арло, - меланхолично заметил Прошке. - Я
подсчитал.
   Ссыпали ровно восемьдесят марок, хороший бизнес.
   Кузанни и Степанов переглянулись; Кузанни чуть улыбнулся, подмигнув
русскому:
   парень что надо; когда спустились в туалет, где было два автомата, один
городской, а другой международный.
   Степанов заметил:
   - Господин Прошке, если вы будете работать так же четко, как сейчас
считали монеты, за исход дела можно не волноваться.
   - Думаете? - Прошке зевнул, прикрыв рукой рот, сделавшийся круглым, как
вход в тоннель. - Хорошо, если так. На самом-то деле Карло проиграл,
сыпанул девяносто пять марок, но я не терплю ш т у ч е к - деньги любят
счет.
   ...В туалете было чисто, как в операционной; черный кафельный пол,
голубые умывальники, хрустящие салфетки, фирменное мыло в маленьких
коробочках, сделанных под черепаху; к счастью, никого из посторонних не
было. Как медленно человечество постигает самые простые истины: зачем было
платить деньги старухе, которая дремала здесь на стуле, собирая с
посетителей пятьдесят пфеннигов, когда значительно экономичней врезать в
кабинки замки с копилкой?!
   Кузанни набрал голливудский номер продюсера Гринберга; тот, по счастью,
был дома; разница во времени, там еще поздний вечер.
   - Привет, Стив, это я.
   - Ты уже в Берлине? - спросил Гринберг.
   - Да.
   - Ну и как?
   - Может быть любопытно.
   - Съемка скрытой камерой?
   - Боюсь, что нет. Телевик. Но такие фото очень хорошо монтируются,
Стив, это дает большую достоверность, чем киносъемка, да и потом здешних
клиентов на камеру не снимешь, нет времени и, судя по всему, слишком
рискованно.
   - Тебе виднее. Во сколько это мне станет?
   - Оплата их номера в гостиницах...
   Прошке поднял палец:
   - Нет, нет, двух номеров, пожалуйста! Франц храпит, и потом, я привык
засыпать с женщиной. Кузанни спросил Гринберга:
   - Ты слышал?
   - Да. Сколько это все будет стоить? Говори сумму, я отвечу тебе "да"
или "нет".
   - Ты ответишь "да", Стив.
   - Сначала назови сумму, - повторил Гринберг.
   - Это может стоить плюс-минус двенадцать тысяч долларов. Прошке покачал
головой:
   - Неверно. А если интересующие вас люди полетят в Штаты? Чили? Или на
Мадагаскар? Пусть переведет пятнадцать тысяч...
   - Он говорит, что надо перевести пятнадцать тысяч, Стив.
   - Нереально, - ответил Гринберг. - Максимум, на что я могу пойти, это
шесть тысяч. Марка по-прежнему падает, так и так ему выгодно, он
согласится...
   Кузанни обернулся к Прошке:
   - Мой продюсер готов уплатить шесть тысяч долларов. Прошке покачал
головой:
   - Это несерьезно, мистер.
   - Хорошо, но скостите же хоть на сколько-нибудь, - взмолился Кузанни.
   Прошке пожевал губами и несколько растерянно шмыгнул носом:
   - Ладно, черт с ним, пусть пересылает четырнадцать тысяч. Кузанни
повторил в трубку:
   - Он согласен на четырнадцать.
   - Это нереально, Юджин! Четырнадцать тысяч баков за двадцать
фотографий?! Он хочет сорвать куш на жареном! Найди кого-нибудь еще и
сразу называй сумму: "Мой продюсер готов перевести семь с половиной тысяч,
и ни цента больше, цена окончательная".
   - Сейчас, погоди. - Кузанни снова обернулся к Прошке: - Семь с
половиной тысяч.
   Он говорит, что уплатит семь с половиной тысяч...
   Прошке медленно покачал головой; лицо его было обиженным.
   - Повторяю: я буду охотиться не за неверной женой. Он знает, о ком идет
речь?
   - Хорошо, Стив, - сказал Кузанни, - давай уговоримся так: я иду на
риск... Семь с половиной тысяч платишь ты, а остальные шесть вычтешь из
моего гонорара...
   - Не делай глупостей! Он обирает тебя...
   - Стив, я прошу тебя сделать то, что прошу... Прошке написал на
салфетке номер телекса:
   - Пусть отправит перевод на тринадцать тысяч прямо сейчас же в мой
банк, счет шестнадцать двадцать три четыреста пять.
