ание было посвящено персональному делу; на конструктора Якулова
жена написала заявление: разрушает семью, завел любовницу, страдают дети.
   Славин с интересом слушал, как выступал Кульков.
   - Что может быть для советского человека святее, чем простое и емкое
слово "семья"? - начал он свое выступление, не глядя в зал,
сосредоточившись в себе.
   Горестные морщины изрезали лоб, уголки рта скорбно опущены. - Семья -
это, если хотите, родина. Измена жене, матери твоих детей, - шаг на пути к
предательству... Я не могу иначе квалифицировать поступок такого рода...
Сколько лет вы прожили с женой, товарищ Якулов?
   Тот медленно поднялся, усмехнулся и ответил вопросом:
   - Вы бы Анне Карениной такой вопрос задали, Геннадий Александрович?
   - Но это же демагогия, - устало возразил Кульков. - Демагогия чистейшей
воды...
   Если полюбили другую, придите к женщине, с которой растили детей, и
скажите ей правду. Нет ничего прекраснее правды, как бы тяжела она порой
ни была, товарищ Якулов. Я не ханжа, в жизни всякое может случиться, но
найдите же в себе мужество! Откройтесь той, которую вы любили!
   - Так я и открылся, - усмехнулся Якулов. - И вот чем кончилось...
   - Нет, товарищ Якулов, как мне сообщили, вы признались лишь после того,
как жена застигла вас, что называется, на месте... Уверяю вас, найди вы в
себе мужество открыться, честно поговорить с матерью ваших детей - исход
был бы совершенно иным...
   Славин встал и вышел из зала - не мог слушать, гнусь...
   ...В двадцать два часа тридцать минут Кульков взял в Сокольниках
"ветку" - контейнер ЦРУ, спрятал его в портфель и отправился домой.
   Через десять минут генерал срочно собрал у себя в кабинете
контрразведчиков, проводивших операцию.
   Закончив совещание, вернулся к изучению материалов по делу Пеньковского.
   В о п р о с: Вы сказали, что в Париже у вас была встреча с
представителем разведки США?
   П е н ь к о в с к и й: Да.
   В о п р о с: Чем интересовался этот человек?
   П е н ь к о в с к и й: Он беседовал со мной минут тридцать. Фамилии его
я не помню, так как в момент знакомства и во время представления
разведчики быстро произносили фамилии и я их не улавливал. Беседа носила
общий характер.
   В о п р о с: О возможности вашей поездки в Америку спрашивали или нет?
   П е н ь к о в с к и й: В данном случае был разговор о предстоящей
советской выставке в США, которая намечалась на апрель 1962 года. Они
спрашивали, приеду ли я туда. Я сказал, что твердо еще не знаю, поеду я
или нет, но не исключено, что такая возможность будет.
   В о п р о с: Вы все время говорите о ваших совместных встречах с
представителями американской и английской разведок, а раздельные встречи с
представителями одной из этих разведок были?
   П е н ь к о в с к и й: Да, была одна такая встреча.
   В о п р о с: Расскажите о ней.
   П е н ь к о в с к и й: Эта встреча была в гостинице, где жили
американские разведчики. Предложение о встрече было высказано в то время,
когда я ехал с конспиративной квартиры к себе в гостиницу. Ослаф и
Александр пригласили меня на следующий день после этой встречи к себе
вечером в номер гостиницы. Я это приглашение принял. Была создана
свободная, непринужденная обстановка. Из беседы я понял, что американская
сторона сожалеет о том, что ей приходится работать со мною вместе с
английской.
   В о п р о с: Вы обещали что-либо американской разведке? Высказали
какие-либо пожелания по этому вопросу?
   П е н ь к о в с к и й: В отношении раздельной работы с английской и
американской разведками мною пожеланий не было высказано.
   В о п р о с: Было ли сказано, что если бы сложилась такая
необходимость, то американская разведка могла доставить вас в Америку?
   П е н ь к о в с к и й: Разговор об этом был в связи с обсуждением
вопроса о представлении меня президенту Кеннеди. Они говорили, что за
короткое время самолетом меня можно доставить в Америку вернуть обратно.
Это они сделали бы, если бы была острая необходимость.
   В о п р о с: Кроме поездок на встречи с разведчиками в Париже куда вы
еще ездили с Гревиллом Винном?
