одно, - с улыбкой произнес он. - Если с твоей помощью мы избавимся от Вьерстерода, стану регулярным подписчиком "Блейз".

***

     От Эрика Юлла я поехал домой. Если он, самый молодой и энергичный из распорядителей, возьмется за дело, можно считать, что этот южноафриканский гусь на пути к духовке и скоро запахнет жареным. Правда, не исключено, что в один прекрасный день, прочитав "Блейз", он пошлет кого-нибудь прирезать шеф-повара. Но это не слишком беспокоило меня: как-то не верилось, что такое может случиться.
     Элизабет попросила миссис Вудворд постелить на кровать свое любимое бледно-розовое с кружевными прошивками белье. Я поглядел на нее испытующе. Волосы уложены как никогда тщательно. Грим безупречен.
     - Ты сегодня хорошенькая, - осторожно заметил я.
     Облегченно-страдальческое выражение появилось на ее лице. Меня вдруг пронзила догадка, я понял, что заставило ее прибегнуть к таким отчаянным мерам, - ожившая боязнь показаться неприглядной и сварливой и страх, что я брошу ее. Неважно, что вчера я выслушал справедливые упреки, сегодня меня следовало задобрить любой ценой, удержать привлекательностью, очаровать путем незаметных ухищрений, умолить остаться.
     - Хорошо провел день? - спросила она высоким надтреснутым голосом.
     - Да, прекрасно... Хочешь выпить?
     Она покачала головой, но я все равно налил ей стаканчик и закрепил в держателе.
     - Я попросила миссис Вудворд найти кого-нибудь, кто согласился бы сидеть со мной вечерами. Чтоб ты мог почаще выходить из дому...
     - Но я вовсе не хочу выходить чаще, - запротестовал я.
     - Нет, ты должен!
     - Да нет же!
     Я сел в кресло и отпил добрый глоток почти неразбавленного виски. "Алкоголь, - подумал я, - в трудных случаях жизни предоставляет нам лишь небольшую отсрочку. А иногда только усугубляет неприятности. Так или иначе, но напиваться в наши дни - слишком дорогое удовольствие".
     Элизабет не ответила. Я посмотрел на нее и увидел, что она опять тихо плачет. Слезы медленно катились по щекам. Я вынул из коробки салфетку и вытер их. Знала ли она, что вид этих слез был для меня куда страшнее любых проявлений гнева?
     - Я старею, - сказала она. - А ты по-прежнему молод. Тай, ты такой... сильный... загорелый... и молодой.
     - А ты такая бледненькая и хорошенькая и выглядишь лет на пятнадцать, не больше. Перестань расстраиваться.
     - Сколько лет... этой девушке?
     - Ты же сказала, что ничего не хочешь о ней знать.
     - Да, пожалуй, не хочу...
     - Забудь о ней, - сказал я. - Все, что с ней связано, не имеет никакого значения. Она мне безразлична. Совершенно безразлична! - Голос мой звучал убедительно даже для меня самого. Я хотел бы, чтобы все это было правдой. Вопреки чудовищному предательству Гейл, где-то в самой потайной глубине сердца жила надежда на встречу с ней. Я сидел в кресле, зажав в руке стакан виски, и вспоминал: Гейл у себя дома на белом пушистом ковре, Гейл в гостинице...
     Немного погодя я нехотя поднялся и пошел на кухню готовить ужин. Опять рыба. Отвратительные мелкие кусочки замороженной камбалы. Я жарил и ел их с отвращением, кормил Элизабет, когда рука у нее уставала. Весь вечер она провела в трогательных попытках быть со мною как можно приветливее, преувеличенно благодарила за каждую пустяковую услугу, без конца извинялась, что вынуждена отрывать меня от дел, изо всех сил стараясь скрыть, как она встревожена, смущена и несчастна, и почти преуспела в этом. Худшего наказания для меня она не могла бы придумать.
     Поздно вечером того же дня у Тиддли Пома начались сильные колики в желудке.
     Нортон Фокс не застал на месте ни Люка-Джона, ни Дерри - они уже давно ушли домой. Домашних адресов в "Блейз" не сообщали никогда, сколь срочно ни было бы дело. Моего телефона Нортон тоже не знал.
     Сильно встревоженный, он по совету ветеринара позвонил Ронси и рассказал ему, где находится лошадь и что они предпринимают для спасения ее жизни.

