увств
противились этому, нервы будто накачали кофеином,  и  где-то  в  пять  я
встал с постели. В окно я наблюдал,  как  медленно  встает  рассвет.  На
громадном железном свином корыте, лежащем возле дома, нежно  серебрилась
роса. На лугу паслись соседские коровы; рядом с сонно опущенной  головой
стояла красивая  гнедая  кобыла.  Дальше  начинался  песчаниковый  холм,
изрытый пещерами и поросший густым кустарником. Все  осталось  так,  как
было в дни моего детства. В низинах лежал легкий белесый  туман,  больше
похожий на  дымку.  Когда  я  стоял  у  окна,  наслаждаясь  этим  мирным
пейзажем, случились две вещи, непоправимо  нарушившие  его  спокойствие.
Пшеница Дуэйна в лучах рассвета скрадывала свет,  и  лес  вдали  казался
темнее, чем днем. Струйки тумана вились над деревьями, как дым. Потом  я
увидел неясную фигуру на границе между полем и  лесом  и  вспомнил,  как
мать рассказывала о волке, появившемся там  сорок  лет  назад.  Тогда  я
очень живо представлял, как волк стоит там  и  принюхивается  к  запахам
дома, скотного двора... и моему запаху. Теперь эта фигура, без сомнения,
та же, что я видел днем, так  же  стояла  и  принюхивалась.  Мое  сердце
замерло. Охотник, подумал я. Нет. Не охотник. Я не знал, почему я так  в
этом уверен, но я  был  уверен.  В  ту  же  секунду  я  услышал  гудение
мотоцикла.
   Я поглядел на пустую дорогу, потом опять  на  границу  поля  и  леса.
Фигура исчезла. Вскоре появился мотоцикл.
   Она сидела сзади, закутанная в похожее на одеяло пончо. Впереди сидел
знакомый уже парень в черной коже. Едва мотоцикл скрылся  из  виду,  шум
мотора стих. Я натянул халат и поспешил вниз по узким ступенькам. Они не
целовались, как я ожидал, а просто стояли  на  дороге,  глядя  в  разные
стороны.  Она  положила  ему  руку  на  плечо.  У  него   были   длинные
рок-н-рольные волосы цвета воронова крыла и  бледное  напряженное  лицо.
Она погладила ему щеку, и он коротко кивнул - жест выражал  одновременно
власть и покорность. Потом она пошла к дому, и он, как и я, смотрел, как
она уходит своей походкой Железного  Дровосека.  Когда  она  скрылась  в
доме, он сел на мотоцикл, лихо развернулся и угудел прочь.
   Я вернулся в дом, в его пустую и холодную внутренность.  В  шкафу  на
кухне нашлась банка растворимого кофе, и я поставил греться кастрюльку с
водой. Потом я стоял у окна и смотрел на поднимающееся багровое солнце и
на то, как Алисон осторожно, на цыпочках,  появилась  из-за  угла  дома,
дошла до окна, где еще горел свет, и бесшумно забралась на подоконник.

