го поведение накануне. Не понимаю, как он мог узнать, если не подслушивал
у двери. Линтон, конечно, вел себя  в  тот  вечер  возмутительно,  но  это
никого не касалось, кроме меня, я  осадила  мистера  Хитклифа  -  вошла  и
объявила ему это напрямик. Он рассмеялся и пошел прочь, сказав, что,  если
я так смотрю на вещи, он очень рад. После этого случая я сказала  Линтону,
чтоб он свои злые слова говорил шепотом. Ну вот, Эллен,  ты  слышала  все.
Запретив мне приходить на Перевал, ты  сделаешь  несчастными  двух  людей,
между тем, - если только ты не скажешь папе, - продолжая туда ходить, я не
нарушу ничей покой. Ты не скажешь, нет? Бессердечно будет, если скажешь.
   - На этот счет я приму свое решение к утру, мисс Кэтрин, - ответила  я.
- Нужно поразмыслить. Я оставляю вас: ложитесь спать, а я пойду и обдумаю.
   Обдумала я вслух - в присутствии моего господина: из ее комнаты  прошла
прямо к нему и рассказала всю  историю,  опустив  только  ее  разговоры  с
двоюродным братом и не упомянув про Гэртона. Мистер Линтон встревожился  и
огорчился, но не хотел показать мне, как сильно. Наутро Кэтрин узнала, что
я обманула ее доверие, и узнала кстати,  что  ее  тайные  свидания  должны
прекратиться. Напрасно плакала она и оскорблялась запретом и  молила  отца
пожалеть Линтона - все, чего она добилась, было обещание отца, что он  сам
напишет мальчику и даст  ему  разрешение  приходить  на  Мызу,  когда  ему
угодно; но в письме будет ясно сказано, чтоб он не надеялся больше  видеть
Кэтрин на Грозовом Перевале. Может быть, если б мистер Линтон знал,  какой
у его племянника нрав и в каком состоянии его здоровье, он нашел бы в себе
силу отказать дочери даже в этом слабом утешении.



        "25"

   - Эти события происходили прошлой зимою, сэр, - сказала миссис  Дин,  -
год назад, не больше. Прошлой зимой мне бы и в голову не встало,  что  год
спустя я буду развлекать постороннего для семьи человека рассказом о  них!
Впрочем, кто знает, долго ли будете вы  посторонним?  Вы  слишком  молоды,
чтобы  вам  навсегда  удовольствоваться  одинокой  жизнью;  а  мне  что-то
думается, что не может человек увидеть Кэтрин Линтон и не полюбить ее.  Вы
улыбнулись;  но  почему  же  вы  так  всякий  раз  оживляетесь,  когда   я
заговариваю о ней? И почему вы попросили  меня  повесить  ее  портрет  над
камином? И почему...
   - Подождите, голубушка! - перебил я. - Допустим, я и впрямь мог  бы  ее
полюбить - но полюбит ли и она меня? Я слишком в  этом  сомневаюсь,  чтобы
рискнуть своим спокойствием, поддавшись такому соблазну. И потом  мой  дом
не здесь. Я принадлежу к  миру  суеты  и  должен  вернуться  в  его  лоно.
Продолжайте. Подчинилась Кэтрин приказам отца?
   - Подчинилась, - подхватила ключница. - Любовь  к  отцу  была  все  еще
главным чувством в ее сердце. Он говорил без гнева, он говорил с  глубокой
нежностью, -  как  тот,  кому  вскоре  предстоит  оставить  любимую  дочь,
окруженной опасностями и врагами,  среди  которых  его  наставления  будут
единственной опорой, какую он может ей завещать,  чтобы  она  руководилась
ими в жизни. Он мне сказал несколько дней спустя:
   - Я хотел бы, Эллен, чтобы мой племянник написал или пришел бы  к  нам.
Скажите мне откровенно, что вы думаете о нем: изменился он к лучшему?  Нет
ли надежды, что он исправится, когда возмужает?
   - Он  очень  хилый,  сэр,  -  отвечала  я,  -  и  едва  ли  доживет  до
возмужалости. Одно я могу сказать: он не похож на отца; и если мисс Кэтрин
на свое горе выйдет за него замуж, она сможет направлять его, если  только
не будет беспредельно и неразумно терпеливой. Во всяком случае, сударь,  у
вас еще много  времени  впереди,  чтобы  с  ним  познакомиться  и  узнать,
подходящая  ли  он  пара  для  нее:  ему  еще  четыре  года  с  лишним  до
совершеннолетия.