   П е н ь к о в с к и й: С Гревиллом Винном мы ездили в Версаль,
Фонтенбло, были в ресторанах, ночных клубах "Мулен Руж" и "Лило", посещали
кафе, гуляли в свободное время по улицам.
   В о п р о с: Кто оплачивал расходы, связанные с посещением кафе,
ресторанов и других увеселительных мест?
   П е н ь к о в с к и й: За все платил Гревилл Винн, я ему отвечал тем же
в Москве.
   В о п р о с: По возвращении в Москву из Парижа вы приступили к
выполнению заданий иностранных разведок?
   П е н ь к о в с к и й: Да. По возвращении из Парижа в октябре
шестьдесят первого года я продолжал выполнять задания иностранных
разведчиков.
   В о п р о с: Кому вы сообщили о своем прибытии в Москву?
   П е н ь к о в с к и й: Я позвонил на следующий день по телефону, номер
которого мне был дан, и трехкратным сигналом дал знать, что прибыл
благополучно в Москву.
   В о п р о с: Назовите телефон, по которому вы звонили.
   П е н ь к о в с к и й: Г 3-13-58.
   В о п р о с: Вам известно, кому принадлежит этот телефон?
   П е н ь к о в с к и й: Теперь известно. Телефон Г 3-13-58 установлен в
квартире тринадцать дома номер восемнадцать по Кутузовскому проспекту, где
проживал бывший атташе посольства Великобритании в Москве Филисита Стюарт.
   В о п р о с: Вы имели конспиративные встречи с представителем
иностранной разведки в районе гостиницы "Балчуг"?
   П е н ь к о в с к и й: После возвращения из Парижа в октябре шестьдесят
первого года я имел с неизвестным мне лицом одну встречу конспиративного
порядка в районе гостиницы "Балчуг" в двадцать один час.
   ...Генерал подчеркнул слова "с неизвестным мне лицом" и продолжил
изучение материала.
   В о п р о с: Что вы передали этому лицу на встрече?
   П е н ь к о в с к и й: Пакет, в котором находились два военных журнала.
   В о п р о с: Расскажите подробно, каковы были условия вызова
иностранных разведчиков к тайнику "номер один"?
   П е н ь к о в с к и й: Я мог вызвать иностранных разведчиков следующим
образом:
   имелись два номера телефонов, по которым я Должен был звонить дважды по
каждому, не разговаривать, а лишь *дать ответа абонента. Услышав фамилии
"Монтгомери" и "Дэвисон", повесить трубку. Это означало, что я вызываю
связника тайнику. Кроме того, я должен был поставить черную контрольную
метку на столбе номер тридцать пять по Кутузовскому проспекту.
   В о п р о с: Ваше письмо дошло по назначению?
   П е н ь к о в с к и й: Да.
   В о п р о с: По каким каналам вы получили подтверждение?
   П е н ь к о в с к и й: По радио.
   В о п р о с: Когда последний раз вы имели шпионский контакт с Гревиллом
Винном?
   П е н ь к о в с к и й: В июле 1962 года, когда г-н Гревилл Винн прибыл
в Москву.
   В о п р о с: Передали вы ему что-либо в этот раз?
   П е н ь к о в с к и й: Да, я встретил его в аэропорту Шереметьево на
автомашине Русакова и по дороге из аэропорта, в машине, передал
экспонированную пленку и письмо.
   В о п р о с: Что вам сказал Винн, взяв от вас передачу?
   П е н ь к о в с к и й: Винн взял от меня материал и сказал что в этот
же день он доставит его по назначению; кроме того, мы с ним договорились о
повторной встрече тогда же, второго июля, у него в номере гостиницы
"Украина" в девять или десять часов вечера.
   В о п р о с: Эта встреча состоялась?
   П е н ь к о в с к и й: Да.
   В о п р о с: Что вы получили от Винна?
   П е н ь к о в с к и й: От Винна я получил коробку, завернутую в бумагу
и перевязанную шпагатом. Коробка была из-под набора спичек.
   В о п р о с: Что находилось в этой коробке?
   П е н ь к о в с к и й: Инструктивное письмо, сигнальные открытки для
сообщения разведчикам о моем положении и планах. В коробке также
находилось три тысячи рублей. Я две тысячи после отправил через Винна
назад.
   В о п р о с: Письменных материалов там никаких не было?
