й!
     - Всего лишь пара синяков, детка. Я же говорил тебе, я упал...
     - Ты выглядишь... совсем больным.
     Я покачал головой.
     - Сейчас сварю кофе.
     Сварил кофе. С вожделением посмотрел на последнюю таблетку Элизабет. Я не имел права ее трогать. С ней иногда случались сильнейшие приступы судорог, когда был необходим срочный прием обезболивающих. Пришла миссис Вудворд, и я отправился за новым рецептом.
     Доктор Антонио Перелли выписал рецепт без лишних слов и протянул мне бумажку.
     - Как она?
     - Отлично. Как всегда.
     - Пора бы ее навестить.
     - Она будет счастлива, - искренне ответил я. Визиты Перелли действовали на Элизабет словно глоток шампанского. Года три назад на вечеринке я случайно познакомился с молодым итальянским врачом с частной практикой на Уэлбек-стрит. "Слишком красив", - подумал я тогда. Женственное лицо с темными, сияющими из-под длинных ресниц глазами. Особое умение подойти к каждому больному и бешеные гонорары, толпы нервозных дамочек, расстающихся со своими деньгами стиснув зубы...
     В конце вечеринки кто-то сказал мне, что он специализируется по легочным болезням и что его молодость и красота не должны вызывать у меня недоверия - специалист он блестящий. По случайному совпадению мы вместе вышли на улицу и вместе стояли на тротуаре в ожидании такси. Оказалось, что и ехать нам в одну сторону.
     В те дни меня сильно беспокоило состояние Элизабет. Она регулярно ложилась в больницу для интенсивного лечения, когда чувствовала себя хуже, но с постепенным исчезновением полиомиелита таких больниц становилось все меньше и меньше. И недавно нам сообщили, что ее уже не смогут принять в ту больницу, где она обычно проходила укрепляющий курс.
     Мы ехали с Перелли в такси, и я попросил порекомендовать какое-нибудь заведение, куда в случае необходимости можно было поместить Элизабет. Вместо ответа он пригласил меня к себе выпить, в результате чего у него появился еще один пациент. Благодаря его заботам общее состояние Элизабет быстро улучшилось.
     Я поблагодарил за рецепт и сунул его в карман.
     - Тай, эти таблетки для Элизабет или для вас?
     Я взглянул на него с наигранным удивлением.
     - А в чем дело?
     - Друг мой, я же пока не ослеп. То, что я вижу на вашем лице... это следы тяжелых...
     Я криво улыбнулся:
     - Ладно. Все равно я собирался просить вас. Нельзя ли наложить повязку на пару ребер?
     Он плотно перевязал меня и протянул стаканчик с каким-то раствором - смесь, по его словам, чудодейственная, так как она снимала любые боли.
     - Надеюсь, Элизабет ничего не подозревает? - озабоченно спросил он.
     - Ей я сказал, что упал и поранился.
     Он одобрительно кивнул:
     - Правильно. А вы сообщили об этом в полицию?
     Я отрицательно помотал головой и рассказал ему про Люка-Джона.
     - Да, все непросто. Но почему бы не сказать Люку-Джону, что эти люди вам угрожали? Не заставят же вас снимать рубашку в редакции! - Он улыбнулся той особенной улыбкой, которая всегда заставляла Элизабет улыбаться в ответ. - Думаю, те двое вряд ли станут распространяться на эту тему.
     - Неизвестно, - задумчиво нахмурился я. - Неплохо было бы появиться сегодня на скачках как ни в чем не бывало, в добром здравии.
     Он согласился и приготовил небольшой пузырек с чудодейственным средством.
     - Много не принимайте, - сказал он, протягивая его мне. - Из крепких напитков только кофе.
     - О'кей!
     - Впредь постарайтесь не ввязываться в истории, которые заканчиваются таким печальным образом. - Я молчал. Он смотрел на меня с сочувствием и грустью. - Не слишком ли высока цена, если речь идет о здоровье Элизабет?
     - Идти на попятную поздно. Даже ради Элизабет.
     Он покачал головой.
     - Так было бы лучше для нее. Но... - Он пожал плечами и протянул мне руку. - Старайтесь, по крайней мере, не ездить поездом.
     К вокзалам я не приближался часа полтора. А потом все-таки сел в поезд и отправился в Пламптон на скачки в компании двух вполне смирных незнакомцев и журналиста, которого немного знал по Би-би-си.
