работают три смены, по двести пятьдесят
человек каждая, плюс еще шестьсот пятьдесят человек вспомогательного
персонала.
   Чтобы оградить комплекс от диверсантов, повсюду стоят контрольные
посты. Каждый, кто входит вовнутрь, подвергается проверке вооруженным
постом за пределами тоннеля, ведущего в комплекс, и потом снова при входе
в помещения. Особо секретные зоны обозначены специальными знаками. Как
рассказывают офицеры, все работающие здесь подвергаются регулярной
проверке психологами.
   Диверсия извне затруднена, так как комплекс в горе в основном сам
обеспечивает себя всем необходимым. Собственным энергопитанием,
обеспечиваемым шестью дизельными генераторами, и собственным запасом воды,
продовольствия и других припасов на тридцать дней. Вентиляция устроена
таким образом, чтобы защитить от радиоактивности.
   Важнейшая информация попадает на командный пост с центра предупреждения
о ракетных налетах и с космического вычислительного центра. Оба они
расположены поблизости от командного поста, в зданиях, построенных на
мощных источниках, чтобы абсорбировать ударную волну от ядерного взрыва
снаружи.
   "Сырые" данные, поступающие в центр предупреждения о ракетных налетах -
слабо освещенное помещение размером в обычную жилую комнату, до отказа
набитое аппаратурой, - попадают сюда с двадцати четырех датчиков во всем
мире, включая три спутника, способных вести наблюдение за любой точкой в
Северном полушарии.
   Один из здешних офицеров сказал, что система дает примерно пять ложных
тревог в год. Ложная тревога может быть вызвана лесным пожаром где-нибудь
в Сибири, обнаруженным инфракрасными спутниками...
   Офицеры заявили, что приняты меры во избежание ложных тревог, вроде
тех, которые имели место в 1979 и 1980 годах. В ноябре 1979 года один
техник заложил в какой-то сектор системы в целях проверки учебную ленту,
имитирующую массированный налет. По ошибке данные попали в эфир и
послужили основанием для сигнала тревоги.
   Сейчас подобного рода проверки производятся за пределами горы Шайенн.
   В июне 1980 года компьютерный микроэлемент дважды сбился и стал
передавать ложные сигналы о ракетных налетах.
   В октябре 1981 года президент Рейган огласил план на сто восемьдесят
миллиардов долларов, призванный вдохнуть новую жизнь в американские
ядерные средства сдерживания. Из этой суммы двадцать миллиардов долларов
предполагалось израсходовать на средства связи и управления, а остальное
должно было идти на оплату оружия.
   Комплекс в горе Шайенн первоначально был задуман для управления
действиями по защите от вражеских бомбардировщиков, в расчете на то, чтобы
выдержать ядерную бомбежку.
   Но точность и взрывная мощь ракет делают его уязвимым. Генерал
Хартингер сказал:
   "Гора Шайенн не может считаться неприступной в силу точности и мощности
МБР. Но наша система обнаружит их, и мы сумеем выполнить нашу главную
миссию".
   Какую?
   Сообщить президенту о том, что через тридцать минут наша планета
погибнет?
   ...Закон киномонтажа будет определять журналистику и литературу - чем
дальше, тем больше. Я не отношу себя к тем, кто считает фильм или голубой
экран злейшим врагом прозы; наоборот, самые талантливые ленты и передачи
ТВ несут на себе печать высокой литературы; "Войну и мир" или Хемингуэя не
отбрасывают в сторону, когда Си-Би-Эс начинает показ вестерна, а если и
отбрасывают, то такого рода люди не должны особенно тревожить тех, кто
ответственен за гуманность планеты.
   Думать надо о тех, кто ч и т а е т Стендаля и Сервантеса, а не
впивается взором в скачущих ковбоев. Они, читающие, определяют мир и его
сущность.
   Однако же литература (а журналистика есть ее важнейшее подразделение,
"морской десант", сказал бы я) не может не думать о том, что принес в мир
кинематограф.
   Ограниченность времени Для реализации замысла и количество мест в
кинотеатре понудили режиссеров и писателей создать качественно новую школу
монтажа, когда одна короткая деталь заменяет многие страницы текста и
сотни метров пленки, вызывая при этом адекватное чувство ч и т а ю щ е г о
зрителя.
