м", -  я  удивил
его, оторвав пригоршню мха от серого проржавевшего края бака и зажав его
в больной Руке. Ноющая боль немного утихла.
   - Ты прямо как старая индианка, - сказал Дуэйн. - веришь  в  целебные
травы и все такое. Как тетя Ринн.
   Там же грязно. Нужно вымыть, прежде чем  накладывать  бинт.  Как  это
тебя угораздило?
   - Да так, приступ злости.
   Мох потемнел от крови, стал неприятным на ощупь, и я плюхнул  влажный
комок на траву и пошел в дом. У амбара затявкал пес.
   - Ты что, дрался?
   - Не совсем. Так, маленькое происшествие.
   - Помнишь, как ты разбил машину за Арденом?
   - Не думаю, что смогу это забыть, - сказал я.  -  Я  ведь  только  ее
купил.
   - Это было как раз перед...
   - Да, там, - перебил я, не желая, чтобы он произнес слово "пруд".
   - Я ехал за тобой на грузовике, - продолжал он. - А когда ты  свернул
вправо, поехал дальше к Либерти. А через час...
   - Ладно, хватит.
   - Знаешь, я ведь...
   - Хватит. Это все в прошлом, - я хотел, чтобы он замолчал, жалея, что
мы вообще коснулись этой темы.
   Пес невдалеке начал выть, и Дуэйн швырнул в  него  камнем.  Я  держал
руку на  весу,  позволяя  каплям  крови  капать  в  траву,  и  воображал
черно-белое животное, крадущееся за  мной.  Камень  попал  в  цель;  пес
взвизгнул от боли и убрался на  безопасное  расстояние.  Я  оглянулся  и
увидел в траве цепочку блестящих капель.
   - Ты позвонишь  сегодня  тете  Ринн?  -  спросил  Дуэйн  у  цементных
ступенек дома. - Я говорил ей, что ты приезжаешь, Майлс,  и  думаю,  что
она захочет тебя увидеть.
   - Ринн? - спросил я, не веря своим ушам. - Она еще жива? Я думал, она
давно в могиле.
   Он улыбнулся:
   - В могиле? Эта старая ворона? Да она нас всех переживет.
   Он вошел в дом, и я последовал за ним. Кухня осталась почти такой же,
как при  дяде  Джилберте:  затертый  линолеум  на  полу,  длинный  стол,
объеденный муравьями, фаянсовая печь. Только стены  пожелтели,  и  везде
витал  дух  заброшенности,  подчеркиваемый  грязными  следами   рук   на
холодильнике и стопкой немытых тарелок в раковине. Грязь  была  даже  на
зеркале.  Кухня  выглядела  так,   будто   за   ее   стенами   пряталась
мышино-муравьиная армия, ожидая, когда погасят свет.
   Он увидел, что я осматриваюсь:
   -  Дочь  обещала  поддерживать   на   кухне   порядок,   но   в   ней
ответственности, как, - он пожал плечами, - как в коровьей лепешке.
   - Представляю, что сказала бы твоя мать.
   - Я тоже, - он вздохнул. - Но стоит ли так держаться за прошлое?
   Я подумал, что он не прав. Я всегда держался за прошлое и тысячу  раз
готов  был  повторить,  что  именно  прошлое  вдыхает  жизнь   в   грудь
настоящего. Но говорить с Дуэйном на эту тему я не хотел.
   - Расскажи про тетю Ринн, - попросил я  его,  подойдя  к  раковине  и
сунув руку под холодную воду.
   - Подожди, я принесу бинт, - он проковылял  в  ванную  и  вернулся  с
бинтом и пластырем. - Видишь ли, нельзя  сказать,  что  она  слепая  или
глухая. Просто она видит то, что хочет видеть, и слышит  то,  что  хочет
слышать. Но она все соображает, и лучше не  вести  себя  с  ней,  как  с
ребенком.
   - А из дома она выходит?
