леночку  очень
любил. Знаете, у него жизнь тоже не сложилась. Третий брак, а детей нет.
Я имею в виду, кроме Леночки...
   - Как его фамилия? - теряя терпение, спросил Лукьянов.
   -  Игнатов,  -  охотно  ответила  Капитолина  Васильевна.  -  Игнатов
Всеволод Владимирович.
   - Это не тот Игнатов...
   - Да, он теперь человек известный и состоятельный.  Если  бы  не  его
помощь...
   - Спасибо, - в два голоса сказали мы и заспешили к выходу.
   - Твоему менту поленом бы по башке, - прошипел Лукьянов. - Он что, не
мог...
   - Не ори. Девочку удочерил отчим.  Как  ее  свяжешь  с  Игнатовым?  А
юношеские романы мало кого интересуют. Что-то тошно мне, друг мой Сашка,
- вздохнула я.
   - Чего тебе тошно? Убийцу, считай, нашли. Не убийцу,  заказчика.  Все
четверо сыграли в ящик, следовательно, теперь дядя  успокоится.  Убивать
больше некого. Исполнителей мы вряд ли найдем, раз это наемники.  А  это
наемники. Игнатов со своими бабками мог  позволить  себе  самых  лучших.
Если честно, я мужика осуждать за это не могу.  Единственный  ребенок...
Ты материалы дела читала? Кишки выворачивает. Простить такое невозможно.
Вот он дождался, когда Краснов выйдет, и порешил  всех  зараз,  чтоб  не
разбежались, как тараканы.
   - И что теперь прикажешь делать? - скривилась я.
   - Это у ментов  голова  должна  болеть.  Пусть  ищут  доказательства.
Может, повезет и в самом деле что найдут.
   - Тоска, - протянула я с  отчаянием  и  набрала  номер  Вешнякова.  -
Настоящий отец Лены Лисициной - Игнатов, - сообщила я  со  вздохом  и  в
ответ услышала:
   - Уже знаю. Мы тоже не лаптем щи хлебаем. И как мы его зацепим, скажи
на милость? Придем и предложим покаяться?
   - Это твоя проблема. Я отправляюсь к Деду, докладываю  и  забываю  об
этом деле, как о страшном сне.
   - Везет же некоторым...
   - Ага. Есть справедливость на свете.
   Я простилась с Вешняковым. Мы как раз подошли к машине.
   - К Деду отправишься прямо сейчас?
   - А чего тянуть?
   - Правильно. Отвези меня домой, соберу вещички, пора отчаливать.
   - Сегодня?
   - А чего тянуть? - передразнил он.
   - В самом деле, - кивнула я. - Поехали.
   В квартиру я входить не стала, дождалась, когда  Лукьянов  выйдет  из
машины, махнула рукой:
   - Ключи оставь себе. На память. Или выброси.
   - Оставлю. Вдруг пригодятся?
   - Ладно. Пока.
   - Пока. Спасибо тебе.
   - За что? - вытаращила я глаза.
   -  За  гостеприимство.  Знаешь,  с  тобой  приятно  работать.  -   Он
наклонился ко мне и добавил:
   - Любовью заниматься тоже, но об этом ты знаешь.
   -  Тогда  тебе  тоже  большая  благодарность  за   старательность   и
доставленное удовольствие. Если в Москве недостаток в дурах вроде  меня,
заглядывай. Всегда рада услужить.
   Он засмеялся и пошел к двери. А я поехала к  Деду.  "Вот  и  все",  -
подумала я с тупым равнодушием, сама не  зная,  к  чему  отнести  данное
утверждение, то ли к следствию, то ли к отъезду Лукьянова.
   Я притормозила, схватила мобильный. Почему бы  не  позвонить  ему?  И
сказать очередную глупость?  С  минуту  я  пялилась  на  телефон,  потом
отбросила его на соседнее сиденье и покачала головой, ухмыляясь. "Двигай
к Деду. Доложи об успехах. Тебе премия положена".
   Ритка встретила меня широчайшей улыбкой.
   - Потрясающе выглядишь, - сказала она с таким удовлетворением,  точно
это была ее заслуга.
   - С чего бы? - усмехнулась я.
   - Вот и я думаю. Должно быть, дела  идут  неплохо,  иначе  ты  бы  не
светилась изнутри, как электрическая лампочка.
   - А свечение действительно имеет место?
   - Ага.
   - По идее, все уже должно потухнуть.
   - Когда ты выглядишь нормальной женщиной, которая помнит, что  вокруг
полно мужиков, у Деда улучшается настроение.
   "Может, в этот раз будет наоборот", - подумала я и кивнула на дверь в
святая святых.
   - Он меня примет?
   - Десять минут выкроит. Хочешь кофе?
   - Не хочу.
   - Новости есть?
   - Полно.
   - Хорошие?
   - Черт их знает.
   - Иногда говорить с тобой одно удовольствие.
