Так  что  -
постоянная собранность,  максимум аккуратности.  Надеюсь, удастся привезти
из Берлина что-то новое, и это новое, сдается мне, поможет нам в поиске".
     - Ирина Григорьевна,  -  сказал Тадава,  -  я  из уголовного розыска,
долго вас не задержу. Мне бы не хотелось вас приглашать в милицию, поэтому
я сам пришел. Разрешите?
     Женщина стояла на пороге, пройти в комнату Тадаве не предлагала.
     - Вы в связи с вчерашним собранием в магазине? По поводу Кротовой?
     - Ив связи с этим.
     - Тогда вызывайте в  милицию,  чтоб все было официально.  Я предавать
никого не намерена, а тем более мою заведующую.
     - Почему вы решили, что я пришел склонять вас к предательству?
     - К чему ж еще? Торговой этике, что ль, учить?
     - Позвольте все-таки к вам войти...
     - Я ж сказала - нет. Ничего я вам здесь говорить не стану.
     Тадава погасил вспыхнувший в  нем  гнев,  закрыл на  мгновение глаза,
поджал губы:
     - Хорошо.  Речь пойдет не о Кротовой.  Вызывать вас мы не можем, ибо,
возможно, за вашей квартирой следят...
     - Что?! Кто это следит-то? Только вы и можете следить, денег у вас на
это хватает, налоги не зря платим...
     - Ответьте мне: у вас сейчас есть кто-нибудь?
     - А кто у меня может быть?! Никого нет!
     - А капитан, моряк, к вам приходил?
     Лицо Евсеевой вспыхнуло, потом побледнело:
     - А вот это вас не касается.
     - Именно это меня и интересует. Этого моряка мы ищем, он убийца.
     Женщина отняла руку с косяка;  Тадава прошел в квартиру,  оглянувшись
предварительно -  на лестнице было пусто. "Что это я себя зря пугаю, внизу
наши люди..."
     Но,  подчиняясь какому-то внезапному посылу, Тадава вдруг повернулся,
взбежал по  лестнице на  последний этаж -  по-кошачьи,  на  цыпочках;  там
никого не  было;  вниз спустился быстро,  почему-то подражая походке Чарли
Чаплина,  когда тот в финале своих ранних фильмов,  раскачиваясь, уходил в
солнце;  понятно,  тросточки в  руке  майора  не  было,  а  Чаплин  всегда
поигрывал тросточкой,  и чем горше ему было,  тем он смешнее и беззаботней
вертел ею.
     ...В   комнате   у   Евсеевой   было   все   ясно:      ее   сущность
в ы в а л и л а с ь наружу - и финская стенка, и  кресла  из  югославского
гарнитура,  и  арабский  стол  с  тяжелыми  стульями,  и  репродукции   из
"Работницы"  в  аккуратных  позолоченных  рамочках,  и  хрусталь  в  горке
красного дерева - все было здесь показным, не для себя, не  для  удобства;
сплошная  и н в е с т и ц и я.  И в книжном шкафу тоже  инвестиции,  а  не
книги: Конан Дойль рядом с Булгаковым, Мандельштам вместе  с  Майн  Ридом,
"Вкусная и здоровая пища" была втиснута между альбомами импрессионистов  и
Третьяковской галереи - размер почти одинаков.
     Тадава  снова  погасил в  себе  острое  чувство неприязни к  женщине,
открыл папку,  спросил разрешения разложить на  столе фотографии;  Евсеева
постелила большую салфетку, и Тадава начал  п а с ь я н и т ь  карточки  с
расчлененными трупами.  Последним он выбросил на стол  портрет  Кротова  -
тот, что удалось достать в профсоюзном бюро таксомоторного парка.
     - Это он у вас был?  -  утверждающе сказал Тадава.  - Я спрашиваю без
протокола. Он говорил с вами?
     - Говорил,   -  ответила  Евсеева,  не  отводя  глаз  от  фотографий,
разложенных на столе.
     - Когда? После того, как побывал дома у Кротовой?
     - Он у нее дома тоже был?
     - Вы когда его увидали?  - не ответив на вопрос,  но поняв  в с е  из
того, как он задан, продолжал Тадава. - Вы его какого числа увидали?
     - Не помню я чисел.
     - В магазин к Кротовой он пришел третьего вечером.
     - На другой день ко мне пришел.
     - Сюда?
     - Да.
     - А как он с вами об этом договорился?