   П е н ь к о в с к и й: Были. Проект моей статьи. Я просил разведчиков
написать аннотацию на книгу, сейчас точно ее назвать не могу, не помню...
Они мне написали аннотацию с использованием ряда своих источников. Я хотел
эти тезисы здесь, в Москве, дополнить и сделать из них статью.
   В о п р о с: Какие указания содержались в инструктивном письме?
   П е н ь к о в с к и й: Там были высказаны различные рекомендации в
отношении конспирации и осторожности в работе.
   В о п р о с: Не содержались ли в этом письме указания о порядке
перехода на нелегальное положение?
   П е н ь к о в с к и й: В указанном письме не было. Это было предметом
обсуждения в последующем.
   В о п р о с: Когда вы получили инструкцию по установлению связи с
Карлсоном и Кауэлл?
   П е н ь к о в с к и й: В этом же письме было сказано, что в Москву
должен прибыть второй секретарь американского посольства Карлсон, с
которым я смогу поддерживать контакты во время официальных приемов.
Сообщалось о том, что в ближайшее время должна приехать Памела Кауэлл с
мужем - вторым секретарем английского посольства, - и был указан порядок
связи с Кауэлл через тайник, устроенный в банке из-под порошка "Харпик".
Фотографии Карлсона и супругов Кауэлл для ознакомления мне должен передать
Винн.
   В о п р о с: Какие инструкции вы получили об использовании для связи
банки из-под порошка "Харпик"?
   П е н ь к о в с к и й: В письме было сказано, что на одном из приемов в
доме английского дипломата в туалетной комнате будет стоять банка из-под
порошка "Харпик". Со стороны днища банки вынимается полая часть, куда
можно заложить материалы или же забрать материалы, если они там находятся,
после чего следовало банку опять поставить на место, а в последующем она
будет заменена настоящим "Харпиком".
   В о п р о с: Вы видели эту банку?
   П е н ь к о в с к и й: Да.
   В о п р о с: Кто вам ее показывал?
   П е н ь к о в с к и й: Винн. В номере гостиницы "Украина".
   В о п р о с: У вас был с Винном разговор о порядке использования этой
банки?
   П е н ь к о в с к и й: Да, мы вместе с ним открывали банку, вынимали
днище и смотрели. Затем я сам несколько раз вынимал днище банки, после
чего эту банку оставил у Винна.
   В о п р о с: Когда и где вы установили связь с американским разведчиком
Карлсоном?
   П е н ь к о в с к и й: Четвертого июля шестьдесят второго года на
приеме в американском посольстве.
   В о п р о с: Сколько встреч вы имели с Карлсоном и где они происходили?
   П е н ь к о в с к и й: С Карлсоном я имел две встречи. Вопрос: Какие
указания иностранных разведок вы получили через Карлсона?
   П е н ь к о в с к и й: Через Карлсона в августе я получил письмо в
конверте и гражданский фальшивый паспорт. В этом письме давалась
инструкция о порядке пользования этим паспортом; говорилось, что
необходимо его подписать, что паспорт внутренний.
   В о п р о с: Кому подписать?
   П е н ь к о в с к и й: Мне подписать... В паспорте не было подписи
владельца.
   В о п р о с: Паспорт был изготовлен на имя другого человека?
   П е н ь к о в с к и й: Да.
   В о п р о с: Но фотография в паспорте была ваша?
   П е н ь к о в с к и й: Да.
   В о п р о с: Как вы передали разведке свою фотографию?
   П е н ь к о в с к и й: Свою фотографию я не передавал, она, очевидно,
попала через дипломатические каналы. Должен сказать: при оформлении выезда
за границу фотокарточки посылались дюжинами и. очевидно, это фотокопия
одной из них.
   В о п р о с: Что обещали вам иностранные разведки в качестве
вознаграждения за вашу шпионскую деятельность?
   П е н ь к о в с к и й: Мне предлагались деньги в рублях. Я говорил, что
мне сейчас деньги не нужны, у меня есть достаточно своих накоплений в
семье и я никакой нужды в деньгах, а также в валюте в настоящее время не
испытываю. Деньги мне предлагались несколько раз, но я не брал ни копейки.
И для меня явилось неожиданностью, когда мне прислали три тысячи рублей в
коробке от набора спичек.
