татский открыл папку,  достал оттуда листок с приколотой фотографией
Кротова,  подвинул  ему,  протянул перо.  Кротов  машинально отметил,  что
"Монблан";  если с золотым пером,  стоит семьдесят марок,  большие деньги;
подписал,  не читая,  тем более что они со своим готическим шрифтом совсем
озверели,  это  у  них Розенберг сказал:  "Каждый немец должен писать лишь
готикой,  это угодно нашему национальному духу,  это отличает нас ото всех
других европейцев, это старина и традиция, а нация вне традиций утрачивает
самое себя".
     Штатский подвинул себе листочек,  достал из другой папки лист бумаги,
где был крупно выпечатан образец подписи Кротова,  сравнил, удовлетворенно
улыбнулся, спрятал обе бумажки в третью папочку:
     - А теперь пройдите в ту дверь, там вас ждут...
     За металлической дверью,  в комнате,  сидел небольшого роста человек,
тоже в  черном;  дымчатые очки закрывали его  и  без  того маленькое лицо,
сморщенное болезнью.
     - Здравствуйте,  Кротов,  садитесь,  -  сказал  он  с  чуть  заметным
акцентом.
     Кротов оглянулся - стула в комнате не было. Собеседник словно бы и не
заметил этого, продолжал;
     - Вы  удостоены  большой  чести,   Кротов,  чести  и  доверия  рейха,
запомните это.  Излагаю суть  дела;  великий фюрер германской нации Адольф
Гитлер издал приказ о  тотальной эвакуации всех тех  районов -  особенно в
Восточной Пруссии,  -  где возможны прорывы большевистских десантов. Ясно,
что  долго  они  там  не   задержатся,   однако  возможность  десанта  мы,
исповедующие  правду,  не  исключаем.  Получены  сведения  о  концентрации
большевиков на  границе,  о  готовящемся ими  ударе.  По  нашим сведениям,
далеко не  все жители деревень и  городов подчинились приказу фюрера:  ими
движет алчность и  трусость,  страх расстаться со своей скотиной,  а это -
преступление перед рейхом,  ибо  вместо выжженной земли большевики получат
теплые  дома  и  парное  молоко.  Люди,  не  подчинившиеся приказу фюрера,
перестают  быть  немцами,  они  становятся для  нас  недочеловеками -  вам
понятно значение этого слова, надеюсь?
     - Понятно.
     - Таким образом, вы до конца оценили высокую принципиальность фюрера,
если покарать арийцев поручено вам, славянину?
     - То есть как?
     - Двадцать человек  -  из  формирований Власова -  будут  переодеты в
форму красноармейцев.  Вместе с  вами пойдут два моих офицера.  Вы  должны
будете  з в е р с к и  в ы р е з а т ь,  - отчеканил черный,   - всех тех,
кто ослушался приказа фюрера.  Я развязываю вам руки: женщины - ваши, часы
- ваши, золотые кольца - ваши.  Ни один человек не должен остаться живым в
той деревне, куда вас забросят.
     - А потом? - охрипнув от внезапного страха, спросил Кротов,
     - Вы  правильно поставили вопрос.  Нет,  вас не  уничтожат,  чтобы на
месте получить "доказательство красных злодеяний". Именно вас не тронут. И
трех ваших спутников,  которые станут командовать пятерками.  Вы же - вы и
трое  ваших  коллег -  будете ходить из  дома  в  дом  и  там,  на  месте,
ликвидируете своих людей по мере того, как они завершат свою работу. После