   Эдгар вздохнул и,  подойдя  к  окну,  стал  глядеть  на  гиммертоннскую
церковь.  День  был  туманный,  но  февральское  солнце   светило   сквозь
заволочье,  и  мы  могли  различить  две  ели  на  погосте   и   несколько
разбросанных могильных плит.
   - Я часто молился, - заговорил он как бы сам с собой,  -  чтобы  скорее
наступило то, чего уже недолго ждать; а теперь я отшатываюсь, я  страшусь.
Мне думалось, память о часе, когда я шел  женихом  вниз  по  той  ложбине,
будет менее сладка, чем предвкушение, что скоро, через несколько  месяцев,
а быть может и недель, меня отнесут туда и положат в  ее  нелюдимой  тиши!
Эллен, я был очень счастлив с моей маленькой Кэти: в зимние ночи и  летние
дни она росла подле меня живой надеждой. Но я был столь же счастлив, когда
предавался своим мыслям один среди этих камней  у  этой  старой  церковки;
когда лежал летними длинными вечерами на зеленом могильном холме ее матери
и желал... и томился по той поре, когда и мне можно будет лежать под  ним.
Что могу я сделать для Кэти? И как мне покинуть  ее?  Я  бы  нисколько  не
думал о том, что Линтон - сын Хитклифа, ни о том, что  он  отнимает  ее  у
меня - если бы только он мог утешить ее, когда меня не  станет!  Я  бы  не
печалился о том, что Хитклиф достиг своих целей и торжествует,  похитив  у
меня мою последнюю радость! Но если Линтон окажется недостойным, если он -
только орудие в руках отца, - я не могу оставить Кэти на него! И  как  это
ни жестоко - сокрушать ее пылкое сердце, я должен сурово стоять на своем и
видеть ее печальной, пока я живу, и, умирая,  покинуть  ее  одинокой.  Моя
дорогая девочка! Лучше бы мне вверить ее богу и похоронить ее раньше,  чем
я сам сойду в могилу!
   - А вы спокойно вверьте ее богу, сэр, - сказала я, - и если мы потеряем
вас - от чего да упасет нас воля его, - я, под божьим  оком,  останусь  до
конца другом ее и наставницей. Мисс Кэтрин хорошая девочка: я не опасаюсь,
что она предумышленно пойдет на дурное, а кто  исполняет  свой  долг,  тот
всегда в конце концов бывает вознагражден.
   Наступила весна; однако мой господин так и не окреп по-настоящему, хоть
и начал снова выходить с дочерью на прогулки - в обход  своих  земель.  Ее
неискушенному уму это само по себе  казалось  признаком  выздоровления.  К
тому же часто у него горел на щеках румянец и  блестели  глаза:  она  была
уверена, что  он  поправляется.  В  день  ее  рождения,  когда  ей  минуло
семнадцать лет, он не пошел на кладбище - лил дождь, и я сказала:
   - Сегодня вы, конечно, не пойдете из дому?
   Он ответил:
   - Да, в нынешнем году я с этим повременю.
   Он еще раз написал Линтону, что желал бы с ним повидаться; и если бы  у
больного был сносный вид,  отец,  наверно,  разрешил  бы  ему  прийти.  Но
мальчик был плох и, следуя чужой  указке,  сообщил  в  своем  ответе,  что
мистер Хитклиф запрещает ему ходить на Мызу, но его-де очень  радует,  что
дядя по своей доброте не забывает о нем, и он надеется встретиться  с  ним
как-нибудь на прогулке и при личном свидании испросить большой  милости  -
чтобы впредь его не разлучали так безнадежно с двоюродной сестрой.
   Эта часть письма была написана просто и, вероятно,  без  чужой  помощи:
Хитклиф, видно, знал, что о встрече с  Кэтрин  его  сын  способен  просить
достаточно красноречиво.
   "Я не прошу, - писал мальчик, - чтобы ей разрешили приходить  сюда.  Но
неужели я не увижу ее никогда, потому что мой отец запрещает мне ходить  в
ее дом, а вы запрещаете ей приходить в мой? Я прошу  вас  -  хоть  изредка
выезжайте с нею на дорогу к Перевалу;  дайте  нам  возможность  обменяться
иногда в вашем присутствии  несколькими  словами!  Мы  ничего  не  сделали
такого, за что нас надо было бы разлучить; и вы же не гневаетесь на  меня:
у вас нет причины не любить меня, вы сами  это  признаете.  Дорогой  дядя!
