*

     Я вошел в гостиную. Миссис Вудворд и Элизабет смотрели по телевизору программу новостей. Миссис Вудворд украдкой взглянула на часы и отвернулась, неловко маскируя разочарование: до шести оставалось еще полминуты. Сверхурочные ей платили за каждые лишние полчаса, и тут она несколько пережимала по части пунктуальности. Нельзя было опоздать и на пять минут: пять минут шестого - и оплата взималась как за полчаса переработки. Я знал, что скаредность - не главная причина. Она рано овдовела, и ее сын-подросток собирался стать врачом. Насколько я понимал, именно Тайрону предстояло оплачивать его счета в колледже.
     Эта необъявленная война велась по всем правилам хорошего тона и без излишних объяснений. Просто каждое утро я сверял настенные и наручные часы с сигналами времени по Би-би-си и, если опаздывал, платил с улыбкой. Миссис Вудворд была настроена куда благосклоннее, если я являлся в десять минут седьмого, а не без десяти шесть, однако сама по утрам приходила ровно в девять тридцать и ни минутой позже. Вся эта возня с часами тщательно скрывалась от Элизабет.
     Миссис Вудворд была крепкой худощавой женщиной со слабым ланкаширским акцентом и сильным характером. Темные седеющие волосы, темно-карие глаза и решительно очерченный подбородок. Безупречно внимательная и ласковая с Элизабет, она никогда не выходила из себя, разве что работая с пылесосом, который время от времени извергал мусор на пол, вместо того чтобы всасывать его.
     У нас в доме она ходила в белом нейлоновом халате, что, как ей казалось, автоматически повышало ее статус в глазах визитеров. На эту слабость я смотрел снисходительно. Она сняла халат, повесила его на крючок, и я подал ей темно-синее пальто, с которым она не расставалась вот уже четвертый год.
     - Доброй ночи, мистер Тайрон. Доброй ночи, милая, - попрощалась она, а я, как всегда, поблагодарил ее и сказал, что буду рад видеть утром.
     - Удачный день? - спросила Элизабет, когда я поцеловал ее в лоб. Голос звучал устало. "Спирашелл" ритмично толкал грудную клетку вниз и вверх, и она могла говорить только на выходе.
     - Встречался с одной девицей, - ответил я и, улыбаясь, рассказал ей о Сэнди Виллис и Зигзаге. Ей нравилось расспрашивать меня о работе, однако ее любопытство быстро угасало, и после долгих лет совместной жизни я научился точно угадывать этот момент по едва заметному расслаблению глазной мышцы. Она редко жаловалась, так как боялась выглядеть в моих глазах ворчуньей и нытиком и больше всего страшилась оказаться мне в тягость. Я никак не мог убедить ее говорить прямо: "Хватит, я устала", хотя всякий раз она соглашалась с моими доводами.
     - Пришлось повидаться с тремя людьми по поводу этой статейки в "Тэлли", - сказал я. - С владельцем, владельцем-тренером и девушкой-конюхом. Сяду писать сразу после ужина. А ты посмотришь телевизор, ладно?
     - Конечно. - Она одарила меня очаровательной нежной улыбкой. Иногда я ловил ее на том, что улыбка эта носит вымученный, искусственный характер, но, как ни старался, не мог доказать, что меня не стоит обманывать, что я не отправлю ее в больницу, даже если наступит нервный срыв, что она вовсе не должна быть таким уж ангелом, что со мной она в безопасности, что она любима и действительно очень нужна мне.
     - Хочешь выпить? - спросил я.
     - С удовольствием.
     Я разлил виски с малвернской водой и закрепил ее стаканчик в держателе, изогнутая соломинка для коктейля оказалась у самых ее губ. Так она могла пить самостоятельно и меньше проливать на простыни. Я с наслаждением глотнул бледного крепкого виски и опустился в глубокое кресло у ее постели, дневная беготня и суета отодвинулись куда-то, я чувствовал себя дома. Мерный мягкий стук насоса производил, как всегда, усыпляющее действие. Все наши гости по большей части засыпали под этот звук.