этого эвакуируетесь на двух мотоциклах в тот пункт,  который известен лишь
моим офицерам.
     - А ваши офицеры ликвидируют нас, как мы - людей из своих пятерок?
     - Вы еще более правильно поставили вопрос, Кротов. Не поставь вы этот
вопрос,  я  бы  приказал вновь изолировать вас,  потому что понял бы  вашу
неискренность и  желание  перебежать к  красным  из  немецкой прифронтовой
деревни.  Дело заключается в том, что мы придаем вам пять человек, которым
мы  верим.   Да,   да,  верим...  Однако  они,  в  силу  своих  умственных
способностей,  лишь компрометируют нас своим сотрудничеством.  Понятно? Вы
ведь встречали в тюрьме тех славян, которые вызывали у вас брезгливость?
     - Встречал.
     - А почему они вызывали у вас брезгливость?  -  тихо,  другим голосом
спросил черный.  -  Объясните мне, пожалуйста, Кротов, причину возникшей у
вас брезгливости по отношению к людям одной крови?
     - Безмозглые. Быдло.
     - Что такое "быдло"?
     - Вроде стада...
     - А еще?
     - Все.
     - А не вызвало у вас брезгливости то, что они были слишком русскими?
     - Это тоже. Мужики.
     - Вы тяготеете к  европейской культуре.  Так что учите язык,  нам это
нравится;  вы  нам  будете нужны -  не  считайте,  что предстоит только та
операция,  о которой я вам сказал. Предстоят операции в России, как только
мы отбросим варварскую лавину.  Вы нам будете очень нужны, на кого-то надо
опираться,  не  на  спившихся же  бургомистров...  Ничего,  как это у  вас
говорят,  на  ошибках учимся?  Мы  не  боимся учиться на  ошибках,  мы  их
учитываем...  Теперь последнее:  какие у вас пожелания? Соображения? Может
быть,  вы  намерены  отказаться?  Да,  кстати:  после  завершения операции
получите  пятидневный  отпуск  в  Берлин  и  премию,  так  что,  -  черный
усмехнулся, - денег в ювелирном магазине фрау Пикеданц искать не придется.
     - Спасибо. А соображение у меня есть...
     - Пожалуйста.
     - Каким оружием ликвидировать участников операции?
     - Немецких изменников или ваших подопечных?
     - И тех и других.
     - Первый вопрос -  не  ваша компетенция,  с  участниками операции уже
работают,  у  них  русские ножи,  русское оружие...  У  вас будет немецкое
оружие.  Убирайте ваших выстрелами из автомата,  с контрольным,  повторным
выстрелом - гарантия смерти должна быть абсолютной.
     - Так если я в деревенском доме одного пристрелю, другие всполошатся,
думы-то у всех одинаковые...
     - Далеко не у всех. Вопрос, подобный тому, который вы задали мне - по
поводу вашей дальнейшей судьбы,  -  ни у одного из отобранных для операции
не шевельнулся в голове.  И потом два моих офицера будут создавать шумовой
эффект,  стрелять постоянно...  Хочу еще  раз  предупредить;  поскольку вы
отвечаете за  свою  пятерку -  никаких улик  не  должно  остаться,  ничего
немецкого не должно быть с ними,  никаких,  словом, следов. Проверьте даже
резинки в кальсонах - немецкие ли...
     - Русские кальсоны на резинке не одевают. У нас на пуговице.
     - Ну тогда я спокоен за успех дела, если вы так четки в мелочах.