пришлите мне доброе слово завтра и позвольте увидеться  с  вами,  где  вам
будет угодно, только не в Скворцах. Я знаю, свидание вас убедит, что я  не
таков, как мой отец: по его уверениям, я больше  ваш  племянник,  чем  его
сын; и хотя у меня есть дурные свойства, которые делают  меня  недостойным
Кэтрин, она мне их прощала, и ради нее вы простите тоже.  Вы  спрашиваете,
как мое здоровье? Лучше. Но покуда я лишен всякой надежды, покуда  обречен
на одиночество или на общество  тех,  кто  никогда  меня  не  любил  и  не
полюбит, как могу я быть весел и здоров?"
   Эдгар, хоть и сочувствовал  мальчику,  не  мог  уступить  его  просьбе,
потому что ему самому не  под  силу  было  сопровождать  мисс  Кэтрин.  Он
ответил, что летом, может быть, они увидятся, а пока что он просит Линтона
и впредь время от времени писать ему; и добавлял  те  советы  и  утешения,
какие можно подать в письмах - потому что  он  отлично  знал,  как  тяжело
положение племянника в семье. Линтон сдался; однако, не будь на него узды,
он, верно, все испортил бы, превращая свои  письма  в  сплошную  жалобу  и
нытье. Но отец зорко следил за ним  -  и,  конечно,  настаивал,  чтоб  ему
показывали каждую строку, приходившую от моего господина. Так что,  вместо
того чтоб расписывать всячески свои личные страдания и печали  -  предмет,
всегда занимавший первое место в его мыслях, - Линтон плакался на жестокое
принуждение жить в разлуке с нежным другом, и мягко  намекал,  что  мистер
Линтон должен поскорее разрешить свидание или он начнет  думать,  что  его
нарочно обманывают пустыми обещаниями.
   Кэти была ему сильной союзницей дома;  и  обоюдными  стараниями  они  в
конце концов склонили моего господина разрешить им раз в неделю, под  моим
надзором, совместную прогулку - верхами или пешком - в полях,  прилегающих
к Мызе; потому что настал июнь, а мистер Эдгар все еще был  слишком  слаб.
Хоть он каждый год откладывал на имя дочери часть своего дохода,  у  него,
естественно, было желание, чтоб она могла удержать за собой - или  вернуть
себе со временем - дом своих предков; а он видел,  что  на  это  ей  давал
надежду только брак с наследником его земель. Он  не  имел  представления,
что тот угасает почти так же быстро, как он сам;  да  и  никто,  я  думаю,
этого не подозревал: ни один врач не навещал Грозовой  Перевал,  никто  не
виделся с мастером  Хитклифом  и  никто  не  мог  доложить  нам,  как  его
здоровье. Я же, со своей стороны,  стала  думать,  что  ошиблась  в  своих
предсказаниях и что мальчик и впрямь поправляется, если заводит разговор о
поездках и прогулках по полям и так упорно  преследует  свою  цель.  Я  не
могла вообразить себе, что отец способен  так  дурно  и  так  деспотически
обращаться с умирающим сыном, как обращался с Линтоном Хитклиф,  принуждая
мальчика, о чем я узнала только много позже, к этому показному нетерпению:
он  тем  настойчивей  домогался  своего,  чем  неизбежнее  смерть  грозила
вмешаться и разрушить его алчные и бессердечные замыслы.



        "26"

   Лето было в разгаре, когда Эдгар скрепя сердце уступил их  просьбам,  и
мы с Кэтрин отправились верхами на первую нашу прогулку, к которой  должен
был присоединиться ее  двоюродный  брат.  Стоял  душный,  знойный  день  -
несолнечный, но облака, перистые и  барашковые,  не  предвещали  дождя;  а
встретиться условились мы у камня на развилке дорог. Однако, когда мы туда
пришли, высланный вестником мальчонка подпасок сказал нам:
   - Мистер Линтон уже двинулся с Перевала, и вы его очень  обяжете,  если
пройдете еще немного ему навстречу.
   - Видно, мистер Линтон забыл главное условие своего дяди, - заметила я,
- мой господин велел нам держаться на землях, относящихся к Мызе, а  здесь
мы уже выходим за их пределы.
   - Ничего, мы тут же повернем коней, как  только  встретимся  с  ним,  -
ответила моя подопечная, - пустимся сразу в обратную дорогу, это  и  будет
наша прогулка.
   Но когда мы с ним встретились, - а было это всего в  четверти  мили  от
его дома, - мы увидели, что никакого коня  у  Линтона  нет;  пришлось  нам
спешиться и пустить своих попастись. Он лежал на земле, ожидая,  когда  мы
подойдем, и не встал, пока расстояние между нами не свелось  к  нескольким
ярдам. И тогда он зашагал так нетвердо и так был  бледен,  что  я  тут  же
закричала:
   - Мистер Хитклиф, да где же вам сегодня пускаться  в  прогулки!  У  вас
совсем больной вид!
