а ты пришел?  Ну  там,  кофе  или
сэндвич?
   - Нет. С какой стати? - тут я сообразил. - Ты хочешь сказать, что  он
не выходит из дома? Что он уморил свою собаку голодом?
   - Ну, он уморил или кто-нибудь избавил беднягу от мучений - не  знаю.
Но я знаю, что Пол Кант не выходил из дома уже около недели. Если только
по ночам.
   - А что же он ест?
   - Должно быть, консервы. Или ничего. Теперь ты понимаешь,  почему  он
ничем тебя не угостил.
   - Но почему ты...
   Он поднял руку.
   - Я не могу заставить человека выйти из дома и пойти  в  магазин.  Да
так оно и лучше. Это может  избавить  его  от  неприятностей.  Ты  видел
часовых у его дома?
   - А ты не можешь их убрать?
   - А зачем? Я  думаю,  Майлс,  тебе  нужно  кое-что  знать  про  Пола.
Сомневаюсь, что он это тебе рассказал.
   - Он рассказал мне все, что считал нужным.  Белый  Медведь  развернул
машину и поехал обратно к Ардену. Мы доехали почти до самого Бланделла и
не встретили ни одной живой души. Радиотелефон что-то крякнул,  но  Говр
игнорировал его. Он ехал так же неспешно, следуя плавному изгибу реки.
   - Видишь ли, у Пола были проблемы. Не из тех, которыми мужчина  может
гордиться. Если ты помнишь, он жил со своей матерью и ухаживал  за  ней,
даже бросил школу и пошел работать, чтобы платить за ее  лечение.  Когда
она умерла, он немного растерялся, но потом собрался и на неделю уехал в
Миннеаполис. С тех пор он ездил туда регулярно, и в  последний  раз  мне
позвонили из тамошней полиции. Сказали, что  они  его  задержали,  -  он
посмотрел на меня, оценивая степень  моего  удивления.  -  Он  ходил  на
собрания бойскаутов - знаешь, летом они  часто  проходят,  -  ничего  не
говорил, только стоял и смотрел. А когда дети расходились, шел за  ними,
так же молча. Так было  несколько  раз,  а  потом  кто-то  из  родителей
позвонил в полицию. В тот раз его не поймали, но потом накрыли в  парке,
где было полно мамаш с детьми. Накрыли  прямо  за  делом  -  с  рукой  в
ширинке.  Видишь  ли,  он  ездил  в  Миннеаполис  выражать   подавленные
инстинкты, как это говорится, а тут строил из  себя  паиньку.  Тогда  он
перепугался, даже добровольно лег в госпиталь  на  семь  месяцев.  Потом
вернулся сюда. Похоже, ему некуда было деваться. Ну вот, я  думаю,  этот
маленький эпизод он от тебя скрыл.
   Я только кивнул. Я уже придумал, что ответить:
   - Надеюсь, что это правда. Но даже  если  так,  то,  что  Пол  делал,
бесконечно далеко от убийства. Или я ничего не понимаю в людях.
   - Может, и так. Но в Ардене  не  разбираются  в  подобных  тонкостях.
Пойми, люди не знают,  кто  это  сделал.  Это  может  быть  маньяк.  Или
импотент. Может быть, даже женщина. Я лично думаю, что он  один,  но  их
может быть и несколько. Но это непростой насильник.
   - Ты к чему?
   Мы уже въехали в Арден, и Белый Медведь вел машину  прямо  к  "нэшу",
будто знал, где он стоит.
   - У меня есть теория по поводу этого типа, Майлс. Я  думаю,  на  него
давит вина, ему хочется пойти ко мне и признаться, он просто разрывается
от этого желания. Как ты думаешь?
   Я ничего не думал.
   - Ладно, предположим. Ему не  нравится  то,  что  он  сделал  с  теми
девочками. Но он больной, он чувствует, что должен сделать это снова.  Я
- единственный, кто может его остановить, и он это знает. Я не удивлюсь,
если окажется, что я вижусь с  ним  каждый  день,  -  он  остановился  у
светофора, кварталом дальше стояла моя машина. - Хэнк  дал  тебе  "нэш",
так ведь, Майлс?
   - Так. Ты собираешься искать тех, кто разбил мою машину?
   - Я ищу, Майлс. Ищу, -  он  переехал  улицу  и  подкатил  к  древнему
"нэшу".
   - И что ты говорил по поводу убийцы? Что он непростой насильник?
   - Слушай, заходи ко мне вечером, как-нибудь на  неделе.  Я  все  тебе
расскажу, - он вышел и открыл мне дверь. - Надеюсь, моя стряпня тебя  не
убьет. До скорого, Майлс. Помни, что ты обещал держать со мной связь.