     Операция действительно прошла успешно, выступил Геббельс:
     "Красноармейские варвары убивают немецких женщин и  детей по заданиям
своих комиссаров".


                                    7

     ...Старуха Потанова,  которая "просигналила" о картежниках, встретила
Костенко настороженно.
     - Она глуховата,  -  пояснил Жуков,  - и потом к ней всегда сержант в
форме ходит,  участковый,  она штатским не верит.  Громче с нею говорите и
удостоверение достаньте, она это любит.
     Красный  кожаный  мандат  с  гербом  и  золотыми буквами  "МВД  СССР"
действительно оказал  на  старуху  моментальное действие.  Она  пригласила
гостей в  комнату,  сунула недоштопанные чулки  под  подушку,  смахнула со
стола крошки на пол,  обмахнула ладонью стул,  подвинула Костенко,  Жукову
предложила табуретку.
     - Матушка,  -  прокричал Жуков дурным голосом,  - начальник по твоему
сигналу из Москвы приехал!
     - Из  Москвы прилетают,  -  поправила его  старуха тихим,  вкрадчивым
голосом:  в  отличие от  иных,  тугих на  ухо,  она  говорила чуть что  не
шепотом.
     - Я по поводу картежников, - прокричал Костенко.
     Потанова,  внимательно глядевшая на его лицо,  увидела,  видимо,  как
напряглись жилы па  шее полковника -  он кричал редко,  с  детства страдал
ангинами, - усмехнулась беззубой,  к о ш е л ь к о в о й  улыбкой:
     - А вы чего кричите, будто я глухая? Вы нормально со мной говорите.
     - Вот змея, - заметил Жуков, - скучно ей...
     - Чего? - спросила старуха, и лицо ее сделалось на какое-то мгновение
растерянным -  она не  смотрела на  Жукова,  поэтому не смогла прочесть по
губам его вопрос. - И ничего подобного!
     - Я сказал -  "хорошая ты старуха",  -  сказал Жуков, - а ты: "ничего
подобного"...
     - Матушка,  -  снова  прокричал  Костенко,  -  мы  к  вам  по  поводу
картежников...
     - Кнута ноне пет,  -  вздохнула старуха, - вот и играют. Раньше б шею
свернули, и правильно б порешили, а сейчас цацкаются...
     - Раньше лучше было? - прокричал утверждающе Костенко.
     - А как же! Куда как! Порядок был...
     - А пенсию раньше какую вам платили?
     Старуха заливисто рассмеялась.
     - Так я тогда работала,  когда раньше-то было!  Пенсия, понятно, ноне
лучше; плохо то, что страха нет.
     - Вот  по  прежним-то  хорошим временам мы  сейчас тебя и  повезем на
допрос,  -  сказал Жуков, - будешь доказывать, что картежников видала, все
подробности нам отдашь, а то за ложные показания привлечем...
     - А ты меня чего пугаешь? - еще тише спросила старуха. - Я свои права
знаю, зараз с тебя погоны-то сыму за такое отношение к трудящей! Ишь!
     - Ладно,  матушка,  - остановил ее Костенко, - давайте-ка по делу. Вы
что, подкрались к окошку?
     - К какому еще окошку я подкралась?
     - К тому, за которым бандюги в карты играли...
     - А...  Нет,  не кралась я...  Мимо проходила, ну и услыхала, как они
собачились.
     - А чего не поделили? - спросил Костенко. - Чего собачились?
     - Козыри называли.
     - Врет  стерва,  -  тихо  сказал  Жуков,  -  козыри  блатные  шепотом
называют, а она вовсе глухая.
     - Какие они из себя?
     - Морды, одно слово, - ответила старуха.
     - Блондины? Брюнеты? Бритые? - уточнил Костенко.
     - Всякие,  -  ответила бабка.  -  Я ж написала, чего больше-то с меня
хотите? Или, может, запретите трудящему человеку властям писать?
     - Пишите,  матушка,  пишите,  -  сказал  Костенко.  -  Только в  один
прекрасный день,  когда вы письмо на почту понесете, настоящий жулик к вам
в комнату влезет и сберкнижку утащит.
     - Чего?! Это как же?!
     - А так же, - прокричал Жуков, - Мы ж проверяем твои сигналы, старая.
Значит,  милиционер будет вокруг того дома ходить, где ты бандюков видала,
а твой безнадзорным окажется.
     Потанова хотела было сказать что-то, но потом вздохнула:
     - Путаете вы меня чего-то, путаете...
     - Бабушка,  -  сказал Костенко, поднимаясь, - вас не путают, вам дают
совет: вместо того чтобы писать, вы лучше приглашайте к себе участкового и
ему все новости сообщайте устно.
     - Как?
     - Словами  говори,  -  прокричал  Жуков,  -  только  писем  не  пиши,
начальник тебе добро советует.


     Ночью Костенко переселился в отель -  уехал Кобзон, освободился люкс,
однако поспать ему снова не  удалось:  только-только прилег,  как постучал
Жуков.
     - Что,  майор?  -  спросил Костенко,  не открывая еще глаз.  -  Нашел
супостата?
     - Вы  мне сначала завизируйте приказ,  -  ответил тот,  -  на  премию
эксперту.
     - Сложил отпечатки в таблицу?
     - Пока еще нет, но вроде бы получается.
     - Когда получится - тогда б и будил.
     - Мы Спиридона нашли, - торжествующе сказал Жуков. - Жив, сукин сын.
     - Ну?!  -  Костенко потянулся сладко.  -  Значит, версия ваша летит к
чертям?
     - Еще к каким!
     - Загибалова освободили?
     - Да. Пьет уж дома.
     - Как же вы Дерябина-то выловили?
     - Случай.  Я  телефонограммы во  все  отделения отправил,  а  там,  в
Сольгинке, дежурил охотник, сержант, так он с Дерябиным неделю как назад с
песцами вернулся.