   - Не часто. Соседи  привозят  ей  продукты  -  ей  и  нужна-то  самая
малость, - но кур она все еще разводит.
   Свой  участок  она  сдает  Оскару  Джонстаду.  Теперь   ей   уже   за
восемьдесят, и мы редко видим ее даже в церкви.
   Дуэйн  оказался  на  удивление  хорошей   медсестрой.   Не   прерывая
разговора, он быстро вытер мне руку полотенцем, приложил к ране  большой
клок ваты и завязал ее бинтом, пропустив его за большим пальцем.
   - Вот, - сказал он, когда закончил, - теперь ты похож на фермера.
   На  фермах  часто  бывают  несчастные  случаи,  и  бинты,  повязки  и
ампутированные конечности так же  типичны  для  них,  как  самоубийства,
припадки и вялотекущая шизофрения. В последнем  (но  не  в  первом)  они
напоминают научные центры. А ведь о тех и других часто  думают,  как  об
островках  безмятежности.  Я  развлекался  такими  мыслями,  пока  Дуэйн
проделывал заключительную операцию с моей рукой, разорвав бинт и  крепко
стянув его концы. Да, я стал похож на фермера; хорошая  награда  за  мою
опасную работу.
   О да, она была опасной, как оскорбление богов. Пока пальцы левой руки
начинали неметь, сигнализируя о том, что Дуэйн перетянул бинт, я думал о
том, насколько мне противна литературная критика. Я пообещал себе,  что,
как только закончу книгу и обезопашу  тем  самым  свою  карьеру,  ничего
больше не напишу на эту тему.
   - В любом случае, - продолжал Дуэйн, - можешь ей позвонить или зайти.
   Я мог. Я решил  заехать  к  ней  в  ближайшие  день-два,  как  только
размещусь  в  старом  доме.  Тетя  Ринн  в  определенной  степени   была
призраком, таким же как девочка, чья  фотография  могла  превратить  мой
язык в камень. Я услышал, как за моей спиной хлопнула дверь.
   - Алисон, - сказал Дуэйн совершенно буднично, - где ты ходишь?  Кузен
Майлс хотел на тебя взглянуть.
   Я повернулся, боясь, что выгляжу  не  совсем  нормально.  На  меня  с
сочувственно-заинтересованной усмешкой  смотрела  плотная  светловолосая
девушка лет семнадцати-восемнадцати. Его дочь.
   - Ух ты, - сказала она. Это ее я встретил утром на мотоцикле с парнем
в черной коже. - Что-то он неважно выглядит. Ты что, его бил?
   Я покачал головой, чувствуя  себя  идиотом.  Широкобедрая,  с  полной
грудью под тонкой майкой, она была  привлекательной  девушкой,  и  я  не
хотел предстать перед ней в дурацком виде.
   Дуэйн взглянул на меня, без сомнения заметив, что я дрожу.
   - Это моя дочь Алисон, Майлс. Может, сядешь?
   - Нет. Спасибо.
   - Где ты была? - спросил Дуэйн.
   - Какое  твое  дело?  -  воинственно  отозвался  викинг  со  светлыми
норвежскими волосами. - Гуляла.
   - Одна?
   - Ну, допустим, с Заком. Он может подтвердить, -  опять  воинственный
взгляд в мою сторону. - Мы встретили его на дороге.
   - Я не слышал мотоцикла.
   - Боже, - простонала она. - Ладно, он остановился возле другого дома,
чтобы ты не слышал. Доволен?
   Я понял, что за напускной грубостью она скрывает  застенчивость,  как
это часто делают подростки. И, конечно, в первую очередь она  стеснялась
меня.
   - Мне не нравится, что ты встречаешься с ним.
   - Попробуй мне запретить, - она прошла мимо нас в другую часть  дома.
Через минуту включился телевизор. - Что с тобой? - спросил Дуэйн.  -  Ты
выглядишь как-то странно.
   - Небольшое головокружение. А что с этим Заком? Твоя дочь, - я еще не
готов был называть  этого  викинга  Алисон,  -  она  кажется  достаточно
разумной.
