подплыла к засохшему букету, открыла окно и выбросила цветы во двор. Потом выплеснула туда же воду из вазы, поставила ее на подоконник и захлопнула окно.
     Из-за дивана, на котором сидели мы с Ронси, она вытащила огромную коробку из коричневого картона, до половины заполненную таким же хламом, что валялся вокруг. Методично передвигаясь по кругу, она подбирала все, что попадалось под руку, и швыряла в коробку. Операция заняла минуты три. Потом она затолкала коробку за диван и на пути к двери отшвырнула в сторону две подушки - сиденья от кресел. Прибранная, с ярко горящим огнем в камине комната выглядела теперь совсем по-другому. Только паутина оставалась на прежнем месте, но кто знает, может, завтра наступит и ее черед... Питер был прав. Ма умела экономить время и энергию, неважно, что движущим мотивом была самая заурядная лень.
     Ронси настоял, чтобы я остался к ленчу. Мальчики ели молча и сосредоточенно. Мэдж сидела, задумчиво вперив глаза в пространство, и созерцала сцены, проносившиеся, по-видимому, в ее воображении.
     Когда я уже уходил, Пэт попросил подбросить его до Бишопс Стортфорд и под хмурым взглядов отца с вызывающим видом расположился на переднем сиденье. Ронси крепко пожал мне руку, выразив надежду получить экземпляр с очерком. "Обязательно", - обещал я, зная, однако, крайнюю скупость "Тэлли". Придется посылать самому.
     Ронси махнул на прощание рукой, строго предупредив Пэта, что ждет его назад с четырехчасовым автобусом. Не успели мы проехать через покосившиеся воротные столбы, как Пэт принялся изливать мне душу.
     - Он обращается с нами как с младенцами! От ма толку нет, она никогда не слушает, что ей говорят...
     - А почему бы тебе не уехать отсюда? - предложил я. - Тебе сколько? Девятнадцать?
     - Исполнится в следующем месяце... Не могу я уехать, и он это знает. Ведь я мечтаю стать жокеем. Сразу в профессионалы не возьмут - меня мало кто знает. Кому охота сажать на свою лошадь неизвестно кого! Надо начинать любителем и делать себе имя, это отец так говорит. А любителем мне не стать. Не хватает ни денег, ни времени.
     - А конюхом поработать не хочешь?
     - Помогите мне, очень вас прошу! Ведь по правилам нельзя одновременно и работать в конюшнях, и быть наездником-любителем, даже если ты секретарь, ассистент или что-то в этом роде. Это чертовски несправедливо! Только не говорите, что, работая там, я могу сразу получить лицензию профессионала. Теоретически - да. А сколько вы знаете ребят, которые смогли таким образом стать жокеями? Да никого! Абсолютно ни одного. Сами знаете.
     Я кивнул.
     - Сейчас я работаю с лошадьми, это правда - у нас их шесть, и приходится здорово вкалывать. Хотите верьте, хотите нет, но старик Джо - единственный работник на всей ферме, кроме нас. И дел у него по горло. Да разве я против самой работы! Даже если это почти бесплатно, как у нас. Я бы и слова не сказал, если в отец позволил мне участвовать в больших скачках. А он не разрешает, говорит, опыта у меня маловато, да и где ж мне набраться этого самого опыта, коли все вот так... Хватит, сыт по горло всей этой свистопляской, честно вам говорю...
     Мрачные рассуждения продолжались на всем пути до Бишопс Стортфорд.

Глава 4

     Дознание по делу о смерти Берта Чехова проводилось в понедельник днем. Официальное заключение: несчастный случай. Ведь он был мертвецки пьян, как сказала одна из свидетельниц, машинистка. Мертвецки пьян...
     А когда ударился об асфальт, превратился просто в мертвеца.
     Когда во вторник утром я появился в редакции, Люк-Джон и Дерри обсуждали, идти или не идти на похороны, которые должны были состояться в среду.
     - Кроксли... - сказал Дерри. - Где это?
     - Уотфорд, - объяснил я. - По столичной линии. Прямиком без пересадки до Феррингтон-стрит.
     - Флит-стрит нужна своя станция метро, - мрачно заметил Дерри. - Чтоб не тащиться до этой дурацкой Феррингтон-стрит. Это же добрые три четверти мили отсюда.
