ты, - он сказал это  ровно,  как  нечто  само  собой
разумеющееся. - Для тебя  все  кончено.  Говр  скоро  тебя  достанет.  Я
недавно говорил с ним. Если ты попробуешь удрать, тебя найдут.
   -  Ты  говорил  с  Говром?  Он  решил  меня  арестовать?  -  во   мне
шевельнулась надежда.
   - Угадал.
   - Как хорошо. Я этого и хотел.
   - О Боже, - простонал Дуэйн.
   - Этой ночью вернется Алисон Грининг. Она не то, чем была раньше. Она
стала чем-то ужасным. Ринн пыталась меня предупредить,  -  я  смотрел  в
недоверчивое лицо Дуэйна. - Это она убила тех девушек. Я думал, это Зак,
но теперь я знаю, что это была Алисон Грининг.
   - Хватит-о-ней-говорить, - промычал он. Я повернулся и пошел  в  дом.
Дуэйн что-то кричал мне вслед, и я, не оборачиваясь, сказал:
   - Я иду звонить Говру.
   Он вошел следом за мной и наблюдал, как я набираю номер полиции.
   - Это тебе не поможет, -  пробормотал  он.  -  Тебе  остается  только
ждать. Или собрать вещички и попробовать удрать. Но Хэнк говорит, что ты
далеко не уедешь. Ты не успеешь добраться до Бланделла,  как  Говр  тебя
сцапает, - он говорил больше с самим собой, чем со мной.
   Я слушал гудки, ожидая, что ответит Дейв Локкен; но трубку  взял  сам
Белый Медведь.
   - Шериф Говр слушает.
   - Это Майлс.
   Дуэйн:
   - С кем ты говоришь? Это Говр?
   - Это Майлс, Белый Медведь. Ты собираешься ехать за мной.
   Пауза, заполненная сопением. Потом он сказал:
   - Ох, Майлс. Я слышал, ты все никак не можешь остановиться.  Надеюсь,
твой кузен Дю-эйн там, с тобой.
   - Да. Он здесь.
   - Конечно, черт побери, - буркнул Дуэйн.
   - Так вот, мы получили результаты  анализа.  Действительно,  это  АБ.
Нужен еще день, чтобы выяснить, мужская это кровь или женская.
   - У меня нет этого дня.
   - Майлс, я не удивлюсь, если у тебя не будет и пяти минут. Дуэйн  там
с ружьем? Я предложил ему взять ружье, когда узнал, что он собирается  к
тебе. Знаешь, закон иногда смотрит сквозь пальцы на такие вещи.
   - Я прошу тебя спасти меня, Белый Медведь.
   - Многие считают, что тебе лучше умереть.
   - Локкен знает, что ты сделал? Он сдавленно хихикнул:
   - У Дейва сегодня дела на другом конце округа. Странно, правда?
   - Пусть едет сюда. Скажи ему, - сказал Дуэйн.  -  Я  не  могу  больше