   - Да, - он нервно улыбнулся. - Вообще-то  она  хорошая  девка.  Такая
хорошая, будто сделана не из женского материала.
   - Наверно, - согласился я, хотя определение мне не очень понравилось.
- Так что с этим Заком такое?
   - Не нравится он мне. Странный. Слушай, мне нужно  сделать  кое-какую
работу, но давай сперва перетащим твой стол. Или я скажу тебе,  где  все
лежит, и ты сделаешь это сам.
   Сквозь шум телевизора Дуэйн объяснил мне, где найти  дверь  и  козлы,
сказав: "Будь как дома", - и ушел. Я смотрел через окно, как он исчез  в
сарае и появился вновь за штурвалом гигантского  трактора.  Выглядел  он
так же уверенно, как другой на спине лошади. Откуда-то он извлек кепку с
козырьком и натянул ее, направляя трактор в сторону пшеничного поля.
   Я направился на  звук  телевизора  в  неизвестную  мне  комнату,  где
скрылась Алисон Апдаль. В пору моего детства это  была  кладовка.  Дуэйн
перестроил  ее  -  похоже,  он  сильно  усовершенствовался   со   времен
Волшебного Замка. Теперь комната увеличилась раза в три и была наполнена
коврами и дорогой мебелью. Дочь моего кузена лежала на диване и смотрела
цветной телевизор, напоминая в  своих  майке  и  джинсах  тинэйджера  из
богатого пригорода Чикаго или Детройта. Когда я вошел,  она  не  подняла
глаз, погруженная в какие-то мысли.
   - Какая красивая комната, - сказал я. - Я раньше ее не видел.
   - Тут воняет, - она по-прежнему смотрела в телевизор, где Фред  Астор
мчался в машине.
   - Это просто запах новизны, - сказал я и получил в ответ  взгляд.  Но
не больше. Она коротко фыркнула и снова уткнулась в экран.
   - Про что фильм?
   - "На  берегу".  Здорово,  -  она  согнала  с  ноги  муху.  -  Хотите
посмотреть?
   - Не откажусь, - я уселся в большое удобное кресло и некоторое  время
молча наблюдал за ней. Она начала качать ногой, потом заговорила:
   - Это про конец света. Зак хотел, чтобы я посмотрела.  Он  уже  видел
это раньше. Вы живете в Нью-Йорке?
   - На Лонг-Айленде.
   - Значит, в Нью-Йорке. Я хочу туда съездить. Там все начнется.
   - Что?
   - Зак говорит, что все скоро кончится. Может,  бросят  бомбу,  может,
будет землетрясение,  неважно;  но  все  говорят,  что  это  начнется  в
Нью-Йорке. Только это не так. Все начнется здесь. Зак говорит, что  весь
Средний Запад будет завален трупами.
   Я сказал, что, похоже, Зак настоящий пророк. Она выпрямилась, на  миг
оторвавшись от экрана. Глаза ее расширились.
   - Знаете, что нашли в Ардене на свалке пару  лет  назад?  Я  как  раз
пошла в старшие классы. Две головы в бумажных пакетах. Женские. Так и не
нашли, чьи они. Зак говорит, что это знак.
   - Знак чего?
   - Что это начинается. Скоро не станет никаких  школ,  никакой  армии,
никакого правительства. Никакого такого  дерьма.  Будет  только  смерть.
Долго, как при Гитлере.
   Я видел, что она хочет меня шокировать.
   - Понятно, почему Зак так не нравится твоему отцу.
   Она снова уставилась в экран.
   - Ты, должно быть, знала девочку, которую убили. Она вскинула голову.
   - Конечно, знала. Это ужасно.
   - Может, это улучшит твою теорию.
   - Не надо об этом, - викинг опять бросил на меня испуганный взгляд.
   - Мне нравится твое имя, - на самом деле, несмотря на  грубость,  она
начинала мне нравиться. Не  обладая  очарованием  своей  крестницы,  она
сохранила ее энергию.
