мой
нахмурился.
   - Пустяк, Эллен Дин? - сказал он строго. - Вам придется  еще  объяснить
мне, почему вы это скрыли от меня. - И он взял жену на руки  и  глядел  на
нее в тоске.
   Она  долго  не  узнавала  его;  он  оставался  невидим  для  ее  взора,
устремленного вдаль. Бред ее, однако, не был навязчивым. Оторвав глаза  от
ночной темноты за окном, она понемногу сосредоточила свое внимание на моем
господине и поняла, кто держит ее на руках.
   - Ага, ты пришел,  Эдгар  Линтон,  пришел?  -  сказала  она  с  гневным
одушевлением. - Ты вроде тех вещей, которые  вечно  попадаются  под  руку,
когда они меньше всего нужны,  а  когда  нужны,  их  не  найдешь.  Теперь,
конечно, пойдут у нас бесконечные жалобы - вижу, что  так!  -  но  они  не
помешают мне уйти в мой  тесный  дом  за  этими  стенами:  к  месту  моего
упокоения, куда я сойду прежде, чем отцветет весна. Там  оно  -  не  среди
Линтонов, запомни, не под сводом церкви, - оно под  открытым  небом,  а  в
изголовье - камень. Ты же, как захочешь, - можешь уйти к ним или прийти ко
мне!
   - Кэтрин, что ты наделала! - начал мой господин. - Я больше ничего  для
тебя не значу? Ты любишь этого злосчастного Хит...
   - Замолчи! - перебила миссис Линтон.  -  Сейчас  же  замолчи!  Если  ты
назовешь его имя, я тут же все покончу, я выпрыгну  в  окно!  То,  что  ты
держишь сейчас, останется твоим. Но душа моя будет там, на вершине  холма,
прежде чем ты еще раз притронешься ко мне. Ты мне не нужен, Эдгар: ты  был
мне нужен, но это прошло. Вернись к своим книгам. Я рада,  что  тебе  есть
чем утешиться, потому что все, что ты имел во мне, ушло от тебя.
   - У нее путаются мысли, сэр, - вмешалась я. - Она  весь  вечер  говорит
бессмыслицу. Но дайте ей покой и правильный уход, и она придет в  себя.  А
до тех пор мы должны остерегаться сердить ее.
   - Я не нуждаюсь в ваших дальнейших советах, - ответил мистер Линтон.  -
Вы знали нрав вашей госпожи и все-таки позволяли мне расстраивать  ее.  Не
сказать мне ни полслова о том, что творилось с  ней  эти  три  дня!  Какое
бессердечие! Несколько месяцев болезни не вызвали бы такой перемены!
   Я стала защищаться, полагая несправедливым, что  меня  винят  за  чужое
злобное своенравие.
   - Я знала, что натура у миссис Линтон упрямая и властная, - ответила я,
- но я не знала, что вы хотите потакать ее бешеному нраву! Я не знала, что
ей в угоду я  должна  закрывать  глаза  на  происки  мистера  Хитклифа.  Я
исполнила долг верного слуги и доложила  вам,  вот  мне  и  заплатили  как
верному слуге! Что ж, это мне урок, в другой раз буду осторожней. В другой
раз узнавайте, что надобно, сами!
   - Если вы еще раз придете ко мне с вашими докладами, вы получите у меня
расчет, Эллен Дин, - ответил он.
   - Вы, верно, предпочли бы ничего об  этом  не  слышать  -  так,  мистер
Линтон? - сказала я. - Хитклиф с вашего разрешения приходит кружить голову
барышне  и  захаживает  сюда,  пользуясь  каждой  вашей  отлучкой,   чтобы
ядовитыми наговорами восстанавливать против вас госпожу?
   У Кэтрин, хоть и была она помешана, достало  соображения  осмыслить  на
свой лад наш разговор.