     Благодаря смеси Тони, я, как обычно, проболтался там весь день, беседуя и обмениваясь шутками с разными людьми. Большую часть времени я специально ошивался у прилавков букмекеров, присматриваясь к их ставкам и лицам. Они поворачивали головы вслед мне и перешептывались, подталкивая друг друга локтями. Когда я решил поставить десять шиллингов на какого-то полуаутсайдера, один из них спросил:
     - Как самочувствие, приятель?
     - А что? - ответил я. - Денек выдался славный.
     Секунду он смотрел на меня, явно недоумевая, потом пожал плечами.
     Я пошел дальше, всматриваясь в лица, стараясь опознать хоть одного из тех. Жаль, что тогда, в купе, я не приглядывался к моим четырем попутчикам и сейчас вовсе не был уверен, что узнаю хоть одного из них. И не узнал бы, если бы тот сам себя не выдал.
     Он весь задергался, когда заметил, что я смотрю на него, соскочил со стенда и бросился наутек.
     В тот день бег не был запланирован в моем репертуаре.
     Я тихо подкрался к нему сзади где-то через час, когда он успокоился и вернулся на место.
     - Пару слов на ушко, дружище, - прошептал я.
     Он подскочил дюймов на шесть:
     - Я тут ни при чем!
     - Знаю, знаю. Ты только скажи мне, кто были эти двое. Двое в комбинезонах.
     - Я вас умоляю...
     - А как насчет заработать? Двадцать фунтов! - предложил я.
     - Да ничего я не знаю... Как это вы здесь очутились?
     - А что?
     - Если уж эти двое кем-то займутся... Они просто так не отстанут.
     - Правда? А на вид такие смирные.
     - Нет, честно, - с любопытством спросил он, - они что, вас не тронули?
     - Нет.
     Он был явно озадачен.
     - Ладно, так уж и быть, двадцать пять фунтов, - сказал я. - Как их зовут и на кого работают?
     Он заколебался:
     - Только не здесь, приятель. В поезде.
     - Нет, не в поезде. В ложе прессы, и немедленно. - Я был настроен решительно.
     Он отпросился на пять минут у ворчавшего хозяина и пошел впереди меня вверх по ступенькам к "Орлиному гнезду", которое занимали представители прессы. Я мигнул единственному газетчику, который там оказался, и тот покорно исчез.
     - Ну вот, - сказал я. - Итак, кто они?
     - Бирмингемцы, - осторожно ответил он.
     - Это понятно. От их акцента воздух спекся.
     - Боксеры-профессионалы, - отважно продолжал он.
     Я вовремя удержался, чтобы не сказать ему, что это я понял тоже.
     - Ребята Чарли Бостона! - нервно выпалил он наконец.
     - Вот это уже нечто. А кто такой Чарли Бостон?
     - Да кто же не знает Чарли Бостона?! У него игровые лавки в Бирмингеме, Уолвергемптоне и разных других местах.
     - И парни в поездах?
     Любопытство все больше разбирало его.
     - Может, вы должны Чарли деньги? Нет?.. Что ж тогда им от вас было надо? Обычно они так гоняются за неаккуратными должниками.
     - Впервые в жизни слышу о Чарли Бостоне, не говоря уж о том, что ни пенса ему не должен. - Я вынул из бумажника пять пятифунтовых купюр.
     Натренированным жестом он сцапал бумажки и ловко упрятал в потайной карман под мышкой.
     - Ворье проклятое совсем одолело, - объяснил он. - Только и знай держи ухо востро...
     Он вмиг скатился по ступенькам, а я остался в ложе прессы и отпил еще глоток из волшебного флакончика, размышляя о том, что Чарли Бостон поступил очень и очень глупо, когда натравил на меня своих ребят.
     Как и следовало ожидать, реакцией Люка-Джона было возмущение:
     - Да как смеют они так обращаться с сотрудниками "Блейз"?!
     Среда, утро. В редакции почти никого.
     Дерри по горло увяз в своих бумажках, телефон молчал, на каждом столе - следы лихорадочной бездеятельности.
     И в этот омут я забросил камушек - сообщение о том, что двое мужчин в угрожающей форме потребовали, чтобы я прекратил вмешиваться в бизнес, связанный с нестартующими лошадьми. Люк-Джон сидел прямо как воинственно раздувшаяся жаба и, казалось, трясся от радости, что статья принесла такие осязаемые результаты. Потом положил на телефон свою когтистую лапу.