     - Никак не договаривался.  Постучал в дверь, я и открыла. Я запомнила
его, когда он с Кротовой в кабинет шел.
     - А почему, дорогая, вы его запомнили?
     - Никакая я вам не "дорогая"!
     - Для  кавказца всякая красивая женщина -  "дорогая",  -  без  улыбки
ответил Тадава.
     - Ну  и  оставьте для  Кавказа свои  обращения.  А  я  вам  гражданка
Евсеева.
     - Хорошо,  гражданка Евсеева.  Я  приношу вам извинение.  Пожалуйста,
возьмите ручку и бумагу,  напишите подробное объяснение,  когда, при каких
обстоятельствах и в связи с чем к вам пришел моряк,  о чем говорил, как вы
провели время,  когда он ушел и  когда обещал вернуться -  если,  конечно,
обещал.
     - А я вам не обязана писать. Спросили - ответила. Дальше - моя личная
жизнь, она вас не касается, она у нас законом охраняема.
     - Вы совершенно правильно ответили, гражданка Евсеева. Но, во-первых,
речь идет не о  вашей личной жизни,  а о преступнике,  которого преследует
уголовный  розыск  Советского  Союза,   во-вторых,   вы  работаете  не  во
"вторсырье",  а  в ювелирном магазине,  имеете доступ к драгоценностям,  и
наконец,  в-третьих,  если вы знаете,  когда моряк был намерен вернуться в
Смоленск,  но  не  говорите  мне  об  этом,  я  привлеку  вас  к  суду  за
пособничество особо опасному преступнику.
     - А какие у вас есть для этого основания? Нет у вас никаких оснований
меня привлекать.
     - Значит, вы не хотите помочь нам захватить врага?
     - А я вам так не сказала.  Я сказала, что писать ничего не буду. Есть
вопросы - задавайте. И карточки свои со стола уберите, тошно смотреть.
     Тадава  послушно  убрал  фотографии,  аккуратно  положил  потрепанную
канцелярскую  папку  крокодиловой  кожи  в  портфель,  спросил  разрешения
закурить,  достал  пачку  "Примы",  затянулся,  ощутив  горьковатую синеву
табачного дыма, и спросил:
     - Вас не удивил его приход?
     - Чего ж удивляться? Он видел меня, а я его глаза запомнила...
     - Он спрашивал вас о Кротовой?
     - На этот вопрос я отвечать не буду.
     - Почему?
     - Не буду - и все.
     - О вашей работе спрашивал?
     - Чего-то  спрашивал...  Он  о  камнях говорил красиво,  какой камень
какому зодиакальному знаку принадлежит, почему так считают...
     - Он вам какие-нибудь камни показывал?
     - Да.
     - Какие?
     - Изумруд.
     - Один?
     - Да.
     - Кольцо?
     - Да.
     - Дорогой камень?
     - В магазине сейчас такие реализуют...  Грани хорошие, цвет, глубина,
все при нем.
     - Не говорил, откуда он у него?
     - Что я, милиционер, такие вопросы задавать?
     - На море вам съездить не предлагал?
     - Не буду я на такие вопросы отвечать, сказала же!
     - Значит,  в  Адлер  он  вас  все  же  позвал.  Кротову он,  впрочем,
приглашал в Батуми.
     - Не сталкивайте нас лбами, не столкнете...
     - Бутылка, которую он принес, осталась?
     - Я бутылки не сдаю, я их выбрасываю в мусоропровод.
     - Шампанское и водка?
     - Я ж сказала - не лезьте в мою личную жизнь. Ее у меня и так слишком
мало, чтоб я с другими делилась.
     Тадава поднялся:
     - Я надеюсь,  вам не придется казнить себя за то,  что вы не захотели
нам помочь обезвредить преступника.  Мы  постараемся поймать его без вашей
помощи.  Но  если случится горе,  оно  будет непоправимым.  А  этого можно
избежать,  расскажи вы нам все.  Я хочу, чтобы вы запомнили эти мои слова.
До свиданья, гражданка Евсеева.
     С  этим и  ушел.  Дверь прикрыл очень аккуратно,  так  закрывал дверь
своего "жигуля";  очень сердился,  когда сильно хлопали,  хотя  сейчас ему
хотелось так рвануть на себя медную,  в  форме львиной морды ручку,  чтобы
из-под косяка посыпалась штукатурка.