   - Ага.
   - Тебя назвали в честь кого-нибудь?
   - Не знаю, и меня это не волнует. Ясно?  Разговор,  по-видимому,  был
закончен. Она отвернулась к экрану,  где  Грегори  Пек  и  Ава  Гарднер,
взявшись за руки, шли по полю с таким видом, будто  тоже  считали  конец
света  неплохой  идеей.  Прежде  чем  я  успел  выйти  из  комнаты,  она
заговорила опять:
   - Вы ведь не женаты?
   - Нет.
   - А раньше были?
   Я напомнил,  что  она  присутствовала  на  моей  свадьбе.  Она  снова
посмотрела  на  меня,  игнорируя  выпяченную  челюсть  Грегори  Пека   и
вздымающуюся грудь Авы Гарднер.
   - Вы что, развелись? Почему?
   - Моя жена умерла.
   - Тьфу ты! Это было самоубийство? Вы переживали?
   - Это был несчастный случай. Да, я переживал, но не потому, почему ты
думаешь. Мы к этому времени уже не жили вместе. Я переживал оттого,  что
близкий мне человек погиб так нелепо.
   Она повернулась ко мне резко, почти сексуально - я, казалось, ощутил,
как у меня поднимается температура, и почувствовал запах крови.
   - А кто кого оставил - вы ее или она вас? - она села на диване, глядя
на меня своими глазами цвета морской волны. Я оказался более  интересным
зрелищем, чем кино.
   - Не думаю, что это так важно. И что это твое дело.
   - Она вас, - сказано с ударением.
   - Может, мы оставили друг друга.
   - Вы не думаете, что она заслужила то, что с ней случилось?
   - Конечно, нет.
   - А мой отец так подумал бы, - я  почувствовал  к  ней  жалость.  Всю
жизнь она прожила с отцовской подозрительностью  к  женщинам.  -  И  Зак
тоже.
   - Ну, люди иногда могут удивлять.
   - Ха! - это были ее последние слова. Она откинулась на диван и  опять
углубилась в фильм. Моя  аудиенция  была  окончена.  Маленькая  королева
викингов отпускала меня с миром.
   Я вышел и отправился в подвал. Открыв дверь, я повернул  выключатель,
но лампочка осветила только деревянную лестницу. Внизу лежала темнота. Я
осторожно начал спускаться.

***

   Мне все еще  казалось,  что  я  приехал  к  Дуэйну  не  затем,  чтобы
обсуждать бредовые теории его дочери. Но я слышал от своих  студентов  -
особенно от студенток - и более странные предположения. Сейчас, когда  я
спускался в подвал, я подумал, что Дуэйн уже  слышал  это  все  не  раз,
потому и считал Зака странным. Я склонен был с ним согласиться.  Но  мне
лучше было не углубляться в семейные проблемы Апдалей, коль скоро меня в
первую очередь волновали моя работа... и Алисон Грининг.
   Забинтованная левая рука  наткнулась  на  что-то  твердое  и  тут  же
заныла. Помогая правой, я нащупал деревянную  рукоять  того,  что  через
мгновение оказалось топором. Он едва не  упал  со  стены  мне  на  ногу.
Ощупывая стену, я обнаружил еще рукоятки, но к тому  времени  мои  глаза
уже начали привыкать к темноте, и я разглядел, что рукоятки  принадлежат
лопатам и прочим мирным предметам. Петляя  среди  мешков  с  цементом  и
удобрениями, я увидел вдоль стены ряд  предметов,  похожих  на  высохшие
мумии карликов, и понял, что это ружья в чехлах. У  начала  ряда  стояли
коробки патронов. Потом я увидел то, что искал. У  стены  стояла  старая
тяжелая дверь - идеальная крышка стола. На  ней  торчали  ручки,  но  их
можно было  легко  снять.  Может,  Дуэйну  они  понадобятся  -  красивые
стеклянные ручки с гранеными верхушками. Рядом  были  составлены  вместе
двое козел, похожие на совокупляющихся насекомых. И  там  же  -  штабель
бутылок из-под кока-колы, старый вариант на восемь унций.