     - Манчестерское отделение? Дайте спортивный отдел... Энди, это ты? Люк Мортон. Что ты знаешь о букмекере по имени Чарли Бостон? У него сеть игорных лавок в окрестностях Бирмингема.
     Он долго и с нарастающим интересом слушал ответ.
     - Что ж, все сходится... Да, да. Прекрасно. Разузнай и позвони мне.
     Наконец он опустил трубку и потер кадык.
     - Примерно год назад Чарли Бостона будто подменили. До этого он был самым обыкновенным бирмингемским букмекером с шестью игорными лавками и относительно приличной репутацией. Сейчас, по словам Энди, дела его пошли в гору, в последнее время о нем слишком много говорят. Похоже, он действительно нанял двух боксеров из бывших выбивать деньги из должников. И в результате разбогател так, будто сам их штампует.
     Я пытался обмозговать услышанное. Чарли Бостон с шестью своими лавками совсем не подходил под описание Дэмбли того уравновешенного джентльмена в "Роллсе" с шофером и с греческим или скандинавским акцентом. Их даже трудно представить партнерами по какому-либо общему делу.
     Конечно, возможно, существуют два совершенно отдельных жульнических предприятия, но если так, что же произойдет в случае столкновения их интересов? И кто из них совратил Берта Чехова? Но если все-таки это одна компания, то тогда я отвел бы господину из "Роллса" роль мозгового центра, а Чарли Бостону - грубой исполнительной силы. То, что они решили натравить на меня своих псов, - классический пример такого взаимодействия.
     На столе Люка-Джона зазвонил телефон, и он снял трубку. Он слушал и все больше хмурился, потом повернул голову и внимательно посмотрел на меня.
     - Как это понимать, что он был избит до неузнаваемости? Ничего подобного! В данный момент он здесь, в редакции, а вчера ездил на скачки в Пламптон. У ваших газетчиков чересчур богатое воображение... Не верите мне, поговорите с ним сами. - Он протянул мне трубку и прошептал с гримасой: - Коннерсли, чертова кукла...
     - Мне сообщили, - заговорил отчетливый и злобный голос в трубке, - что какие-то бирмингемские тяжеловесы буквально разнесли вас в куски позавчера, когда...
     - Сплетни, - произнес я скучающим тоном. - Я сам слышал это вчера в Пламптоне.
     - Согласно полученной мной информации, вы никак не могли оказаться вчера в Пламптоне.
     - Ваш источник ненадежен. Гоните его в шею.
     Пауза. Потом он заговорил снова:
     - Вы, конечно, понимаете: мне нетрудно проверить, были вы там или нет.
     - Валяйте проверяйте! - Я с грохотом швырнул трубку на рычаг и возблагодарил судьбу, что моя версия дошла до Люка-Джона первой.
     - Надеюсь, в воскресенье последует продолжение? - спросил он. Коннерсли не заронил в его душу подозрений. - Заставь спортивную администрацию принять меры. Встряхни их хорошенько. Не мне тебя учить, как это делается.
     Я кивнул. Как это делается, я знал хорошо. Все мои болячки протестующе заныли. Они настойчиво советовали воздержаться от дальнейших действий. Ну что стоит написать славную, спокойную статейку на какую-нибудь другую, абсолютно невинную тему?..
     - Выбери пару приличных цитат, - говорил Люк-Джон.
     - О'кей.
     - И вообще нужна конкретная идея, - нетерпеливо продолжал он. - Почему, черт возьми, я должен делать за вас всю работу?
     Я вздохнул неглубоко и осторожно:
     - А как насчет того, чтобы обеспечить непременное участие Тиддли Пома в скачках? Давайте я съезжу и обговорю это с Ронси...
     Люк-Джон перебил меня, глаза его сверкали:
     - "Блейз" позаботится о том, чтобы Тиддли Пом бежал на Золотой кубок. Тай, это гениально!
     Так и начни статью: "Блейз" берет это на себя. Отлично. Просто отлично!
     "О Боже, - подумал я. - Какой же я все-таки идиот! Ведь Тонио Перелли советовал держаться подальше от поездов".