   - А! Нелли меня предала! - вскричала она страстно. - Нелли мой  скрытый
враг! Ведьма! Значит, ты в самом деле собираешь "громовые  стрелы",  чтобы
их обратить против нас! Дайте мне только уйти, и она у меня пожалеет!  Она
у меня заречется колдовать!
   Сумасшедшее бешенство зажглось  в  ее  глазах;  она  отчаянно  силилась
вырваться из рук Линтона. У меня не было никакого желания ждать, что будет
дальше, и, решив на свой страх и ответ позвать врача, я вышла из комнаты.
   Когда я выбиралась садом на дорогу, я увидела там, где  вбит  в  ограду
крюк для привязи коней, что-то белое, мотавшееся в воздухе, но явно не  от
ветра. Как я ни спешила, я все-таки подошла посмотреть, чтобы после мне не
мучить себя фантазиями, будто явилось мне что-то потустороннее. Каково  же
было мое смущение и удивление, когда я разглядела - и не  так  разглядела,
как узнала на ощупь, - что это Фанни, болонка мисс Изабеллы: она висела  в
петле из  носового  платка  и  была  при  последнем  издыхании.  Я  быстро
высвободила ее и отнесла в сад. Когда мисс Изабелла пошла спать, я видела,
что собачка бежала за нею наверх; мне было невдомек, как могла  она  потом
очутиться здесь и чья  злая  рука  учинила  над  ней  расправу.  Покуда  я
развязывала узел на крюке, мне несколько раз послышалось что-то похожее на
далекий стук подков; но мысли  мои  так  были  заняты  другим,  что  я  не
призадумалась над этим обстоятельством, - хоть  и  странно  было  услышать
такие звуки в этом месте в два часа ночи.
   Мистер Кеннет, к счастью, как раз  выходил  из  ворот;  он  собрался  к
одному больному в деревню, - когда я подошла  к  его  дому.  Выслушав  мой
рассказ о болезни Кэтрин  Линтон,  он  согласился  немедленно  отправиться
вместе со мною на  Мызу.  Это  был  простой,  грубоватый  человек;  он  не
постеснялся высказать  прямо  свои  опасения,  что  больная  не  перенесет
вторичного приступа, разве что она окажется на  этот  раз  более  покорной
пациенткой и будет лучше слушаться врача.
   - Нелли Дин, - сказал он,  -  мне  все  думается,  что  приступ  вызван
какой-то особой причиной. Что у них там  приключилось,  на  Мызе?  До  нас
доходили странные слухи. Здоровая, крепкая девушка, как  ваша  Кэтрин,  не
свалится из-за пустяка; с людьми ее склада этого не бывает.  И  не  легкое
дело вылечить их, когда уже дошло  до  горячки  и  всего  такого.  С  чего
началось?
   - Ее муж вам расскажет, - ответила я. - Но вы знаете этих  Эрншо  с  их
бешеным нравом, а миссис Линтон всех их  заткнет  за  пояс.  Могу  сказать
одно: началось это во время  ссоры.  Кэтрин  пришла  в  ярость,  и  у  нее
сделался припадок. Так по крайней мере уверяет она сама, - в разгаре спора
она убежала и заперлась. Потом она  отказывалась  от  пищи,  а  сейчас  то
бредит, то впадает в дремоту. Окружающих узнает, но мозг ее  полон  всяких
странных и обманчивых видений.
   - Мистер Линтон будет очень горевать? - спросил Кеннет.
   - Горевать? У него разорвется сердце, если что случится! - ответила  я.
- Вы его не запугивайте больше чем надобно.
   - Я же говорил ему, что нужна осторожность, - сказал мой спутник, -  он
пренебрег моим предостережением - и  вот  вам  последствия!  Он,  говорят,
сблизился последнее время с мистером Хитклифом?