     - Если так, то мы быстро управимся, - начальственно резюмировал Люк-Джон. - Считаю мы все должны присутствовать.
     Дерри украдкой взглянул на миниатюрную карту метро, вклеенную в записную книжку.
     - Кроксли... Следующая после Уотфорда. Что же это за место?
     В Уотфорде у меня когда-то была девушка. Вторая. Я мотался по столичной линии, а Элизабет жила под впечатлением моей сверхзанятости в "Блейз". Грех и предательство - столь хорошо знакомые мне попутчики. От Уотфорда до Вирджиния-Уотерс, оттуда - еще куда-нибудь...
     - Тай, - отрывисто окликнул меня Люк-Джон.
     - Да?
     - Похороны в два тридцать. За час, я думаю, доберемся.
     - Я пас, - ответил я. - Должен заняться статьей для "Тэлли". Дня два еще уйдет на интервью.
     Он пожал плечами:
     - Я полагал...
     - Ну и до какой отметки глубины ты успел добраться? - спросил Дерри. Он сидел, закинув ноги на стол. По вторникам в воскресной газете работы не было.
     - До семейства Ронси. До Тиддли Пома.
     Дерри фыркнул:
     - А-а, предполагаемый фаворит...
     - Собираешься на него ставить? - с интересом спросил я.
     - Не думаю. Он выиграл несколько скачек, но до настоящего класса ему далеко.
     - А Берт здорово его разрекламировал. Прямо-таки драматический призыв к публике не упускать своего шанса, пока есть возможность. Писал он в прошлый четверг. Видно, сразу после того как в календаре напечатали список, а в газете заметка появилась в пятницу. Ронси показывал мне вырезку. Сказал, что Берт звонил ему сильно пьяный.
     Люк-Джон вздохнул.
     - То-то и оно, - решительным тоном заметил Дерри. - Нет смысла ставить на лошадь, раз ее так превозносит Берт.
     - Почему?
     - Все эти перспективные фавориты и победители Берта никогда не выходили на старт.
     Люк-Джон так напряг шею, что на ней, словно веревки, выступили крупные сухожилия, и крепко растер кадык.
     - Э-э, безусловно, риск есть всегда...
     - Ты что, серьезно? - спросил я Дерри.
     - Конечно. Очень жаль твою статью в "Тэлли" и все такое прочее, - усмехнулся он, - но гарантирую: к моменту ее выхода в печать ты узнаешь, что Тиддли Пом не допущен к скачкам.
     С растерянным видом он вертел в руках резинку, а Люк-Джон молча перебирал какие-то бумаги на столе. По спине у меня поползли мурашки.
     - Дерри, - наконец вымолвил я, - ты в этом уверен?
     - О чем ты?
     - Что Берт Чехов всегда рекламировал не выходящих на старт фаворитов.
     Дерри пару раз щелкнул резинкой.
     - Если уж быть окончательно точным, а именно этого ты, видимо, от меня и добиваешься, то могу сообщить, что Берт рекламировал гораздо больший процент нестартеров, чем все остальные журналисты вместе взятые. И придерживался этой тактики. Иначе говоря, занимался этим последовательно весь прошлый год. Он до небес превозносил какую-нибудь лошадь, всем советовал ставить на нее, а потом - бац! За день-другой до скачек ее вычеркивали из списков.
     - Никогда не замечал! - отрубил Люк-Джон.
     Дерри пожал плечами.
     - Таковы факты. Если хочешь знать, подобную ерунду устраивал еще Коннерсли из "Санди Хемисфер". У него была гадкая привычка хвалить лошадей, чья кличка начиналась на К, как и его фамилия. Мания величия, не иначе.
     - Что ты нам голову морочишь? - сказал Люк-Джон.
     Дерри покачал головой:
     - Не воображай, что я сижу здесь с закрытыми глазами. Я газеты читаю!
     - Схожу-ка я, пожалуй, за своей машинкой, - неожиданно произнес я.
     - А где она?
     - В ремонте.
     Машинка была готова. Я забрал ее и двинулся вниз по улице, к редакции Берта. В лифт и наверх, в его отдел. Через людный коридор к двери. Остановка у стола помощника спортивного редактора, завсегдатая скачек и знакомого по бару парня.
     - Тай! Что привело тебя в стан врага?
     - Берт Чехов.