   Я подумал, не позвать ли на  помощь  Алисон  Апдаль,  но  решил,  что
справлюсь сам. Это было утро ошибок, и я не хотел совершить еще  одну  и
разрушить хрупкий мир между нами. Поэтому сперва я вынес на  поверхность
козлы, а потом вернулся за дверью.
   Тащить тяжелый кусок дерева было трудно, но я умудрился поднять дверь
по лестнице, не сшибив ни одного топора и не разбив  ни  одной  бутылки.
Где-то посередине лестницы я пожалел, что не позвал Алисон - в  груди  у
меня будто  билась  умирающая  рыба,  больная  рука  немилосердно  ныла.
Кое-как я вытащил дверь наверх, проволок по линолеуму коридора и  вместе
с ней вывалился на улицу. Я вспотел и тяжело дышал. Вытирая пот рукавом,
я с неудовольствием разглядывал  дверь,  на  белой  поверхности  которой
оставили следы пауки, древоточцы и пыль.
   Решение проблемы - садовый шланг -  лежало  у  моих  ног.  Я  поливал
дверь, пока она вновь не стала белой. Руки  у  меня  почернели,  рубашка
пришла в негодность, но я просто подставил сперва  руки  по  очереди,  а
потом и лицо под струю холодной воды, стараясь не мочить бинт.
   Холодная вода!
   Я бросил шланг и направился к сараю. Поглядев направо, я увидел вдали
голову и верхнюю часть тела кузена, плывущие  над  невидимым  трактором.
Собака опять принялась лаять. Я дошел до бака, сунул туда здоровую  руку
и достал сперва мой испачканный кровью платок, который бросил в траву, а
потом бутылку пива. Когда я сорвал  пробку  и  начал  большими  глотками
втягивать в себя пузырящуюся жидкость, в окошке  кухни  показалось  лицо
викинга. Внезапно мы с ней улыбнулись друг другу, и я почувствовал,  что
тугой узел злости и напряжения  начинает  ослабевать.  Похоже,  я  нашел
союзника. В самом деле, такой девушке,  как  она,  нелегко  иметь  отцом
моего кузена.

Три

   Когда я отвинтил ручки и втащил дверь в верхнюю  спальню  бабушкиного
дома, стол выглядел вполне готовым  к  работе  -  эхо  всех  столов,  за
которыми  я  когда-либо  работал.  Сама  комната,  маленькая  и  чистая,
идеально подходила для литературного труда.  В  ней  были  голые  стены,
позволяющие сосредоточиться, и окно с видом на сарай и тропинку к  нему.
Скоро я разложил на столе все  мои  принадлежности  -  машинку,  бумагу,
записи, ручки, карандаши. Книги я  расставил  на  нескольких  полках  за
креслом. На миг я почувствовал, что готов  к  работе,  самой  тяжелой  и
неблагодарной. Эта работа свяжет меня с Алисон Грининг, будет моей данью
ей.

***

   Но в тот день я работать не смог. Я сидел за столом и смотрел в  окно
на дочь  своего  кузена,  ходившую  взад-вперед  от  сарая  к  амбару  и
бросавшую любопытные  взгляды  на  мое  окно.  Потом  от  сарая  к  дому
проковылял сам Дуэйн, попутно почесывая задницу. Я ощущал себя  одиноким
и отстраненным, будто я был не тем,  за  кого  себя  выдавал,  а  просто
актером, ожидавшим начала пьесы. Это чувство я часто испытывал.
