становится ста­тья  "О
литературной технике" (опубликована посмертно в 1957 г. ), где он совершенно
по-новому рассматривает идею поэтического эффекта,  ссылаясь прежде всего на
"математи­ка, философа и великого писателя" Эдгара По. Идеи и творче­ство По
оказали решающее воздействие на всю сознательную жизнь Валери.
     1890  Он встречается  с  Пьером  Луи,  начинающим  писателем,  кото­рый
становится его близким  другом.  Луи вводит  Валери  в  литературную  среду,
познакомит с Малларме, Жидом, Эредиа, Дебюсси.
     Валери составляет для себя антологию любимых стихотво­рений: Рене Гиль,
Верлен, Эредиа, Бодлер, Малларме, "Пья­ный корабль" Рембо.
     20 октября он отправляет письмо Стефану Малларме,  в ко­тором  посылает
два своих стихотворения и  просит совета. "Дорогой мой Поэт, -- отвечает ему
Малларме,  --  главное,  дар  утонченной  аналогии вместе  с соответствующей
музыкой, у вас есть... Что же касается советов, их дает только одиноче­ство"
     В декабре Валери знакомится с Андре Жидом, который чита­ет ему страницы
из "Тетрадей Андре Вальтера". На всю жизнь между ними завязывается дружба.
     1891  Журнал "Раковина",  основанный Пьером Луи, печатает стихотворение
Валери  "Нарцисс  говорит",  первое из цикла  его поэтических  произведений,
посвященных   этому   персонажу  ан­тичной  мифологии.   Герой   Валери   до
бесконечности вглядыва­ется  в свой образ  --  и не находит себя: "Увы!  лик
призрачен и слезы бесконечны!"
     Вскоре  в  газете "Дебаты" появляется  хвалебная  статья, пред­рекающая
автору  славу.  Он,  однако,   до  глубины  души  возму­щен  "нечистотой"  и
нелепостью  этих дифирамбов.  Важен соб­ственный критерий;  известность же и
слава -- продукт чисто внешний и лживый, ибо уже в это время автор, в глазах
Ва­лери, это только "воображаемый персонаж", творимый чита­телем.
     В   журнале   "Эрмитаж"  он   публикует  помимо  стихов  "Пара­докс  об
архитектуре",  где  связывает  зодчество  с  музыкой:  Орфей,   которому  он
посвящает стихотворение, олицетворяет их единство.
     Осенью в Париже -- знакомство с Гюисмансом, а затем с Малларме.
     1892 Осенние месяцы Валери проводит у своего дяди Кабелла в Генуе.
     Год был для  него мучительным. Романтическая страсть к женщине, которую
он  встречал  на  улице  и  к которой ни ра­зу не обратился,  превращается в
подлинное  терзание; особен­но  нестерпимо для него то,  что  она лишает его
способности владеть своей мыслью,  "отстраняться"  в анализе. Вместе  с  тем
нарастает  ощущение "нечистоты" и безмыслия, царящих в литературе.  Он готов
отказаться  от  литературной  карьеры.  Возможность творить  "в  совершенном
сознании  и с полной яс­ностью", руководствуясь четкой системой, заслоняет в
душе Валери само творчество и его плоды.
     В ночь с 4 на 5 октября наступает решающий кризис, к ко­торому он будет
мысленно возвращаться всю свою жизнь. Во  время страшной грозы и  бессонницы
он решает разделаться со  всяческим  романтизмом  в себе,  со  всевозможными
"идола­ми"  в  сфере  эмоций  и  языка, которые создают видимость проблем  и
препятствуют  "чистому" функционированию мысли.  Он  решает отдать  все силы
поиску единого интеллектуально­го метода, "математики интеллекта".
     По возвращении в Монпелье он раздает друзьям и знакомым почти  все свои
книги. Отныне читать  он намерен лишь то, что непосредственно связано  с его
размышлениями  и анали­зом.  Романы, история, эрудиция -- все это вызывает у
него чувство потерянного времени. "События -- это пена вещей.
     Меня же интересует море", -- напишет он впоследствии. Он ищет сущности;
единичные факты -- пустые химеры.
     1893  Почти  весь год  Валери  проводит  в  Париже. Он  часто посе­щает
музыкальные концерты. Вагнер  -- один из немногих его кумиров и недостижимых
образцов. Вагнеровские идеи теат­ральной композиции оказали на него огромное
влияние. Но  отношение к нему  у Валери -- отрицателя романтического на­чала
-- будет сугубо двойственным.