   Кузанни повторил; Гринберг раздраженно сказал:
   - Погоди, я должен встать с кровати... Диктуй...
   - И пусть отправит подтверждение по моему телексу, - попросил Прошке. -
Берлин, девяносто семь семьдесят два, "Прайвэт лебенс бюро". Я хочу иметь
подтверждение немедленно, - он посмотрел на часы, - потому что через час я
должен начать работу... И последнее: когда вы мне назовете адрес, где я
должен снимать?
   Темп-III В шестнадцать часов мимо Кулькова, сидевшего на скамеечке
возле станции метро "Фридрихштрассе" после телефонного звонка, который он
загодя сделал из автомата, медленно проехала старенькая машина марки
"фольксваген" с военным номером подразделения ВВС США, расквартированного
в Западном Берлине.
   Через час, когда Кульков шел к выходу из метро "Ляйпцигер-штрассе", два
пьяных турка на высоких каблуках, в обтягивающих, узеньких брючках,
расклешенных книзу, обгоняя, толкнули его в бок, и он почувствовал, как в
карман его пиджака что-то сунули. Группа Гречаева, наблюдавшая за ним
вместе с работниками контрразведки ГДР, отметила, что п р е д м е т о м
этим был конверт: очень тонкий; авиапочта Болгарии; марка погашена в Софии.
   ...Через двадцать две минуты турки перешли государственную границу ГДР
с Западным Берлином на станции метро "Фридрихштрассе"; офицер, проверявший
их пропуска, сообщил контрразведчикам, что Мехмет Шааби и Абдулла Кижа
были совершенно трезвы; в интересах операции досмотр произведен не был.
   В Западном Берлине они сделали пересадку на линию, которая вела к
Клейаллее; штаб-квартира оккупационных войск США; в рези-дентуру ЦРУ не
пошли; на улице их подхватил битый "мерседес-230" и отвез в маленький
особняк на Фогелыитрассе; дом принадлежал фармацевту Рихарду Ризенбауму -
конспиративная явка регионального отдела военной разведки.
   После тридцатиминутной беседы Мехмет Шааби вышел из особняка и
отправился в Кройцберг; там в доме, где помещался магазин радиоаппаратуры,
работающий в основном на турецких иммигрантов, на втором этаже, в квартире
семь, была явка одного из руководителей "серых волков", так называемая
"группа-зет"; вместе с ним отправился к границе; оставили "фольксваген"
возле свалки старых автомобилей; поднялись на пятый этаж полупустого,
разрушенного еще со времен войны дома; здесь на имя художника Рикенброка
еще неделю назад было снято ателье; просмотр территории ГДР отличный,
особенно Зауэрштрассе (а не Беренштрассе, как говорил Кульков в Москве),
куда, как значится в инструкции, сунутой в карман Кулькову, он должен
явиться в девятнадцать часов тридцать минут, предварительно побрившись
наголо: "Предстоит переход границы, вас заберет наш общий друг, но
предварительно вам необходимо бросить в семнадцать часов прилагаемое
письмо, переписав его предварительно от руки, в почтовый ящик квартиры.
Это сигнал, означающий, что вы будете в условленном месте на Зауэрштрассе
в обговоренное время". Прилагался адрес: Ляйпцигерштрассе, наискосок от
ресторана "София"; о том, что там жил представитель чикагской газеты, не
говорилось, а уж тем более о том, что человек этот связан со с л у ж б о й.
   Письмо, которое надлежало переписать от руки, гласило следующее: "Я,
кандидат физико-математических наук Геннадий Александрович Кульков, в
течение двадцати пяти лет работал рука об руку с ведущим ракетостроителем
Советского Союза академиком Крыловским. На моих глазах создавались ракеты
СС-20 и вывозились в страны-сателлиты, чтобы стационировать их там против
Запада. За участие в создании этой ракеты я был удостоен Государственной
премии СССР и награжден орденом "Знак Почета". Я был твердо убежден, что
ракетное оружие необходимо моей стране для отражения удара "американской
военщины". Но в последнее время я стал свидетелем трех секретных
совещаний, которые открыли мне глаза на происходящее:
   владыки Советского Союза, на словах выступающие за мир и разоружение,
подвергающие злобной критике Америку, сейчас, во время ведения переговоров
в Женеве, приняли новый, сверхсекретный план. Согласно этому плану уже
сейчас - в обстановке абсолютной тайны - в России начат новый виток гонки
ракетных вооружений. Именно поэтому я принял горькое решение покинуть
Родину, чтобы открыто предостеречь народы всего мира от того, что им
готовит Кремль. Тактика ведения переговоров в Женеве советской делегации
есть тактика бесчестных затяжек во имя выигрыша времени. Мир в опасности.