смотреть на тебя.
   - Дуэйн говорит, чтобы ты приезжал сюда.
   - Почему бы вам не разобраться самим? Мне кажется, так будет лучше, -
он повесил трубку.
   Я повернулся, все еще держа в руках трубку. Дуэйн смотрел на меня.
   - Он не приедет, Дуэйн. Он хочет, чтобы  ты  меня  убил.  Он  отослал
Локкена в какую-то глушь, чтобы никто не знал, как он все спланировал.
   - Ты врешь.
   - Разве он не говорил тебе про ружье?
   - Конечно. Он думает, что ты убил тех девушек.
   - Нет. Он рассказал мне про Алисон Грининг. Как все случилось  тогда.
Поэтому он будет рад, если ты убьешь меня. Если я умру, на меня  повесят
эти убийства, и я замолчу. Двойная выгода.
   - Молчи, - он сжал кулаки. - Хватит об этом!
   - Но ты не убивал ее. Зачем тебе моя смерть?
   - Я пришел сюда не затем, чтобы говорить об этом. Я хотел,  чтобы  ты
признался в том, что  сделал  с  моей  дочерью.  Думаешь,  мне  хотелось
выбивать это из нее?
   - Да.
   - Что?
   - Да. Я думаю, тебе этого хотелось.
   Дуэйн яростно вдавливал руки в кухонный стол, как до того в двигатель
трактора. Когда он повернулся ко мне, на  губах  его  появилось  подобие
улыбки.
   - Теперь я знаю, что ты спятил. Может, мне и правда убить  тебя,  как
хочет Говр?
   - Может быть, - согласился я. Я видел, как он пытается прийти в себя.
Его лицо теперь было бесцветным и рыхлым. Его личность, которая казалась
мне  такой  же  крепкой  и  неповоротливой,   как   его   тело,   теперь
разваливалась на части.
   - Зачем ты вообще позволил мне приехать? - спросил я. -  Написал  бы,
что поселил в доме еще кого-нибудь. И почему  ты  изображал  дружелюбие,
когда мы встретились?
   Он ничего не сказал; только смотрел на меня, выражая гнев и  смятение
каждым дюймом тела.
   - Я также невиновен в смерти этих девушек,  как  и  в  смерти  Алисон
Грининг.
   - Я не собираюсь слушать твои бредни, - сказал Дуэйн. -  Сиди  здесь,
пока Говр не явится за тобой, - он опять  попытался  улыбнуться.  -  Вот
тогда я повеселюсь. Черт, если бы у меня сейчас было ружье, я бы  разнес
тебе башку.
   - Тогда Алисон Грининг пришла бы за тобой.
   - Притворяйся сумасшедшим сколько угодно. Теперь это уже неважно.
   - Это точно. Неважно.