     Он  пишет Жиду:  "Я вижу идолопоклонников. Я  замечаю <... >, что
талант может сочетаться с грубейшими предрас­судками".
     Он  усиленно  занимается  математикой  и физикой, погружается  в  труды
Лапласа, Максвелла,  лорда  Келвина. Математиче­ские и  физические методы  и
модели он попытается приме­нить ко всем областям умственной жизни.  Особенно
много  почерпнет  он  из  области  термодинамики, с которой  будет прекрасно
знаком по работам Карно, Клаузиуса, Гиббса, Больцмана  и позднее -- по курсу
Жана  Перрена.  В  октябре  --  знакомство  Валери с  Эженом  Руаром,  сыном
из­вестного коллекционера.
     1894  Валери  переезжает  в Париж.  Летом он приступает к  "Введе­нию в
систему Леонардо да  Винчи" и делает первые наброски к  "Вечеру с господином
Тэстом".
     О  своем состоянии и настроениях той поры он  напишет позд­нее:  "Я был
охвачен  болезненной жаждой  точности.  Я  до­водил  до  крайности  безумное
стремление  постигать,  и  я  отыс­кивал  в  себе  критические  центры  моей
способности  внимания. <... >  Не  только Литературу, но  и почти  всю
Философию от­вергал  я в числе Вещей Смутных и Вещей Нечистых, кото­рые всем
сердцем  не  принимал". Исходным  ориентиром  в  его построениях  становится
анализ функций языка. Ближайшие друзья -- Андре Жид, Пьер Луи, Анри де Ренье
-- часто сходятся в его каморке, которая смахивает на  "абстракт­ное жилище"
г-на Тэста.
     Он  регулярно  посещает  "среды"  Малларме, общение и друж­ба с которым
останутся для него едва ли не главным событи­ем жизни.
     Каждое утро он встает до рассвета и несколько  часов посвя­щает записям
в тетради, где, добиваясь  предельно  точного со­ответствия слова  и  мысли,
фиксирует свои идеи. Эта привыч­ка останется у него на всю жизнь, и он будет
рассматривать свои утренние размышления и  записи  как основное  занятие,  в
противовес публикуемому -- этим "отходам своего сокровен­ного времени".
     В  поисках единого  метода  он  Обращается  к  самым различ­ным  темам:
проблемам  языка,  сознания,  искусства,   человече­ской  психики,   морали,
истории. В центре  всего  --  постоянное размышление о природе  человеческой
мысли, ее механизмах, возможностях и границах.
     1895  По  совету  Гюисманса  Валери поступает чиновником  на служ­бу  в
Военное министерство.
     Журнал "Нувель ревю" публикует "Введение в систему Лео­нардо да Винчи".
     В коротком отрывке "Ялу", навеянном  китайско-японской вой­ной,  Валери
делает  упор  на  роль  традиции и социальной ус­ловности, выявляя опасность
переоценки Интеллекта и Зна­ния, не контролируемых Мудростью. Опубликованный
впер­вые в  1928 году, этот  текст предвосхищает многочисленные  выступления
Валери 20-- 30-х годов.
     Валери завершает работу над "Вечером с господином Тэс­том" (опубликован
в   октябре   в   журнале  "Кентавр",  гае  до  этого  появились   два   его
стихотворения). Друзья упрекают его  в том, что он не  создает почти "ничего
конкретного", и он с горечью пишет об этом Жиду:  "Неужели они верят  лишь в
санкцию публики?"
     Лондонский   журнал   "Новое   обозрение"  публикует   статью   Ва­лери
"Германское завоевание" (впоследствии  печаталась подзаглавием "Методическое
завоевание").  Валери обнаруживает в  политике  империалистической  Германии
действие единого  самодовлеющего  метода,  оперирующего массами  как  голыми
числами. Он опасается последствий этой неумолимой целеустремленности.
     Когда  в  1915  году  этот текст  будет перепечатан журналом "Меркюр де
Франс", многие увидят в нем сбывшееся проро­чество.
     Сам  Валери  при  всем  его преклонении  перед Методом  как та­ковым со
временем  убеждается,  что,  "следуя лить  одним  пред­писаниям  неумолимого
метода,  человек  приходит  в  истории к  тотальной  войне  и  методическому
истреблению"  (A.  Bйguin.  Un  optimiste  sans  espйrance.  -- "Paul Valйry
vivant", p. 352).
     1898 Ряд  очерков Валери, один из которых посвящен проблемам семантики,
появляется в журнале "Меркюр де Франс".
