с удовольствием, другие с горячностью, но тут германские телохранители с мечами наголо ворвались в театр и заставили всех замолчать. Зрители подумали, что настал их смертный час. Поднялся крик - публика умоляла германцев о пощаде, указывая на то, что преступление произошло без ведома здесь собравшихся. В конце концов германцы смягчились и бросили на театральный алтарь головы заговорщиков. Публика смотрела на отрубленные головы и ужасалась. ?О, если бы у римского народа была только одна шея!...?
     Так был убит Гай Калигула; прожил он двадцать девять лет; правил три года десять месяцев и восемь дней.
     Германские телохранители не разбирались во всех перипетиях латинского самомнения. Варвары охраняли персону императора, а какие законы будет издавать эта персона и каким авторитетом она пользуется в римском обществе, наемников не волновало. Источник доходов - Гай Калигула был убит, и раздражительные германцы бегали с обнаженными мечами по императорскому дворцу, не зная, что делать далее. Дядюшка Клавдий прятался за портьерой, когда пробегающий мимо солдат приметил его ноги в сандалиях. Думая: здесь прячется уцелевший заговорщик, - варвар сорвал портьеру и обнаружил дрожащего от страха Клавдия. Германец, видимо, решил, что смотрится в зеркало - до того гримаса дядюшки Клавдия походила на его собственную рожу. Недаром воспитанием Клавдия занимался конюх с берегов Рейна. Хороший физиогномист, германский солдат признал Клавдия и с криками: ?Я нашел вам нового императора!? - потащил дядюшку Клавдия к сотоварищам. Те прекратили понапрасну буйствовать, взвалили Клавдия на носилки и понесли, как добычу, в свой лагерь...
     На следующий день состоялось внеочередное заседание сената... С текущими делами было покончено, поскольку граждане уже дорезали семью Калигулы в составе вдовы и малолетней дочери. Несчастных обнаружили у трупа Гая, забрызганных кровью Гая. Вдова твердила только одно, что она упрекала Калигулу в жестоком обращении с римскими гражданами. Ей посочувствовали и одним ударом отсекли голову. Дочь Калигулы - растоптали... И теперь сенаторы обсуждали возможность установления республики, поскольку никого из рода Клавдиев более не существовало. О сиятельном недоумке попросту забыли, и тут - шулерская карта; нарисованный болван с бубенчиками, которого за ненадобностью выбрасывают из колоды, чтобы сыграть в обыкновенного дурачка, - германские телохранители предъявляют сенату дядюшку Клавдия... ?Внук Ливии Друзиллы, названый внук императора Августа, племянник императора Тиберия, дядя императора Калигулы... - перечисляют германцы, загибая пальцы, - сын просла-а-авленного Друза Германика?. - Варвары тычут пальцами в небо и закатывают от умиления глаза. ?Вы это серьезно?? - спрашивают у них сенаторы. Все смотрят на дядюшку Клавдия - он улыбается. ?Серьезно?, - заявляют германцы, довольные осмотром Клавдия, и для пущей убедительности обнажают мечи. ?Будь по-вашему?, - решают сенаторы и, отбросив мысли о реставрации республики, провозглашают дядюшку Клавдия императором со всеми вытекающими последствиями. Так дядюшка Клавдий нежданно-негаданно превратился на пятьдесят первом году своей жизни в Божественного Клавдия.
     Когда сестра Клавдия узнала, что тому суждено стать императором, она громко и прилюдно проклинала эту несчастную и недостойную участь римского народа. И действительно, не обладающий задатками римского кесаря, нетипичный император, в силу своего характера Клавдий не прошел бы на роль первого лица в государстве, будь в живых кто другой из рода Клавдиев. Вдобавок отцы-сенаторы искренне надеялись, что дядюшка Клавдий ?не плодоносит?, что род Клавдиев кончился, но тут проявили себя римские матроны...
     Женщины и Рим - два джокера в античной колоде. В зависимости от расклада они имели в жизни императоров значение как трагическое, так и счастливое. Благодаря Риму отдельные личности возносились до небес, благодаря женщинам - оттуда ниспровергались. Как ?серые кардиналы?, римские матроны ткали на древних станках свою теневую политику. Лишенные избирательных прав, женщины отчаянно использовали свои природные возможности в деле агитации. Предвыборные лозунги писали на стенах домов и порядочные девушки, и содержательницы притонов. Но большего добивались тайно, спекулируя близостью как приоритетным оружием. И руководствовались подчас не разумом, а демонстрацией влияния. Соперничая друг с другом, женщины проводили на должность таких отъявленных негодяев, что сами потом удивлялись...