                                    8

     Вертолет прилетел в  Сольгинку через  два  часа.  В  дороге  Костенко
"добрал" сон - пилоты натопили в кабине: "ташкент", благодать.
     ...Дерябин   оказался  высоким   мужчиной,   действительно  "видным";
Костенко вспомнил слова жены Загибалова: у этой ударницы губа не дура.
     - Ты чего ж матери письмо не отправил?  - спросил Костенко. - Старуха
все глаза выплакала, тебя ожидаючи.
     - Не меня, - ответил Дерябин, - алименты.
     - Матери денег пожалел? - спросил Жуков.
     - Да не жалел я  ей ничего.  Когда меня "Загни и  отчлень" выгнал,  я
деньги-то  прогулял.   С  чем  ехать  к  старухе?  Ну,  она,  понятно,  на
алименты...  Сестра,  паскуда, натравила, они С ее мужиком завистливые, на
чужую деньгу беспощадные...  Вот, все думал, заработаю по новой и полечу к
бабке...
     - Поэтому молчал? Притаился? - спросил Жуков.
     - Ну, - по-сибирски, утверждающим вопросом ответил Дерябин.
     - А с кем в авиапорту гулял? - спросил Костенко.
     Жуков стремительно глянул  на  полковника:  тот  ставил  с и л к и  -
убийство неизвестного "ДСК" и драка у Загибалова произошли почти в одно  и
то же время.
     - Да разве упомнишь? Там такой гудеж стоял; когда бухие - все братья,
только с похмелюги готовы друг дружку на вилы поднять.
     - А маленький такой мужичок в вами не пил?
     Жуков  не  сразу  понял  вопрос Костенко,  потом  вспомнил заключение
экспертизы о  размере обуви  ("убитый носил  тридцать девятый -  сороковой
размер"), снова подивился  т р е н и р о в а н н о с т и  полковника:  как
большинство практиков, работающих далеко от центра,  он  считал  столичных
теоретиками.
     Дерябин как-то по-особому глянул на Костенко и спросил:
     - А чего это вас маленькие интересуют?
     - Театр  лилипутов  хочу  открыть,   -  рассердился  Костенко.  -  Вы
отвечайте, когда спрашивают, Дерябин.
     - Так ведь это моя добрая воля,  -  ответил тот,  -  отвечать вам или
нет. Сейчас время другое, мы сейчас под законом живем.
     Костенко усмехнулся, посмотрел на Жукова.
     - Вот поди разберись,  -  сказал он и по тому,  как нахмурился Жуков,
понял,  что  майор  тоже  вспомнил глухую старуху Потанову,  сетовавшую на
"нынешние порядки".
     Дерябин достал  из  кармана "Герцеговину Флор",  неторопливо раскурил
длинную папиросу, глубоко затянулся и ответил:
     - Помнится, маленький какой-то был.
     - Почему  запомнили?   -  поинтересовался  Костенко.  -  Из  блатных?
Поделец?
     - И  не  блатной,  и  не поделец,  но тоже свое сидел -  шофер,  сшиб
кого-то, получил срок.
     - Фамилию не помните?
     - Имени даже не помню, начальник, откуда ж фамилию-то?
     - Примет  никаких  особых  не  было?  -  спросил  Жуков.  -  Наколки,
например?
     - Наколка была, - ответил Дерябин, подумав. - Только не помню какая.
     - На правой руке? - спросил Костенко.
     - Нет. На левой вроде бы...
     - Якорь? - подстраиваясь под Костенко, спросил Жуков.
     - Только не якорь,  -  ответил Дерябин.  - Буквы скорее, а какие - не
упомню я, говорю ж, бусой был до остекленения...
     - А  о  чем говорили?  -  спросил Костенко.  -  Может,  он  какое имя
называл? Улетал из Магарана? К кому? Куда? Или прилетел?
     - Имя он называл,  -  сказал Дерябин, - он Дину какую-то называл, это
помню.  "Не женщина,  - говорит, - а бульдозер. Для тела подходит, душу не
трогает". Маленькие все здоровенных любят, к надежности тянутся... Это мне
карлицу  подавай,  а  как  какой  низкорослый -  тот  норовит к  громадине
приладиться.


          "Москва.  УГРО МВД СССР, майору Тадаве.  Срочно  установите,  не
     обращалась ли в отделения милиции по стране женщина  по  имени  Дина,
     отчество и фамилия неизвестны, однако могут начинаться с букв  "С"  и
     "К", в связи с розыском пропавшего  без  вести  мужчины  в  период  с
     октября по апрель? Костенко".


          "Магаран.  УГРО ГУВД СССР. Прошу установить, не обращалась ли  в
     отделение милиции края женщина по  имени  Дина  в  связи  с  розыском
     пропавшего без вести мужчины. Ответ радировать в Сольгинку. Жуков".


     Ответы пришли к вечеру - в обоих случаях отрицательные.
     Дальнейший допрос Дерябина никаких результатов не дал.
     В  три  часа  ночи  Жукова разбудили -  на  связь  по  рации  вызывал
научно-технический отдел управления.
     - Судя по дактилоскопии,  -  записывал радист,  - убитым был Минчаков
Михаил Иванович, 1938 года рождения, шофер, осужден за наезд.