   Кэтрин оглядела его с удивлением и грустью: вместо радостного  возгласа
с губ ее сорвался крик испуга, вместо  ликования  по  поводу  долгожданной
встречи пошли тревожные расспросы, не стало ли ему еще хуже?
   - Нет... мне лучше... лучше! - через силу  выговорил  Линтон,  дрожа  и
удерживая ее руку, словно для опоры, между тем как его большие синие глаза
робко скользили по ее лицу; они у него так глубоко запали, что  их  взгляд
казался уже не томным, как раньше, а диким, отчужденным.
   - Но тебе стало хуже, - настаивала Кэти, - хуже, чем когда мы  виделись
в последний раз; ты осунулся и...
   - Я устал, - перебил он поспешно. - Слишком жарко для  прогулки,  давай
посидим. И потом по утрам у меня часто бывает недомогание, - папа говорит,
это от быстрого роста.
   Нисколько не успокоенная, Кэти села, и он расположился рядом с нею.
   - Почти похоже на твой рай, - сказала она, силясь казаться  веселой.  -
Помнишь, мы уговорились провести два дня таким образом, как каждый из  нас
находит самым приятным? Сейчас все почти по-твоему - только вот облака; но
они совсем легкие и мягкие, - даже приятнее,  чем  когда  солнце.  На  той
неделе, если сможешь, ты поедешь со мною в парк Скворцов,  и  мы  проведем
день по-моему.
   Линтон, как видно, запамятовал и не понял, о чем это она;  и  ему  явно
стоило больших усилий поддерживать разговор. Было  слишком  очевидно,  что
какого бы предмета она ни коснулась, ни один его не занимал и  что  он  не
способен принять участие в ее  затее;  и  Кэти  не  сумела  скрыть  своего
разочарования. Какая-то неуловимая перемена произошла в его поведении и во
всем его существе. Раздражительность, которую лаской можно было превратить
в нежность, уступила место тупому безразличию; меньше стало от  своенравия
балованного ребенка, который  нарочно  дуется  и  капризничает,  чтоб  его
ласкали, больше проявлялась брюзгливость ушедшего  в  себя  тяжелобольного
хроника, который отвергает утешение и склонен  усматривать  в  благодушном
веселье других оскорбление для себя.  Кэтрин  видела  не  хуже  меня,  что
сидеть с нами для него не радость, а  чуть  ли  не  наказание;  и  она  не
постеснялась спросить, не хочет ли он, чтобы мы сейчас же ушли. Эти  слова
неожиданно пробудили Линтона от его летаргии  и  вызвали  в  нем  странное
оживление. Боязливо оглядываясь на Грозовой Перевал, он стал просить, чтоб
она посидела еще хоть полчаса.
   - Но я думаю, - сказала Кэти, - тебе лучше полежать дома, в покое,  чем
сидеть здесь; и я вижу, сегодня  я  не  могу  позабавить  тебя  ни  своими
рассказами, ни песнями, ни болтовней. Ты за эти полгода стал  умней  меня;
мои утехи тебе не очень по вкусу. Будь это иначе - если  б  я  могла  тебя
развлечь, - я охотно с тобой посидела бы.
   - Посиди, тебе же и самой нужно отдохнуть, - возразил он.  -  И  ты  не
думай, Кэтрин, и не говори, что я очень болен: на меня действует погода  -
я вялый от зноя; и я гулял до вашего прихода, - а  для  меня  это  слишком
много. Скажи дяде, что мое здоровье сейчас довольно прилично, - скажешь?
   - Я скажу ему, что так ты сам говоришь, Линтон. Я не могу объявить, что
ты здоров, -  сказала  моя  молодая  госпожа,  удивляясь,  почему  он  так
настойчиво утверждает явную неправду.
   - Приходи опять  в  следующий  четверг,  -  продолжал  он,  избегая  ее
пытливого взгляда. - А ему передай благодарность за то,  что  он  позволил
тебе прийти, - горячую благодарность, Кэтрин.  И...  и  если  ты  все-таки
встретишь моего отца и он спросит тебя обо мне, не  дай  ему  заподозрить,
что я был глупо и до крайности  молчалив.  Не  смотри  такой  печальной  и
подавленной, - он обозлится.
   - А мне все равно, пусть злится, - воскликнула Кэти, подумав, что злоба
Хитклифа должна пасть на нее.
   - Но мне не все равно, - сказал ее двоюродный брат и весь передернулся.
- Не распаляй его против меня, Кэтрин, он очень жесток.