     Мы поболтали немного о том о сем. Помощник явно что-то скрывал. Это было заметно по его уклончивому взгляду и скованной жестикуляции. Смерть Берта, сказал он, потрясла, глубоко огорчила его. Он добавил, что всем сотрудникам будет страшно не хватать Берта, газете тоже будет не хватать его, что все они воспринимают эту смерть как огромную потерю. Он лгал. Я не стал его разоблачать.
     - А можно взглянуть на газетные вырезки с его статьями? Я хотел бы перечитать некоторые из них.
     Помощник редактора любезно заметил, что мне, пожалуй, нечему учиться у Берта, но разрешил. Он занялся своими делами, а я пошел в угол, к полке с архивами, покопался там и нашел три коричневые картонные папки с материалами Берта.
     Затем я извлек машинку из футляра и сунул ее в дальний неприметный уголок. Три папки отправились в футляр, хотя мне пришлось здорово прижать крышку, чтобы она закрылась, и я тихо и незаметно покинул здание вместе с краденым добром.
     Люк-Джон и Дерри вытаращили глаза.
     - Где ты раздобыл это, скажи на милость? И на кой шут они тебе сдались?
     - Дерри, - сказал я, - давай теперь попробуем доказать, что Берт всегда указывал на лошадей, не стартовавших в крупных скачках.
     - Он рехнулся, - недоверчиво пробормотал Люк-Джон.
     - К сожалению, нет. И если я прав, то "Блейз" стоит на пороге получения той самой скандальной информации, который привык пробавляться. На пороге тиражного бума. И все благодаря спортивному разделу.
     Заинтересованность Люка-Джона сразу подскочила с нуля до десятки.
     - Тогда не теряй времени, Дерри. Раз Тай говорит "скандал", значит, скандал!
     Дерри пристально взглянул на меня.
     - Трюфели ищут по запаху, а. Тай? - Он спустил ноги со стола и безропотно принялся за дело, сверяя прогнозы Берта с реальным положением вещей. На столе росла куча каталогов, и список постепенно удлинялся.
     - Ну хватит, - заявил он наконец. - Вот оно, все так и есть. В папках материалы за последние три года. Первые полтора года доля разрекламированных участников и неучастников скачек была приблизительно равной, как и у нас всех, бедолаг. Потом вдруг он целиком переключается на лошадей, которых обязательно снимают перед самым стартом. И все, заметьте себе, были записаны на большие скачки, когда ставки поступают по почте. - Дерри был явно в недоумении. - Вряд ли это просто совпадение. Я чувствую это. Но не вижу, в чем смысл.
     - Тай? - спросил Люк-Джон.
     Я пожал плечами:
     - Явное жульничество.
     - Только не Берт! - Сама интонация в его голосе, казалось, отвергала такую возможность.
     - Пойду отнесу все эти папки на место, пока не хватились, - сказал я и принялся запихивать их в футляр.
     - Тай! - Голос Люка-Джона звучал раздраженно.
     - Вернусь - поговорим.
     В конторе Берта все было спокойно. Я возвратил папки и, забрав машинку, поблагодарил помощника редактора.
     - Как, вы еще здесь? Я думал, вы уже ушли. - Он по-приятельски взмахнул рукой. - К вашим услугам в любое время...
     - Ну ладно, - проворчал Люк-Джон, когда я вернулся. - Все равно никогда не поверю, что Берт Чехов играл на руку мошенникам.
     - Он продал свою душу, - прямо ответил я, - и меня предупреждал.
     - Ерунда!
     - Он продал свою колонку. Писал, что ему приказывали.
     - Только не Берт! Он настоящий газетчик, старая школа.
     Я внимательно посмотрел на Люка-Джона. Острые глазки на худом хмуром лице глядели упрямо и вызывающе. Верность старому другу была непоколебима.
     - Ну хорошо, - медленно произнес я. - Допустим, его вынудили силой... - Фраза помогла ослабить напряжение. Мортон никогда не станет заниматься скандальной историей, но доведет дело до конца, если приятель попал в жертвы.
     - Умный, черт, - еле слышно пробормотал Дерри.
     - Кто же его вынудил? - спросил Люк-Джон.
     - Не знаю. Пока не знаю. Может, удастся выяснить.
     - И с какой целью?
     - Ну, это уже проще. В системе предварительных ставок кто-то хотел играть наверняка. А задача Берта... Берта заставляли убеждать публику расставаться со своими денежками.