***

   Уходя, Дуэйн сказал:
   - Знаешь, моя жена была такой же сукой, как все они. Она  жаловалась,
что я прихожу с поля грязный,  а  я  говорил  ей:  эта  грязь  ничто  по
сравнению с грязью в твоей душе. Я только надеялся, что  она  родит  мне
сына.

***

   Когда начало смеркаться, я знал, что мне осталось меньше трех  часов.
Придется идти пешком. Иначе Дуэйн услышит машину, и позвонит  Говру.  Им
не нужно знать, куда я иду. Альтернативой было сидеть в доме и принимать
каждый скрип половиц за ее шаги. Нет. Все должно кончиться там же, где и
началось - на старом пруду  Полсона.  Я  должен  пойти  туда  один,  без
Дровосека и Зака, к этим гладким камням, к этой холодной воде. Я  должен
сдержать данную мною  клятву.  Ярость  Дуэйна,  расчеты  Белого  Медведя
меркли перед тем, что мне предстояло. Я забыл о них сразу же после того,
как Дуэйн покинул дом. Изголодавшийся Пол Кант смог пройти  через  поле;
смогу и я.

***

   Я сделал это раза в четыре быстрее, чем Пол. Я просто шел по  обочине
дороги в мягком свете заката.  Один  раз  мимо  проехал  грузовик,  и  я
переждал в пшенице, пока его фары не скрылись за поворотом. Я чувствовал
себя невидимкой. Никакой болван на грузовике не мог остановить меня, как
я не мог остановить свою кузину.  Я  шел  быстро,  не  глядя  под  ноги,
превозмогая  страх.  На  вершине  холма   я   дотронулся   до   плаката,
рекламирующего  городскую  кассу,  и  почувствовал  под   рукой   мягкую
древесную гниль. Отсюда еще был виден свет, горевший в окнах Дуэйна. Мне
вдруг  показалось,  что  я  могу  оторваться  от   земли   и   полететь,
подхваченный холодными крыльями.
   У подножия невысокого холма, за которым  лежал  пруд,  я  остановился
передохнуть. Было около девяти. В чистом небе повис белый камень луны. Я
шагнул на тропинку, ведущую к пруду;  меня  тянуло  туда  как  магнитом.
Лунный свет  выхватил  из  темноты  ветку  громадного  дуба.  Под  корой
перекатывались мощные мускулы. Я сел на  глыбу  гранита,  снял  туфли  и
швырнул их в траву. Потом на цыпочках двинулся дальше.
   В конце тропинки гравий сменился сухой  травой.  Передо  мной  лежало
бурое ровное пространство с полоской кустов на краю. Быстро  темнело.  Я
увидел, что несу в руках куртку, и набросил ее на плечи. Алисон Грининг,
казалось,  скрывалась  в  самом  пейзаже,  в  каждый  его  детали.   Она
впечаталась в каждый камень, в каждый лист.  Я  шагнул  вперед  -  самый
отважный поступок в моей жизни, - и невидимость сомкнулась вокруг меня.
   Когда я достиг другого конца бурой поляны, уже было темно. Переход от
сумерек к ночи занял какие-то секунды. Мои босые ноги  нащупали  камень.
На пятке у меня лопнул мозоль, и я увидел, несмотря на темноту,  текущую
кровь. Я свернул к кустам, из которых тут  же  вспорхнула  стайка  птиц.
Лунный свет посеребрил их оперенные тельца  и  упал  на  скелеты  кустов
внизу. Я сделал еще шаг, и передо мной открылся черный провал пруда.
   В следующий момент луна,  похожая  на  лицо  Алисон,  заискрилась  на
поверхности воды. Я закрыл глаза. Мой рассудок  заметался  в  клетке  из
образов.  Я  не  сразу  смог  вспомнить  собственное  имя:  выскользнуло
"Майлс", потом "Тигарден". Я сделал еще шаг и почувствовал,  что  сияние
тянет меня к себе. Еще шаг. Весь пруд, обрамленный каменным поясом,  как
будто гудел - нет, он гудел, вклинившись в пространство между  бездонной
глубиной и пронизанным лунным светом небом.
   Потом я оказался там, на дне. Холодные камни жгли мне ноги, но голова
горела в лунном огне. Вода потекла по моим рукам, но,  когда  я  пощупал
рукава, они были сухими. На самом  дне  я  запрокинул  лицо  к  холодной
безучастной луне.
   Мое тело начало дрожать, и я опустился на камни, закрыв глаза.  Я  не
знал, откуда она появится; почему-то мне казалось, что она  выступит  из
отражения луны в центре пруда. Камень подо мной задвигался, с  закрытыми
глазами я плыл вместе с ним неведомо куда. Мне показалось, что навстречу
мне из камня поднимается мой двойник, готовясь схватить  меня  холодными
руками.
   Когда я снова  открыл  глаза,  я  так  же  сидел  на  камне,  который
продолжал дрожать и пульсировать подо мной. Я не мог сдвинуться с места.
Водная гладь подо мной  лежала  спокойная,  ожидая  меня.  Я  знал,  что
времени осталось немного. Остаток жизни мне предстояло ждать. И думать.