     Мы посмотрели по телевизору какую-то сложную интеллектуальную игру в вопросы и ответы и почти на все ответили неправильно. Затем я отправился на кухню посмотреть, что там оставила на ужин миссис Вудворд. Камбала в сухарях, пакетик замороженных чипсов, один лимон. Печеные яблоки, драчена. Чеддер, квадратные крекеры. Идеи миссис Вудворд относительно того, какой должна быть по-настоящему вкусная еда, основательно расходились с моими. Укротив бесплодные мечты о толстом бифштексе с кровью, я поджарил чипсы в растительном масле, а рыбу - в сливочном и, оставив мою порцию на медленном огне, пошел покормить Элизабет. Даже при новых приспособлениях с некоторыми блюдами существовали сложности: камбала крошилась, а рука быстро уставала, и дело кончалось обычно кормежкой с ложечки. Перемыв тарелки, я приготовил кофе, укрепил кружку Элизабет в держателе, а свою вместе с пишущей машинкой забрал в маленькую комнату, где могла бы быть детская, если в у нас были дети.
     Статья для "Тэлли" продвигалась туго. Обещанный высокий гонорар, казалось, укорял меня за каждую нескладную фразу. Не колеблясь, отсекай лишнее, углубляй и сохраняй главное. Ронси, Сэнди Виллис, Хантерсоны... Гораздо проще разобрать их всех по косточкам. Это благоприятно отразится на распродаже журнала, но плохо - на моей совести, это нечестно по отношению к Хантерсонам, Ронси, Сэнди Виллис. Надо изложить все так, чтобы и жертва осталась довольна... Вот на что уходят силы и время.
     Часа через два я поймал себя на том, что сижу, уставясь в потолок, и думаю только о Гейл. С мучительной ясностью я представлял каждое мгновение нашего свидания, отзвук страсти отдавался в каждой мышце и жилке. Бессмысленно притворяться, что все кончится одной этой встречей. Ненавидя себя за слабоволие, я старался представить, как это будет в следующее воскресенье. Гейл обнаженная, грациозное упругое тело. Гейл улыбается а мои руки... Звонок резко зазвенел у меня над головой. Один звонок - не срочно. Я медленно поднялся, разбитый и пристыженный. Предаваться мечтам наяву, как Мэдж Ронси! Точь-в-точь... Только я, наверное, еще хуже.
     Голос Элизабет звучал виновато.
     - Прости, Тай, что отвлекаю тебя. У меня ужасно замерзли ноги.
     Я вытащил из-под одеяла бутылку с водой, она совсем остыла. На ощупь ее ступни казались теплыми, но это ничего не значит. Циркуляция крови была настолько замедлена, что лодыжки и ступни буквально ныли от холода, если их постоянно не согревать извне.
     - Раньше не могла сказать, - проворчал я.
     - Не хотела мешать.
     - Ты должна была позвать меня в ту же секунду! - яростно воскликнул я. - В любой момент, как только понадобится. А еще лучше двадцать минут назад. - Двадцать минут она страдала от холода, а у меня не было другого дела, как вспоминать Гейл!
     Я наполнил бутылку, и мы занялись вечерними процедурами. Растирание спиртом, умывание. Судно. Ее мышцы почти совсем истончились, сквозь кожу проступали кости, поэтому ноги следовало приподнимать с большой осторожностью - любое движение могло причинить боль. Сегодня миссис Вудворд покрыла лаком ногти на ногах, а не только на руках, как обычно.
     - Нравится тебе? - спросила она. - Новый цвет. Коричнево-розовый.
     - Очень, - кивнул я. - Тебе идет.
     Она улыбнулась, довольная.
     - Это Сью Дэвис мне купила. Она такая славная.
     Сью и Роналд Дэвисы жили через три дома, они были женаты всего полгода, и это до сих пор чувствовалось. Они были готовы излить избыток своего счастья на всех окружающих. Сью приносила разные мелочи, которые могли позабавить Элизабет, а Роналд использовал выкованную в регби недюжинную силу и стаскивал вниз насос, когда мы выезжали на прогулку.
     - Такой тон больше подходит к моей губной помаде, чем прежний.
     - Это точно, - согласился я.
     Когда мы поженились, кожа у нее была нежно-кремового оттенка, а волосы блестели на солнце, словно раковины молодых улиток. У нее были загорелые ноги и стройная фигура. Переход к нынешнему состоянию был для нее мучителен. В какой-то момент мне даже казалось, что она покончила бы с собой, но болезнь лишила ее даже этой возможности.