   Из них я купил рублей на пятьсот - шестьсот различные подарки -
серебряные чернильницы и так далее - каждому из разведчиков... Часть из
этой суммы я потратил на пребывание Гревилла Винна, а две тысячи рублей
завернул и возвратил Винну для передачи разведчикам.
   В о п р о с: Какие еще блага вам обещали иностранные разведки кроме
двух тысяч долларов в месяц?
   П е н ь к о в с к и й: Из материальных ценностей больше никакие вопросы
не обсуждались. Говорилось о характере и профиле моей работы на Западе.
   В о п р о с: Какой характер работы вам предлагали, вернее, обещали
предложить?
   П е н ь к о в с к и й: Работу, связанную с выполнением различных
заданий разведывательного порядка. Конкретная должность и работа не
назывались.
   В о п р о с: Ведомство называлось?
   П е н ь к о в с к и й: Да, говорилось. Центральное ведомство, или в
Пентагоне, или в имперском генеральном штабе, в зависимости от выбора,
который я мог бы в будущем сделать, подданства Англии или гражданства США,
если бы к этому подошел.
   В о п р о с: И даже воинское звание обещали?
   П е н ь к о в с к и й: Поскольку они знали, что я полковник запаса, то
было сказано, что мне будет сохранено звание полковника английской или
американской армии.
   В о п р о с: Велись ли вами переговоры с иностранными разведками по
поводу возможного бегства на Запад?
   П е н ь к о в с к и й: Это было немножко не так. Американские и
английские разведчики в Париже говорили, что в случае если мое положение
будет очень опасное или тяжелое, то существует много вариантов для того,
чтобы перейти на Запад. В качестве вариантов назывались и подводная лодка,
и самолет, и переход сухопутной границы с помощью различных документов. На
эту же тему у меня был разговор в июле, когда г-н Гревилл Винн приехал в
Москву. Винн говорил, что мои друзья обо мне беспокоятся, что мне не надо
волноваться, что, когда будет нужно, мне всегда помогут. Этот разговор был
у него в номере. Конкретно варианты перехода на Запад не обсуждались.
   В о п р о с: Пеньковский, когда вы планировали свой побег на Запад?
   П е н ь к о в с к и й: Я не планировал побега. Я никогда не думал
бросать своих детей и семью. Этот разговор был только в том плане, что обо
мне беспокоятся, думают. И хотя Винн сказал, что этот разговор был по моей
инициативе, но я со всей ответственностью заявляю, что этот разговор был
не по моей инициативе.
   Гревилл Винн имел задание меня успокоить. Как раз это и была одна из
его задач - подбодрить меня, показать, что обо мне заботятся и что в
случае необходимости любой вариант побега будет претворен в жизнь.
   В о п р о с: Чем объяснить, что вы, не собираясь бежать, уже на первой
встрече с иностранными разведчиками в Лондоне, в апреле - мае 1961 года,
обратились с письменной просьбой к английскому и американскому
правительствам о предоставлении вам гражданства этих стран?
   П е н ь к о в с к и й: Я об этом писал и обращался с данной просьбой не
по своей инициативе. Когда я написал бумажку о своем согласии работать с
английской и американской разведками, мне разведчики посоветовали сделать
такую приписку, заявив, что через несколько лет это пригодится, и я
послушал их совета.
   Машинально написал.
   В о п р о с: Машинально?
   П е н ь к о в с к и й: Они мне подсказали, и я сделал несознательно
приписку о том, что прошу предоставить мне гражданство США или подданство
Великобритании.
   В о п р о с: Какими конкретными мотивами вы объяснили свою просьбу?
   П е н ь к о в с к и й: Ничего я не объяснял по этому вопросу. Это было
сделано несознательно.
   И генерал, не удержавшись, заключил чтение одним лишь словом,
каллиграфически выведенным на маленьком листке: "в р а г".
   "Мой любимый!
   Вообще-то слово "мой" к понятию "любимый", наверное, неприложимо,
поскольку любовь добра и принадлежит всему человечеству, а "моей" может
быть кукла, авторучка, шапочка. "Мой кот, шарф, шкаф, вклад в сберкассу".
Умом я это понимаю, но дрянное чувство собственности, подчеркивание своего
права владения, ничего не могу поделать с собой, все мы, бабы, одинаковые.