***

   Его ровный дружелюбный голос звучал у меня в ушах всю  дорогу  домой.
Он гипнотизировал, сковывал волю. Выходя из машины на ферме, я  все  еще
слышал его и не мог избавиться от него, даже когда расставлял мебель.  Я
знал, что мебель не встанет на нужное место, пока  я  не  освобожусь  от
этого голоса. Я поднялся наверх, сел за стол  и  стал  смотреть  на  обе
фотографии. Постепенно все ушло прочь, и я  остался  наедине  с  Алисон.
Где-то вдали еле слышно звонил телефон.

И в третий раз это случилось так:

   Девушка вышла из дома  в  конце  дня  и  несколько  минут  стояла  на
прогретой солнцем улице, раздумывая, не поздно ли еще пойти  поиграть  в
боулинг с подругами. Она вспомнила, что забыла дома солнечные  очки,  но
ей лень было возвращаться. Струйки пота начали стекать у нее по шее.  До
зала она дойдет вся в поту.
   Может, лучше  просто  остаться  дома  и  почитать?  Миленькое  личико
девушки, освещенное светом лампы, особенно хорошо смотрелось над книгой.
Она хотела стать учительницей английского. Девушка  оглянулась  на  дом;
отражение солнца в стеклах ослепило ее.  Белая  блузка  уже  прилипла  к
спине.
   Она отвернулась и пошла в город, в  направлении,  куда  двумя  часами
раньше проехала машина шерифа Говра. После гибели Дженни Странд  девушки
в городе боялись ходить в одиночку, но сейчас было еще светло.
   Она подумала, что шериф, конечно же, скоро поймает убийцу; может, уже
поймал. Может, это человек,  сидевший  рядом  с  ним  в  машине...  хотя
непохоже.
   Она шла медленно, глядя вниз, думая о том, что  не  любит  боулинг  и
играет в него только потому, что играют все.
   Она так  и  не  увидела,  кто  ее  схватил  -  лишь  неясный  силуэт,
выскочивший из переулка. В следующий момент ее ударили о стену, и страх,
вспыхнувший в ее мозгу, не дал ей  ни  закричать,  ни  побежать.  Что-то
коснулось ее, что-то не похожее  на  человеческую  плоть.  Ей  в  ноздри
ударил запах сырой земли, словно она была уже в могиле.