***

   После двух  чашек  крепкого  кофе;  после  завтрака  из  двух  яиц  с
поджаренным хлебом на круглом деревянном столе в  кухне;  после  добавки
новых грязных тарелок к тем, что уже лежали в мойке;  после  одевания  в
ванной с изучением  моего  выпирающего  живота;  после  бритья  и  всего
прочего я все еще не мог работать. Я сидел за столом и изучал карандаши,
не в силах думать ни о чем, кроме  того  ужасного  сна.  Хотя  на  улице
быстро теплело, мою комнату, казалось,  наполнил  холод,  и  я  невольно
связал его с холодной дрожью, охватившей меня во сне.
   Я сошел вниз и снял со стены в  комнате  фотографию  Алисон,  которую
поставил у себя на столе. Потом  я  вспомнил,  что  там  была  и  другая
фотография - среди многих, которые Дуэйн, вероятно, снял при  ремонте  и
вынес вместе с мебелью. На этой фотографии, снятой  отцом  Дуэйна  летом
55-го, были изображены мы с  Алисон,  стоящие  перед  ореховым  деревом,
держась за руки. Одна мысль об этой фотографии вызывала у меня дрожь.
   Я взглянул на часы. Было только полседьмого. Я осознал, что  в  такой
час и в таком настроении никакая работа невозможна. Во всяком случае, до
ленча. Мне хотелось уйти из комнаты, где машинка, ручки и даже сам  стол
казалось упрекали меня.
   Я сошел вниз и опустился на неудобный диван Дуэйна,  где  перед  этим
пил вторую чашку кофе. Я думал о Д.Г.Лоуренсе. Думал о ночных экскурсиях
Алисон Апдаль, которые в целом одобрял, хотя считал, что  она  могла  бы
выбрать спутника получше. Зато  дочь  будет  опытнее  отца  и  не  будет
строить  никаких  Волшебных  Замков.  Потом  мои  мысли  опять  заполнил
Д.Г.Лоуренс. Середину  книги  я  в  основном  написал,  конец  тоже  был
намечен, но как начать - я все еще не имел понятия.  Нужно  было  первое
предложение,  что-нибудь  казенное,  из  чего  с  легкостью  вытекли  бы
тридцать - сорок вступительных страниц.
   Я вернулся в кухню, в ее прохладу, и поставил чашку в раковину. Потом
подошел к телефону и взял с  полки  телефонный  справочник  -  тоненькую
книжку толщиной с первый поэтический  сборник  с  пасторальным  фото  на
обложке - двое мальчиков  удят  рыбу.  Мальчики,  босые,  но  в  толстых
свитерах, сидели над синей холодной рекой, а  за  ними  сплошной  стеной
громоздился лес, похожий на лохматые  брови  разбойника.  При  ближайшем
рассмотрении фото показалось мне уже не пасторальным, а пугающим. Я тоже
был босоног и тоже стоял - во сне  -  над  холодной  синей  поверхностью
воды. Я скорее открыл справочник и нашел нужный номер.
   Пока  телефон  на  другом  конце  посылал  сигналы   в   пустоту,   я
всматривался сквозь строй ореховых деревьев в  Дуэйна,  уже  едущего  на
своем тракторе к  дальнему  краю  поля.  Там  он  легко,  как  мотоцикл,
развернул трактор и послал обратно. На третьем гудке она сняла трубку.
   - Тетя Ринн? Это вы?
   - Конечно.
   - Это Майлс, тетя Ринн. Майлс Тигарден.
   - Я знаю, что это ты, Майлс. Говори погромче, я  не  пользуюсь  всеми
этими новомодными штучками.
   - Дуэйн говорил, что сообщил Вам о моем приезде.
   - Что?
   - Дуэйн говорил... Тетя Ринн, можно я сейчас к вам заеду? Я  не  могу
спать и не могу работать.
   - Понятно.
   - Так можно заехать? Сейчас не слишком рано?
   - Майлс, ты знаешь деревенских. Даже старики рано встают и работают.
   Я накинул куртку и  пошел  через  покрытую  росой  лужайку  к  своему
"фольксвагену". Когда я выехал на  дорогу  в  том  месте,  где  накануне
Железный Дровосек прощалась с парнем - по всей видимости, Заком, - голос
моей бабушки тихо,  но  отчетливо  произнес  те  самые  слова,  что  она
говорила во сне: "Зачем ты вернулся?" Она как будто сидела сзади меня, и
я даже ощущал ее запах - запах дыма. Я остановил машину и какое-то время
сидел, обхватив голову руками. Я не знал, что ей ответить.