     У нее сохранились тонко очерченные брови, хороший цвет лица и длинные ресницы, но коричневатые искорки в глазах погасли, а волосы казались мертвыми и лишенными какого-либо определенного оттенка. По счастью, миссис Вудворд оказалась настоящим мастером по части манипуляций с ножницами и шампунем, да и я постепенно научился аккуратно накладывать губную помаду, что позволяло Элизабет хотя бы частично сохранить столь важное для женщины чувство уверенности в своей привлекательности.
     Я все подготовил к ночи, убавил число оборотов дыхательного насоса, плотно подоткнул со всех сторон одеяло, чтобы уберечь ее от сквозняка. Спала она в том же полусидячем положении, в котором пребывала днем: "Спирашелл" был слишком тяжел и давил на грудь, да и воздуха в легкие попадало меньше, если лежать на спине.
     Я поцеловал ее в щеку, она улыбнулась:
     - Спокойной ночи, Тай.
     - Спокойной ночи, милая.
     - Спасибо за все.
     - Не стоит.
     Лениво и кое-как я навел порядок в квартире, почистил зубы, перечитал то, что написал для "Тэлли", и накинул на машинку чехол. Когда наконец я забрался в постель, Элизабет уже спала. Я долго лежал и думал о Берте Чехове, о стипль-чезе и о нестартовавшем Кратком, в деталях планируя статью для воскресного номера "Блейз".
     Воскресенье... Мысли мои неуклонно и неумолимо возвращались к Гейл.

Глава 5

     В среду утром я позвонил Чарлзу Дэмбли, бывшему владельцу Краткого. Мне ответил свежий девичий голосок, звонкий и беззаботный.
     - Господи, вы говорите - Тайрон? Джеймс Тайрон? Да, мы читаем вашу ужасную газету! По крайней мере, мы ее получаем. По крайней мере, наш садовник получает, поэтому я часто читаю ее. Конечно, пожалуйста, приезжайте и поговорите с папой, он будет ужасно рад!
     Папа рад не был. Он встречал меня на крыльце, небольшого роста мужчина лет под шестьдесят, седоусый, с тяжелыми мешками под глазами.
     Его отличала каменно-любезная манера обращения к собеседнику.
     - Очень сожалею, мистер Тайрон, но ваше путешествие оказалось напрасным. Моей дочери Аманде всего пятнадцать, и она склонна к необдуманным высказываниям...
     - Она, наверное, передала вам, что я звонил. Вас не было дома и...
     - Надеюсь, вы извините ее. Мне совершенно нечего сказать вам. Абсолютно нечего. Всего доброго, мистер Тайрон.
     Веко у него подергивалось, а на лбу выступили капельки пота. Я медленно обвел взглядом фасад дома (подлинный георгианский стиль, не слишком громоздкий, тщательная, не бьющая в глаза отделка) и посмотрел прямо в глаза Дэмбли.
     - Кому они угрожали? - спросил я. - Аманде? - Он моргнул и приоткрыл рот. Человек, имеющий пятнадцатилетнюю дочь, легко уязвим.
     Он хотел что-то сказать, но из горла вырвалось лишь нечленораздельное кряканье. С трудом откашлявшись, он наконец выдавил:
     - Не знаю, о чем вы говорите.
     - Каким образом они это организовали? По телефону? Или письмом? Может, вы беседовали с ними лично?
     По его лицу было видно, что я попал в точку, однако он молчал.
     - Мистер Дэмбли, - сказал я, - ведь можно написать статью, как в последнюю минуту без всяких на то оснований вы сняли фаворита, и упомянуть там ваше имя и имя Аманды. Но я могу не называть никаких имен.
     - Не называйте, - умоляюще проговорил он. - Не называйте.
     - Хорошо, - согласился я. - Но только в том случае, если вы расскажете, чем они угрожали и в какой форме.
     Его рот искривился от ужаса и отвращения. Да, этот человек испытал, что такое шантаж, испытал в полной мере.
     - Но как можно довериться вам?
     - Мне можно.
     - А если я не скажу, вы назовете в статье мое имя, и они все равно подумают, что я проговорился... - Он запнулся.
     - Совершенно верно, - мягко отозвался я.
     - Я презираю вас.
     - Не стоит. Просто я хочу помешать им вытворять и впредь такие штучки.