Глава 12

     Я узнал об этом только утром. Ронси позвонил в половине одиннадцатого, когда я сидел в кабине-тике, тупо уставясь в стену, и пытался составить хотя бы предварительный план для следующей воскресной статьи. Миссис Вудворд ушла в прачечную, и Элизабет позвала меня к телефону двумя звонками: два - это срочный, но не экстренный вызов. Три звонка - почти что пожар, SOS. Четыре - паника, тревога.
     Стадия четырех звонков для Ронси, по-видимому, уже миновала. Он сказал, что находится у Нортона Фокса, к которому отправился тотчас же, как только узнал о несчастье. Приехал он туда в два часа ночи. К этому времени, благодаря стараниям ветеринара, худшее уже миновало и все функции кишечника Тиддли Пома стали приходить в норму. Он остался ночевать у Нортона, а сейчас только что пришел со двора, где наблюдал, как Тиддли Пом совершает утреннюю разминку. Вообще пошатнувшееся было здоровье лошади восстанавливается удивительно быстро, похоже, что к субботним скачкам она вполне обретет спортивную форму.
     С чувством гнетущей тревоги я слушал его бесконечную, расцвеченную множеством подробностей сагу. До скачек на кубок оставалось еще два дня. Теперь, когда Ронси знал, где находится лошадь, ее положение уже не казалось мне таким безопасным. Когда наконец он закончил свое повествование, я спросил, приезжал ли к нему на ферму кто-нибудь узнать о Тиддли Поме.
     - Ну, конечно, приезжали, - ответил он. - Все было в точности, как вы говорили. Им интересовались несколько газетчиков. Многие звонили по телефону. А человека три-четыре заявились прямо на ферму. И расспрашивали не только меня, но и Питера, и Пэта. И задавали такие хитрые вопросы. Правильно вы говорили - мы вполне могли проболтаться, знай, где он находится.
     - А когда эти люди приезжали на ферму? И как они выглядели?
     - Выглядели? Обыкновенно. Не знаю, как и описать. Помнится, один сказал, что он из "Ивнинг пил". Они приезжали в воскресенье и в понедельник, как раз после того, как вышла ваша статья.
     - А в "Роллсе" никто не приезжал?
     Он усмехнулся:
     - Нет.
     - Не было ли среди ваших гостей такого высокого, плотного блондина с желтой кожей и иностранным акцентом?
     - Из тех, кого видел, такого не было. Но двое говорили только с ребятами, потому что я в это время был в Челмсфорде. Спросите у них сами, если хотите.
     - Может, и спрошу, - согласился я. - Вам никто не угрожал?
     - Нет, чего не было, того не было. Вообще не заметил никакого давления с их стороны. Все ваши сложности и предосторожности, как мне кажется, пустая трата времени. А теперь, раз я знаю, где находится Тиддли Пом, вы должны сказать мне, где моя семья.
     - Там видно будет. А сейчас позовите Нортона Фокса.
     Он позвал Фокса. Тот извинился за то, что пришлось раскрыть секрет, и объяснил, что просто побоялся взять на себя ответственность, раз лошадь была так плоха.
     - Ну конечно, - успокоил я его. - Вас вынудили обстоятельства. Пока об этом знает только Ронси, игра еще не проиграна, хотя лично я предпочел бы...
     - Его сыновья тоже знают, - прервал меня Нортон. - Правда, не думаю, что это имеет значение.
     - Как это не имеет?! - заорал я.
     - Кому-то из ребят Ронси сказал, где находится. Позвонил по телефону. Он не помнил вашего номера, а там, дома, у него где-то записано. Вот он и позвонил сыну... Кажется, Пэту, да, именно так он его назвал, а тот отыскал ваш телефон. Кажется, Пэт спросил у отца, откуда тот звонит, потому что Ронси сказал, что, раз сейчас лошадью интересоваться перестали, нет ничего страшного, если сын будет знать. Вот он и сказал ему.
     - Черт! - пробормотал я. - Какой же дурак!
     - Но может, он прав...
     - А может, не прав, - с горечью ответил я. - Послушайте, Нортон, а не могло оказаться, что колики Тиддли Пома на самом деле отравление?
     - О господи. Тай, конечно, нет! Самые настоящие колики. Да и как, скажите на милость, могли его отравить? Начать с того, что никто не знал, что это за лошадь...
