сти рублей, дурак! А все равно по аккредитивам получать,
какие-никакие, а деньги, пятнадцать тысяч, да своих с Аниными тридцать, да
золотишко, песочек...
     "Мало.  Золото в цене скачет. Мало. На одного даже мало. Анна нужна -
за ней профессия, считать умеет, про золото знает все, это сгодится т а м.
Но - мало...
     Надо  Анну  в  Смоленск отправлять,  тамошние Кротовы всегда  шли  по
ювелирной части;  Анна узнает мне все.  А там -  решу.  Только б знать.  Я
тогда силен, когда знаю..."


     - Гриш,  а Гриш,  -  шепнула Анна ночью,  после того,  как из Коканда
прилетели в Сухуми, получили по минчаковскому паспорту деньги и сняли себе
комнату в маленьком домишке, в поселке далеко от моря, там и паспорт-то не
требуют,  а потребуют -  на,  бери,  Минчаков я,  Михаил Иванович,  неси в
милицию,  очки с усами,  неси, пусть узнают, они до лета ничего не узнают,
там уж сугробы, чистый паспорт, чище, чем Милинко - он таким до мая будет,
а до мая меня самого уж не будет здесь, ни меня, ни Анны.
     - Гриш, ты чего, спишь?
     - Не "чего", а "что", - машинально поправил ее Кротов.
     - Гриш, у нас ребеночек будет...
     - Не будет у нас ребеночка. Нельзя нам. Аборт сделаешь.
     - Да ты привыкнешь,  Гриш...  Мне уж тридцать пять, тебя люблю больше
жизни -  как  же  без  ребеночка?  Да  и  аборт мне  делать нельзя,  врачи
предупреждали... Ты чего, Гриш?
     - Ничего. Думаю, Анна. Думаю.
     "Спасибо бате:  верно учил -  "бабе не доверяй,  нельзя,  она без зла
продаст,  у нее натура такая особая,  нам непонятная",  - размышлял Кротов
тяжело и  горько.  -  А скажи я ей,  что будем пробиваться за рубеж?  Ведь
хотел сказать,  святой дух небось удержал. Умная, не отымешь, умная, а все
одно не может понять,  что тут нам не жить. Ну ладно, ну говорил я ей, что
паспорт карлика вычищу,  на нее  переправлю,  с р а б о т а ю,  умею  это.
Луигу спасибо, всеми почерками владел дворянин, на две руки, небось доносы
в гестапо и с правой и с левой строчил...  Эх... Снова один.  Нужна  ж  ты
мне, Анька, дура! Что ж ты себе приговор пишешь..."
     Он повернулся к  ней;  она ждала этого,  вжалась в  него,  обвила шею
сильными руками.
     Кротов тяжело усмехнулся:
     - Изумруд с пальца сними, кожу мне царапает...


                                    2

     Костенко  прилетел в  Москву  и  с  аэродрома сразу  же  отправился в
министерство.  Там  в  его  кабинете Тадава уже собрал оперативную группу;
генерал сидел в углу, возле книжного шкафа.
     - Владислав Николаевич,  -  заметил  он,  сухо  поздоровавшись,  -  я
позволил себе не согласиться с вашим выговором Тадаве,  я не утвердил его;
я объявил строгий выговор дежурному в Смоленске.  Тадава ночевал в комнате
для оперативников при угро...
     - В своем номере надо было спать,  -  хмуро возразил Костенко.  - Или
предупреждать дежурного,  коли тот  -  недотепа.  Но  раз вы  отменили,  я
замолкаю.
     - Товарищ генерал,  -  поднялся Тадава,  -  к  сожалению,  я вынужден
согласиться с  выговором моего непосредственного начальника.  Я  благодарю
вас за то,  что вы лично разбирались,  но виноват все-таки я. Во-первых, я
обязан был предупредить дежурного,  и  не  раз,  во-вторых,  поскольку все
знали мои координаты,  то искали именно в отеле, и наконец, в-третьих, мне
следовало бы сидеть в комнате оперативного дежурного, там все телефоны.
     - Знакомые интонации, - усмехнулся генерал. - Хорошо, закончим турнир
рыцарей, пора к делу. Начинайте оперативку, Владислав Николаевич.
     Костенко  как-то  непонимающе  посмотрел  на  генерала,   потом  сухо
кашлянул:
     - Я казню себя за... столь поздний полет... Попади я в Берлин на пару
дней раньше и...
     - Начинайте оперативку, - резко повторил генерал.