     Дерябина будили долго - храпел он богатырски, грудь вздымалась ровно,
как океанский прибой.  Открыв глаза, он не сразу понял, чего от него хотят
Костенко  и  Жуков,  норовил  повернуться  на  бок,  по-младенчески чмокал
губами, ладошку подкладывал под щеку.
     - Да не спи же!  - озлился, наконец, Жуков, - Того коротышку Минчаков
звали?
     Сначала Дерябин нахмурился, потом широко открыл глаза, резко поднялся
с кровати:
     - Точно! Миня! Минчак!
     - Откуда он в Магаран прилетел? - спросил Костенко.
     - Ей-богу,  не говорил!  Погодите, он вроде б улетал. Точно, говорил,
на Большую землю подается.
     - Ну-ка,  Спиридон,  ты  по  порядку все  теперь вспомни:  тут каждая
мелочь  важна,  -  сказал Жуков.  -  Теперь легче  тебе  будет,  кончик мы
ухватили.
     - Против меня копаете?  -  спросил Дерябин,  одеваясь.  -  Или я -  в
чистоте для вас?
     - Вроде бы вы ни при чем, - сказал Костенко.
     - Он при деньгах был? - спросил Жуков. - Не помнишь, Спиридон?
     - А  говорите -  чистый...  Ясное  дело,  капканы  ставите...  Неужто
думаете, на мокруху пойду? Я ж в полной завязке, зарабатываю по шестьсот в
месяц.
     - А после аэродрома,  когда в ресторане с Минчаком кончил гулять,  ни
копейки в карманах не осталось, - заметил Жуков.
     - Да  разве  я  с  ним  одним гулял?!  Сколько народу напоил?!  Роту,
ей-богу,  роту целую сквозь свой стол пропустил!  Если б  я его молотнул -
зачем мне  сюда возвращаться?  Я  б  к  маме полетел.  Да  вы  буфетчика в
ресторане спросите, он меня вниз сволок, когда я за столом уснул... Может,
он Миню помнит?
     - Спросим,  -  пообещал Костенко. - Обязательно. Только припомни, что
тебе Миня говорил? О чем? О ком?
     - Говорить-то говорил,  да не помню что...  Истый крест,  помнил бы -
помог. Про Дину помню, а потом - провал...
     - Давай, давай, - сказал Жуков, - напрягись, "Простата"...
     - Погоди,  -  лязгающе застегнув офицерский ремень, сказал Дерябин, -
вспомнил.  Тогда ж рейс отменили,  снег валил,  поэтому и гудеж шел... Или
перенесли на утро,  или отменили...  И я б улетел,  и Миня... Точно, буран
начался,  в  диспетчерской  сказали,  что  до  утра  откладывается,  ну  и
понеслось - Россия! Она - стихия, и мы стихийные.
     - Сколько классов кончил? - спросил Жуков.
     - Фюнф,   -   ответил  Дерябин.   -   Неполно-среднее,   так  пишу  в
самодоносках.
     Костенко рассмеялся:
     - Это про анкету?
     - А про чего ж еще?  Про нее, родимую - ври, не хочу, зато подшита, и
обратно в характеристике:  "Выдержан,  хорошие показатели, привлекался, но
смыл".
     - Слушайте, а Миня за столом платил? - спросил Костенко.
     - Он  платить хотел,  что правда,  то  правда.  Но я  в ы с т у п а л
тогда; запретил ему и копейку тратить. А пачки денег у него были здоровые,
он их с  трудом  из  кармана  доставал,  как  винт  вывинчивал.  Я-то  все
просадил... А может, потерял...
     - Почему в милицию не заявил, что деньги пропали, Спиридон? - спросил
Жуков.
     - Я было думал...  А потом похмелился и ну, решил, всех к едрене фене
- затаскаете...
     - А Минчакова утром уже не было? - спросил Костенко.
     - Нет.  Не  было,  -  ответил Дерябин убежденно.  -  Неужто  погубили
масенького?
     - Дерябин, - еще ближе подавшись к Спиридону, тихо сказал Костенко, -
а тебе Загибалов что предлагал власти сдать? Золото?
     - Раскололся,  -  покачал  головой  Дерябин,  -  до  задницы,  гляжу,
раскололся...  Самородок я нашел,  ну и думал с собой взять, а он говорил,
продай власти...
     - Продали?
     - Мине продал,  -  ответил Дерябин.  - Вроде бы за пять косых, пьяный
дурак,  отдал...  Потому руки-то его и запомнил,  иначе б разве осталась в
памяти эта Дина?!  У него "Д" на руке было наколото,  про "Д" сейчас точно
вспомнил...


          "Магаран.  Костенко. По месту нахождения. Минчаков освобожден из
     колонии досрочно.  По наведенным  справкам  жил  и  работал  -  после
     освобождения - в поселке Знаменское. Тадава".


          "Поселок Знаменское, дежурному по