Семь

   Мои руки и ноги не двигались. Но в другом измерении они не лежали  на
полу моего кабинета, а работали, уводя меня в лес. Я наблюдал за  обоими
процессами, думая, что такое один раз  уже  случалось:  когда  я  открыл
морской сундучок и увидел там фотографию, стоявшую в это время  на  моем
письменном столе. Воздух и в кабинете, и в полях был сладким,  напоенным
запахами. Свет погас, и в темноте я  шел  по  темному  пшеничному  полю,
продирался через кусты, легко перепрыгивал ручей. Тело мое было  легким,
как во сне. Я слышал телефон  и  одновременно  сверчков  и  сов.  Ночной
воздух, казалось, окутывал деревья дымкой, как туман.
   Я прошел через второе поле и вошел в лес. Белели березы, как  девичьи
тела. Моя правая рука коснулась доски пола, но в призрачном мире это был
кленовый ствол. Миновав его, я углубился в чащу. Вправо от меня пробежал
олень, и я пошел за ним. Деревья росли все гуще и гуще. Я перелез  через
ствол гигантского клена, преграждавший дорогу,  и  продолжил  путь.  Мое
сердце забилось сильнее, я понял, куда я иду.
   Это была поляна, окруженная огромными дубами, с  выжженным  пятном  в
центре. Она ждала меня здесь.
   Я знал, что ноги сами приведут меня туда. Надо было только идти.
   Когда деревья  сомкнулись  вокруг  меня,  пришлось  раздвигать  ветки
руками. Иголки набились мне в волосы и  за  воротник,  напомнив  колючий
куст, поймавший меня возле Волшебного  Замка.  Почва  стала  вязкой;  на
месте моих следов оставались чавкающие черные дыры. У подножия  деревьев
росли красные и белые грибы.
   Становилось все темнее, и я почувствовал страх. Казалось,  лес  готов
сдавить меня и похоронить в своих пахучих  объятиях.  Даже  воздух  стал
гуще. Я взобрался на пень, обожженный  молнией.  Под  ногами  копошилось
что-то скользкое. Я наступил на гриб размером  с  овечью  голову,  и  он
растекся под моей ногой жидкой зловонной массой.
   Ветка  оцарапала  мне  лицо.  Я  услышал,   как   разрывается   кожа.
Единственный свет исходил от  гниющих  стволов  и  листьев.  Раскидистое
дерево преградило мне путь; пришлось встать на четвереньки  и  проползти
под его ветвями, почти утопая во влажном слое листвы.
   Я встал и очутился на поляне, той самой. Моя  рубашка  позеленела  от
мха, бинт с левой руки сполз и размотался. Я попытался  отряхнуться,  но
руки меня не слушались.
   Деревья шептались за моей спиной. Я прошел вперед, к черному пятну  в
центре поляны. Наклонился и потрогал угли. Они были теплыми,  и  от  них
тянуло сладковатым дымком. Я упал на колени в мертвой тишине леса.
   Что случится, если она вернется? - спросила меня  Ринн,  и  я  сейчас
испытывал ужас еще больший, чем в первый раз. До  меня  донесся  высокий
шуршащий звук оттуда, где свечение листьев вокруг поляны  было  особенно
ярким. Звук движения. По коже у меня поползли мурашки.
   Потом я увидел ее.
   Она вышла на поляну между двух черных берез. Она не изменилась.  Если
бы в этот момент что-нибудь коснулось меня, я бы разбился, рассыпался на
белые холодные осколки. Она пошла ко мне - медленно, неостановимо.
   Я позвал ее по имени.
   Шум усиливался - шепчущее шуршание резало мне уши. Ее рот открылся, и
я увидел, что вместо зубов у нее белые, отполированные водой камни. Лицо
ее было маской из листьев, руки превратились в древесные сучья.
   Я упал навзничь и ощутил под руками гладкое дерево. Воздух забил  мне
легкие, как вода. Я понял, что кричу, только когда  услышал  собственный
крик.

***

   - Открыл глаза, - сказал голос. Я увидел перед собой раскрытое окно и
раздуваемые ветром занавески. Стоял день. Воздух был обычным, легким.
   Другой голос:
   - Вы проснулись, Майлс? Слышите меня? Я попытался ответить, и изо рта
у меня хлынула зловонная жидкость.
   - Он жив, - сказала женщина. - Слава Богу.