   Я смотрел, как темнеет  небо,  и  верхушки  дома  Дуэйна  и  сарая  с
необычайной  ясностью  вырисовываются  на  темно-синем  фоне,  а   потом
сливаются с ним, как будто проглоченные. В окнах дома Дуэйна по  очереди
зажегся свет. Мне казалось, что вот-вот на тропинке покажется Алисон, ее
майка серебрится в лунном свете, пряди светлых волос колышутся в такт  с
полными бедрами. Потом я  уснул.  Спал  я  не  больше  часа,  но,  когда
проснулся, в доме Дуэйна горело всего одно окошко, и пространство  между
нашими  зданиями  выглядело  темным  и  враждебным,   как   джунгли.   Я
почувствовал, что проголодался, и спустился в кухню. Открыв холодильник,
я обнаружил, что Дуэйн или миссис Сандерсон наполнили его запасом еды на
день - хлеб, масло,  яйца,  картошка,  две  отбивные,  сыр.  Я  поджарил
отбивные и умял их с хлебом и маслом. Что за ужин без вина? На десерт  я
сгрыз кусок сыра, сложил грязные тарелки в раковину и вернулся наверх. В
доме Дуэйна все еще светилось одно окошко должно быть в спальне  Алисон.
Пока я смотрел туда, где-то на  дороге  затарахтел  мотоцикл,  громче  и
громче, потом неожиданно смолк. Мой стол в темноте выглядел зловеще, как
центр громадной черной паутины.

***

   Моя спальня, конечно, раньше принадлежала бабушке. Хотя  сразу  после
смерти деда она перешла спать в  другую  комнату,  поменьше,  на  другом
конце дома. Дед умер, когда я был  еще  маленьким,  и  бабушку  я  помню
всегда вдовой, сгорбленной старухой, взбиравшейся  в  спальню  по  узким
ступенькам. Как многие старые женщины, она колебалась между  крайностями
полноты и худобы, выбрала, наконец, худобу и умерла вскоре после  этого.
Комната  была  полна  воспоминаний,  поэтому  неудивительно,   что   мне
приснилась бабушка, но все же этот сон меня шокировал.
   Я увидел себя в гостиной,  обставленной  не  офисными  нововведениями
Дуэйна, а старой мебелью. Бабушка сидела на своем диване  с  деревянными
спинками, сердито глядя на меня.
   - Зачем ты вернулся?
   - Что?
   - Ты дурак.
   - Не понимаю.
   - Разве мало людей уже умерло? Она резко встала, прошла на крыльцо  и
села в кресло-качалку.
   - Майлс, ты дурак! - она погрозила мне кулаком,  ее  лицо  исказилось
так, как я никогда не видел. - Бедный невинный дурак!
   Она стала бить меня по голове и плечам, и я покорно  принимал  удары.
Мне хотелось умереть.
   Она сказала:
   - Ты привел это в движение, и оно уничтожит тебя.
   Все поплыло у меня перед глазами, и очнулся я где-то далеко, плывущим
в синей зыбкой пелене.  Я  осознал,  что  это  смерть.  Разговоры,  смех
доносились до меня откуда-то издалека, как сквозь стену. Потом я  увидел
другие тела, плывущие рядом со мной, изогнутые в смертной муке. Их  были
сотни и тысячи. Кто-то громко хлопнул в ладоши  три  раза.  Три  ленивых
хлопка - смерть аплодировала концу плохой пьесы.
   Весь в поту, я подскочил в  постели.  Сон,  казалось,  длился  многие
часы, и в первые моменты после пробуждения он еще не отпускал  меня.  Не
отпускали страх и вина. Я чувствовал ответственность  за  смерть  многих
людей, и другие знали о моей ответственности.
   Лишь постепенно здравый смысл вернулся ко мне. Я  никого  не  убивал.
Моя бабушка умерла; я приехал в долину работать. "Ерунда",  -  сказал  я
вслух. Это всего лишь сон. Я  попытался  излучать  альфа-волны  и  начал
глубоко дышать.
   У  меня  всегда  было  ненормальное  чувство  вины.  Думаю,  из  меня
получился бы неплохой прокурор.
   Целый  час  я  пытался  уснуть  снова,  но  все  мои  органы   ч