***

   Но  мысли  и  ожидание  успокаивают,  и  через  некоторое  время  мой
лихорадочный пульс замедлился. Я перестал дрожать. Снова открыв глаза, я
поглядел на мерцающие зеленым стрелки часов: десять сорок пять.
   Я  попытался  вспомнить,  когда  мы  вошли  в  воду.   Что-то   между
одиннадцатью и двенадцатью. Алисон умерла около полуночи. Я посмотрел на
звезды, потом опять на отражение луны в воде. Я помнил каждое слово  той
ночи, каждый жест. Через двадцать лет все они теснились в  моей  голове,
как бывало уже  несколько  раз  -  особенно  на  лекциях,  когда  в  мой
рассудок,  умудренный  литературным  опытом,  вторгались  события   того
далекого дня.
   Все это до сих пор происходило в каком-то заресничном пространстве, и
мне стоило только открыть глаза,  чтобы  увидеть  ее  улыбающееся  лицо.
Хочешь сделать, как делают в  Калифорнии?  Ее  руки  на  бедрах.  Я  мог
увидеть и свои руки, расстегивающие пуговицы, свои ноги,  худое  бледное
тело тринадцатилетнего мальчика. Я мог увидеть ее руки  и  плечи,  белой
аркой встающие над водой.
   Все это отпечаталось в памяти еще двух человек. Они видели нас:  наши
сплетенные тела, наши белеющие руки, ее волосы, закрывающие мое лицо. Им
наши белые лица должны были казаться очень похожими, словно растущими из
одного корня.
   Я поднял руку и посмотрел на часы.  Одиннадцать.  Меня  опять  начала
пробирать дрожь.
   Я снова закрыл глаза, и снова энергия камня хлынула в мои руки, ноги,
ягодицы. Весь пруд подо мной колыхался, вдыхая и выпуская воздух. Я стал
считать его вздохи и досчитал до сотни.
   Совсем скоро.
   Я вспомнил себя месяц назад, когда я едва осмеливался признаться, что
вернулся на ферму, чтобы сдержать обещание, данное духу. Когда я  принес
с собой в долину смерть. Несмотря на все книги, выписки и  материалы,  я
проработал над диссертацией не больше трех дней. Я отказался  от  работы
под дурацким предлогом: что идеи Зака напоминают мне  идеи  Лоуренса.  Я
сознательно настроил всех против себя. Я увидел себя со стороны: крупный
мужчина с редеющими волосами,  чье  лицо  отражает  все  его  эмоции,  и
большую их часть трудно назвать положительными. За четыре дня я оскорбил
больше людей, чем за предыдущие четыре года. Я смотрел со стороны, как я
врываюсь в магазины и бары, всем  своим  видом  выказывая  отвращение  и
презрение. С  самого  моего  приезда  я  чувствовал  приближение  Алисон
Грининг, и ее призрак на краю леса заставлял меня вести себя так глупо.
   Я произнес ее имя. Прошелестел лист. Мое тело в лунном свете казалось
двухмерным, будто вырезанное из картона.
   Полдвенадцатого. Я почувствовал резь  в  мочевом  пузыре  и  подвигал
ногами, пока она не утихла. Потом я начал подтягиваться на руках.  Нервы
камня  отозвались  на  мое  движение,  и  скоро  вся  каменная   громада
завибрировала подо мной. Я лег, предоставив камню подготовить  ложе  для
моей головы. Мои руки вытянулись, найдя свои места.
   Совсем скоро.
   Облако медленно надвигалось на мертвый диск луны.  Камень,  казалось,
медленно забирал мою жизнь, перекачивая ее  в  себя.  От  пруда  дохнуло
холодом; я думал, что это она, но ветерок пронесся мимо. Я подумал: нет,
это не может кончиться  просто  так,  я  должен  умереть.  Внезапно  мне
показалось, что я вернулся в долину, чтобы умереть.
   Я услышал музыку и понял, что она исходит  из  точки  соприкосновения
между моей головой и камнем.
   Скоро, скоро. Смерть надвигалась, и я  чувствовал,  как  легчает  мое
тело. Непонятная сила, казалось, подняла меня над  камнем  на  дюйм  или
два, и я повис там, игнорируя всеми  своими  чувствами  силу  тяготения,
став союзником лунного света.
   Все мое существо говорило, что приближается полночь. Во второй раз  я
не сумел сдержать боль в  мочевом  пузыре  и  позволил  теплой  жидкости
заструиться по ногам. Я потянулся к ней в отчаянном  порыве,  но  поймал
только пустой холодный воздух.