     Пауза. Наконец он проговорил:
     - Они пригрозили, что изнасилуют Аманду. Сказали, что я не смогу караулить ее все двадцать четыре часа в сутки до конца ее жизни. Единственное, что от меня требовалось, это позвонить Уэзербису и снять Краткого со скачек, тогда она будет в безопасности. Что такое один телефонный звонок по сравнению... по сравнению с благополучием моей дочери?.. И я позвонил. Конечно же, позвонил. Иначе было нельзя. Какое значение имело участие лошади в скачках по сравнению с безопасностью моей Аманды?
     Действительно, какое...
     - Вы сообщили в полицию?
     Он отрицательно покачал головой:
     - Они сказали...
     Я кивнул. Они знают, что говорить в таких случаях.
     - После этого я распродал всех лошадей: не было больше смысла держать их. Ведь в любой момент это могло повториться.
     - Да.
     Он вздохнул.
     - Это все?
     - Вы говорили с ними по телефону или лично?
     - Не с ними, а с одним. Он приезжал сюда на автомобиле с шофером. В "Роллс-Ройсе". Показался мне образованным человеком. Говорил с акцентом. Скандинавским или голландским - точно не знаю. Может быть, даже с греческим. Вполне воспитанный человек, если не вникать в смысл его слов.
     - Как выглядел?
     - Высокий... примерно вашего роста. Только значительно плотнее. Массивней, больше мускулов. И лицо не как у какого-нибудь там жулика. Я не мог поверить своим ушам: подобные речи не соответствовали его внешнему виду.
     - Однако он убедил вас, - заметил я.
     - Да. - Он пожал плечами. - Он стоял и слушал, как я звоню Уэзербису. А потом сказал: "Уверен, что вы приняли мудрое решение, мистер Дэмбли". Потом вышел из дома, и шофер его увез.
     - И с тех пор вы ничего о нем не слышали?
     - Ничего. А вы сдержите свое слово? Он сдержал...
     Мой рот искривился в гримасе.
     - Сдержу.
     Он долго смотрел на меня.
     - Если из-за вас Аманде причинят хоть какую-нибудь неприятность, будьте уверены, вы дорого заплатите за это... Дорого заплатите. - Он замолчал.
     - Если случится, заплачу. - Пустые слова. Нанесенный ущерб исправить нельзя, и никакая плата тут не поможет. Надо быть предельно осторожным.
     - Вот так, - сказал он, - вот таким образом.
     Он повернулся на каблуках, вошел в дом, и дверь между нами захлопнулась решительно и бесповоротно.

***

     На обратном пути я заехал в Хэмпстед поговорить с Колли Гиббонсом, одним из администраторов Хитбери-парк. Визит оказался не ко времени: его жена только что сбежала с каким-то американским полковником.
     - Чертова кукла! Оставила мне вот эту кретинскую записку! - Он сунул мне в нос какую-то бумажку. - Прислонила к часам, как в каком-то дурацком кино!
     - Простите, я, видно, не вовремя...
     - Входите, входите. Выпьем по рюмочке.
     - Мне еще до дома добираться.
     - Возьмете такси. Тай, ну будьте другом! Давайте!
     Я взглянул на часы: половина пятого. До дома ехать минут тридцать, если учесть плотность движения на дорогах в часы пик. Я переступил порог и по выражению его лица понял, как невыносимо было для него одиночество в этот вечер.
     На столе стояла бутылка, рядом - до половины полный стакан, и он уже наливал мне виски.
     - Чертов полковник! - с горечью произнес он. - Да к тому же еще в отставке!
     Я рассмеялся. Он с недоумением посмотрел на меня и наконец тоже выдавил кривую усмешку.
     - Да, наверное, это смешно, - сказал он. - Странно, но мы с ним очень похожи. Внешность, возраст, характер - все. Он даже нравится мне.
     - Она скорее всего вернется, - предположил я.
     - Почему вы так думаете?
     - Если уж ее выбор пал на точную вашу копию, значит, вы ей не слишком противны.
     - А я не уверен, что пущу ее обратно, - агрессивно проворчал он. - Удрать с этим чертовым полковником, еще и янки к тому же!
     Гордыня его была уязвлена сильнее, чем сердце, что, впрочем, не умаляло страданий. Он плеснул в стакан неразбавленного виски и спросил, по какому, собственно, поводу я приехал. Я рассказал о статье для "Тэлли". Он, видимо, был рад переключиться на любую другую тему и разоткровенничался сверх всякой меры. Впервые я по достоинству оценил широту его взглядов, хватку, прекрасную память. Немного погодя я спросил:
     - А что вы знаете о заявленных фаворитах, которых снимали со скачек?