   Поэтому я и закончу свой репортаж тем, с чего начал: тихое солнце
Женевы, выставка импрессионистов на берегу озера, глаза ренуаровской
женщины, не отпускающие тебя - столько в них невысказанной доброты,
преданности и нежности, - и одновременно с этим совсем неподалеку
переговоры, которые могут открыть путь к диалогу лидеров или же
забаррикадировать его.
   Признаюсь, мне стало страшно и пусто, когда я посетил здание, где идут
эти переговоры; в особняке заседают люди, которые - по своей
дипломатической обязанности - могут содействовать тому, чтобы Ренуар,
Матисс и Гоген сгорели, как и вся эта тихая Женева, Париж, Нью-Йорк,
Москва, или же остались жить; такие же, как и мы с вами, только в
накрахмаленных рубашках и галстуках; человечество доверило им себя;
справятся ли эти люди с такой поразительной по своей ответственности
задачей?
   Юджин Кузанни - специально для "Нью-Йорк трибюн".
 
 
   Работа-II 
 
   О непознанное таинство пересекаемости характеров, ситуаций,
случайностей! Однако же сплошь и рядом в результате этой кажущейся
неуправляемости жизненного потока складывается некая жесткая схема,
обретающая смысл и форму логической необходимости.
   ...Повторный запрос, отправленный Лэнгли в Москву по поводу информации
агента Н-52 (руководство ЦРУ требует ускорения работы; готовится доклад
Белому дому, необходимы самые последние данные о ракетном потенциале
Советов; наши аналитики допускают, что агент имеет доступ к устаревшим
материалам; сведения об ударных силах русских, отправленные им, расходятся
с теми, которые ЗДРО передал Чарльзу Макгони, представляющему нашу службу
на женевских переговорах; срочно затребуйте у Н-52 самые последние,
наиболее секретные документы), был сразу же доложен резиденту; тот вызвал
заместителя, молча показал ему расшифрованный текст; увидев, что
заместитель дважды прочитал текст, произнес лишь одно слово:
   - Поторопитесь. Тот пожал плечами:
   - Мы работаем на пределе сил.
   - И тем не менее поторопитесь, пожалуйста.
   ...Операция по закладке тайника (закамуфлированного под булыжник)
прошла успешно, от наблюдения удалось оторваться, однако агент Н-52 в
условленное время на связь не вышел, сообщив по запасному каналу, что не
мог вернуться из-за города, и просил заложить этот же контейнер
послезавтра, в месте, обусловленном "вариантом Д".
   Попытка забрать тайник с места закладки (аллея в Сокольниках) не
увенчалась успехом: в непосредственной близости от условленного места
проводила оздоровительные занятия физкультурой группа пенсионеров.
   Было принято решение в ы б р а т ь тайник сегодня; для этого
подготовили операцию с одновременным выездом четырех машин, как и в тот
день, когда Н-52 был "расконсервирован".
   Однако же контейнер и на этот раз не удалось изъять: как раз у места
закладки сидели два молодых человека; рядом валялись яичная скорлупа,
обертки от плавленых сырков и бутылка из-под лимонада.
   ...Дело в том, что за три часа перед тем, как разведчики ЦРУ в Москве
начали операцию по изъятию "булыжника", именно в это место Сокольнического
парка пришли студенты института иностранных языков Алексей Покодаев и
Виктор Челищев, отправленные перебирать помидоры на овощную базу.
   Покодаев заметил в деканате, что лучше б объявили в газете, что каждый
двадцатый помидор будет отдан перебирающим овощи, - от бабок и дедов не
было бы отбоя; ему ответили, что он, видимо, подвержен влиянию чуждой
идеологии накопительства, а наш вуз, многозначительно добавили в комитете
комсомола, отнюдь не технический, сознательность прежде всего, твое
будущее решит характеристика.
   Отработав на базе, ребята купили сырков и лимонада, сварили четыре яйца
и, получив от бригадира кулек с помидорами и огурцами, отправились
поужинать на пленэре; Покодаев, склонный к гиперболам и обобщениям, начал
развивать мысль о том, что овощные базы созданы подпольной организацией
типа мафии специально для того, чтобы грабить страну, ибо логика
подсказывает, что куда выгоднее иметь хорошие склады гастроному или
совхозу, чем плодить ненужные административные единицы. Продукты гниют на
миллионы рублей - хозяина нет, категория интереса отсутствует, заработать
честно нельзя - только жульничая, списывая гниль тоннами. Челищев, будучи
человеком разумным, выдвигал ленивые контрдоводы про необходимость
контроля и дружной борьбы с хищениями путем поднятия уровня
просветительной работы; поинтересовался, был ли Покодаев в новом дансинге,
райком комсомола распределяет билеты, говорят, хорошая музыка.