***

   Очнулся я в постели. Было еще светло, и внизу звонил телефон.
   - Не обращайте внимания, - сказал кто-то. Я повернул голову; в кресле
возле двери сидела Алисон с книгой - одной из тех, что я отдал  Заку.  -
Телефон звонил все утро. Это шериф  Говр.  Он  хочет  о  чем-то  с  вами
поговорить, - на последней фразе она потупила глаза.
   - Что случилось?
   - Хорошо, что вы не курите. Иначе вас разбросало бы по всему полю.
   - Что случилось?
   - Вы включали газ?
   - Какой газ?
   - На кухне. Он был включен почти всю ночь. Миссис Сандерсон  сказала,
что вы выжили только потому, что были наверху. Я разбила окно на кухне.
   - А кто его включил?
   - Это вопрос. Миссис Сандерсон утверждает, что вы пытались  покончить
с собой.
   Я потрогал лицо.  Царапин  не  было.  Бинт  на  левой  руке  держался
нормально.
   - А свет?
   - Погас. Лампы, похоже, лопнули. Черт,  вы  должны  были  чувствовать
запах. Сладкий такой.
   - Я его чувствовал. Я сидел за столом,  а  потом  вдруг  очутился  на
полу. Мне показалось, что мое тело стало невесомым.
   - С этим домом что-то не так. Два дня назад, когда вы вернулись, свет
во всем доме вдруг зажегся. Сам по себе.
   - Ты тоже это видела?
   - Конечно. Я была  в  своей  комнате.  А  прошлой  ночью  свет  вдруг
выключился. Отец говорит, это что-то с проводкой.
   - А он не сказал, что ты должна держаться от меня подальше?
   - Я обещала, что уйду,  как  только  вы  придете  в  себя,  Я  вас  и
обнаружила. Говр звонил нам и сказал, что вы не берете  трубку.  Сказал,
что ему срочно нужно с вами поговорить. Отец спал, вот я и пошла.  Дверь
оказалась закрыта, тогда я влезла через окно  в  нижнюю  спальню  и  тут
почуяла запах  газа.  Я  разбила  окно  в  кухне,  чтобы  газ  вышел,  и
пооткрывала все другие окна. Потом пошла наверх. Вы лежали на полу.
   - А когда это было?
   - Около шести утра. Или чуть пораньше.
   - Ты в шесть уже встала?
   - Я только вернулась домой. Ну вот, я увидела, что  вы  живы,  и  тут
появилась миссис Сандерсон. Она сразу позвонила в полицию. Она почему-то
решила, что вы хотели себя убить. Потом она ушла и сказала, что вернется
завтра. Если она нужна вам сегодня, позвоните ей. И Говру я сказала, что
вы позвоните ему, когда вам станет лучше.
   - Спасибо, - сказал я. - Ты спасла мне жизнь. Она  с  улыбкой  пожала
плечами:
   - Если кто и сделал это, то старик Говр. Это ведь  он  попросил  меня
сходить к вам. К тому же, все равно скоро бы пришла миссис Сандерсон.  И
вы не собирались умирать.
   Я поднял брови.
   - Вы тут ходили. И издавали разные звуки. Меня узнали.
   - С чего ты взяла?
   - Вы назвали меня по имени. Или мне так показалось.
   - Ты правда думаешь, что я хотел себя убить?
   - Нет, - она встала, зажав книгу под мышкой. - Я думаю, вы  не  такой
дурак. Да, совсем забыла. Зак благодарит вас  за  книги  и  хочет  снова
увидеться.
   Я кивнул.
   - Вы уверены, что с вами все в порядке?
   - Уверен, Алисон.
   У двери она остановилась и повернулась ко мне. Она открыла рот, потом
закрыла и наконец решилась сказать:
   - Я очень рада, что с вами все обошлось. Телефон зазвенел снова.
   - Не беспокойся, - сказал я. - Я уже знаю, в чем дело. Белый  Медведь
хочет пригласить меня на ужин. И знаешь, я очень рад, что  ты  оказалась
здесь.