   - Хитклиф на Мызе - частый гость, - ответила я, -  но  не  потому,  что
господину приятно его общество, а по старому знакомству с госпожой: она  с
ним дружила в детстве. Но теперь ему не придется утруждать себя  визитами,
потому что он позволил себе дерзость показать,  что  имеет  виды  на  мисс
Линтон. Теперь, я думаю, ему откажут от дома.
   - А мисс Линтон осталась  к  нему  холодна?  -  продолжал  доктор  свой
допрос.
   - Я не состою у нее в поверенных, - ответила  я,  не  желая  продолжать
этот разговор.
   - Разумеется! Она себе на уме, - заметил доктор и покачал головой, - ни
с кем не посоветуется. А между тем она маленькая дурочка. Я знаю от верных
людей, что прошлой ночью (а ночь-то какая была!)  она  больше  двух  часов
гуляла с Хитклифом в рассаднике за вашим домом; и Хитклиф ее понуждал,  не
возвращаясь в дом, сесть с ним на коня и бежать!  По  моим  сведениям,  ей
удалось от него отделаться только  под  честное  слово,  что  к  следующей
встрече она подготовится. Когда у них намечена встреча,  мой  осведомитель
не расслышал, но вы предупредите мистера Линтона, чтоб он смотрел в оба!
   Это известие пробудило во мне новые страхи; я оставила Кеннета и  почти
всю дорогу  до  дому  бежала.  Болонка  все  еще  повизгивала  в  саду.  Я
задержалась на минутку,  чтоб  открыть  ей  ворота,  но  она  не  пошла  к
парадному, а стала бегать,  принюхиваясь,  по  траве  и  выскочила  бы  на
дорогу, если бы я ее не подхватила и не отнесла в дом. Когда я поднялась в
спальню  Изабеллы,  мои  подозрения  подтвердились:  комната  была  пуста.
Подоспей я двумя часами раньше, болезнь миссис Линтон, вероятно,  удержала
бы девицу от опрометчивого шага. Но что можно было сделать  теперь?  Проще
всего было бы захватить их, бросившись немедленно  в  погоню.  Но  сама  я
пуститься вскачь не могла, а  сказать  домашним  и  поднять  переполох  не
смела; еще того меньше могла я открыть случившееся моему господину: он был
слишком поглощен своим несчастьем, его сердце не откликнулось бы на  новое
горе! Оставалось только держать язык за  зубами  и  предоставить  событиям
идти своим чередом; а так как Кеннет уже явился,  я,  плохо  скрывая  свое
волнение, пошла о нем  доложить.  Кэтрин  лежала  в  тревожном  сне:  мужу
удалось унять приступ ее буйства; теперь он  склонился  над  ее  подушкой,
наблюдая каждую тень, каждую перемену в  страдальчески-выразительном  лице
жены.
   Врач, уяснив себе картину болезни, оставил ему надежду на благоприятный
исход при условии, что мы окружим больную полным покоем.  Мне  же  он  дал
понять,  что  грозит  не  столько  смерть,  сколько  бесповоротная  потеря
рассудка.
   В ту ночь ни я, ни мистер Линтон не сомкнули глаз, да мы и не  ложились
спать; слуги тоже встали все задолго до обычного часа, ходили по  дому  на
цыпочках и перешептывались между собой, когда наталкивались друг на друга.
Все рвались  чем-нибудь  помочь  -  кроме  мисс  Изабеллы;  и  люди  стали
удивляться ее крепкому сну. Господин тоже спросил, встала ли  его  сестра,
и, казалось, с нетерпением ждал ее  и  был  в  обиде,  что  она  так  мало
беспокоится о его жене. Я трепетала, как бы он не послал меня за барышней;
но я была избавлена от  неприятной  обязанности  первой  возвестить  о  ее
побеге.  Одна  из  горничных,  глупая  девчонка,  ходившая  рано  утром  в
Гиммертон  с  каким-то  поручением,  запыхавшись,  взбежала  по  лестнице,
ворвалась с разинутым ртом прямо в комнату и заголосила:
   - Ох, беда, беда! Что ж теперь будет?! Хозяин, хозяин, наша барышня...