     - А теперь? - спросил я. - Сколько ваших ребят знает, что это Тиддли Пом?
     Наступило гнетущее молчание.
     - Все знают, - резко сказал я.
     - Ну, некоторые просто узнали Ронси, - объяснил он. - И все читали "Блейз". Нетрудно сообразить, что к чему.
     Скоро один из них сообразит, что можно свободно заработать пятерку, сообщив эти сведения конкурирующей газете. Тогда отыскать Тиддли Пома станет так же просто, как памятник Альберту.* Его шансы стартовать в скачках на Золотой кубок были на данный момент равны нулю.
     * Мемориал высотой 55 м. в центре Лондона.
     Виктор Ронси считал, что враги отказались от своей затеи, но я был убежден в обратном. У человека, подобного Вьерстероду, гордыня всегда берет верх над осторожностью. Он потерял бы уважение в глазах преступного мира, если бы несколько напечатанных в газете слов вынудили его повернуться и бежать без оглядки. Следовательно, он этого не сделает.
     Во вторник, за четыре дня до соревнований, Ронси официально уведомил Уэзербиса, что его лошадь будет участвовать. Если теперь он снимет ее по уважительной и понятной причине, из-за болезни, например, то потеряет свой вступительный взнос - пятьдесят фунтов. Но если не откажется от участия и оставит Тиддли Пома у Нортона, то может потерять гораздо больше!
     Сомнений нет - останься Тиддли Пом у Нортона, к субботе он будет хром, слеп, одурманен наркотиками или просто мертв.
     Нортон молча выслушал все это.
     - А вам не кажется. Тай, что вы несколько преувеличиваете?
     - Вы, вероятно, забыли, сколько раз вам приходилось снимать лошадей со скачек, в том числе Краткого, в самый последний момент без всяких на то причин, пока наконец догадались, что пора предпринять какие-то конструктивные меры по этому поводу?
     После недолгого молчания он ответил:
     - Да, пожалуй, вы правы...
     - Одолжите мне свой фургон, и я перевезу Тиддли Пома в другое место.
     - Куда?
     - Туда, где он будет в безопасности, - небрежным тоном произнес я. - Ну так что, договорились?
     - Ладно, - вздохнул он. - И мне будет спокойнее.
     - Приеду, как только освобожусь.
     - А я пойду пока отбивать атаки моих подопечных. - Легкий оттенок иронии в его голосе говорил о том, как слабо он верит в реальность угрозы. Мне вдруг ужасно захотелось бросить все к черту, оставить Ронси пожинать плоды своей беспечности, позволить Вьерстероду отыскать лошадь и не дать ей бежать, чтобы они наконец убедились в моей правоте. Какой-то совершенно ребяческий порыв... Надолго меня не хватило, потому что по-своему я был тоже упрям, как и Вьерстерод. И не собирался уступать ему ни на йоту.
     Опустив трубку на рычаг, я заметил, что Элизабет снова встревожена, правда, теперь уже по другой, более прозаической причине.
     - Ох уж этот Тиддли Пом! - самым беспечным тоном сказал я. - Управиться с ним не легче, чем с целой оравой одиннадцатилетних ребятишек. Надеюсь, ты поняла, что сейчас я должен ехать перевозить его на новое место?
     - А кто-нибудь другой не сможет?
     Я мотнул головой:
     - Уж лучше я сам.
     Миссис Вудворд еще не пришла. Я позвонил Люку-Джону и сообщил, что наш тщательно подготовленный план провалился.
     - Куда же теперь ты повезешь его?
     - Дам знать, как только прибуду на место.
     - Ты уверен, что это необходимо? - начал он.
     - А вы, - перебил я, - уверены, что "Блейз" может рисковать после торжественных заверений, что именно благодаря нам фаворит теперь в безопасности?
     - Гм, - буркнул он. - Ну ладно, действуй!
     Миссис Вудворд наконец появилась, я сел в машину и помчался в Беркшир. По пути я размышлял о том, правильно ли поступил, не поддавшись шантажу, не слишком ли большая роскошь мое противодействие мошенникам по сравнению с ударом, который я нанес и без того подорванной психике Элизабет. После всех забот, заметно улучшивших ее физическое состояние, я смял ее, словно бульдозером. Эгоистично. И все ради того, чтобы защититься от самой неприятной формы тирании. Если она похудеет и доведет себя до полного упадка сил, это будет целиком моя вина, а и то и другое вполне возможно.