          "ГУВД Исполкома Магарана, майору Жукову.  Прошу срочно  опросить
     знакомых Петровой, не было ли  у  нее  кольца  с  зеленым  изумрудом,
     "хороших граней"  -  это  выражение  ювелира  прошу  перепроверить  у
     соответствующих  специалистов,  чтобы  доходчивее  объяснить   вопрос
     свидетелям. Майор Тадава".


          "Тадаве по месту нахождения.  У Петровой было изумрудное кольцо.
     Жуков".


          "Майору Тадаве из  отдела  Управления  УГРО  МВД  СССР.  На  имя
     полковника  Костенко  получены  списки  лиц,  сдавших  заявления   на
     поступление в рыбфлот СССР в период с ноября по  настоящий  день.  Ни
     Милинко, ни Минчакова в списках нет.  Однако есть Пинчуков, 1925 года
     рождения,  из  Весьегонска,  имя  и  отчество  сходятся  с  именем  и
     отчеством  погибшего  Минчакова.  Проживал  по  адресу:   Весьегонск,
     Озерная, 3. Но на  фотографии,  приложенной  к  делу,  лицо  человека
     обезображено шрамом, правый глаз косит. Полковник Кириллов".


          "Полковнику Кириллову.  Прошу передать фото Пинчукова в НТО  для
     исследования.  Отправлена ли справка по месту  жительства  Пинчукова?
     Где находится  в  настоящее  время?  Прошу  сообщить,  в  какой  флот
     оформлялся? Тадава".


          "Майору Тадаве.  Фото Пинчукова - по заключению  экспертов  -  в
     определенных параметрах соответствует фотографии Кротова, которой  мы
     располагаем, однако категорический ответ экспертиза отказывается дать
     в связи с плохим качеством фото.  Пинчуков действительно проживал  до
     января с. г. по указанному адресу,  косоглаз,  имеет  шрам  на  лице.
     После принудительного лечения в антиалкогольном диспансере ј12  домой
     не  вернулся  из-за  жены,  которая  не  хочет,  чтобы  дети   видели
     отца-алкоголика.  Где находится в настоящее время, неизвестно.  Сосед
     Антипов говорит, что Пинчуков выражал желание во время  их  последней
     встречи, когда жена не пустила его домой,  уехать  на  лесозаготовки.
     Пинчуков  проходил  оформление  в  Калининградском   рыбном    флоте.
     Полковник Кириллов".



РАБОТА-IX                                                    (Берлин, ГДР)
__________________________________________________________________________

     Пауль посадил Костенко за большой стол в библиотеке своего института,
разложил перед ним папки:
     - Смотреть начинайте слева направо,  я  подобрал все по  порядку:  от
частного к общему, от Кротова к его хозяевам. По-немецки читаете?
     - Со словарем, - ответил Костенко, - я же признавался.
     Пауль рассмеялся:
     - Понятно. Появятся трудности - я к вашим услугам, Владислав.
     Ударение на  этот раз  он  поставил русское,  на  последнем слоге,  а
Костенко отчего-то  сразу  же  вспомнил учительницу Александру Егоровну из
Адлера и то,  как она навязчиво повторяла:  "Козел",  "Козел" - ни разу не
произнесла имени  своего  ученика -  "Гоша".  А  ведь  хорошее имя,  Гоша,
Георгий...
     ...В первой папке хранилось уголовное дело по обвинению Николая Ивана
Кротова, 1923 года рождения, унтер-офицера "русской освободительной армии"
в   сожительстве  с  имперской  подданной  Греттой  Пикеданц,   урожденной
Эленберг, 1907 года рождения.
     Это  был,  однако,  лишь  первый  пункт  обвинения;  второй и  третий
показались  Костенко  куда  как  более  серьезными:   "избиение  имперской
подданной при попытке ограбления ее ювелирного магазина".
     Пауль, поняв недоумение Костенко, помог ему:
     - При Гитлере все вывезенные с родины славяне,  французы,  голландцы,
поляки,  чехи,  сербы  давали подписку,  что  не  будут сожительствовать с
немецкими  женщинами:   это   запрещалось  расовыми  законами  Гитлера   -
"разжижение   арийской   крови    грязными   недочеловеками".    Нарушение
обязательства каралось  заключением  в  концлагерь...  Объяснение  Кротова
прочитайте особенно внимательно, это любопытный документ.
     Костенко еще раз пролистал страницы, нашел объяснение, потом вернулся
к  самому  началу дела,  впился глазами в  лицо  Кротова:  тот  улыбался в
камеру;  формочка пригнана;  волосы на пробор; вот какая мне нужна, по ней
можно искать; несмотря на возраст, глаза, брови, нос, лоб - неизменны.
     В третий уже раз прочитал собственноручное объяснение Кротова:
     "Я,  Николай Иванов  Кротов,  унтер-офицер РОА,  награжденный великим
фюрером   германской  нации   Адольфом   Гитлером  "Железным  крестом"  за
выполнение особых  заданий  в  тылу  большевиков,  вынужден  заявить,  что
виновным в  предъявленном обвинении себя  не  признаю.  Гретта Пикеданц не
была со мною в близких отношениях,  она лишь сдавала комнату в своем доме.
Невозможность наших близких отношений объясняется тем,  что я дал подписку
о  несожительстве с  женщиной высшей расы.  При  этом фрау Пикеданц старше
меня на шестнадцать лет и страдает пороком -  хрома на левую ногу.  И я ее
не  бил.  Я  оборонялся от нее,  когда она решила,  что я  спустился в  ее
ювелирный магазин со  второго этажа (где  снимал комнату),  чтобы ограбить
ее, а я на самом деле лишь рассматривал драгоценности, потому что в России
никогда не видал ни золота, ни камней".
     Костенко  несколько  раз  провел  карандашом по  размашистым строчкам
объяснения,  насчитал  двенадцать  синтаксических и  семь  орфографических
ошибок.
     "А ведь аттестат дали мерзавцу,  - зло подумал он. - Демократия, чего
там. А если бы чудо? Не было б войны? Или остался б в тылу? Вдруг бы у нас
выбился? Ужас ведь..."
     Далее   шел   приговор:   три   года   каторжных  работ;   справка  о
транспортировке Кротова в  концлагерь "Дора";  вербовка его там службой СД
зоны;  записка о  присвоении новому агенту клички "Кротик";  его  папка  с
четырьмя рапортами унтершарфюреру СС Уго Раушке:


     ј 1.
     "24 ноября.

          Вчера  провел  доверительную,  "дружескую"  беседу  с    пленным
     полковником Сагадеевым  и  майором  Иваньковским  на  тему  "Создание
     подпольных антифашистских групп". Я изложил план, разработанный вами;
     Сагадеев отнесся к предложению положительно, но Иваньковский  сказал,
     что об этом рано  думать,  стал  расспрашивать  про  мою  историю.  Я
     объяснил, что после "пыток" в так называемых "застенках  гестапо"  на
     Александерплаце отправлен сюда, в так называемый "лагерь  смерти",  и
     что если нам не думать о восстании, то так называемые  "палачи"  всех
     уничтожат.  Иваньковский потребовал, чтобы я назвал  имена  людей,  с
     которыми сидел  в  камере,  что  дает  возможность  предположить  его
     принадлежность к гепеушникам или же и здесь укрывшиеся  от  возмездия
     комиссары  велели  ему  заниматься  большевистской  контрразведкой  и
     конспирацией.
                                                                  Кротик".


     ј 2.
     "12 декабря.

          Сегодня я сказал Сагадееву, что больше с Иваньковским  отношений
     не поддерживаю, он трус, тормозит работу. Предложил Сагадееву встречу
     с "Костей", которого я представил как политрука, вместе с  которым  я
     воевал под Киевом, будучи "комсоргом батальона".  Сагадеев уговаривал
     не  сердиться  на  Иваньковского,  говорил,  что    так    называемые
     "гитлеровские провокаторы" плетут  "сеть"  против  патриотов.  Просил
     подождать  принимать  какие-нибудь  решения,  сказал:  "Ты   горячий,
     погибнешь зазря, а погибать надо во имя дела".
                                                                  Кротик".


     ј 3.
     "29 декабря.

          Сагадеев передал мне написанную от руки сводку с  фронта,  велел
     передать в третий блок некоему "Игорю" (с рассеченным  лбом),  назвал
     пароль и отзыв: "Огонька нет?" - "Ты  ж  знаешь,  курить  запрещено".
     Встреча назначена назавтра в 6.30 утра, после лагерной переклички.

                                                                  Кротик".


     ј 4.
     "30 января.

          Любимый господин Уго Раушке!
          После  моей  работы  ликвидированы    важные    коммунистические
     преступники, а, несмотря  на  это,  меня  не  выпускают,  как  вы  то
     обещали. Смею напомнить, что я очень долго жду.
                              Хайль Гитлер!
                                                                  Кротик".


     "1 февраля.
     Секретно!