     - По пунктам.  Первое:  Кротов,  убивший Миленко,  в  этом теперь нет
сомнений,   обучен  навыкам  диверсионной  снайперской  стрельбы;   умению
отрываться от  слежки;  основам грима;  изготовлению фальшивых документов;
организации схоронов в  лесу.  Второе:  он  забрасывался абвером в  Батуми
летом  сорок  второго  года;  возглавлял группу  из  четырех человек некто
Лебедев Эрнест Васильевич,  1922 года рождения, место рождения - Кемерово,
более  точных  данных  нет.  После  выполнения задания  Лебедев  и  Кротов
застрелили -  так  было  спланировано задание -  двух  своих  подчиненных,
радиста и снайпера,  ибо их инструктировали: "Не оставлять следов, уходить
обратно морем,  двух человек возьмет подводная лодка".  Я  считаю,  что мы
должны  немедленно поставить  наблюдение за  домом  матери  Милинко.  Если
Кротов будет просить политическое убежище,  -  а он должен его просить как
Милинко,  а  не Кротов,  -  ни одного свидетеля не должно остаться из тех,
которые  могли  бы  опознать гада,  убившего истинного Григория Милинко из
деревни Крюково.
     - Наблюдение уже  поставлено,  -  негромко откликнулся Тадава.  -  Со
вчерашнего дня, после нашего провала в Смоленске. Предупреждена и Серафима
Николаевна, подруга и секретарь генерала Шахова...
     - Третье,  -  словно бы не услыхав Тадаву,  продолжал Костенко, - мне
кажется,  что  одна  из  многих наших ошибок заключалась в  том,  что  мы,
исследуя в Адлере и Смоленске железные дороги, шоссе и аэродромы, сбросили
со  счета порты.  Я  высчитал причину этой нашей ошибки:  мы  прежде всего
исследовали фактор  времени.  Мы  полагали,  и  справедливо полагали,  что
бандит должен как можно скорее исчезнуть с  места преступления -  в данном
случае я  говорю о  Смоленске;  его звонок к убитой родственнице из Адлера
вписывался в систему этого рассуждения.  Кротов переиграл нас, он пошел по
пути парадоксальному:  "Они рванут,  как гончие,  на махах,  а я,  Кротов,
поплетусь;  пробегут мимо".  И  он  нас обыграл;  я  убежден,  он  ушел из
Смоленска пароходом.
     Предложения:   полковник   Кириллов   отправляется   в   Калининград,
дожидается там  человека  со  шрамом,  параметры  которого  сходятся  -  в
какой-то мере - с Кротовым; я имею в виду Пинчукова. Майор Тадава со своей
группой блокирует район Черноморского побережья, особенно Сухуми - Батуми;
Кротов знает эти места еще со времен войны.  Тадава выясняет абсолютно все
маршруты малой авиации в этом регионе,  устанавливает посты на аэродромах,
поддерживает  постоянный  контакт  со  штабом  поиска,   готовит  операцию
перехвата или захвата;  к  операции прошу подключить управление милиции на
воздушном  транспорте.  Считаю  необходимым  просить  руководство выделить
оперативные группы также в те рыболовецкие хозяйства, откуда уходят суда в
кратковременные рейсы,  без захода в иностранные порты.  Дело в том, что в
школе  диверсантов учили умению держаться на  воде  продолжительное время,
используя   портативные   надувные   жилеты,    -   следовательно,   можно
предположить,  что Кротов,  нанявшись на судно в какой-нибудь рыболовецкой
флотилии,   может  ночью  спустить  лодку,   что  вообще-то  опасно,  либо
использует надувной жилет и  прыгнет в  море,  когда судно будет проходить
какой-либо пролив,  Кильский,  к  примеру.  Просил бы  санкцию на  вызов в
Москву магаранских шоферов Цыпкина,  Ларина и Тызина, которых следовало бы
придать для опознания трем группам...
     - Почему трем?  -  спросил генерал. - Вы же говорили о двух группах -
Тадавы и Кириллова?
     - Третью, л е т у ч у ю, я намерен возглавить лично.
     - Дальше, - откликнулся генерал. - Или у вас все?
     - Нет, не все. Просил бы подключить к нам работников Института права:
необходимо составить  с и с т е м у  доказательств вины Кротова,  учитывая
особое, резко от нашего отличное судопроизводство ФРГ.
     - Все? - спросил генерал еще раз.