***

   Лес начинался там, где от  дороги  отходила  тропа  к  дому  Ринн,  и
постепенно  становился  выше  и  гуще.  Бледный  утренний  свет  освещал
грузные, заросшие мхом стволы деревьев. Впереди показалось светлое пятно
- залитая солнцем стена курятника тети Ринн. Это  было  высокое  здание,
выкрашенное красной краской, с  узкими  окошками,  похожими  на  кусочки
головоломки. Дальше стоял ее дом, по-прежнему  белый,  но  уже  порядком
облезший. Деревья вторглись на ухоженную  когда-то  лужайку  и  сомкнули
ветви над крышей дома. Ринн уже стояла на  крыльце,  когда  я  вылез  из
машины, в ветхом синем платье,  резиновых  сапогах  и  старой  армейской
куртке со множеством карманов.
   - Добро пожаловать, Майлс, - сказала  она  с  норвежской  певучестью.
Лицо ее, еще более морщинистое,  чем  раньше,  лучилось  приветливостью.
Один глаз закрывала молочно-белая пленка. - Ты не был  здесь  с  детских
лет, а теперь ты уже мужчина. Красивый, высокий. Ты похож на норвежца.
   - Еще бы, - сказал я, - с такими предками. Я нагнулся поцеловать  ее,
но она протянула мне руку,  и  я  пожал  ее.  Она  носила  перчатки  без
пальцев, и рука ее на ощупь напоминала кости, завернутые в ткань.
   - Вы отлично выглядите, - заметил я.
   - Ты очень добр. У меня есть кофе, если  хочешь.  В  своей  маленькой
кухоньке она клала в печь поленья, пока стоящий на печи железный  горшок
не закипел.
   Потянуло запахом свежего кофе.
   - Ты на ногах в такую рань. Что-то случилось?
   - Не знаю. Просто я не могу взяться за работу.
   - Но дело не в твоей работе, Майлс.
   - Не знаю.
   - Мужчины должны работать. Мой жених  хорошо  работал,  -  ее  глаза,
такого же цвета, как у Алисон, но куда более мудрые, внимательно изучали
меня сквозь кофейный пар. - Дуэйн хорошо работает.
   - Что вы знаете о его дочери? - спросил я.
   - Ее не правильно назвали. Дуэйну надо  было  назвать  ее  Джесси,  в
честь моей сестры. Это имя ей больше бы подошло.  Непослушная  девчонка,
ей нужна строгость, - Ринн достала тарелку с плоскими печеньями, которые
я хорошо помнил. - Но она лучше, чем многие думают.
   - Вы все еще делаете лефсу? - я был приятно удивлен.  В  детстве  это
было для меня одной из самых привлекательных сторон долины.
   - Конечно. Я еще не разучилась  орудовать  скалкой.  Я  взял  толстое
печенье и намазал слоем масла.  На  вкус  лефса  по-прежнему  напоминала
хлеб, который едят ангелы.
   - Ты собираешься быть один этим летом?
   - Я и сейчас один.
   - Одному лучше. Тебе, - она специально подчеркнула это.
   - Да, мне не очень везло в любви.
   - Везло! - фыркнула она и наклонилась ко мне через стол. - Майлс,  не
ввязывайся в это.
   - Во что? - я был изумлен.
   - В долине сейчас большая беда. Ты слышал. Не вини  себя  ни  в  чем,
просто держись в стороне и делай свою работу. Ты чужой здесь,  Майлс,  и
люди знают это. Тебя в прошлом уже коснулась беда, и ты должен избегнуть
ее сейчас. Джесси боялась, что ты попадешь в беду.
   - Да? - вот таких разговоров я и пугался, когда был маленьким.