     Он  начинает  поэму  в  прозе  "Агата",  в  которой  пытается  опи­сать
проблески  высшей  сознательности мысли, пребывающей  на  грани грезы и сна.
Поэма, над которой он будет работать долгие годы, останется незавершенной.
     14 июля оп в последний раз встречается с  Малларме.  Узнав 9 сентября о
его смерти, он немедленно  возвращается в Па­риж. На похоронах он не в силах
продолжить речь: его ду­шат слезы.
     Запись в тетради: "Найти. Достичь  предела. Суметь  описать свою мысль.
<... >  Поставить па  место  всякой  вещи  опреде­ленную  формулу  или
выражение некой серии интеллектуаль­ных операций".
     1899  Он много читает Ницше. Валери  восхищает в нем "интел­лектуальная
головокружительность  преизбытка сознательно­сти", "доведение до  предела" и
"глубочайшая  связь   лирики  и  анализа".  Валери  часто  с  восторгом  его
перечитывал,  по к концу жизни он  его упрекал в  словесной выспренности,  в
странной смеси "профетизма, историзма, философичности и биологии".
     В мае журнал  "Меркюр де Франс" публикует его статью о "Машине времени"
Уэллса.
     Валери внимательно штудирует труды Римана и  Г. Канто­ра. Благодаря им,
а также работам Пуанкаре (ставшим на­стольными его книгами), он знакомится с
топологией, областью математики, которой будет интересоваться всю жизнь.
     1900 Валери женится на Жанни  Гобийяр, племяннице Берты Мо­ризо и Эжена
Мане,  брата  живописца.  Дега "ускоряет  собы­тия", побуждая нерешительного
Валери  сделать  предложение  "Связать  меня  с этой средой, -- пишет Валери
своему  другу  Фурману, -- было  одним из проектов  Малларме  --  и  вот это
свершилось".
     Жена  Валери  --  талантливая  пианистка. Но  все  в  его  доме  овеяно
живописью. Повсюду -- полотна импрессионистов. Гос­ти или хозяева  -- всегда
кто-то  сидит у мольберта.  Сам Ва­лери  увлекается больше  всего акварелью.
Наряду с друзья­ми -- писателями и поэтами у него постоянно бывают Дебюс­си,
Дега, Одилон Редон, Моне, Вюйяр, Ренуар, написавший портрет Жанни Валери.
     Валери  ищет  работу,  которая  оставляла  бы  ему  больше  сво­бодного
времени.  Его  друг  Андре  Лебе, поэт и историк, устра­ивает его в качестве
личного  секретаря  к своему  дяде, ди­ректору  агентства  Гавас. В  течение
двадцати двух лет  Валери будет проводить у парализованного  Эдуарда Лебе по
четыре-пять  часов в день, не без пользы для себя встречаясь с дея­телями из
самых  различных  сфер,  читая  ему биржевые  сводки  и политические новости
попеременно с прозой Боссюэ и Бурдалу.
     В декабре -- стихотворение "Анна" в журнале "Плюм".
     Запись  в тетради:  "Пользоваться  лишь  теми  идеями,  которые  я  сам
выработал".
     Валери впервые в жизни слушает  "Орфея"  Глюка  и  воз­вращается  домой
потрясенным. Мелодии Глюка послужат исходным толчком во время его работы над
"Юной Паркой".
     Писатель и  критик  Поль  Леото записывает  в  дневнике:  "П<оль>
В<алери>   --  изумительный  собеседник.  По   вторникам  в   "Меркюр"
<"Меркюр  де Франс">  все  обступают  его, чтобы послушать.  В  высшей
степени  оригинальные  взгляды. Сверхинтеллектуальная  манера  восприятия  и
оценки  литера­турных  проблем во  всех  их  комбинациях. <...  >  Его
излюб­ленный пример -- "Ворон" Эдгара По... "
     Поглощенный работой над своими  тетрадями, Валери  пишет жене:  "В этом
немыслимом лабиринте, где я отыскиваю  нить, необходим хоть какой-то фонарь.
Я верю, что он найдется...  Я угадываю столько  связей  и, с другой стороны,
такой надеж­ный, такой  исчерпывающий метод, что  не  могу  отчаиваться... "
Август: рождение сына Клода.
     Запись в тетради: "Поэзия никогда  не была для  меня целью, --  но лишь
средством,  упражнением... "  С  1892  по 1896  год Валери  совсем  не писал
стихов.  За  десять последующих  лет  он  написал  шесть-семь стихотворений.