     - Нет,  -  не скрывая недовольства,  резко ответил Костенко.  - Прошу
простить  за  некоторую  разбросанность,   но  у   меня  не  было  времени
подготовиться к  оперативке -  всего два часа в полете.  А я только теперь
понял,  что  мы  все  это  время  страдали весьма серьезным изъяном:  были
пассивны.  Мы шли за преступником. А надо бы постараться сделать так чтобы
мы  его повели,  вынудили к  такому действию,  которое выгодно нам и  нами
контролируемо.  Я бы просил,  товарищи, подумать об этом всех и сегодня же
внести предложения. Хочу напомнить слова Нильса Бора: "Идея гениальна лишь
в том случае,  если она страдает некоей сумасшедшинкой".  Вот теперь, - он
глянул на генерала, - у меня все.
     - Владислав Николаевич сделал в  высшей мере интересное сообщение,  -
заключил генерал.  -  О подключении Института права...  Дело в том, что мы
были  бы  весьма  уязвимы  с  уликами против  Кротова по  поводу  убийства
Милинко...
     Костенко, пряча очки в футляр, спросил:
     - "Были  бы"?  Почему  в  прошедшем времени?  Мы  и  сейчас  уязвимы.
Доказателен ли  для  западногерманских судей анализ,  который сделал майор
Тадава,  исследовав архивные материалы о  битве  за  Бреслау?  Вот  в  чем
вопрос.
     - Нет,  - ответил генерал. - Для них он малодоказателен. А для нас он
доказателен потому, что двадцать миллионов наших Милинко в земле лежат. На
Западе к памяти прошлой войны относятся иначе,  спокойнее, определил бы я.
А  "были бы",  то есть прошедшее время,  я употребил потому,  что польские
товарищи  прислали  нам   д о к а з а т е л ь с т в о.   -   Генерал  чуть
улыбнулся. - Мне  не  терпелось  показать  вам  это  доказательство,  лишь
поэтому-то я  дважды  поинтересовался,  -  он  посмотрел  на  Костенко,  -
закончили вы свое сообщение или нет?
     Генерал открыл  большую зеленую сумку,  достал  оттуда  пакет,  очень
осторожно раскрыл его:  челюстная кость, в ней - нож; на рукоятке инициалы
- Н. К. Р. О. А.
     - Перед  вылетом  Владислава Николаевича майор  Тадава  был  вынужден
доложить непосредственно мне  историю своих  архивных изысканий.  Я  после
этого связался с польскими коллегами.
     - Теперь вопрос о  доказательности снят,  -  сказал Костенко и закрыл
глаза - устал, спал мало, в веки словно песка насыпали. - Экспертизу будем
делать?
     - Хороший вопрос задали,  -  ответил генерал.  - Мы предложим сделать
экспертизу на Западе - в том случае, если Кротов, как вы полагаете, сможет
уйти или уже ушел. С КГБ я связался, копии материалов передал им, товарищи
предложили провести совещание, совместное с пограничниками.
     ...Первым после окончания летучки к  Костенко пришел Тадава;  вечером
он улетал в Батуми.
     - Владислав Николаевич,  у меня возникла идея -  несколько,  впрочем,
боровская...
     Костенко не понял, потянулся с хрустом:
     - Это что же за "боровская" идея?
     - Я имею в виду - сумасшедшая, - помог ему Тадава, - по Нильсу Бору.
     - Валяйте,  -  по-прежнему  устало,  не  скрывая  неприязни,  ответил
Костенко.
     - Из  Владивостока ежемесячно уходят профсоюзные плавучие дома отдыха
- курс к Филиппинам,  потом еще южнее; загорают люди, купаются в бассейне.
Об  этом  плавучем курорте  во  Владивостоке знают  все.  А  что  если  мы
напечатаем в батумско-сухумском районе объявление такого рода?
     - Нет,  только не  там...  Это  будет слишком странным для всех...  А
вообще, идея не плоха... Но печатать объявление? - ответил Костенко. - Это
его насторожит,  если мы будем, придерживаясь моей версии, считать, что он
сейчас схоронился где-то в том районе. Я бы лучше передал очерк об этом по
радио или объявление по телевидению...  Он же,  видимо,  из того дома, где
затаился, выходит редко. Значит, постоянно слушает радио, ящик смотрит.
     Тадава позволил себе улыбнуться:
     - Лучше поручите мне найти на радио новую Киру Королеву...
     - Откуда информация? - хмуро поинтересовался Костенко.
     - Профессиональная тайна, - ответил Тадава.
     - Ищите.  Что-нибудь дельное объявилось в  архивах?  Или ограничились
тем, что сообщили сначала генералу, а уж потом мне?