     Оба они задумались. Я продолжал, пытаясь объяснить более подробно:
     - Допустим, некий жулик прибирает к рукам букмекерские конторы. Сами знаете, как это бывает. - Дерри усмехнулся. - Допустим, некий жулик разработал ловкий способ получения нелегальных доходов, причем без всякого риска и затраты особых усилий. Используется этот способ только на крупных скачках, где действует система предварительных ставок. Ему нужны минимум недели три, чтобы набрать сумму, оправдывающую его затраты. Он выбирает подходящую лошадку и заставляет Берта расхваливать ее на полную катушку. Так или нет? Люди ставят на нее, а наш ловкач прибирает к рукам все до последнего цента! Он практически застрахован от потерь. Он знает, что их просто не может быть! Сам-то он не играет на эту лошадь... Он-то знает, что дня за четыре до соревнований, а то и меньше, лошадь выкидывают из списков. Очень славный способ.
     Помолчав немного, Дерри спросил:
     - Но как он узнает об этом?
     - Это другой вопрос. Тоже придется выяснить.
     - Все равно не верю, - скептически заметил Люк-Джон. - Только на том основании, что Берт написал о нескольких не стартовавших...
     Дерри указал на списки:
     - Их слишком много было, этих лошадей. Слишком...
     - Верно, - поддержал я его.
     - Но нельзя же выстраивать целую теорию только на основе какой-то одной случайной обмолвки...
     - Нет, конечно, нет, - согласился я. - Должны быть доказательства. Безусловно, должны быть. Кстати, в ту пятницу, когда мы возвращались с ленча, Берт сам сказал мне. Он все хотел дать мне совет.
     - Да, верно, - вспомнил Дерри. - Но так и не раскачался.
     - Нет, сказал. Честное слово. И абсолютно серьезно. Он посоветовал мне не продавать душу, не продавать свою колонку.
     - Быть не может! - воскликнул Люк-Джон.
     - Он сказал: "Сперва они покупают тебя, а потом шантажируют".
     - Не может быть, - автоматически повторил Люк-Джон.
     - Он был ужасно пьян. Пьянее, чем всегда. Говорил, что это его последние слова. Потом вошел в лифт с бутылкой виски, прошел через комнату, отхлебывая из горлышка, прямо к окну и выпал на улицу.
     Люк-Джон прижал веснушчатые пальцы к тонким губам и проговорил низким, сдавленным голосом:
     - Нет... О Боже!

***

     Выйдя из "Блейз", я влез в фургон и отправился к скаковым конюшням в Беркшире - брать интервью у девушки, которая ухаживала за самым знаменитым фаворитом предстоящих скачек.
     Чемпион по стипль-чезу по кличке Зигзаг завоевал огромную популярность и известность, однако в любой день на ослепительном небосводе его славы могли появиться тучки, так как первого января ему исполнялось одиннадцать лет. Я полагал, что именно в скачках на Золотой кубок великому старцу предстояло отвесить публике прощальный поклон, а потом его вытеснит плеяда новых, более молодых "звезд".
     Конюхом Зигзага была девушка, Сэнди Виллис, необыкновенно заботливая и преданная делу. Каждая фраза этого юного и простодушного существа была густо оснащена лихим жаргоном конюшен, которым она пользовалась безотчетно и который составлял трогательный контраст с присущим ей от природы невинным видом.
     С гордостью собственника Сэнди демонстрировала мне Зигзага. Она помнила и рассказывала обо всех скачках, в которых он участвовал. Ходить за ним она начала с того самого дня, когда он голенастым и еще безвестным трехлеткой впервые переступил порог конюшен. Она представить себе не могла, что станет делать, когда его отстранят от соревнований. Скачки без Зигзага - это уже совсем не то.
     Я предложил прокатиться до Ньюбери и выпить по чашечке чая в кафе или отеле.
     - Нет, спасибо, нет времени, - сказала она, - вечерняя смена приступает только в четыре.
     Привалившись к двери у стойла своего любимца, она рассказывала о своей жизни, сначала застенчиво, потом взахлеб.