   Ты себе не представляешь, как я обрадовалась твоей длиннющей телеграмме
о проблемах восточной медицины, я отвечу, только чуть позже, ладно?
   О чем тебе рассказать? Про то, о чем я мечтаю? Во-первых, ты и сам об
этом знаешь, а потом, верных слов не подберешь; хотя я к словам отношусь
сдержанно - к этому приучила профессия; разговариваешь с пациентом,
вертишь его перед рентгеном, видишь в легких сетчатые дыры, то есть рак в
последней стадии, понимаешь, что бедняге осталось жить считанные недели, и
ведь ничего - рождаются какие-то слова, складываются во фразы, ничего не
попишешь: врачебная этика, обязана хранить спокойствие, шутить и
улыбаться, причем не натянутой, заданной улыбкой, какой обмениваются
воспитанные супруги после очередной ссоры, чтобы дети, упаси бог, ничего
не заметили, а настоящей, искренней даже. Знаешь, раковые больные
обостренно чувствительны, постоянно ощущаешь внутреннюю напряженность,
общаясь с ними: только б не открыть себя, только б оставить человеку два
гроша надежды...
   Здесь, кстати, в открытом кинотеатре показывали этот старый итальянский
фильм; когда я была маленькой, училась, кажется в пятом классе, эта
картина казалась поразительной, выворачивающей душу, а сейчас совсем
другое ощущение; жаль, ничто так быстро не стареет, как женщина и кино. Я
даже выдвинула рабочую версию: и фильм, и я, женщина, все-таки поначалу
живем чувством. Логика куда более долговечна, согласись. Она сильна до той
поры, пока на смену существующей доктрине не приходит качественно новая;
естественная замена старого новым; а с чувством все сложнее и непонятнее,
потому что оно неподвластно логике и подчиняется своим законам, увы, часто
физиологическим.
   ...Море шумит за окном, шуршит галька, луна как пятак, повсюду в барах
слышна музыка, а я сижу в номере и сочиняю послание - только для того,
чтобы родилось ощущение твоего соприсутствия. Мы ведь с тобою ни разу
вместе не отдыхали, Виталик, ни разу за восемь лет. Я заранее соглашаюсь с
твоим доводом, что и это очень хорошо: во время разлук аккумулируется
нежность. Но ведь я понуждаю себя соглашаться с этим, причем не без труда,
потому что чем дальше, тем отчетливее ощущаю в себе такую женщину, которая
очень хочет иметь детей, похожих на тебя, ездить с тобою на море, видеть
тебя чаще, и ничего я с этим не могу поделать, хотя знаю, что у тебя
совсем особый взгляд на все эти дела, да и на наши отношения тоже.
   По утрам я стала долго рассматривать свое лицо в зеркале: тридцать
шесть лет, для женщины это немало. Помнишь, Пушкин писал о какой-то из
своих подруг: она старуха, ей уже двадцать шесть лет. Бррр, страшно!
   Три дня назад на катере примчался Вова Гумба с друзьями и утащил меня
на Золотой Берег; конечно же, в доме пахнет дымом, суетятся женщины в
черном, жарится козлятина, на столе рыба пяти сортов, сыр с гор, тосты за
тебя и Степанова особенно красивые, прекрасные грузинские песни, а после
Вова читал на абхазском монолог короля Лира - озноб пробирает, как здорово.
   Был еще какой-то гость из Москвы; он подсел ко мне и начал говорить о
сюрреализме, обсуждал вопрос, будут ли читать Шекспира в будущем веке,
потом перешел на обсуждение новинок американского кино, пригласил на
просмотры:
   оставьте телефон, я за вами заеду; Алябрик тут как тут, обнял его,
сказал, что звонят из Сухуми; вернулись они через десять минут, гость
больше ко мне не подсаживался и избегал смотреть в мою сторону - горцы
умеют постоять за подругу того, кого они чтут.
   Да, Виталик, пожалуйста, позвони санитарке Марии Ивановне, пусть она
зайдет ко мне в квартиру и польет цветы, я совсем забыла ей написать в
памятке.
   Пожалуйста, извини эту мою просьбу, но по телевидению говорят - в
Москве стало жарко, больно представлять, как мои цветы медленно умирают на
подоконниках и балконе от пыльного, бензинового солнцепека...
   Скажи, когда я уезжаю на море, ты меня хоть немножко ревн