     Тадава напрягся весь, будто от удара, но сдержал себя:
     - Я  был  вызван генералом,  Владислав Николаевич,  когда вы  были  в
отъезде.  Только поэтому получилось такое досадное недоразумение... Что же
касается "дельного", то в архивах все дельно, ибо тебе открывается святое.
В   наш   прагматичный,   лишенный  рыцарства  век   это   просто-напросто
необходимо...
     - По-вашему, прагматика исключает рыцарство?
     - Во многом - да.
     Костенко покачал головой:
     - Рыцарство  -  как  социальное  явление  -  абортарий  зародившегося
прагматизма.   Рыцарь,   шедший  отвоевать  гроб  господень,   имел  массу
привилегий;  руки развязаны;  возвращался богатым человеком, получал землю
и, в свою очередь, нанимал себе рыцарей. Не фетишизируйте слово.
     - Мне кажется, мы только этим и занимаемся, Владислав Николаевич.
     - Увы, - согласился Костенко и неожиданно для себя дружески улыбнулся
Тадаве.
     - Пугаем себя словами...
     - Не  столько  словами,   сколько  тем,  как  эти  слова  могут  быть
истолкованы,  и не нами,  а супостатами, - поправил его Костенко. - Что мы
ни пиши,  все равно противники станут толковать так,  как им это выгодно в
данный конкретный момент. Ладно, когда вылетаете на границу?
     - В семь.
     - Как там погода, в ваших кавказских краях?
     - Дождит.  Но не это главное. Главное я припас на прощание: Лебедева,
который забрасывался к нам с Кротовым, мы нашли, Владислав Николаевич.
     - Где он?
     - Отсидел свои пятнадцать лет, сейчас живет под Сухуми...
     - Под Сухуми?!
     - Изумление ваше мне приятно,  вроде бы форма некоего прощения за мой
доклад генералу и  оперативность в  поиске Лебедева,  но как быть,  если и
Кротов его искал и нашел?


                                    3

     В  консульском управлении МИД  Костенко долго и  подробно рассказывал
дипломатам всю историю Кротова,  о т х о д я  порою в сторону о  главного,
словно бы рассуждал вслух, заново перепроверяя себя самого, свою версию.
     - Почему все-таки мне кажется,  что он станет прорываться на Запад? -
оглядев своих слушателей, а их было трое, советник и два первых секретаря,
спросил Костенко.
     Дипломаты переглянулись; Костенко же, мягко улыбнувшись, пояснил:
     - Я снова и снова задаю себе этот вопрос.  И задаю оттого,  что, если
просчитался,  неверно нарисовал психологический портрет Кротова,  пошел не
за н и м, тогда проиграл я, а со мною и мои коллеги, которые взяли на веру
мою версию. Действительно, существует иное вероятие: преступник - возраста
предпенсионного, набит деньгами и золотом, вполне может затаиться где-то в
глубинке,  такое бывало.  Но  я  возражаю себе:  "Он слишком много знает и
хорошо помнит свое прошлое, чтобы затаиваться здесь".
     - Что вы подразумеваете под "прошлым"?  - поинтересовался советник. -
Войну или преступления, совершенные в последние месяцы?
     - Вы поставили точный вопрос, - ответил Костенко. - Я рад, что вы так
хорошо меня поняли. Конечно, он помнит войну, он помнит победу, он читал в
газетах,  как чекисты постепенно выявляют предателей, полицаев, карателей.
Он помнит свой п р о и г р ы ш, понимает, что его ждет, если он попадется.
Но он во время войны жил на Западе, он помнит Германию, он поэтому писал в
Израиль своему знакомцу: "Без денег там делать нечего".  И он  копил,  все
эти годы он копил золото.
     - Зачем ему было убивать ювелира Кротову? Свидетель?
     - Да.
     Советник закурил:
     - Но я, простите, не вижу логики в его визите к ней...