Честные люди Земли должны сказать свое слово в защиту цивилизации. Я отдаю
себе отчет, на какой риск иду, пытаясь уйти из-за "железного занавеса", я
понимаю, что не исключена возможность моего ареста КГБ и контрразведкой
ГДР, поэтому решил передать это заявление в прессу еще до того, как
предприму попытку уйти в свободный мир. Геннадий Кульков".
   ...Второй турок, Кижа, от фармацевта Ризенбаума выехал в район Ванзее;
дом семь по Моцартштрассе; поднялся в квартиру два на третьем этаже.
   Ее арендовал Луиджи Мачелли возглавлявший "группу-7", связанную с
масонской ложей "П-2".
   ...Славин и Конрад Фукс - генерал-майор контрразведки ГДР, старый друг,
вместе заканчивали аспирантуру в университете - сидели на т е л е ф о н а
х; сообщения поступали ежеминутно.
   - Если бы когда-нибудь ваши или наши кинематографисты решили снять
фильм об этом деле, - заметил Славин, - им бы не поверили...
   - Зависит от того, как снять, - не согласился Фукс.
   - Я имею в виду другое: ни ты, ни я не курим. И на столе нет бутылки;
ни ты, ни я не страдаем язвенной болезнью - это в кино очень любят,
утепляет образ; страдание угодно широкому зрителю... И совершенно
необходима ревнивая жена...
   - Ты так и не женился, Виталий?
   - Нет.
   - Можно задать вопрос? Славин усмехнулся:
   - Я его знаю. Ты хочешь спросить: почему?
   - Именно.
   - Знаешь, вообще-то я никому на этот вопрос не отвечаю... Нет, нет, -
заметив что-то в глазах Фукса, вздохнул он, - тебе я отвечу, Кони...
Пропустил время...
   Украинцы, когда говорят с тобой по телефону, спрашивают: "Ты сам?" Это
значит:
   "Ты один?" По-украински, кстати, звучит - с точки зрения философии -
точнее; "один" - это количественное, "сам" - качество человека. Если
человек женился в том возрасте, когда это положено - в молодости, или если
произошло совпадение, которое, увы, редкостно, - и тогда счастье ждет
пару. Если же люди в чем-то разнятся, темпераментом не подходят, вот тебе
и разлад... Поначалу не женился из-за того, что маму очень любил, а мои
подруги как-то не вписывались в ее представление о том, какой должна быть
моя жена, потом работа завертела.
   Полагаю, что, женившись ныне, я доставлю только боль той женщине,
которая придет в мой дом. Я привык жить так, как привык. Я встречаюсь с
очаровательной подругой, но разность в возрасте слишком велика... Времени
на п р и л а ж и в а н и е не осталось, Кони, а в организации семьи самое
главное - приладиться, как тут ни крути...
   - Сейчас позвонят. - Фукс кивнул на телефоны. - Чует мое сердце.
   - Мое тоже.
   - Я стал побаиваться интуиции... Видимо, именно профессия накладывает
самый сильный отпечаток на характер человека... Анна Зегерс как-то
рассказывала мне, что от романа к роману ей хотелось писать все больше и
больше, понимала, что времени уже мало, отдохнуть бы, а нет, р а б о т а.
А в молодости, грустно добавила она, казалось, что впереди еще уйма лет,
успею... Лишь профессия по-настоящему создает человека, если он верно
избрал профессию... У меня ремонт делал столяр... Зигги... Замечательный
мастер, только крайне медлительный... Я его как-то спросил, отчего он так
долго работает. А он ответил: "Музыку люблю".
   Я сначала не понял, переспросил. "Когда имеешь дело с деревом, -
ответил он, - погружаешься в музыку; не зря и рояль, и скрипка, и гитара
сделаны из разных пород; каждое дерево по-своему хранит солнце, дождь и
ветер..."
   - Красиво, - согласился Славин.
   - Очень... У меня вот профессия выработала интуицию... И это плохо.
   Славин удивился:
   - Почему?
   - Потому что в нашем деле прежде всего надо следовать факту, а не
интуиции. При некоторых поворотах интуиция может сыграть с нами злую
шутку...
   Зазвонил телефон - требовательно, почти без перерывов.