***

   И упал  назад  на  камни.  В  этом  чудовищном  разочаровании  музыка
смолкла, камень подо мной сделался холодным и безжизненным.  Пруд  лежал
передо мной черный, равнодушный, молчащий. Мокрые  штаны  липли  к  моим
ногам. Я подумал, что не правильно рассчитал  время,  что  это  случится
позже, но мой рассудок уже знал:  я  совершил  самую  большую  ошибку  в
жизни.
   Было две минуты первого. Она не появилась. Двадцать первое июля  ушло
в прошлое, а она не появилась. Она была мертва. Я остался один на один с
миром людей. Моя вина сдвинулась во мне и нашла себе новую цель.
   Я все выдумал. Я не видел ничего на краю леса -  ничего,  кроме  моих
собственных измышлений. Повинуясь инстинкту, пришедшему  из  детства,  я
плотнее закутался в куртку.
   Шок длился часы. Когда мои штаны уже подсохли,  я  почувствовал,  что
руки и ноги у меня оцепенели, и попытался встать. Боль пронизала меня, и
я был ей благодарен - она отвлекала меня от отчаяния. Походив немного на
деревянных ногах, я сел и  опять  погрузился  в  раздумья.  Меня  лишили
Алисон Грининг,  и  теперь  я  чувствовал  себя  сиамским  близнецом,  у
которого ампутировали половину. Моя вина сменила ориентацию, но я не мог
сказать, меньше она стала или больше. Мне придется жить.
   Я провел у пруда всю ночь, хотя знал - с того момента,  как  упал  на
камни, даже не взглянув еще на часы, - что Алисон Грининг ушла  из  моей
жизни в вечность.
   В последний час я уже не оплакивал Алисон и ее окончательное прощание
со мной. Я думал об Ардене и о том, что там случилось. О Дуэйне, о Белом
Медведе, о Поле Канте, о себе. Как  через  двадцать  лет  мы  все  опять
сошлись вместе на трагической картине. Как на  всех  нас  оставили  свою
печать женщины. И я увидел еще кое-что.
   Я понял, что убийцей девушек был мой кузен Дуэйн,  который  ненавидел
женщин больше, чем любой из знакомых мне мужчин,  который,  быть  может,
планировал убийства девушек, похожих на Алисон Грининг, с того дня,  как
я написал ему, что приезжаю в Арден. У Дуэйна были бутылки из-под  коки,
топоры, дверные ручки; Зак, должно быть, стащил одну из них с места, где
Дуэйн их спрятал.
   Сидя у пруда, все еще раздавленный ощущением потери, я увидел  все  с
абсолютной ясностью. Алисон не делала этого - оставался только Дуэйн.  И
его дочь боялась  этого:  она  уходила  от  любых  разговоров  о  смерти
девушек. То, что я принял за ее желание выглядеть более  взрослой,  было
на самом деле страхом увидеть убийцу в родном отце.
   Я встал; я мог идти. Ко мне вернулись силы.  Целая  эра  моей  жизни,
целая геологическая эпоха подходила к концу - она  закончится,  когда  я
решу, что мне делать. Я не слушал внутренний голос, спрашивающий, что  я
буду делать потом.