***

   - Давай немного расслабимся, прежде чем касаться серьезных  вопросов,
- предложил шериф Говр  два  дня  спустя,  вытряхивая  в  чашку  ледяные
кубики. Моя интуиция меня не  подвела,  хотя  бы  частично.  Я  сидел  в
большом продавленном кресле в  гостиной  Белого  Медведя,  в  той  части
Ардена, где я в прошлый визит припарковал свой  "нэш".  В  большом  доме
Говр жил один. На  одном  из  кресел  громоздилась  кипа  старых  газет;
красная обивка дивана засалилась от времени;  кофейный  столик  украшала
батарея банок из-под пива. На спинке кресла висел пистолет в  кобуре.  С
двух концов дивана светили  две  большие  лампы  с  подставками  в  виде
глухарей. На стенах темно-коричневые обои - жена шерифа, кто бы  она  ни
была, явно боролась с  условностями.  Висящие  там  же  картины,  я  мог
поклясться, были повешены не ею: фото самого Белого Медведя  в  рыбацкой
шляпе, держащего удочку с пойманной форелью, и репродукция "Подсолнухов"
Ван Гога.
   - Я обычно немного  выпиваю  после  обеда.  Что  хочешь:  бурбон  или
опять-таки бурбон?
   - Отлично.
   Его  готовка   меня   приятно   удивила.   Тушеное   мясо,   хоть   и
незамысловатое, хорошо приготовленное, было не  тем,  чего  ожидаешь  от
двухсотсемидесятифунтового мужчины  в  мятом  полицейском  мундире.  Тут
больше подошел бы пережаренный бифштекс.
   Одна из причин приглашения прояснилась сразу же:
   Белому Медведю редко с кем удавалось говорить по душам. Весь ужин  он
говорил не о  моей  предполагаемой  попытке  самоубийства,  не  о  новой
трагедии, случившейся в городе, - он говорил о рыбалке. Удочки, наживка,
морская и речная рыбалка,  рыбалка  раньше  и  сейчас,  и  "На  Мичигане
считают, что их лосось лучше всего, но нашу  форель  я  не  променяю  на
десяток этих лососей", и "Иногда я просто люблю  посидеть  с  удочкой  в
тени, без всякого клева, как какой-нибудь дедуля". Под этот  разговор  я
сжевал несколько ломтей сочного мяса с овощами и густой подливкой.
   Он отнес тарелки в раковину и, судя  по  звуку,  залил  водой;  потом
вернулся с бутылкой "Дикой индейки" под мышкой, чашкой с кубиками льда в
одной руке и двумя бокалами в другой.
   - Мне кое-что пришло в голову, - сказал я, пока он ставил все это  на
стол.
   - Что же?
   - Мы все одиноки - все четверо. Дуэйн, Пол Кант, ты и я. У тебя  ведь
была жена? - обстановка дома делала ответ очевидным; дом Белого  Медведя
странно напоминал мне дом Пола Канта, только он хранил следы вкуса более
молодой женщины, жены, а не матери.
   - Была, - он разлил бурбон и откинулся на  диване,  положив  ноги  на
кофейный столик. - Сбежала, как и твоя. Уже давно. Оставила мне сына.
   - У тебя есть сын, Белый Медведь?
   - Да. Живет здесь, в Ардене.
   - Сколько ему лет?
   - Скоро двадцать. Его мать сбежала, когда он был еще маленьким. Он не
особо ученый, но смышленый. Помогает разным людям  с  ремонтом.  У  него
своя квартира. Я хотел бы, чтобы он служил в полиции,  но  у  него  свои
идеи. Но он хороший парень. Верит в закон, не то, что другие.
   - А почему ты или Дуэйн не женились снова? - я хлебнул большой глоток
бурбона.
   - У меня есть причины. В полицейской работе жена только  мешает.  Это
ведь круглые сутки. Кроме того, я не встретил ни одной женщины,  которой
мог бы доверять. А старине Дю-эйну женщина вообще нужна только для того,
чтобы готовить и убирать, а это с успехом делает его дочь.