   Покодаев растянулся на траве, махнул рукой: "Они в этом дансинге
попляшут пять минут, а потом заводила в жилете и галстуке выходит на круг
и говорит: "Ну а теперь поспорим, ребята! Тема злободневная: "Какие нам
нужны ВИА?"
   Любившему во всем обстоятельность и комфорт, Покодаеву было неудобно
лежать.
   Оглянувшись, он увидел камень; положить на него куртку - вполне удобная
подушка, лежи - не хочу.
   Он потянулся за камнем, подтолкнул его к себе и сразу же поразился
бумажной легкости булыжника...
   ...Через тридцать минут шпионский контейнер был в КГБ: четыре тысячи
рублей сотенными ассигнациями, три золотых кольца, инструкции, написанные
шифром, и зажигалка с вмонтированной фотокамерой.
   Через тридцать две минуты на место закладки контейнера в Сокольники
была направлена оперативная группа. Через пятьдесят семь минут в КГБ
приехал заместитель начальника отдела МУРа. Молодой капитан с застенчивым
девичьим лицом, румянец во всю щеку; резкий шрам на шее никак не вязался с
его обликом - мягким каким-то по-детски наивным; Славину даже показалось,
что парень вот-вот запоет, причем обязательно по-украински, самый
мелодичный язык из всех народов в стране - утверждают не кто-нибудь,
филологи.
   - Иван Михайлович, у нас к вам срочное дело, - сказал Славин. Подумав
опять же, что это имя и отчество совершенно не подходят капитану - ему бы
каким-нибудь Олесем или Антошею быть, а не Иваном Михайловичем. - Скажем,
вам попало кольцо преступника. Его должны передать другому преступнику, от
него вполне может потянуться цепь к главарю банды, которого вы давно
ищете. Что можно сделать, чтобы это кольцо каким-то образом звенело,
светилось?
   - Сначала я посмотрел бы на это кольцо, - ответил капитан, - а уж потом
давал ответ на вопрос.
   Славин подвинул ему три кольца, не прикасаясь к ним, поинтересовался:
   - Брать в руки обязательно?
   Капитан ответил вопросом:
   - Предполагаете, что камни или металл меченый?
   - Это как - "меченый"?
   - Очень просто. В ювелирном предприятии можно пометить камень лазерной
точкой, ни один комиссионный не возьмет в продажу - краденое... Возьмет,
конечно, - поправился капитан, - но я об этом буду знать загодя, когда
начнут выписывать квитанции тому, кто принес кольцо на комиссию.
   - Как долго надо метить камень?
   Капитан посмотрел на часы:
   - Завтра это сделают за пять минут, сейчас фабрика кончила работать.
   - А если она начнет работать?
   - Пять минут, - повторил капитан, - дело пустяковое.
   - Адрес фабрики какой?
   - Так там же никого уж нет...
   - Дежурный есть? - заметил Славин. - У нас вс„, всегда и везде
начинается с дежурного. Мои коллеги поедут с вами, не откажетесь помочь?
   - О чем речь, конечно...
   - Последнее: что можно сделать с золотом, чтобы и оно оказалось меченым?
   - Не знаю. Как латунь закамуфлировать под золото, могу рассказать, а
вот что сделать с золотом - затрудняюсь.
   - Хм, а от латуни на пальце остаются следы?
   - Конечно... Кожа потеет, будет синий след.
   - А что? - задумчиво, словно бы самого себя, спросил Славин. - Тоже
дело.
   Женщина, которой подарили такое кольцо, обидится на мужчину, если он ей
вместо золота всучил латунь, правда?
   - Я бы обиделся.
   - Вот видите, - улыбнулся Славин. - А сколько времени уйдет на то,
чтобы покрыть золото слоем латуни?
   - Пустяки, минутное дело...