   - Он с вами  суров,  мастер  Хитклиф?  -  спросила  я.  -  Ему  надоела
снисходительность, и он от затаенной ненависти перешел к открытой?
   Линтон посмотрел на меня, но не ответил;  и,  посидев  подле  него  еще
минут десять, в течение которых голова его сонливо клонилась на грудь и он
не проронил ни слова, а только вздыхал от усталости или от боли,  -  Кэти,
чтоб утешиться, принялась собирать чернику и делилась ею со мной.  Линтону
она не предлагала ягод, так как видела, что всякое внимание с  ее  стороны
будет для него утомительно и докучно.
   - Уже прошло полчаса, Эллен? - шепнула она наконец мне  на  ухо.  -  Не
знаю, к чему нам еще сидеть: он заснул, а папа ждет нас домой.
   - Нет, нельзя оставить его спящим, - ответила я, - подождите,  пока  он
не проснется, наберитесь терпения! Как вы рвались на прогулку! Что же ваше
желание видеть несчастного Линтона так быстро улетучилось?
   - Но он-то почему так хотел видеть меня? - спросила Кэтрин.  -  Прежде,
даже при самых скверных капризах, он мне нравился  больше,  чем  сейчас  в
этом странном состоянии духа. Право, точно это свидание для него - тяжелая
обязанность, которую он исполняет по принуждению: из страха, как  бы  отец
не стал  его  бранить.  Но  я  не  собираюсь  приходить  ради  того,  чтоб
доставлять удовольствие мистеру Хитклифу, для каких бы целей ни  подвергал
он Линтона этому наказанию. И хотя я рада, что  его  здоровье  лучше,  мне
жаль, что он стал куда менее приятным и любит меня куда меньше.
   - Так вы думаете, что его здоровье лучше? - сказала я.
   - Да, - ответила она, -  он,  знаешь,  всегда  так  носился  со  своими
страданиями. Неверно, что он чувствует себя "довольно  прилично",  как  он
просит передать папе, но ему лучше - похоже, что так.
   - В этом я с вами не соглашусь, мисс Кэти, - заметила я. - Мне кажется,
ему много хуже.
   Тут Линтон пробудился от дремоты в диком ужасе и спросил,  не  окликнул
ли его кто-нибудь по имени.
   - Нет, - сказала Кэтрин, - тебе, верно, приснилось. Не понимаю, как  ты
умудряешься спать на воздухе - да еще утром.
   - Мне послышался голос отца, - прошептал он, оглядывая хмурившуюся  над
нами гору. - Ты уверена, что никто не говорил?
   - Вполне уверена, - ответила его двоюродная сестра. - Только мы с Эллен
спорили о твоем здоровье. Ты в самом деле крепче, Линтон, чем  был  зимой,
когда мы расстались? Если это и так, твое чувство ко мне - я знаю - ничуть
не окрепло. Скажи - тебе лучше?
   Из глаз Линтона хлынули  слезы,  когда  он  ответил:  "Конечно!  Лучше,
лучше!".  И  все-таки,  притягиваемый  воображаемым  голосом,  взгляд  его
блуждал по сторонам, ища говорившего. Кэти встала.
   - На сегодня довольно, пора прощаться, - сказала  она.  -  И  не  стану
скрывать: я горько разочарована нашей встречей,  хотя  не  скажу  об  этом
никому, кроме тебя, - но вовсе не из страха перед мистером Хитклифом.
   - Тише! - прошептал Линтон. - Ради бога, тише! Он идет. - И он  схватил
Кэтрин за локоть, силясь ее удержать; но при этом известии  она  поспешила
высвободиться и свистнула Минни, которая подбежала послушно, как собака.
   - Я буду здесь в следующий четверг, - крикнула Кэти, вскочив в седло. -
До свиданья. Живо, Эллен!
   Мы его оставили, а он едва сознавал, что мы уезжаем,  -  так  захватило
его ожидание, что сейчас подойдет отец.
   Пока мы ехали домой, недовольство Кэтрин смягчилось и перешло в сложное
чувство жалости и раскаяния, к которому примешивалось неясное и  тревожное
подозрение о фактическом положении  Линтона  -  о  его  тяжелом  недуге  и
трудных домашних обстоятельствах.  Я  разделяла  эти  подозрения,  хоть  и
советовала ей поменьше сейчас говорить: вторая поездка позволит нам вернее
судить обо всем. Мой господин потребовал от нас полного отчета -  что  как
было.   Мы   добросовестно   передали   ему   от   племянника   изъявления
благодарности, остального мисс  Кэти  едва  коснулась.  Я