   - Ну, что я говорил? - усмехнулся Фукс. - Сейчас чем-нибудь обрадуют...
   Доложили, что к Луиджи Мачелли только что прибыл высокий мужчина,
примерно пятидесяти лет или чуть старше, нос приплюснутый, боксерский,
левая бровь чуть рассечена; в синем костюме, с плоским чемоданом фирмы
"Карден" (самые дорогие в мире) и "дипломатом" крокодиловой кожи с
шифровыми замками...
   - Для досье мало, - заметил Фукс. - Разве что только рассеченная левая
бровь...
   (Среди лиц, подозреваемых в организации злодейского взрыва Миланского
вокзала, который унес сотни жизней, числился некий Бинальти, он же
Панинни, он же Голденберг, он же Банаат-заде; именно он отвечал в с и н д
и к а т е за "укрытие следов" после совершения террористических актов.)
   - Ну что ж, - сказал Славин. - Время эндшпиля, Кони?
   - Видимо... Кто-то занятно писал о Лейбнице: у философа была
необыкновенная способность ощущать с в я з ь с о п о д ч и н е н и я; он
был невероятно последователен, а именно потому порою выглядел нелепым, ибо
ни на йоту не отступал от своих принципов, даже если это явно
противоречило здравому смыслу...
   - Повтори, - попросил Славин, - повтори, пожалуйста...
   Фукс удивился:
   - А в чем дело?
   - "...Не отступал от своих принципов, даже если это явно противоречило
здравому смыслу"? - Славин процитировал слово в слово - память
феноменальная.
   - Именно.
   - Слушай, давай-ка еще раз съездим на место, Кони, а?
   ...На пустынную Зауэрштрассе, возле границы, где была намечена операция
ЦРУ, Славин и Фукс пришли, как мирно гуляющие собеседники, увлеченные
разговором; машины оставили в двух кварталах отсюда; не глядя на тот дом в
Западном Берлине, что одиноко высился среди пустыря, Славин спросил:
   - Сколько метров до верхних окон, как думаешь, Кони?
   - Четыреста... С небольшим, - ответил тот.
   - Слушай, Кони, - задумчиво сказал Славин, - а все-таки они сегодня не
будут Кулькова похищать... Они должны его убить, Кони, должны убить...
   Фукс походил, затем остановился над Славиным - высокий как жердь.
Усмехнулся:
   - Допустим... И?
   - Это не мы подготовили спектакль, а они, вот в чем дело! Вот почему те
турки, вот зачем изменено место встречи, если, конечно, Кульков не врал
мне с самого начала, вот почему новое место встречи с шефом, который
должен провести операцию "Либерти", выбрано на пустыре, совсем рядом с
границей; вот зачем здесь Луиджи Мачелли... А на все про все у нас с тобой
четыре часа... Впрочем, если ты поддержишь мою идею, мы примем условия
игры ЦРУ, но эту партию выиграем мы, потому что в отличие от Лейбница
пойдем за здравым смыслом...
   Уолтер-младший из военной разведки Западного Берлина внимательно
оглядел лица двух сотрудников ЦРУ, прилетевших утром.
   - Вам бы переодеться, - сказал он, - вы слишком уж по-нашему одеты...
   - Нам предписано быть одетыми именно так, - ответил старший. - Лайджест
сказал, что мы должны быть одеты в высшей мере традиционно... Он
рекомендовал еще раз - вместе с вами - прорепетировать операцию... Машина
внизу?
   - Да. В гараже. Хотите кофе?
   - Потом, если можно. ЗДРО просил отправить ему телеграмму, как только
мы осмотрим машину.
   - Хорошо, - Уолтер-младший легко поднялся из-за огромного стола, пошел
к двери, - я спущусь с вами. Если возникнут какие-то вопросы технического
порядка, разъяснит Лилиан, она будет вести машину, вполне
квалифицированный офицер.
   Они спустились в закрытый гараж; там стоял только один автомобиль -
большой "додж" с помятым передним левым крылом.
   - Это специально, - пояснил Уолтер-младший, тронув носком крыло. -
Некоторая неопрятность предусмотрена - битая машина не привлекает
внимания...
   Старший из ЦРУ кивнул:
   - Нам бы посмотреть, как работает тайник.
   Уолтер-младший открыл дверь кабины, нажал кнопку на щитке - открылся
багажник.
   - Это первый этап, секунда, не больше.
   - А ну-ка, закройте, - попросил старший. - А то во время д е л а всегда
что-нибудь да откажет, лучше заранее испробовать. Уолтер-младший
добродушно усмехнулся:
   - Согласен. Закрывайте. Будем еще раз пробовать. Закрыли?