   ...Капитан уехал с оперативной группой на аффинажную фабрику;
подразделение Славина связалось с Гознаком и отправило туда с нарочным
сорок купюр достоинством сто рублей каждая; деньги вернули через пятьдесят
девять минут; бригаду, обслуживавшую лазерное устройство на фабрике,
удалось собрать за полтора часа; еще двадцать минут ушло на оформление
закладки меченых денег и колец в контейнер. Славин, как всегда внешне
ироничный и невозмутимый, мучительно, до боли в сердце, ощущал, как
медленно тянется время; он был убежден, что его люди повеселятся в
Сокольниках всласть, но всегда помнил телеграмму, отправленную Лэнгли
Леснику во время операции по Нагонии: "Нам показалось, что в Парке Победы
находились чужие, поэтому мы не вышли на связь:
   следующий обмен информацией состоится так, как обусловлено в
инструкции".
   ...Через два часа десять минут, когда сумерки сделались прозрачными,
резко высветились грозовые закраины на раскалившемся за день небе,
контейнер был возвращен на место; "гуляки" с аккордеоном и гитарой, шумя и
балагуря, двинулись по аллее к выходу из парка.
   ...Когда на небе трескуче разорвали ситец и хлынул дождь, из ворот
американского посольства выехали три машины; возле остановки
"Комсомольская" один из разведчиков стремительно вбежал в станцию метро;
соблюдая все меры проверки, трижды поменял линию, входил и выходил из
вагона в самый последний момент, перед тем как двери начинали по-змеиному
шипуче закрываться, доехал до "Сокольников", отправился в парк, там поднял
"булыжник" и выбежал на шоссе, где именно в эту минуту притормозил свой
"плимут" Питер Юрс.
   Включив на полную мощность радис, Юре положил ладонь на ледяную руку
своего молодого сотрудника:
   - Молодец, старина. Поздравляю. Хорошая работа.
   Экспертиза, проведенная специальной группой ЦРУ в посольстве, дала
заключение, что к "булыжнику" из посторонних никто не прикасался,
контейнер вскрыт не был, инструкции, драгоценности и деньги лежали именно
так, как и были упакованы.
   Через шесть дней сторублевая купюра была получена молоденькой кассиршей
в универмаге на "Комсомольской"; девушка бюллетенила, поэтому на
инструктаже, который проводила заведующая секцией по поводу возможного
пуска в обращение фальшивой ассигнации, не присутствовала; вечером, после
того, как она передала выручку и новенькая купюра з а з в е н е л а, в
универмаг сразу же выехал Славин.
   - Погодите, солнышко мое, - повторил он девушке, - вам нечего
волноваться, вы ни в чем не виноваты... Я о помощи вас прошу, больше ни о
чем... Давайте с вами вместе начнем вспоминать, ладно?
   - Ну не помню я, не помню, понимаете?! - Кассирша чуть не плакала -
лицо испуганное, глаза мечутся. - Их же сотни проходят, и все бегом,
бегом! А сколько десантников?!
   - Кого?! - удивился Славин.
   - Десантников, - повторила она. - Это кто за колбасой из Рязани
приезжает, мы их "плюшевым десантом" называем...
   - Занятное название, - усмехнулся Славин, - в точку... Они тоже
сотенными расплачиваются?
   - Нет, эти все больше засаленными, мятыми десятками.
   - Ну, а часто у вас платят сотенными?
   - Бывает.
   - Значит, редко?
   - Бывает, - повторила девушка. - Не часто, но бывает...
   - Вас как зовут?
   - А что?
   - Ничего. Меня зовут Виталий Всеволодович. А вас?
   - Люба.
   - Красивое имя.
   Девушка вздохнула, потом неожиданно усмехнулась:
   - Все равно никто замуж не берет.
   - Очень надо?
   - Конечно... Двадцать лет...
   - Если вспомните, кто вам платил сто рублей и за что, - возьмут. У меня
глаз хороший и рука легкая...
   - Может, чеки посмотреть? - предложила Люба. - Там же должно быть
указано, сколько я сдачи с сотни дала...
   - Умница, - сказал Славин. - Мужа какого хотите? Блондина? Или брюнета?
   - Непьющего хочу, - вздохнула Люба. - Чтоб зарплату приносил и не
хулиганил.