Двадцать лет, вплоть до 1917 года, он  почти  ничего не публикует. Искушение
писать  оставалось,  но главным  для  Валери  был теперь  поиск центрального
метода,  который,  в  частности,  позволил  бы ему "преодолеть" в  поэзии то
образцовое совершенство, какое предстало ему  в творчестве Малларме, а также
Рембо. В ко­свенной форме он будет говорить об этой глубоко личной  и тайной
своей проблеме в "Положении Бодлера" (см.  также два  письма критику Альберу
Тибоде -- P. Valйry, Lettres а quelques-uns, pp. 93-- 100).
     Занятия историей.
     Валери пишет своему другу Андре Лебе: "В любой области меня  интересует
прежде всего трансформация, благодаря ко­торой хаос подчиняется человеку". И
в другом письме, по поводу исторических трудов, -- краткая формула: "История
= Литература". Март: рождение дочери Агаты.
     9  февраля Андре Жид записывает в своем дневнике:  "Разго­вор с  Валери
ставит меня  перед ужасной  дилеммой: либо  признать  абсурдным  то, что  он
говорит, либо  признать тако­вым то, что  я делаю.  Если бы  он уничтожил  в
действитель­ности  все,  что  уничтожает  в  разговоре,  мое   существование
утратило бы всякий смысл".
     В январе Валери слушает "Бориса Годунова" с Шаляпиным. "У вас серьезный
недостаток, -- корит его Дега, -- вы все хотите понять... ".
     Валери набрасывает карандашом портрет Равеля, который  исполняет у него
в гостях свою "Сонатину".
     В   письме  жене   он  делится  своими  "чрезвычайно  противоре­чивыми"
впечатлениями  от   перечитывания  Малларме:  "Мне  кажется,  что  состояние
цивилизации, которое  вынашивало, оп­равдывало, диктовало эти крайности, уже
в прошлом... " Журнал "Нувель ревю Франсез" публикует короткий текст Ва­лери
о сновидениях.
     Запись  в тетради:  "В  литературе  всегда  есть  нечто  сомнитель­ное:
оглядка на  публику.  Отсюда -- постоянная  опаска  мысли,  какая-то  задняя
мысль,  питающая  всевозможное шарлатанст­во.  Всякий  литературный  продукт
есть, следственно, нечистый продукт".
     И в другом месте:
     "Тревога -- истинное мое ремесло".
     Жид предлагает ему собрать том его произведений.
     С той же целью обращается к нему в январе издатель Гастон Галлимар.
     В мае  его  посещает  Алексис Сен-Леже (будущий Сен-Джон Перс), который
говорит  ему: "Эдгар По  и вы -- два человека, которых я  больше всего хотел
знать лично... " Жид продолжает настаивать,  чтобы Валери собрал свои сти­хи
и прозу  для опубликования. Валери  колеблется,  но в  кон­це  концов решает
отредактировать свои старые стихи и до­бавить к ним небольшое стихотворение,
которым думает рас­прощаться  с поэзией. "... Я хотел написать вещицу в 30--
40  строк,  и мне слышался  какой-то речитатив в духе  Глюка -- как  бы одна
длинная фраза, написанная для контральто". "Упражнение" растянется на четыре
года: из сотен набросков  и множества изолированных фрагментов родится поэма
в че­тыреста с лишним строк, которую он назовет "Юная Парка". Валери напишет
позднее,  что   хотел   создать  некий   аналог  музыкальной  композиции   с
многочисленными партиями. Но он убеждается  постепенно, что "чистая мелодия"
в поэзии невоз­можна, что  даже при максимальной сознательности "абсо­лютная
поэзия"  недостижима.  Творческий  акт  в  его  развитии  неизбежно  диктует
определенную тему. Первоначальная  те­ма "Юной  Парки"  --  сознание  в  его
бесконечной   изменчиво­сти,  которое  пробуждается   и   созерцает  себя  в
пробуждении,  вновь  погружается  в  сон  и снова  находит  себя, тянется  к
вы­сшему свету  и страшится испепеляющей смерти. Но  эта тема рождает другую
--  и Валери вынужденно убеждается в этом. Поэма рисует,  с другой  стороны,
волнения  плоти,  тревожимой силами  эроса,  стихийную силу,  которая уносит
героиню к гра­ницам жизни и смерти.
     Валери  стремится наиточнейше преобразовать аналитический  язык в  язык
чувственно-образный, но  сам  этот  процесс при­вел  к тематическо-смысловой
двойственности поэмы, в кото­рой противоборствуют "анализ и экстаз".