   - Ты что тут орешь?! - прикрикнула  я  на  нее,  взбешенная  ее  шумной
манерой.
   - Говорите потише, Мэри... В чем дело? - сказал мистер  Линтон.  -  Что
случилось с вашей барышней?
   - Она сбежала! Сбежала! Хитклиф, сосед, сманил ее! - брякнула девчонка.
   - Неправда! - разволновался мистер Линтон и встал.  -  Это  невозможно.
Как пришла вам в голову такая мысль? Эллен Дин, ступайте и  разыщите  мисс
Изабеллу. Я не верю: это невозможно!
   С такими словами он увел девчонку в коридор и там еще  раз  потребовал,
чтоб она объяснила, какие у нее основания это утверждать.
   - Господи! Я встретила на дороге мальчика, который тут разносит молоко,
- запинаясь, говорила девчонка, - и он спросил, поднялся ли уже  переполох
у нас на Мызе. Я подумала, он это о болезни хозяйки, и ответила,  что  да.
Тогда он сказал: "Верно, снарядили за ними погоню?". Я на  него  гляжу  во
все глаза. Тут он понял, что я ничего не знаю, и рассказал  мне  вот  что:
какой-то джентльмен и леди останавливались у кузницы подковать лошадь -  в
двух милях от Гиммертона в первом  часу  ночи!  А  дочка  кузнеца  нарочно
встала, чтобы высмотреть, кто такие, и сразу обоих узнала. И она заметила,
что кавалер (Хитклиф, стало быть, - она была уверена, что это он, да и кто
бы мог обознаться!), расплачиваясь, сунул в руку ее отцу соверен.  У  дамы
был надвинут на лицо капюшон; но она попросила воды, и когда пила, капюшон
откинулся, и девушка отлично ее разглядела.  Потом,  когда  они  пустились
дальше, Хитклиф, держа поводья обоих коней, повернул не  к  деревне,  а  в
другую сторону, и они поскакали так  быстро,  как  только  позволяют  наши
ухабистые дороги.  Кузнецова  дочка  ничего  не  сказала  отцу,  но  утром
разнесла новость по всему Гиммертону.
   Я побежала, заглянула  для  вида  в  комнату  Изабеллы  и,  вернувшись,
подтвердила сообщение служанки. Мистер Линтон сидел на своем прежнем месте
возле кровати; когда я вошла, он поднял на меня глаза, угадал, что  значил
мой тупой взгляд, и снова опустил глаза, не распорядившись ни  о  чем,  не
проронив ни слова.
   - Предпринять нам что-нибудь, чтоб их перехватить и вернуть ее домой? -
спросила я. - Что прикажете делать?
   - Она ушла по своей воле, - ответил мой господин.  -  Она  была  вправе
уйти, если ей угодно. Не беспокойте меня больше из-за нее. Теперь она  мне
сестра только по имени: не потому, что я от нее отрекаюсь, а  потому,  что
она отреклась от меня.
   Вот и все, что он сказал по этому поводу; и с той поры он не  спрашивал
о ней, не упоминал никогда ее имени,  только  приказал  отправить  все  ее
вещи, какие были в доме, по ее новому  месту  жительства,  когда  мне  оно
станет известно.