     Еще в молодости Клавдий был помолвлен с Юлией Младшей, внучкой императора Августа, которая, как помнится, устраивала свои оргии прямо на Форуме. После каждого акта девушка надевала лавровый венок на статую... Но выслали невесту за это дело на острова, и Клавдий женился на Плавтии Ургуланилле. Плавтия оказалась не хуже Юлии, и Клавдий развелся, как говорят, из-за наглого разврата этой Плавтии. Далее, Клавдий женился на Элии Петине. Но с Петиной брак тоже был расторгнут, - как сказано, ?из-за мелких ссор?. Не думала Элия Петина, что дядюшка Клавдий станет императором. Третья жена Клавдия - Валерия Мессалина, - забродивший компот из Евиных райских яблочек... В конце концов даже Мессалине наскучила та легкость, с какой она наставляла Клавдию рога. Тогда Валерия задумала неслыханное дело - и свадьбу новую сыграла при жизни мужа, буквально на глазах у всего Рима... Клавдий промолчал, когда ему рассказали о разврате жены. Не произнес ни слова, когда ему предложили лишить Мессалину жизни. Когда ему сообщили о выполнении приговора, он только потребовал чашу с вином и жадно выпил. Разговорился Клавдий на сходке перед преторианской гвардией. Клялся, что отныне будет безбрачным, а если не устоит, то пусть гвардейцы заколют его своими руками. Не устоял...
     После гибели Мессалины к одинокому Клавдию стали подбираться разом похорошевшие утешительницы. Ибо вакансия открывалась более чем занятная. Кандидатки предъявляли: знатность, богатство, красоту и прочее, прочее, прочее... Даже Элия Петина, бывшая жена Клавдия, пожелала баллотироваться на второй срок. Но увы... Агриппина Младшая давно ждала своего часа. Ее обвиняли во всех грехах, ее превозносили за всевозможные добродетели. Порыв души переиначивали как расчетливость; молниеносные интриги изображали как движение души. Только она, Агриппина Младшая, ?единственный доныне пример? - сестра императора Калигулы, племянница императора Клавдия и мать императора Нерона. Только она - во флере тройного кровосмешения: с родным братом, с родным дядей, с родным сыном... Лукавая Агриппина - в качестве родственницы - имела наилучший доступ к телу императора. Племянница ласкала дядюшку, по возможности - целомудренно, при необходимости - темпераментно. И покуда их близость не вышла за рамки приличия, император поспешил изменить римский закон, который воспрещал всякому дяде жениться на своей племяннице...
     (Престолонаследие - вот похоронный мотив, который свел в могилу десятки императоров. От Валерии Мессалины ?завалялись? у Клавдия дочь Октавия и сын Британик. Последний мешал, ой как мешал Агриппине. И рада бы она проявить милосердие и оставить Британика в наследниках, а дядюшку Клавдия в живых, но... За спиною у Агриппины-матери стоял собственный сын - Нерон Агенобарб. Старый дурень дядюшка Клавдий был обречен...) Через день после отмены закона Клавдий женился на Агриппине, через год - усыновил Нерона. Еще через четыре года Нерону исполнилось семнадцать лет...
     ?Яд примешали к изысканному грибному блюду, но Клавдия только прослабило. Тогда удивленная Агриппина немедленно пригласила к супругу врача. Приспешник Эскулапа предложил более ядовитое снадобье - и через пару минут с дядюшкой Клавдием было покончено...?
     Как только император испускает дух, Агриппина спешит разделить горе с сиротками - с Британиком и Октавией. Обнимает их, и целует их, и заключает в свои объятия их... Но держит цепко, под стражей, и никуда из своих объятий сироток не отпускает. А в полдень - распахиваются двери, и на ступенях императорского дворца появляется Нерон. Специальная ?группа поддержки? приветствует Нерона как нового императора. Солистам на помощь приходит народ, и только некоторые люди смущенно спрашивают, мол, а где же Британик? Но Нерона уже радостно несут в солдатский лагерь, из лагеря в сенат, а из сената он выходит поздно вечером, обласканный всеми почестями, из которых только звание ?отца отечества? семнадцатилетний Нерон отклонил как явно неподходящее.