Глава 8

     У Ронси все было по-прежнему. Опавшая листва, паутина оставались на своих местах. Правда, с кухонного стола исчезло оттаявшее мясо: вместо него, свесив безжизненные шейки, лежали два неощипанных фазана. В раковине громоздилась гора немытой посуды, а запах веллингтоновских сапог стал еще ощутимее.
     Я приехал в половине третьего без предупреждения и застал Ронси во дворе, где он наблюдал, как Пэт со стариком распиливают огромный горбыль высохшего дерева. Он глянул на меня довольно косо, но в дом все-таки пригласил, кинув через плечо приказание сыну прибраться в кладовой, после того как тот разделается с дровами.
     На диване спала Мэдж. По-прежнему без Чулок, все в тех же голубых шлепанцах и том же желтом платье, только теперь очень запачканном спереди. Ронси отнесся к ее присутствию с полным равнодушием и жестом пригласил присесть в кресло.
     - Я не нуждаюсь в помощи "Блейз", - упрямо повторял Ронси. - Зачем это мне?
     - Все зависит от того, насколько вы заинтересованы в участии Тиддли Пома в скачках.
     - Бежать он будет - это ясно. - Ронси был настроен решительно и агрессивно. - Это я вам обещаю. Всякий, кто утверждает обратное...
     - В таком случае, - мягко перебил я его, - может произойти одно из двух: поскольку дело получило широкую огласку, мошенник, возможно, передумает и не станет мешать Тиддли Пому. Однако не исключено, что эти люди пойдут на все, чтобы убрать его со старта. Конечно, им следует отказаться от этой идеи, если они обладают хоть каплей здравого смысла. Но я не уверен, что нам стоит рассчитывать на их здравый смысл.
     - Им это не удастся! - Решительно очерченный подбородок, упрямое выражение глаз.
     - Можете не сомневаться, тем или иным путем они этого добьются, если захотят.
     - Я вам не верю!
     - Но почему не принять мер предосторожности просто на всякий случай? "Блейз" берет на себя все расходы.
     Он долго и пристально смотрел на меня:
     - И вы пойдете на это не только ради рекламы, которая покроет вашу скандальную газетенку неувядаемой славой?
     - Двойная цель, - объяснил я. - Отчасти мы делаем это ради вас и болельщиков, которые ставят на лошадь деньги. Но и про себя не забываем. Цель у нас общая: довести Тиддли Пома до скачек целым и невредимым.
     Он задумался.
     - Что за меры предосторожности? - вымолвил он наконец.
     - Возможны три варианта, - сказал я. - Самый простой - написать письмо Уэзербису, где вы подтвердите свое намерение участвовать в Золотом кубке и попросите его непременно связаться с вами, если он получит любого рода указания вычеркнуть лошадь из списков до или после действия четырехдневной декларации. Надеюсь, вы понимаете, что, например, я, да и вообще кто угодно, может послать телеграмму или передать по телефону от вашего имени, что лошадь снимается со скачек, и не так-то просто будет снова включить ее в списки.
     Он разинул рот:
     - Кто угодно?
     - Да, и от вашего имени. Это несложно. Каждую неделю Уэзербис получает сотни посланий такого рода. Их никто не проверяет, даже через тренера.
     - Господи Боже, - прошептал он, совершенно потрясенный. - Я напишу сию же минуту. Нет, лучше позвоню. - Он приподнялся.
     - Это не так срочно, - остановил его я. - Гораздо вероятнее, что такое распоряжение придет в последний момент, чтобы на фаворита сделали как можно больше ставок.
     - Да, верно... - Он снова сел, и тут его осенило: - Но если "Блейз" заявит, что берет на себя заботу о безопасности Тиддли Пома, а потом он по той или иной причине не будет участвовать, то вы попадете в совершенно дурацкое положение.
     Я кивнул:
     - Да, риск есть. Но все же... мы постараемся. При этом мы должны рассчитывать на самое искреннее и стопроцентное ваше сотрудничество, а не на пустые обещания.
     Он решился.
     - Считайте, что я с вами. Что дальше?
     - Тиддли Пома надо перевести в другую конюшню.
     Это его потрясло.
     - Нет, нет, никогда!
     - Здесь слишком ненадежное место.
     Он кашлянул:
     - Куда же в таком случае?
     - В конюшни главного тренера. Там он, кстати, пройдет отличную подготовку. И кормят прекрасно. Вам ежедневно будут сообщать о его самочувствии.