   ...Груздев, приехавший со Славиным, кончил отматывать стометровую ленту
кассы; нашел копию чека; сторублевых купюр в обращении было две; одну
уплатили за спортивный костюм, на другую дали девяносто пять рублей сдачи.
   - Вспомнила, - сказала Люба. - Мужчина шерстяные носки покупал, ровно
пять рублей, белые с красной каемочкой.
   - А спортивный костюм кто брал? - спросил Груздев.
   - Женщина с сыном.
   - Сын взрослый?
   - Не-а, лет пятнадцати, на Андрея Миронова похож.
   - Да?! - радостно удивился Славин. - Значит, это его сын, Вадик...
   - Так у него ж дочь! - Впервые за весь разговор глаза у Любы стали
живыми. - От этой самой радистки, Кэт...
   - Нет, у него и сын есть, - убежденно повторил Славин. - Хороший
парень, такой черненький, курчавый...
   - Значит, не его. Тот был рыжеватый какой-то...
   - А мужчина, что носки покупал? Он какой был? - пробасил Славин. - Тоже
рыжий?
   Люба покачала головой:
   - По-моему, нет... Бугай какой-то... Головища здоровая.
   - Пот все время утирал, да? - тихо спросил Славин, ощутив холод под
ложечкой.
   - Ой, верно, - Люба обрадовалась, - мокрый был, как из бани.
   Из десяти фотографий, предъявленных Любови Архиповне Воздуховой,
незамужней, 1965 года рождения, русской, комсомолке, она сразу же ткнула
пальцем в фотографию Иванова:
   - Вот он. Я ж говорила, бугай...
   "Прекрасная неожиданность встреч"
   За границей у людей прессы, как правило, три стиля работы.
   Первый характерен тем, что журналист с раннего утра обкладывается
свежими выпусками ведущих газет и журналов страны пребывания, желательно и
соседних стран. Тщательно анализирует их, соотносит важнейшие политические
комментарии с теми новостями, которыми закончился ночной выпуск здешнего
телевидения, затем берет ножницы, делает вырезки, расфасовывает статьи,
заметки, интервью и курьезы по т е м а м, садится к машинке (или берет в
руки перо), чтобы с к о н с т р у и р о в а т ь заметку в свой орган
печати, сделав предварительно два-три звонка к тем парламентариям (или их
помощникам), предпринимателям, руководителям банков, у которых он
несколько раз до того брал интервью: на Западе знакомым людям отвечают
охотнее.
   Второй стиль отличим от первого тем, что газетчик начинает утро с
беглого п р о с м о т р а газет - за кофе с рогаликом и джемом. Потом он
отправляется в город, чтобы встретиться с самыми разными людьми, собирает
диаметрально противоположные мнения, не гнушается беседами с открытыми
противниками, давая им вволю высказаться: не поняв логику того, кто не
приемлет твою позицию, трудно оперировать своими доводами, - новая форма
борьбы с ветряными мельницами, эффектно, но неубедительно, читатель ныне
ушлый, век информационного взрыва, у каждого третьего свой план спасения
мира.
   Третий стиль журналистики определяется н а ц е л и в а н и е м на того
или иного лидера; п у л е в о е интервью такого рода выносят на первые
полосы газеты, дают в лучшее время на телевидении; престижно и
запоминается надолго.
   Юджин Кузанни, в отличие от этих наиболее распространенных стилей,
следовал завету Хемингуэя: толкался в Доме прессы, болтал с соседями по
столику в пиццерии, что расположена на противоположном берегу озера, в
коммерческой части Женевы, навещал старых друзей, особенно любил
подниматься в маленькие ателье художников - их аполитичность на самом-то
деле была высшей формой пристрастной политики; лишь после дня,
проведенного в н е жесткого плана, он начинал монтировать свои знания с
теми эмоциями, которые получил за двенадцать часов:
   сплав факта и чувства, столкновение разностей, слова и дела, - такое
пока еще читают...
   На третий день своего пребывания в Женеве он отправился к Анри
Равайолю; в прошлом канадский журналист, получил шальное наследство, купил
маленький деревянный домик над озером, писал для себя натюрморты и
пейзажи, сдавал две нижние комнаты близким знакомым и преподавал
английский язык тем, кто намеревался работать в серьезном бизнесе; летом
прилетала жена, Мари-Роз; это были месяцы счастья; перебираться сюда из
Канад