   - Ты невинен, - те же слова, что говорила моя бабушка во сне. - Но ты
знаешь, о чем я говорю.
   - Не беспокойтесь. Девочки  меня  не  очень  привлекают.  Но  что  вы
сказали о невинности?
   - Это значит, что ты слишком многого хочешь, - сказала она.  -  Съешь
еще или поможешь мне собрать яйца?
   Я помнил, что она сказала о работе, поэтому встал и пошел  за  ней  к
курятнику.
   - Иди тише, - предупредила она. - Их легко перепугать, и в панике они
могут покалечить друг друга.
   Осторожно она отперла дверь высокого красного здания.  Сперва  мне  в
нос ударил ужасный запах - смесь золы, помета и крови, - потом глаза мои
привыкли к темноте, и я увидел кур, сидящих в клетках рядами, как  книги
на полках. Сцена показалась мне пародией на  лонг-айлендский  лекционный
зал. Когда мы вошли, несколько птиц закудахтали. Я  стоял  в  месиве  из
грязи, навоза, перьев и яичной скорлупы.
   - Смотри и делай, как я, - велела Ринн. - Я не вижу при таком  свете,
но знаю, где они все.
   Она подошла к ближайшей клетке и подсунула руку под  курицу,  которая
начала дико вертеть головой. Рука  появилась  с  двумя  яйцами,  нырнула
обратно и вернулась с еще двумя. К яйцам прилипли  перья  и  еще  что-то
белое.
   - Начинай с того конца, Майлс. Там корзина на полу.  Она  уже  прошла
свою половину, а я выгреб из-под несчастных кур всего с  десяток  яиц  -
толстый бинт Дуэйна сильно мешал мне. Куры волновались все больше;  одна
из них чувствительно клюнула меня в руку.
   Наконец мы завершили свой труд и выбрались на воздух. Я несколько раз
глубоко вдохнул, очищая легкие.
   - Спасибо за помощь, - сказала  Ринн.  -  Из  тебя  может  получиться
хороший работник, Майлс.
   Я взглянул сверху вниз на высохшую фигурку в ветхой одежде:
   - Так ты расскажешь мне, о чем  ты  говорила  с  бабушкой  Джесси?  И
вообще, что это значит?
   Она улыбнулась и стала похожа на китайскую статуэтку.
   - Это значит, что я говорю с ней, - невозмутимо сказала она, и прежде
чем я успел вмешаться, продолжила. -  Джесси  наблюдает  за  тобой.  Она
всегда тебя любила и хочет тебя уберечь.
   - Мне это лестно. Быть может... - я хотел пересказать ей свой сон, но
не решался, боясь, что она придаст ему слишком большое значение.
   - Что? - старуха выглядела встревоженной. - Что ты говоришь? Я иногда
плохо слышу.
   - Почему ты боишься, что я попаду в беду с Алисон  Апдаль?  По-моему,
это  слишком  даже  для  меня.   Ее   лицо   посуровело,   утратив   всю
приветливость.
   - Я имела в виду Алисон Грининг, Майлс. Твою кузину Алисон.
   - Но, - я хотел сказать "Но я же люблю ее", но вовремя удержался.
   - Извини. Я не могу больше говорить, -  она  отошла  от  меня,  потом
обернулась. По-моему, она смотрела на  меня  глазом,  который  закрывало
бельмо. Она казалась мне рассерженной, но, быть может, это  была  просто
усталость.
   - Тебе всегда рады здесь, Майлс, - с этими словами она взяла корзины,
свою и мою, и направилась к дому.
   Я уже проехал церковь, когда вспомнил, что хотел купить у нее  дюжину
яиц.