        "13"

   Два месяца беглецы не подавали о себе вестей; за эти два месяца  миссис
Линтон переборола  злейший  приступ  того,  что  врачи  назвали  "мозговой
горячкой". Ни одна мать не  выхаживала  бы  своего  единственного  ребенка
более самоотверженно, чем выхаживал жену Эдгар Линтон. Он дежурил при  ней
день и  ночь  и  терпеливо  сносил  все  капризы,  какие  могут  изобрести
легковозбудимые нервы и помутившийся ум; и, хотя  Кеннет  предупредил  что
то, что любящий муж с такой заботой спасает от  могилы,  может  явиться  в
будущем только источником  постоянной  тревоги  (он  прямо  сказал:  Эдгар
Линтон отдает все силы и  здоровье,  чтобы  сберечь  развалины  того,  что
когда-то было человеком), не было  границ  его  радости  и  благодарности,
когда жизнь Кэтрин объявлена была  вне  опасности;  он  часами  просиживал
подле нее, наблюдая, как постепенно возвращались к ней физические силы,  и
тешась обманчивой надеждой, что ее рассудок тоже  придет  в  равновесие  и
скоро она станет прежней Кэтрин.
   В первый раз она вышла из своей комнаты только весной, в начале  марта.
Мистер Линтон утром положил ей на подушку букетик золотых крокусов;  когда
она проснулась, ее глаза, давно уже не загоравшиеся блеском  удовольствия,
остановились на цветах и  радостно  просияли.  Жадной  рукой  она  собрала
букет.
   - Это самые  ранние  цветы  на  Перевале,  -  воскликнула  она,  -  они
напоминают мне мягкий ветер оттепели и первое  тепло  и  подтаявший  снег.
Эдгар, там, верно, дует сейчас южный ветер и снег почти сошел?
   - Здесь внизу снег уже совсем сошел, дорогая, - ответил ей муж, - а  на
вересковых полях я вижу только два белых пятна; небо голубое, и  жаворонки
поют, а родники и ручьи все полны через край. Прошлой весной в  эту  пору,
Кэтрин, я тосковал, что нет тебя под этой крышей; а  теперь  я  хотел  бы,
чтобы ты могла подняться на милю или на две в горы: ветер приносит  с  них
такой душистый воздух, - я уверен, он излечил бы тебя.
   - Я на них поднимусь еще только раз, - сказала больная, -  и  тогда  ты
покинешь меня, я же останусь  там  навсегда.  Следующей  весной  ты  снова
станешь тосковать, что нет меня под этой крышей, и будешь оглядываться  на
прошлое и думать, что сегодня ты был счастлив.
   Линтон осыпал ее самыми нежными ласками  и  старался  ободрить  словами
любви; но она глядела как потерянная на цветы,  и  слезы  повисали  на  ее
ресницах и падали, не таясь, на щеки. Мы  знали,  что  на  самом  деле  ей
лучше, и, приписывая этот упадок духа  долгому  затворничеству  в  четырех
стенах, решили, что больной  должна  теперь  помочь  перемена  обстановки.
Мистер Линтон велел мне развести  огонь  в  гостиной,  пустовавшей  долгие
недели, и поставить кресло у окна на солнечной стороне. Потом он снес жену
вниз, и она долго сидела, наслаждаясь веселым теплом и, как  мы  и  ждали,
оживляясь при виде окружающих ее предметов: хоть и привычные, они  все  же
не наводили на мрачные помыслы, связанные с  комнатой,  где  протекала  ее
болезнь. К вечеру она казалась сильно  утомленной;  но  никакими  доводами
нельзя было уговорить ее вернуться в спальню, и мне пришлось постелить  ей
на диване в гостиной, пока подготовляли для нее другое помещение. Чтоб  не
утомлять ее хождением по лестнице, мы приспособили ей эту  самую  комнату,
где вы сейчас лежите, - на  одном  этаже  с  гостиной;  и  вскоре  больная
настолько окрепла, что могла, опираясь на руку Эдгара, ходить из комнаты в
комнату. Ах, я и сама думала, что она  еще  может  выздороветь  при  таком
уходе, каким ее окружили. А у  нас  была  двойная  причина  этого  желать,
потому что от ее жизни зависела и другая жизнь: мы лелеяли надежду, что  в
скором  времени  мистер  Линтон  от  всего  сердца   порадуется   рождению
наследника, которое к тому же оградит его земли  от  опасности  попасть  в
чужие руки.