   - Да я и вправду не  знаю,  может,  кто-то  порадуется,  а  для  меня
геморрой.
   - Дед порадуется?
   - Возможно, - помедлив, ответила я, памятуя о  недавнем  разговоре  с
Лялиным. На душе вдруг сделалось скверно, это было тем более  неприятно,
что определить причину такого  ощущения  я  затруднялась.  Ритка  успела
сообщить Деду о моем приходе и спросила:
   - Ты что нахмурилась?
   - Я? Так, мысли разные.
   - Как твой стриптизер?
   - Нормально.
   - Говорят, ему цены нет. Правда?
   - Что - правда?
   - Ну, как с таким мужиком в постели?
   - Отчаянно хорошо. Мне в принципе со всеми неплохо, я  неприхотливая,
а с ним просто полный отпад.
   - Везет же некоторым. А мой два раза в неделю, и то по обещанию.
   Эту содержательную беседу нам пришлось прервать.
   - Рита, - позвал Дед, - пусть Оля зайдет.
   - Давай, - шепнула она мне.
   Я вошла в кабинет, Дед таращился в окно,  стоя  ко  мне  спиной.  Это
всегда означало одно:  он  чем-то  недоволен.  Мною,  надо  полагать.  Я
устроилась в кресле и голоса не подавала. Если ему  приглянулся  пейзаж,
пусть наслаждается.
   - Что у тебя? - спросил он.
   - Две новости, одна хорошая, другая плохая. С какой начинать?
   - Прекрати паясничать, - оборвал он.
   - Тогда начну с хорошей. Мы высчитали убийцу. Все  три  женщины  плюс
мужчина, который тоже скончался  на  днях,  к  счастью,  далеко  отсюда,
двенадцать лет назад совершили убийство. Жертве было четырнадцать лет, и
умерла  она  в   страшных   мучениях.   Теперь   ее   отец   восстановил
справедливость.
   - И в чем проблема?
   - В том, что доказать все это будет невозможно. Сам  он,  разумеется,
никого не убивал. А найти киллера...
   - Кто он? - повернувшись ко мне, спросил Дед.
   - Игнатов Всеволод Владимирович, - пожав плечами, ответила я.
   - Шутишь, - сказал Дед вроде бы растерянно.
   - И рада бы, да... убитая девочка -  его  дочь.  Правда,  удочеренная
вторым мужем матери, потому и фамилия у нее другая.
   - Подожди... - Дед прошел к столу, сел и сердито посмотрел на меня. -
Но почему ты решила...
   - Все три убитые женщины когда-то учились  в  одной  школе,  дружили.
Развлечения  выбирали  экзотические.  Девчушку  встретили   случайно   и
"развлеклись". С ними был парень  одной  из  девиц,  той  самой,  что  в
универмаге зарезали первой. Он уже сидел, на следствии не отпирался. Его
подружка тоже признала  себя  виновной,  но  оба  утверждали,  что  были
вдвоем. Соучастниц по неведомой причине выгораживали.  Однако  те,  кому
надо было,  знали,  истинных  убийц  было  четверо,  и  все  четверо  на
сегодняшний день скончались. Других причин  убивать  этих  людей  просто
нет.
   - А маньяк? Почему ты исключаешь...
   - Убийц было минимум двое, один из них левша.
   - Значит, ты абсолютно уверена, что за всем этим стоит Игнатов?
   - Предполагаю, что он выступил в роли мстителя.
   - Предполагаешь или уверена?
   - Слушай, я у него за спиной не стояла, когда  он  киллеров  нанимал.
Похоже, что он. Почти уверена, что он. Не представляю,  кто  еще,  кроме
него. Другой кандидатуры просто нет. Все? Или мне еще поговорить?
   - Значит, Игнатов.
   - Значит, - кивнула я, весьма  довольная,  что  он  перестал  болтать
глупости. Но радовалась я рано.  Дед  посидел,  уставясь  в  столешницу,
пожевал губами и изрек:
   - Тогда найди доказательства. Я хочу, чтобы сукин сын сел в тюрьму.
   Я тяжко вздохнула и покачала головой.
   - Игнатов очень богатый человек, - спокойно и даже ласково начала  я,
точно передо мной было малое дитя, а не дядя с  седой  головой,  который
лучше меня знал, что почем в этом мире. - И не дурак. Кроме  догадок,  у
нас ничего нет.
   - Найди улики, - упрямо повторил Дед.
   - Где, интересно? - съязвила я, теряя терпение от чужого упрямства.
   - Найди. Что-то  должно  быть.  Как-то  он  связывался  с  киллерами,
передавал деньги, каким-то образом те вышли  на  этих  женщин,  наконец.
Сделай все возможное и невозможное.
   - Ух ты, господи...  Почему  я-то?  Пусть  менты  носом  землю  роют.
Вешняков, к примеру. Ему лишняя звез