***

   Я поставил машину и вошел в дом.  Внутри  по-прежнему  было  холодно,
хотя температура на улице поднялась за семьдесят. Наверху я сел за  стол
и попытался думать. Д.Г.Лоуренс казался еще более чужим,  чем  накануне.
Последние слова тети Ринн о моей кузине взволновали меня.  Слышать,  как
кто-то другой говорит об Алисон  Грининг,  было  равносильно  тому,  как
кто-нибудь пересказывал бы мне мои сны.  Я  пролистал  страницы  "Белого
павлина", но читать не мог. Упоминание ее имени выбило меня из колеи.  Я
использовал его в качестве оружия против  Дуэйна,  а  теперь  тетя  Ринн
побила этим же оружием меня.
   Снизу послышался какой-то шум. Хлопнула дверь? Следом -  звук  шагов.
Конечно, это Алисон Апдаль. Я согласен был с тетей Ринн - она лучше, чем
кажется, - но в этот час я не настроен был терпеть  ничье  вторжение  на
мою территорию.
   Я отодвинул стул и спустился вниз. В  комнате  никого  не  было.  Тут
что-то звякнуло в кухне.
   - А ну выходи! - скомандовал я. - Если хочешь ко мне в гости, дождись
приглашения. А сейчас мне нужно работать.
   Звяканье прекратилось.
   - Давай-давай, выходи из кухни!
   Передо мной предстала крупная бледнолицая женщина, вытирающая руки  о
полотенце. В ее глазах, увеличенных толстыми очками, застыл ужас.
   - О Боже, - простонал я. - Кто вы? Ее губы беззвучно зашевелились.
   - Простите, ради Бога. Я думал, это кто-то другой.
   - Я...
   - Простите, простите. Садитесь, пожалуйста.
   - Я миссис Сандерсон. Я думала, все в  порядке.  Я  пришла  работать,
дверь была открыта... Вы - вы сын Евы? - она отодвинулась от меня и чуть
не упала, запнувшись о порог кухни.
   - Да сядьте вы! Я правда  сожалею.  Я  не  хотел...  -  она  все  еще
отступала от меня, заслоняясь  полотенцем,  как  щитом.  Глаза  ее  были
выпучены, что под очками выглядело еще ужаснее.
   - Вам нужна уборщица? Дуэйн на той  неделе  сказал,  чтобы  я  пришла
сегодня. Я не знала, нужно  ли  приходить  после  этого...  после  этого
ужаса, но Ред сказал, чтобы я пришла, "не бери в голову", сказал он.
   - Да, да. Я хотел, чтобы вы пришли. Прошу вас, простите. Я  не  знал,
что это вы. Пожалуйста, присядьте.
   Она тяжело опустилась на один из  стульев.  Лицо  ее  пошло  красными
пятнами.
   - Я рад вам, - сказал я тихо. -  Думаю,  вы  знаете,  что  вам  нужно
делать? Она кивнула.
   - Я хочу, чтобы вы приходили утром, готовили мне завтрак, мыли посуду
и убирали дом. И то же самое на ленч. Вы согласны? И еще - комнату,  где
я работаю, я хочу убирать сам.
   - Комнату...
   - Наверху, - показал я. - Я по утрам  буду  сидеть  там  и  работать,
поэтому вы будете звать меня,  когда  завтрак  будет  готов.  Вы  делали
когда-нибудь такую работу?
   На ее испуганном лице промелькнуло негодование:
   - Я сорок лет вела дом.
   - Да, конечно. Я об этом не подумал, простите.
   - Дуэйн сказал вам, про машину? Что я не могу  водить?  Вам  придется
самому покупать продукты.
   - Да, конечно. Я как раз сегодня поеду. Хочу посмотреть Арден.
   Она так же испуганно смотрела на меня. Я понимал, что обидел  ее,  но
не мог остановиться. Она раздражала меня.  Будь  на  ее  месте  Железный
Дровосек, я бы не вел себя так.
   - Я прошу пять долларов в неделю.
   - Не глупите. Это стоит не меньше семи. К тому же, я могу  за  первую
неделю заплатить вам авансом.
   Я достал из бумажника семь долларовых бумажек и разложил перед ней на
столе.
   - Я сказала - пять.
   - Назовите остальные два прибавкой за вредность. И сегодня можете  не
беспокоиться о завтраке. - Я встал рано и уже позавтракал. Ленч  у  меня
около часа. Вымоете посуду после ленча и можете идти, если комнаты внизу
кажутся вам достаточно чистыми. Хорошо? Я правда жалею, что накричал  на
вас. Повторяю, что принял вас за другого.
   - Угу. Я сказала - пять.
   - Я не хочу эксплуатировать вас,  миссис  Сандерсон.  Для  успокоения
моей совести, возьмите еще два доллара.
   - Фото пропало. Из гостиной.
   - Я взял его наверх. Ладно, я займусь своей работой, а  вы  займитесь
своей.