     Сто пятьдесят гиней плюс расходы... минус налоги. Глубокое исследование! Благодаря "Тэлли" разверзлись передо мной эти глубины. И я бросился в них очертя голову.
     Из телефона-автомата на окраине Лондона я сделал долгий и сложный звонок, организуя прием и уход за Тиддли Помом в одном надежном месте. Когда я подъехал к конюшням, Нортон Фокс и Ронси сидели за ленчем, и я, сколько ни старался, не смог объяснить ни тому, ни другому, что безотлагательность дела требует пожертвовать мясной запеканкой.
     - Да садитесь и съешьте кусочек, - весело упрашивал Нортон.
     - Мне надо ехать.
     Они не одобряли моего нетерпения и перешли от запеканки к протертому крыжовнику, бисквитам и сыру. Было уже два, когда они наконец выползли во двор и занялись погрузкой Тиддли Пома.
     Хорошо хоть Нортон заранее подготовил фургон. Он с опущенными бортами стоял посреди двора. Трудно придумать более демонстративное свидетельство отъезда! Я тяжело вздохнул. Водитель фургона был тоже далеко не в восторге, передавая машину незнакомому человеку, и с озабоченным видом занудно инструктировал меня относительно капризного характера коробки передач.
     Сэнди Виллис провела Тиддли Пома через двор к борту машины и заставила подняться в среднее стойло из трех. Лошадь выглядела еще хуже, чем всегда. Из-за колик, конечно. Да, Золотого кубка ему не видать. Вся возня с участием его в скачках показалась бессмысленной тратой времени. Но все равно, решил я, не ради Тиддли Пома ввязался я в эту историю, а ради принципа, ради того, что, раз Ронси хочет, чтобы его лошадь бежала, она будет бежать! Что-то вроде: "Я не согласен, что у вашей лошади есть шанс, но готов отдать жизнь за ваше право доказать это".
     Сэнди Виллис привязала лошадь к перекладине, сошла вниз и начала с того, чем кончил водитель фургона. Она надавала мне массу подробных и замысловатых советов относительно ухода за ее питомцем. За какие-нибудь несколько дней она привыкла считать себя полностью ответственной за его благополучие. Верно сказал Нортон: Сэнди была лучшим из его парней. Я с радостью взял бы ее с собой, но вряд ли Нортон согласится - ведь она ухаживала еще и за Зигзагом.
     - Надеюсь, условия там хорошие? - спросила она.
     - Наилучшие, - заверил я ее.
     - Скажите, чтобы не забывали давать ему яйца и пиво.
     - Обязательно.
     - И еще он терпеть не может, когда трогают за уши.
     - Ясно.
     На прощание она одарила меня внимательным хмурым взглядом и слабой улыбкой. Тут ко мне торопливо подошел Виктор Ронси и снова завел свою шарманку:
     - Я настоятельно требую сказать, куда вы его везете.
     - Он будет в безопасности.
     - Но где?
     - Мистер Ронси, если вы узнаете где, шансы на то, что он будет в порядке, уменьшатся вдвое. У нас уже был такой разговор...
     Он призадумался, его беспокойно блуждавший взор встретился с моим.
     - Ну хорошо, хорошо, - нетерпеливо произнес он наконец. - В таком случае в субботу вся ответственность за своевременную доставку в Хитбери-парк ляжет целиком на вас.
     - "Блейз" все устроит, - согласился я. - Скачки начнутся в три. К полудню Тиддли Пом прибудет на место. Можете не сомневаться.
     - Я буду там, - сказал он. - Буду вас ждать.
     К нам подошел Нортон, и они пустились обсуждать это мероприятие в деталях, а я с помощью шофера поднял и закрепил борта.
     - Когда вы привезете Зигзага в Хитбери? - перед тем как залезть в кабину, спросил я у Нортона.
     - В полдень, - ответил он. - Тридцать две мили отсюда. Думаю выехать часов в одиннадцать.
     Я сел за руль и выглянул в окошко. Они оба смотрели на меня: взволнованный Ронси, спокойный Нортон.
     - Увидимся вечером, когда приведу фургон обратно, - сказал я Нортону и добавил для Ронси: - Не тревожьтесь, все будет в порядке. Захотите успокоиться, звоните, как и раньше, в "Блейз".