   Я забыла упомянуть, что недель через шесть после  своего  отъезда  мисс
Изабелла прислала брату короткое письмо, извещавшее,  что  она  сочеталась
браком с Хитклифом. Письмо могло показаться сухим  и  холодным,  но  внизу
страницы была нацарапана карандашом  приписка  с  путаными  извинениями  и
мольбой сохранить о ней  добрую  память  и  простить,  если  ее  поведение
оскорбило его: она утверждала, что в то время не могла поступить иначе,  а
что сделано, того не воротишь - не в  ее  это  власти.  Линтон,  я  думаю,
оставил письмо без ответа; но еще две недели  спустя  я  получила  длинное
послание, которое показалось мне странным, если вспомнить, что  оно  вышло
из-под пера молодой жены чуть ли не в медовый месяц.  Я  вам  его  прочту,
потому что я храню его до сих пор: оставшееся после умерших ценно для нас,
если они были нам дороги при жизни.
   "Дорогая Эллен! - так оно начинается.  -  Вчера  ночью  я  приехала  на
Грозовой Перевал и услышала впервые, что Кэтрин была очень больна и еще не
поправилась. Ей, полагаю, я писать не должна, а мой брат, потому  ли,  что
слишком сердит или слишком опечален, не ответил на мое письмо. Кому-нибудь
все-таки я должна написать и, так как больше некому, пишу вам.
   Скажите Эдгару, что я отдала бы  все  на  свете,  чтобы  снова  увидеть
его... что уже через сутки после моего отъезда  сердце  мое  вернулось  на
Мызу, и в этот час оно все еще там, полное теплых чувств к нему и  Кэтрин!
Однако последовать за своим сердцем я не могу (эти  слова  подчеркнуты)  -
ждать меня они не должны; могут строить  какие  угодно  догадки  -  только
пусть не думают, что всему виной мое слабоволие или  недостаточная  к  ним
любовь.
   Дальнейшее в этом письме для вас одной. Мне надо спросить  вас  о  двух
вещах: во-первых, как вы умудрялись, когда жили здесь,  сохранять  обычные
добрые наклонности, свойственные человеку по природе? Ни в ком из тех, кем
я здесь окружена,  я  ни  разу  не  встретила  чувства,  схожего  с  моими
чувствами.
   Второй вопрос, очень занимающий меня, таков: впрямь ли  мистер  Хитклиф
человек? И если да, то не безумен ли он? А  если  нет,  то  кто  же  он  -
дьявол? Не буду говорить вам, по каким причинам я об  этом  спрашиваю;  но
заклинаю вас, объясните мне, если можете, за кого я  пошла  замуж?  Только
сделаете вы это, когда придете меня навестить; вы должны прийти, Эллен,  и
как можно скорее. Не пишите, а зайдите и принесите мне хоть несколько слов
от Эдгара.
   Теперь послушайте, как меня приняли в моем новом  доме,  -  хоть  нужно
немало воображения, чтобы я могла так называть Грозовой Перевал. Не  стоит
останавливаться на таких пустяках, как  недостаток  внешних  удобств:  они
занимают мои мысли только в ту минуту, когда я спохватываюсь, что их  нет.
Я смеялась бы и плясала от радости, если бы вдруг оказалось, что  все  мое
несчастье  заключается  в  отсутствии  комфорта,  остальное  же  -  только
неправдоподобный сон!
   Солнце садилось за  Мызой,  когда  мы  повернули  к  вересковым  полям;
значит, время близилось к шести часам; и мой спутник задержался на полчаса
- осмотреть получше парк и сады, а может быть, и все поместье, -  так  что
было уже темно, когда мы спешились на мощеном дворе  вашей  фермы,  и  ваш
бывший товарищ, Джозеф, вышел встретить нас при свете маканой свечи. Скажу
к его чести, он это сделал со всей учтивостью. Прежде всего он