          СС штурмбаннфюреру Либлиху; отдел "С" концлагеря "Дора".
          Возвращаем с транспортом заключенных  ј  24-а,  отправленным  из
     Дахау, агента "Кротик" после успешного завершения операции. Работа по
     выявлению подполья с присущей агенту тщательностью выполнена.
                              Хайль Гитлер!"


     "1 февраля.
     Секретно!

          В распоряжение контрразведывательной группы  "В"  отдела  "Армии
     Востока"  направляется  агент  "Кротик"  -  как  для  подготовки    к
     предстоящим заданиям в  тылу  красных  войск,  так  и  для  повторной
     проверки курсантов-неарийцев.
                              Хайль Гитлер!"


     Костенко отвалился на  спинку стула,  закрыл глаза,  сидел так долго,
потом  взял  крайнюю папку  с  грифом;  "Программа обучения в  специальной
группе "В" при отделе "Армии Востока". "Секретно! Секретно!! Секретно!!!"
     Пауль был  все  время рядом,  ненавязчиво смотрел,  когда понадобится
помощь, подсказал:
     - Я  сделал перевод,  он  в  конце папки,  там  выдержки,  Владислав,
наиболее важные...
     - Скажите,  Пауль...  Для  юристов  других  стран,  в  частности ФРГ,
кротовские доносы на  наших  товарищей будут служить доказательством вины?
Эти доносы дают право считать "Кротика" военным преступником?
     Пауль долго медлил с ответом, потом спросил;
     - Вы обнаружили список повешенных?
     - Нет.
     - Вы   не  досмотрели  до  конца...   В   делах  есть  оценка  работы
провокатора:   семнадцать  человек  казнено,   во  главе  с  Сагадеевым  и
Иваньковским...  А  что  касается  д о к а з а т е л ь н о с т и,  то  это
вопрос чрезвычайно сложный. На Западе требуют  н е о п р о в е р ж и м ы х
доказательств...
     - То есть? Разве доносы Кротова - не доказательства?
     Пауль покачал головой:
     - Вам  могут  возразить,  что.  он  был  вынужден  так  поступать под
давлением обстоятельств.  Сам лично не вешал?  Нет.  Доносил?  Да.  Что ж,
плохо,  конечно! Позор! "Но кто подписывал приказы на казнь? "Кротик"? Или
какой-нибудь  штандартенфюрер?"  А  тот  уже  отсидел  пару  лет  в  конце
сороковых, сейчас мемуары пишет у себя на вилле...
     Костенко закурил, начал читать перевод, сделанный Паулем:
     "Программа обучения  навыкам  диверсионной работы  разделена  на  два
этапа:   первый  -  тактический,  облегченный;  второй  -  стратегический,
повышенной трудности.
     ...Не все лица,  прошедшие первый этап обучения, могут быть введены в
группы  "второго  этапа".  Повышенная трудность предполагает обучение лиц,
имеющих  навыки  вождения автомобиля,  самолета,  яхты,  умеющих прыгать с
парашютом, владеющих иностранными языками, например польским и английским;
норвежским и  русским;  испанским и  французским.  При этом,  ко  "второму
этапу"  допускаются те,  кто  уже  зарекомендовал себя  достойным солдатом
фюрера при выполнении заданий в тылу противника.
     Люди  "второго  этапа"  должны  быть  арийцами,   однако,  в  порядке
исключения,  после  сурового  отбора,  могут  быть  привлечены иностранцы,
тщательно  проверенные  службой  СД   и   гестапо,   а   также   армейской
контрразведкой.
     Программа    "второго    этапа"    предусматривает    подготовку    к
о т т о ч е н н о й  стратегической работе:
     1. Диверсии в глубоком тылу противника.
     2. Акции террора в глубоком тылу противника.
     Успешному  выполнению  такого  рода   заданий  должна  предшествовать
тщательная подготовка по следующим направлениям:
     1) Навыки  з а т а и в а н и я; организация запасных явок.
     2) Работа с документами.
     3) Н а у к а вхождения в контакт с людьми.
     4)  Выработка  манеры  поведения,  легендирование судьбы,  характера,
навыков.  (Диверсант ничем не должен выделяться из окружающих, внешний вид
обязан быть  с р е д н е п р и в ы ч н ы м.  Всякого рода особые  приметы,
как-то запоминающаяся походка, тик или заикание, не позволяют использовать
лицо в  р а б о т е,  в случае если эти дефекты не могут