     Ронси несколько раз безмолвно открыл и закрыл рот.
     - И наконец, - продолжал я, - ваша жена должна уехать вместе с тремя младшими сыновьями.
     - Это невозможно, - по инерции запротестовал он.
     - Это необходимо. А если кого-нибудь из ребят похитят? Неужели вы согласитесь поставить жизнь сына на карту в зависимости от участия лошади в скачках?
     - Это невозможно, - слабо повторил он. - Им достаточно просто пригрозить.
     Мэдж приподнялась и открыла глаза, совсем не сонные.
     - Куда и когда мы едем? - спросила она.
     - Завтра узнаете, когда прибудете на место.
     Она улыбнулась радостно и оживленно. Мечты превращались в реальность. Однако сам Ронси был далек от восторгов.
     - Ох, не нравится мне все это, - нахмурившись, пробурчал он.
     - Вам тоже лучше уехать. Уехать всей семьей.
     Ронси покачал головой:
     - Но, кроме Тиддли Пома, есть и другие лошади. И ферма. Я не могу все бросить. А Пэт и Питер нужны мне здесь.
     На это я согласился, поскольку он уступил в главном.
     - Только не говорите детям об отъезде, - предупредил я Мэдж. - Просто завтра утром не отправляйте их в школу. А часов в девять вам позвонят. Одежду берите самую простую. Побудете там до конца субботних скачек. Только прошу вас, ни в коем случае не посылайте писем по этому адресу и детей предупредите. Если захотите, отправляйте письма нам, в "Блейз", а уж мы доставим их мистеру Ронси.
     - А Вик может нам писать? - спросила Мэдж.
     - Конечно, но тоже через "Блейз". Ему не следует знать, где вы находитесь.
     Тут оба они заспорили, но в конце концов я настоял на своем. Ведь ни при каких обстоятельствах нельзя проговориться о том, чего не знаешь...
     - Кроме всего прочего, вами могут заинтересоваться не только мошенники. Журналисты из конкурирующих газет обычно не упускают случая напакостить "Блейз" и тоже начнут охотиться за вами. А они отличные специалисты по розыску тех, кто имеет причины скрываться.
     Супруги Ронси сидели, взирая друг на друга с глуповато-бессмысленным видом, а я вышел из дома и погнал свой фургон в Лондон. Микстуру Тонио я прикончил еще утром, по дороге в редакцию, и держался теперь на таблетках Элизабет, но это было совсем не то. Я вернулся домой, умирая от жажды, усталый, разбитый и полный дурных предчувствий.
     Кресло и виски помогут отделаться от первых трех ощущений.
     Что же до последнего, то я никак не мог решить, что хуже: еще одно столкновение с ребятами Бостона или провал операции с Тиддли Помом. Я не застрахован ни от того, ни от другого. Причем одна неприятность не исключает другую.
     - Что с тобой. Тай? - Голос Элизабет звучал встревоженно.
     - Ничего, - улыбнулся я. - Со мной полный порядок, детка.
     Морщинки на ее лице разгладились, и она улыбнулась в ответ. Бедная, бедная моя Элизабет. В порыве нежности я протянул руку и погладил ее по щеке, а она повернула голову и поцеловала мои пальцы.
     - Ты потрясающий человек. Тай! - сказала она. Нечто в этом роде она говорила минимум дважды в неделю. Я сморщил нос и ответил обычным:
     - Ты и сама не так уж плоха, старушка!
     Несчастье, которое принесла в наш дом ее болезнь, было непреходящим. И будет всегда. Для нее это вечное, неизбывное состояние. Для меня существовали выходы, например Гейл. И когда я пользовался ими, то испытывал не только обычное для неверного мужа чувство вины - я знал, что совершаю предательство. Элизабет не могла покинуть поле битвы, а я, когда становилось совсем невмоготу, ускользал и оставлял ее сражаться в одиночестве...

***

     На следующий день в девять утра Дерри Кларк посадил Мэдж и троих ребятишек Ронси в свой "Остин" и повез их в Портсмут, а оттуда паромом на остров Уайт.
     В полдень я прибыл на ферму в машине с прицепом, которую одолжил в городе у одного приятеля. Ронси скрепя сердце расстался с Тиддли Помом и загрузил второе стойло прицеп