     Подняв стекло в кабине, я разобрался с капризной коробкой передач и осторожно выехал со двора на дорогу, на целый час позже, чем рассчитывал. Что ж, подарим еще один час миссис Вудворд.
     Я постарался выбросить из головы образ Элизабет, ожидающей моего возвращения. Ничто не изменится к лучшему. Ничто не изменится еще долгие-долгие годы. Я ощутил растущее раздражение против Элизабет, но у меня хватило ума понять, какую заурядную психологическую шутку играет сейчас со мной мое сознание. Виновным трудно перенесли потерю самоуважения, признать свою неправоту, и они стараются избавиться от этих неприятных переживаний, трансформируя их в отрицательные эмоции по отношению к тем, перед кем провинились. Элизабет раздражала меня потому, что я обманул ее. Самая нелепая несправедливость из всех. И самая распространенная.
     Ловко и осторожно я провел громоздкий фургон через маленькую деревню и повернул на северо-восток, к дороге на Даунс. Большие округлые холмы, ни одного деревца на них, только низкий кустарник, сбитый набок ветрами. Ни одного дома.
     Вереница телеграфных столбов. Черные борозды распаханной земли. Бесцветное небо раннего декабря, а там, в высоте, - одинокий парус серо-стального облака. Холодный, унылый пейзаж, под стать настроению.
     Движение по неогороженному шоссе, отделявшему деревню Нортона от двух других, было небольшим. На гребне дальнего холма возникла серо-голубая "Кортина". Она быстро приближалась. Я посторонился, чтобы дать ей дорогу, и она пронеслась мимо с ревом на безумной скорости, совершенно неуместной на такой узкой дороге.
     Мои мысли были настолько поглощены Элизабет, что лишь через несколько секунд я почуял беду. Мельком увиденное лицо шофера "Кортины" вдруг пробудило меня от оцепенения. Это был один из молодчиков Чарли Бостона, из тех, что напали на меня в поезде. Тот, здоровенный. С медным кастетом.
     Несмотря на декабрьский холод, меня прошиб пот. Я нажал на акселератор и почувствовал, как от резкого рывка сзади накренился тяжелый прицеп с Тиддли Помом. Единственная надежда на то, что здоровяк, целиком поглощенный задачей, проскочив в узкое пространство между обочиной и фургоном, не заметив меня.
     И конечно, рядом с ним сидел пассажир...
     Я посмотрел в зеркальце: "Кортина" скрылась за холмом.
     Молодчики торопились в деревню Нортона Фокса не по случайному стечению обстоятельств, и, видно, о местонахождении Тиддли Пома им сообщили лишь с небольшой задержкой, иначе бы они не успели оказаться здесь, особенно, если ехали из Бирмингема.
     "Все же интересно, - мрачно размышлял я, - кто сказал им, где следует искать лошадь?" Правда, в данный момент особого значения это не имело. Важно было избавиться от них теперь.
     Я еще раз посмотрел в зеркало: "Кортины" не было видно. Мы катили со скоростью шестьдесят пять миль по дороге, на которой благоразумнее придерживаться сорока. В стойле постукивал копытами Тиддли Пом. Ему не нравилась тряска. Придется потерпеть, пока мы не съедем с дороги на Даунс, слишком безлюдной и слишком хорошо обозримой на многие мили.
     Еще раз посмотрев в зеркало, я заметил на горизонте за двумя холмами бледную движущуюся точку. Может, это и не они. Я взглянул опять. Они! Я чертыхнулся. Стрелка спидометра подползла к шестидесяти восьми. Больше не выжать. Нога на педали почти касалась пола, но они все равно догоняли. И быстро.
     Как назло, ни одного городка поблизости, где можно было бы затеряться, а висеть у меня на хвосте они способны весь день, пока не узнают, куда я везу Тиддли Пома. От них трудно оторваться даже в легковом автомобиле, а в таком громоздком фургоне и подавно. В этой безнадежной ситуации единственный расчет был на то, что парни Бостона, как и прежде, будут руководствоваться не разумом, а агрессивными эмоциями.
     Так и оказалось. Они догнали меня, оглашая окрестности бешеными гудками. Может, они считали, что я не успею их заметить, когда они пронесутся мимо...
     Но если им надо просто проехать, значит, они не собираются преследовать меня. Я стиснул зубы. Если они хотят пр