Показания Туты Сандерсон 18 июля

   Такие люди всегда ведут себя странно. Он вел себя, как  ненормальный,
и еще пытался подкупить меня лишними двумя долларами. Но  с  нами  здесь
такое не пройдет, правда? Ред сказал, чтобы я не ходила  к  нему,  но  я
пошла, иначе как бы я узнала столько о его замыслах?
   Хотела бы я, чтобы Джером был жив. Уж он поговорил бы  с  этим  типом
по-мужски.
   Но скажите мне - кто мог знать, что все так случится?

***

   Я тупо сидел за столом, не в силах выдавить из себя  ни  одной  мысли
касательно Д.Г.Лоуренса. Я осознал, что мне у него ничего  не  нравится,
кроме двух романов. Если я опубликую книгу о Лоуренсе,  я  буду  обречен
заниматься им до конца своих дней. В любом случае, работать я не мог.  Я
положил голову на стол  и  сидел  так  некоторое  время,  чувствуя,  как
фотография  Алисон  легко  касается  моих  волос.  От   нее,   казалось,
распространяется  тепло,  от  которого   вена   на   моей   шее   начала
пульсировать. Спускаясь вниз, я заметил, что у меня дрожат колени.
   Тута Сандерсон, склонившись над кастрюлей, наблюдала краем глаза, как
я вхожу в кухню. Похоже, она боялась получить от меня пинка под зад.
   - Да, вам письмо, - пробурчала она. - Забыла сказать.
   Я взял с буфета лежавший там конверт и вышел.
   На кремовой бумаге была написана моя фамилия. Больше ничего. Садясь в
"фольксваген", я разорвал конверт и достал оттуда...  чистый  листок.  Я
перевернул его. И там ничего. Я застонал. Потом  снова  изучил  конверт.
Никакого адреса. Опущено в Ардене прошлым вечером.
   Я пулей вылетел на  дорогу;  услышав  скрежет  шин,  Дуэйн  на  своем
тракторе  повернул  голову.  Я  спешил  прочь,  как   убийца   с   места
преступления. Конверт и чистый лист лежали на  сиденье  рядом  со  мной.
Вспыхнули фары, будто их зажгла рука  невидимого  духа.  Инстинктивно  я
посмотрел в сторону леса.  На  опушке  никого  не  было:  ни  волка,  ни
охотника. Если это шутка, то чья? Какой-нибудь  старый  враг  в  Ардене?
Может, такие и  были,  но  я  сомневался,  что  враждебность  жены  Энди
простирается так далеко. Если это знак? Я опять  взял  конверт.  Никаких
опознавательных знаков,  кроме  почтового  штемпеля  Ардена.  "Черт",  -
прошептал я и бросил конверт на сиденье.

***

   С этого момента все  и  начало  катиться  кувырком.  Ошибка  с  Тутой
Сандерсон, дурацкое письмо - быть может, я действовал бы более  разумно,
если бы не сцена в таверне в Плэйнвью. Но тогда я понял,  что  собираюсь
делать в Ардене. И еще - мне показалось, что я узнал почерк на конверте.
***

   Не сбавляя скорости, я гнал к Ардену по дороге, петляющей меж холмов.
Навстречу летели указатели и рекламные  щиты:  "Лучший  хлеб  у  Банни",
"Доильные аппараты Серджа", "Корм  для  нутрий",  "Шоссе  93",  "Пшеница
Декальба" (оранжевые слова на зеленом фоне). На  вершине  холма,  откуда
открывался безмятежный, как на итальянских пейзажах, вид на зелень полей
с белыми домиками и редкими группами деревьев, высился щит,  извещавший,
что в казне города Ардена должно быть  4500  долларов  -  ни  больше  ни
меньше. Я включил радио и услышал голос Майкла Муза: "Никакого прогресса
в расследовании ужаса..." Я  повернул  настройку  и  включил  на  полную
громкость ненавидимую мною рок-музыку.
   Каркасные дома Энди Харди, мотель РДН и сразу же - Мейн-стрит  и  сам
Арден, лежащий  у