     - Логика -  абсолютна. Всего у нескольких людей на земле остались его
фотографии и  письма.  Родители умерли;  он  тем  не  менее навел справки:
осталась приемная сестра,  жив дядька, с которым родители не дружили, жива
ювелирша,  вдова двоюродного брата. И все ведь, больше никого нет... Их он
посетил,  украл фото и  письма -  тщательно уничтожал следы.  А с Кротовой
произошел скол: ее  в ы з в а л и.  Золото,  камни,  серебро,  возможность
хищений, разговоры со следователем, изъятие фотографий и писем,  удивление
ее по поводу пропавших фотографий родственника, "погибшего в боях за  нашу
Советскую Родину". А то, что его уже  м о г у т искать, Кротов понимает. У
него в запасе была осень и зима. В своих размышлениях он, видимо, отвергал
вероятие преследования, пока трупы убитых им людей были  под  снегом.  Он,
видимо, полагал, что в его таксомоторном парке могли  и  не  обратиться  в
милицию - текучесть рабочей силы, сами знаете, проблема;  у  руководителей
руки  связаны,  нечем   д е р ж а т ь   рабочего,  категория  материальной
заинтересованности и личной материальной ответственности  перед  обществом
еще не отлилась в бронзу.  Видимо, все эти месяцы Кротов готовил  операцию
ухода, очень тщательно, скрупулезно, выбирая оптимальный вариант.
     - Петрову он  ликвидировал,  оттого что боялся свидетеля?  -  спросил
советник.
     - Не  знаю.  Причина не  до конца понятна мне.  Эксперты разошлись во
мнениях:  одни считают, что Петрова была беременна, другие не согласны, ее
нашли,  когда жарко уж было, началось гниение... Может быть, боялся, что с
беременной трудно будет  переходить границу,  женщина в  особом положении,
возможны непредвиденные срывы...  Я  допускаю такое вероятие,  но  в  этом
вопросе сам хожу впотьмах, версии не имею, отвечаю вам как на духу...
     - Вы  советовались  с  нашими  юристами-международниками?  -  спросил
первый секретарь,  до той поры молчавший.  -  Если будет решено снестись с
консульством ФРГ, это предстоит делать мне. Я хочу быть во всеоружии.
     - Да.  Заключение юристов в деле, вы его прочтете. По поводу убийства
Минчакова и Петровой - улики бесспорны.
     - А Милинко?
     - Тоже.
     - Видите ли,  товарищ Костенко,  -  сказал советник,  -  вы поставили
такой вопрос, которого в практике еще не было...
     Костенко усмехнулся:
     - Потому-то и пришел именно к вам.
     - Моего   товарища  спросит  его   коллега  из   консульского  отдела
посольства ФРГ:  "А почему,  собственно, вы обращаетесь к нам с этим вашим
в н у т р е н н и м  делом?" Что прикажете ответить?
     Костенко нахмурился, молчал тяжело, долго, потом сказала
     - А что,  коли он уж границу на брюхе переполз? Дать ему спокойно там
жить?
     Советник покачал головой:
     - Ваше предположение, что он  п о й д е т  в Западную Германию,  тоже
представляется мне весьма априорным...  Вы говорите, что, судя по  книгам,
которые он выписывал в библиотеке, он  восстанавливал  немецкий  язык.  Но
ведь с немецким можно жить в Австрии или Швейцарии. Наконец, в Штатах есть
целые немецкие районы, где в основном поселились  б ы в ш и е...
     - Верно, - легко согласился Костенко. - Меня мучат эти же вопросы, по
все-таки я остановился именно на Западной Германии...  Дело в том,  что по
характеру,  -  судя по расспросам тех, кто его помнит, - он тяготел к тому
лишь,  что знал,  нового боялся,  а все те страны,  которые вы назвали,  -
внове ему.  Он,  видите ли,  книг не читал, с детства это у него, говорил:
"Гулливера  быть  не  может,  выдумки  это"...  Если  он  ушел...  Страшно
говорить...  Если ушел или намерен уйти,  то лишь туда, где бывал ранее...
Это вписывается в его психологический портрет.
     - Исследуем  ту   возможность,   которая  вам   представляется  самой
неприятной, - сказал первый секретарь консульского управления. - Допустим,
что  Кротов  ушел  в  ФРГ.  Но  он  обязан там  объявиться вполне открыто,
заявить,   что   просит   политическое  убежище,   чем-то   свою   просьбу
мотивировать.   Пока  этого  не  было.   С   чем  же  я   сейчас  пойду  к
западногерманскому коллеге?


                                    4

     Кротов сидел в  аэропорту.  Был  он  в  спортивной куртке,  джинсах и
кедах,  рядом поставил теодолит и плоский красно-белый метр -  изыскатель,
одно слово.  При погрузке в багаж теодолит могут ненароком поломать, знаем
мы  наших умельцев,  кидают как попало,  не берегут государственное добро,
лучше сам понесу. Не сдал и металлический чемоданчик с инструментом - если
при выходе на поле  будут  пропускать