   Я поймал себя на том, что расслабляюсь, уверяю себя, что  это  просто
разговор двух старых друзей.  Свет  ламп  серебрил  намечающуюся  лысину
Белого Медведя. Его глаза были полузакрыты.
   - Думаю, ты прав. По-моему, он просто ненавидит женщин. Может,  он  и
есть твой убийца.
   Белый Медведь засмеялся:
   - Ах, Майлс, Майлс. Он ведь не всегда ненавидел женщин. Одна  из  них
ему очень даже нравилась.
   - Та полька?
   - Не совсем. Как ты думаешь, почему он так назвал свою дочь?
   Я  взглянул  на  него  и  обнаружил,  что  его   полузакрытые   глаза
внимательно наблюдают за мной.
   - Да-да. Я  думаю,  он  потерял  свою  невинность  с  крошкой  Алисон
Грининг. Ты не каждое лето был здесь и не все видел, но говорю тебе, она
его с ума сводила. Может быть, она и ночевала в его  постели,  а  скорее
всего трахнулась с ним стоя, где-нибудь в стогу - не знаю. Но она  жутко
его изводила. Наверное, поэтому он и сделал в конце  концов  предложение
той польке.
   Шок еще колотил меня дрожью:
   - Ты говоришь, он потерял невинность с Алисон?
   - Да. Он сам мне рассказал.
   - Но ей ведь было тогда не больше тринадцати.
   - Точно. Но он сказал, что она знала об этом гораздо больше, чем он.
   Я вспомнил про учителя рисования:
   - Не верю. Он врет. Она же все время смеялась над ним.
   - И это верно. Его мучило то, что она предпочитала тебя ему, когда ты
был рядом. Он ревновал, - он склонился над столом и подлил  себе  виски,
не добавляя льда. - Так что теперь ты видишь, что не должен был называть
эту фамилию. Ты сыплешь соль на его раны. Не хочу тебя учить, Майлс,  но
ты мог бы хоть раз сходить в церковь. От тебя отстанут, если увидят, что
ты ведешь себя так же, как они. Посидишь, послушаешь мудрые речи пастора
Бертильсона. Удивительно, как все норвежцы в  долине  любят  эту  старую
шведскую крысу. Он, кстати, рассказал мне, что ты что-то стащил у Зумго.
Вроде бы, книгу.
   - Смешно.
   - Вот и я ему так сказал. А что с этим твоим  самоубийством?  В  этом
есть хоть сколько-нибудь правды?
   - Никакой. Или это случайность, или  кто-то  пытался  меня  убить.  А
может, предупредить.
   - Предупредить о чем?
   - Белый Медведь, твой отец так и не узнал, кто звонил ему в ту  ночь,
когда утонула моя кузина? Он покачал головой:
   - Выкинь это из головы, Майлс.  Мы  говорим  о  том,  что  происходит
сейчас, а не двадцать лет назад.
   - Нет, а все-таки?
   - Черт побери, Майлс, - он вылил в рот то, что осталось в его бокале,
и налил еще. - Я же говорю: выкинь это из головы. Нет. Не узнал.  Теперь
ты доволен? Так говоришь, эта история с газом произошла случайно?
   Я кивнул, раздумывая, о чем он заговорит дальше.
   - Знаешь, хотелось бы не вмешивать в это Туту  Сандерсон,  а  то  она
всем рассказывает свою  версию,  которая  сильно  отличается  от  твоей.
Хочешь еще выпить?
   Мой бокал был пуст.
   - Давай. Составь мне компанию. Мне вечером нужно выпить  пару  рюмок,
чтобы заснуть. Если Локкен арестует тебя за вождение в пьяном виде, я за
тебя похлопочу.
   Я налил себе бурбона и добавил  льда.  На  Белого  Медведя  алкоголь,
казалось, производил не больше действия, чем кока-кола.
   - Послушай, - сказал он. -  Я  все  делаю,  чтобы  избавить  тебя  от
неприятностей. Ты мне нравишься, Майлс. Я не  хочу,  чтобы  наши  добрые
горожане сжили тебя со свету, да и меня заодно за  то,  что  я  с  тобой
якшаюсь. Давай договоримся: забудь про это дело с Лараби, а я забуду п