     Работа над поэмой очень много дала Валери для осознания природы поэзии,
механизма творчества и собственных возмож­ностей. Без нее невозможна была бы
поэзия "Чар".
     1913 В марте  к Валери  приходит Андре  Бретон. Ему  двадцать лет, и он
видит в Валери боготворимого им г-на  Тэста. Их  дружба продлится шесть лет:
окончательно отношения будут  порваны в 1926 году, после  избрания  Валери в
Академию. Валери, который ставил дружбу выше  личных и литературных позиций,
тяжело воспримет этот разрыв.
     Какое-то время,  однако, он сотрудничал с  сюрреалистами. В дадаистском
журнале "Литература" он опубликовал "Песнь колонн"  и "Тайную оду". В 1919--
1920 годы у него  часто бы­вал  не только Бретон, но и Элюар, Тцара, Арагон;
он  даже  участвовал  в ряде  дадаистских  начинаний.  Еще в  1925  году  он
сотрудничал в журнале "Сюрреалистская революция". Валери, как и сюрреалисты,
стремился   отыскать  такой   метод,  который  позволил  бы  "разбить  оковы
отчуждаемой мысли и расчистить пути  к действительному функционированию этой
мысли" (J. С h а r р i e r, Essai sur Paul Valйry, Paris, 1970, p. 168).
     Но  Валери  искал  этого  на  путях  высшей сознательности,  тог­да как
сюрреализм  --  в откровении бессознательного. Для Ва­лери жизнь, реальность
всегда  вторичны  по  отношению к ак­тивности  разума;  для  сюрреалистов --
наоборот.  Валери  "очи­щает"  язык  поэзии;  сюрреализм  растворяет  его  в
текучести жизнетворчества.
     Война  застигает Валери  в Пиренеях. Он  тотчас  возвращается  в Париж.
Несмотря на письменную просьбу, в армию его не берут.
     1914  Он  пишет жене: "Я  чувствую, насколько чудовищно с  моей стороны
заниматься  в это  время мучительной  выделкой посредственных стихов. Вместо
того  чтобы  производить  или пус­кать  снаряды.  Если  придет конец  света,
непременно найдется человек, который ни о чем не захочет  знать,  прежде чем
не кончит свою  партию в  домино...  "  Но за этой  самоиронией скрыто  иное
чувство.  Как напишет Валери впоследствии, он "льстил  себя мыслью",  что за
невозможностью  сражаться он сумеет хотя  бы воздвигнуть "скромный монумент"
родному языку, построив его из  "чистейших  слов и  благороднейших  форм". В
работе над поэмой образцом для него становится искусство Расина; откровенный
традиционализм и даже ар­хаичность ее формы не случайны: "Империи, созданные
одним человеком, держатся недолго. Те же, что созданы всею расой, держатся".
Валери  все более критически относится к  куль­ту "автоматической  новизны",
воцарившемуся в искусстве
     В письме  доктору  Косту  он подводит итог своим поискам с 1892 года  и
намечает свои  важнейшие  идеи.  Однако  становит­ся  ясно,  что  он  пришел
покамест  лишь   к  своего  рода  "спортив­ной  философии":  "Атлет   делает
бесцельные движения, но  при случае мускулы послужат  ему". Он разрабатывает
"скорее метод, нежели  систему.  Скорее методы, нежели метод". Но именно это
сознание  распыленности  умственных  усилий и  от­сутствия центральной  нити
повергает  его  временами  в  отчая­ние. То,  что разрозненные результаты не
приводят  ни к чему  ощутимому,  цельному,  рождает в нем чувство  напрасной
жер­твы  и  даже  краха. "Порою, теперь, -- продолжает он в этом письме,  --
меня пронизывает глубокий неодолимый холод,  и мне хочется, даже средь  бела
дня, укрыться с головой и спать, спать, спать".
     1915 Июль: рождение сына Франсуа.
     В конце  года Валери  заканчивает  поэму.  Он не  совсем  до­волен  ею,
особенно концом, но главное для него не итог, всег­да случайный, а те идеи и
методы, которые  он  усваивает  в  процессе труда:  "Вот  почему  необходимо
работать над поэмой, что значит работать над собой".
     Умственные  рефлексы,  выработанные за годы долгих исканий и развитые в
процессе создания поэмы, позволяют ему под­няться над своей  враждебностью к
литературе: "Вот в чем  я не литератор. Я всегда сожалею о времени,  которое
уходит у меня  на писание, когда я мыслю лишь об эф­фекте и  демонстрац