     Родители ее не ладили. Вечные скандалы дома... Поэтому она смылась, как только окончила школу. И рада была смыться, ведь папаша - жуть до чего скупой, а мать только и знала, что орать и гавкать на него. Да и ей, и двум младшим сестренкам тоже доставалось на орехи. В общем, дохлое там было дело, не светило ничего. А еще она надеялась, что Зигзаг будет выступать в Кемптоне на второй день Рождества - удачный предлог, чтобы не ехать домой на каникулы. Она любит свою работу, любит Зигзага. Скачки вообще потрясающая штука, и, нет, она не торопится замуж, парней кругом полно, стоит только захотеть, но, честно сказать, она не такая дура, чтобы променять Зигзага на прорву занудных домашних хлопот. Особенно если жизнь пойдет, как у ма и па...
     Хихикая, она согласилась сфотографироваться, но только вместе с Зигзагом. Сказала, что надеется получить номер "Тэлли" на память.
     - Непременно, - обещал я, твердо решив включить стоимость всех дарственных экземпляров в статью дополнительных расходов.
     Наконец я распрощался с ней и, проходя по двору, лицом к лицу столкнулся с тренером, которого всякий раз непременно встречал на скачках. Это был делового вида мужчина лет за пятьдесят, взирающий на мир трезво и без иллюзий.
     - Зайдите, Тай, - сказал он. - Виделись с Сэнди Виллис?
     - Да, да, спасибо. Она мне очень помогла.
     - Один из лучших моих "парней"! - Жестом он пригласил меня присесть и из серебряного чайника налил чаю цвета дубовой коры. - Сахар?
     Я отрицательно помотал головой.
     - На ипподроме ее лошади буквально готовы выпрыгнуть из шкуры.
     - Она нашла удачное приложение материнским чувствам, - согласился я и отпил глоток. От горечи танина язык съежился, точно обожженный листик. Нортон Фокс налил себе еще чашку и осушил ее в три приема.
     - Надеюсь, если я распишу ее в "Тэлли", вы не подложите мне свинью и не снимете Зигзага со скачек в последнюю минуту?
     - Не собираюсь.
     - Двенадцать стонов десять фунтов - предельный вес.
     - Он выигрывал и когда весил на три фунта больше.
     - Любопытно, кстати, что же случилось тогда с Кратким перед чемпионатом по скачкам с препятствиями?
     Нортон раздраженно прищелкнул языком.
     - Можете на меня положиться: Зигзаг не сойдет со старта в последнюю минуту. По крайней мере, беспричинно, как это вышло с Кратким.
     - Он ведь был фаворитом, если мне не изменяет память? - Я-то точно знал, что был. Я тщательно выверил все детали по списку Дерри. - Что же все-таки произошло?
     - Ну и разозлился же я тогда, прямо себя не помнил! - В его голосе живо звучала обида. - Тренировал эту лошадь до последней минуты. Сам выверял каждый шаг, каждый дюйм. Все было рассчитано на победу. И Краткий - в отличной форме. Был готов бежать не за страх, а за совесть! И что же? Мы заявили его за четыре дня, а потом вдруг его владелец - заметьте, собственный его владелец - взял да и позвонил Уэзербису дня через два и отменил заявку! Снял лошадь со скачек! Вот так... И главное, у него не хватило ума, а может, просто решимости сообщить об этом мне, тренеру. Я узнал, что Краткий вычеркнут из списков, ночью, накануне скачек. Я, конечно, ушам своим не поверил и позвонил Уэзербису, а тот и говорит, что старик Дэмбли сам снял свою лошадь со скачек. До сих пор не пойму почему. Я тогда страшно с ним поскандалил, а он все твердил одно: решил не пускать ее на скачки, да и все тут. Так и не сказал, по какой такой причине. И все наши планы и работа полетели к чертям. Я до того разозлился, что велел ему забрать всех своих лошадей. Ну, судите сами, можно ли работать с человеком, который откалывает такие номера? Нельзя!
     - А кто работает с ним сейчас? - сочувственно спросил я.
     - Только имейте в виду. Тай, все это не должно появиться в вашей паршивой газетенке.
     - Никогда, - заверил я его. - Может, мне придется писать статью о владельцах, распродавших своих лошадей.
     - Ну ладно... вот, у меня тут записано. - Он выписал адрес из журнала и протянул мне листок. - Только без эксцессов.
     - Можете не беспокоиться. - Эксцессы были в основном по части Люка-Джона и лишь изредка - по моей. Разница состояла только в том, что я старался не вмешивать в скандальные истории своих знакомых. Для Люка-Джона этой дилеммы не существовало.

**