   - Да.
   - Засеките секундную стрелку. Открываю.
   Багажник сработал мягко, дверца податливо открылась.
   Старший улыбнулся:
   - Порядок. Как часы. А тайник?
   Уолтер-младший нажал вторую кнопку; открылся люк, деливший багажник
пополам.
   - Лезь, Ник, - приказал старший своему помощнику. - Я засеку время.
   Ник, фигурой похожий на Кулькова, нырнул в багажник, подтянув ноги к
подбородку.
   - Девять секунд, - сказал старший. - Быстрее сможешь?
   Ник засмеялся:
   - Я-то смогу, а вот тот, кого мы должны вывезти, сможет?
   - Я кладу на эту фазу десять секунд, - сказал Уолтер-младший.
   - Закройте, пожалуйста, тайник, - попросил старший. Уолтер-младший
нажал кнопку; сработало отменно.
   - Еще раз, пожалуйста, - попросил старший. - Откройте и закройте.
   - Мы же занимались этим весь вчерашний день, - поморщился
Уолтер-младший. - Неужели вы думаете, что мы тут бездельничали?
   - Ну что вы, конечно, нет, -ответил старший. - Просто я привык все
перепроверять. Нас сопровождает "БМВ"?
   - Да.
   - Сколько в нем будет человек?
   - Как и запланировано. Трое. Среди них Рисе, его знают на Востоке как
разведчика, хвост на Чек Пойнт Чарли они пустят за ним, это
прорепетировано, мы останемся без наблюдения...
   - За вами никто не пристраивался во время репетиций?
   - Нет, сразу же повели "БМВ" с Риссом.
   - Что ж, прекрасно... Когда выезжаем?
   - Как только позвонят ваши люди. За эту фазу операции отвечает Лэнгли...
   Старший кивнул:
   - От восемнадцати до восемнадцати тридцати они дадут нам знать... И
сразу же едем?
   - Да. Только сначала надо заглянуть в "Центрум"... Ваши рекомендовали
купить там специи, шампанское и мясо; за стеной все это значительно
дешевле, версия пересечения зональной границы, таким образом, будет вполне
оправдана... А уже оттуда поедем за "объектом"...
   Старший посмотрел на помощника:
   - Ну как, Ник? Что у тебя на душе? Операция пройдет успешно?
   - Провалимся, - усмехнулся тот. - Я всегда боюсь провала, только
поэтому, верно, и не проваливался ни разу...
   Уолтер-младший тронул пальцем лоб.
   - Стучу по дереву... А теперь, мистер Уолтер, мне бы хотелось получить
список всех - без исключения - людей, которые имели доступ в этот гараж...
   - Это еще зачем? - удивился Уолтер-младший.
   - Не знаю. Так приказал Дайджест. Он приказал срочно передать ему все
имена...
   При этом выразил убеждение, что ни один из немцев доступа сюда не имел.
Это верно?
   - Нет, не верно, - не сдержал раздражения Уолтер-младший. - Мы живем не
в безвоздушном пространстве, в конце концов! Сюда имеют доступ два немца...
   - Кто они?
   - Один занимался разбором нашего маршрута, он перешел на Запад в
шестидесятом году, вполне надежен, а второй...
   - Перейдет на Восток, - усмехнулся старший. - Как шеф боннской
контрразведки Тидге... Вместе с подробным описанием тайника в вашем
"додже"...
 
 
   Работа-XI 
 
   Кульков посмотрел на свою бритую голову, и вдруг ужас вновь обуял его.
   - Где Иванов? - спросил он жалобным голосом охранявших его людей. - Где
т о в а р и щ Иванов?! Я должен поговорить с ним! Пожалуйста, пусть Иван
Иванович немедленно придет сюда!
   Под таким именем он знал Славина; тянулся к нему, ищуще заглядывал в
глаза, чувствуя постоянную, скребущую потребность говорить с ним, ставить
осторожные вопросы, ожидая хоть какого-то намека на будущее; то, что
Славин сказал ему в первый же вечер о неизбежности суда, как-то само собой
отводилось, не им даже, не его сознанием, а какой-то новой субстанцией,
возникшей в нем; только один раз, в самом еще начале, он успел подумать:
"Я подобен раковому больному, они тоже машинально отводят от себя
возможность страшного исхода". Но мысль эта исчезла сразу же, как только
появилась, он убежденно возразил