***

   Я спустился с холма и  нашел  свои  туфли.  За  ночь  они  вымокли  и
стянулись, и я с трудом втиснул в них ноги.
   Стельки на ощупь стали похожи на языки мертвых ящериц.
   Выйдя на шоссе, я увидел грузовик, идущий в  направлении  Ардена.  Он
был как две капли  воды  похож  на  грузовик,  от  которого  я  прятался
накануне. Я поднял палец, и водитель остановил машину. Из  кузова  пахло
свиньями.
   - Мистер?
   - У меня сломалась машина, - сказал я. - Не могли  бы  вы  подбросить
меня до Норвежской долины?
   - Влезайте, - он нагнулся открыть мне дверцу. Я залез в кабину и  сел
рядом с ним. Это был старик с белыми  волосами,  подстриженными  ежиком.
Его руки, размером со сковороду, лежали на руле.
   - Вы рано, - заметил он полувопросительно.
   - Я долго шел.
   Он тронул грузовик с места, и мотор сразу начал фыркать и чихать.
   - Вы правда едете в долину?
   - Конечно, - ответил он. - Отвозил  хрюшек  в  город,  а  теперь  вот
возвращаюсь домой. У нас с сыном ферма миль восемь вниз  по  долине.  Вы
там были?
   - Нет.
   - Там здорово. Не знаю, почему такой цветущий  молодой  человек,  как
вы, без толку ездит по стране, когда  здесь  его  ждет  лучшая  земля  в
штате. Люди рождены не затем, чтобы жить в городах, так ведь?
   Я кивнул. Его слова открыли мне, что я не  собираюсь  возвращаться  в
Нью-Йорк.
   - Вы что, коммивояжер?
   - Сейчас я без работы, -  сказал  я  и  в  ответ  получил  изумленный
взгляд.
   - Стыдно. Но голосуйте за демократов: мы поставим эту страну на ноги,
и молодые люди вроде вас будут всегда иметь работу, - он  прищурился  на
восходящее солнце, пока его вихляющий грузовик  продолжал  обдавать  нас
волнами свиного запаха.
   Свернув в долину, он спросил, где меня высадить.
   - Вы можете поехать со мной, и я угощу вас кофе. Что скажете?
   - Спасибо, не могу. Высадите меня, пожалуйста, у Энди.
   - Как хотите, - он пожал плечами.
   Мы затормозили возле колонки Энди. Утреннее солнце  освещало  пыль  и
гравий. Когда я открывал дверь,  он  повернул  ко  мне  белую  голову  и
сказал:
   - А вы меня надули, молодой человек.
   Я взглянул на него с удивлением, думая, что же  он  прочитал  в  моем
лице.
   - Насчет машины. У вас ведь не было никакой  машины.  Вы  так  и  шли
пешком.
   Я увидел, что он улыбается.
   - Спасибо, что подвезли, - я вышел из кабины и вместо  запаха  свиней
окунулся в привычный аромат фермы.
   Он прогрохотал дальше, а я прошел через двор и поднялся на крыльцо.
   Дверь была заперта. Заглянув внутрь, я не увидел света. На  двери  не
было таблички "закрыто", но рядом с ней я обнаружил запыленную вывеску:
   Пон. 7.30 - 6.30 Пят. 7.30 - 6.30 Суб. 7.30 - 9.00
   Я постучал и секунд через  сорок  увидел  ковыляющего  ко  мне  Энди,
пытающегося сквозь сон разобрать, кто пришел.
   Увидев меня, он остановился:
   - У нас закрыто.
   - Прошу вас! - крикнул я. - Мне нужно позвонить!  Он,  поколебавшись,
медленно двинулся к двери. Он выглядел обеспокоенным и напуганным.
   - Вы могли бы позвонить от Дуэйна, - буркнул он сквозь стекло.
   - Я хочу позвонить до того, как приду туда.
   - Кому?
   - В полицию. Белому Медведю Говру.
   - А что вам от него нужно?
   - Послушайте и поймете.
   Он сделал еще два шага, отодвинул засов и открыл мне дверь -  первую.
Но оставалась еще дверь крыльца.
   - Майлс, допустим, вы собираетесь звонить в полицию...  но  откуда  я
знаю, что это правда?
   - Стойте рядом. Увидите, как я буду набирать.
   Он откинул крючок.
   - Тише. Маргарет в кухне. Ей это не понравится. Я вошел внутрь  вслед
за ним. Он выглядел еще более обеспокоенным.
   - Телефон на прилавке, - прошептал он.
   Когда мы прошли вглубь, раздался голос его жены:
   - Кто там?
   - Коммивояжер.
   - Отошли его, ради Бога. Еще рано.
   - Сейчас, - Энди указал на телефон и прошептал. - Я сам наберу.
   Он набрал номер, передал мне трубку и встал рядом, скрестив  руки  на
груди.
   Телефон прозвонил раз, другой, и я услышал голос Локкена.
   - Полиция.
   Мне нужен был Белый Медведь. "Если тебе нужен твой убийца, - скажу  я
ему, - иди за ним. Он у себя на  ферме,  ездит  на  тракторе  или  чинит
что-нибудь".
   - Тигарден? - удивленный голос Локкена. - Куда вас черт унес?  Вы  же
должны были утром быть здесь. Что за ерунда?
   - Что значит: я должен?
   - В общем слушайте - вчера шеф послал ме