     Он метнул в мою сторону взгляд, который, не выпей он последние три рюмки, можно было бы назвать пронизывающим.
     - А это что, тоже для "Тэлли"?
     - Нет, - сознался я.
     - Так я и думал. Такие вопросы скорее по части "Блейз".
     - Я вас не выдам.
     - Знаю.
     Он пил и пил, желанного забвения не наступало.
     - Наденьте на глаза шоры и скачите в другом направлении.
     - А вы почитайте, что я напечатаю в воскресном номере.
     - Тай! - резко произнес он. - Держитесь-ка лучше подальше!
     - Почему?
     - Оставьте это властям.
     - А что они собираются предпринять? Что им известно?
     - Вы, надеюсь, понимаете, что я не вправе откровенничать с вами, - запротестовал он. - Рассказать журналисту из "Блейз"! Да я потеряю работу!
     - Малхоллэнд пошел в тюрьму, но не выдал своих информаторов.
     - Не все журналисты похожи на Малхоллэнда!
     - Но они умеют молчать, если надо.
     - А вы, - с серьезным видом спросил он, - готовы сесть в тюрьму?
     - Такой ситуации не предвидится. Если мои информаторы захотят остаться в тени, так они и останутся. Но у кого же, как не у них, я смогу получить хоть какие-нибудь сведения?
     Он задумался.
     - Что-то все-таки происходит, это ясно. Какая-то закулисная возня, - вымолвил он наконец.
     - Знаю, - сказал я. - А что думают власти по этому поводу?
     - Нет никаких доказательств... На первый взгляд просто ряд совпадений, ни одной конкретной зацепки.
     - Вроде статей Берта Чехова?
     Он вздрогнул:
     - Ну, раз уж так, ладно. Да, я слышал из достоверного источника, что Берта собирались вызвать и допросить. Но тут он выпал из окна...
     - Расскажите мне о тех лошадях, - попросил я.
     Он мрачно глядел на записку жены, которую все еще сжимал в руке. Потом глубоко вздохнул и сгорбился. Все предохранительные барьеры рухнули разом.
     - Была такая французская лошадка Поликсен, фаворит в дерби, помните? Всю прошлую зиму и весну о нем поступал поток информации из Франции... О том, что он прекрасно развит, что никто не может соревноваться с ним в галопе, что по сравнению с ним все трехлетки выглядят хромоногими сосунками. Помните? Недели не проходило, чтобы что-нибудь не написали о Поликсене.
     - Помню, - сказал я. - Дерри Кларк давал о нем материал в "Блейз".
     Колли Гиббоне кивнул:
     - Ну вот. К Пасхе он шел фаворитом шесть к одному. Верно? За четыре дня до соревнований он был заявлен в декларации. А еще через два дня его сняли. Почему? Он упал на тренировке, и нога раздулась, как футбольный мяч. Хромая лошадь, как известно, бежать не может. Все, кто ставил на него, остались в дураках. Обидно, да? Выбросили деньги на ветер... Теперь вот что я еще скажу, Тай. Я ни на грош не верил, что этот Поликсен был так уж хорош. Какие у него результаты? Двухлеткой пару раз выигрывал на второстепенных скачках в Сен-Клу. В этом году перед дерби не выступал вообще. Ни разу за весь сезон. Говорят, что с ногой у него до сих пор паршиво. Я говорю то, что думаю. Тай, честно. Он ни за что бы не выиграл дерби, и они знали с самого начала, что бежать он не будет.
     - Ну, с поврежденной ногой бежать он не мог в любом случае. Все равно проиграл бы.
     - А вы бы стали рисковать на их месте? Дерби выиграли какие-то абсолютно неизвестные аутсайдеры, которые, по идее, и участвовать-то не могли!
     - Стало быть, кто-то огреб на этом деле немалые тысячи... - медленно проговорил я.
     - Не тысячи, а сотни тысяч.
     - Тогда почему же спортивная администрация не предпримет никаких мер, если известно, что дело нечисто?
     - А что они могут? Я же сказал - никаких доказательств. Поликсен охромел, так хромым и остался. Его обследовали десятки ветеринаров. Правда, владелец у него - личность несколько сомнительная, но бывают хуже... Тут ничего, совершенно ничего не поделаешь.
     Немного помолчав, я спро