     Слышите звон бубенчиков?.. Это топчут дурацкий колпак дядюшки Клавдия. ?Ступайте же теперь, счастливые, ступайте же, богатые!...? Вас приветствует новый император - Нерон! Рим, ты требуешь зрелищ?.. Они будут.

***

     Образованная девушка, посвященная во все тайны искусства самими музами, блистала как танцовщица на частных представлениях и публично - на греческой сцене.
     Античная эпитафия

     Где начиналась моя история, я вам точно сказать не могу. Хотите - в Праге, хотите - в подсознании, хотите - на юге Франции, в департаменте Прованс, где ?с ноября по март особенно дует мистраль?... Где ?в небольших долинах стоят рядами маленькие круглые деревья с оливковой листвой, а на заднем плане - горы нежнейшего тона?...
     Если взглянуть на картины постимпрессионистов, например Поля Гогена или Винсента Ван Гога, то можно сказать, что Прованс за каких-нибудь сто пятьдесят лет совсем не изменился. Те же пейзажи и впечатления, светло-коричневая почва и многочисленные виноградники, Альпы, маслины и, конечно, оливковое масло. Мой дедушка выращивал оливки, мой прадедушка выращивал оливки, я глотала их вместе с косточкой, потому что это - ?полезно для желудка, мадемуазель Берта!...? Моим воспитанием занимались: дядюшка, невозможная Валерия и стадо баранов, которое вечно блеяло под окнами... ?Ме-ед, ме-е, у-зе-е-ель Бе-е-е-ерта! Не кида-а-айтесь камнями, пожа-а-а-алуйста!? По правде говоря, дядюшка намного чаще наказывал Валерию, чем меня. Я неоднократно замечала, как, улучив момент, дядюшка хлопал Валерию по попке без видимой на то причины. ?Почему же Валерия не плачет и не обижается? - думала я, глядя на подобную несправедливость. - Лучше бы дядюшка отхлопал няню!? Но дядюшка имел претензии только к нашей Валерии - экономке и горничной в одном лице. ?Вот видите, - сообщала я баранам, - к чему приводит непослушание!? Бараны жалобно блеяли...
     Своего отца я никогда не видела и не знала, а мама умерла при странных обстоятельствах, как мне тогда казалось. Умерла при появлении в нашем доме ?маленького Брюта?... Я быстренько сопоставила эти факты и решила, что мамочка принципиально покинула нас, дабы не видеть это мерзкое чудовище. ?Маленький Брют? постоянно верещал, как пожарная машина, которая приезжала тушить амбар в соседнем поместье. Да только машина приехала, ничего не потушила и уехала, а Брют остался. Расположился на втором этаже, в отдельной комнате, со своей кормилицей, от которой почему-то пахло сгоревшим амбаром... А через месяц, как мы похоронили маму, - в доме появилась Валерия. Она мне понравилась больше маленького Брюта. Не верещала, а говорила приятным голосом и чем-то напоминала маму - такая же стройная и рассудительная. Она могла мне объяснить все, что угодно, - отчего льется дождь, когда грустно; почему протоптаны дорожки в ненужном направлении и поэтому приходится лазить через изгородь и рвать платье... Вдобавок от Валерии всегда приятно пахло; я потихоньку прокралась в ее комнату и как следует надушилась из разных флакончиков... Но не добилась подходящего результата. Даже бараны от меня отвернулись. ?Больше - не всегда значит лучше?, - пояснила Валерия, и я запомнила эту истину, а несогласный дядюшка снова хлопнул Валерию по попке...
     Наверное, Валерия все-таки рассердилась и решила отомстить моему дядюшке. Для чего в один прекрасный вечер взяла и переехала в его спальню. ?Теперь она будет дергать дядюшку за усы, - намекнула я баранам. - Спокойной ночи!? И действительно, проползая на четвереньках по коридору, можно было слышать, как охает дядюшка за дверью. ?Коварная Валерия наслаждается местью без зазрения совести!? Вначале по утрам я тщательно инспектировала дядюшкино лицо - усы были на месте. И даже попышнели с того самого времени, когда в его комнату переселилась Валерия. Усы стали закручиваться кверху, а раньше висели под носом, как спущенные подтяжки. Но месть ?невозможной Валерии? продолжалась с неизменной регулярностью...
     Маленький Брют тоже практиковался в развитии... И очень скоро кормилицу заменила няня, которая мешала мне жить. ?Не тобой посеяно - не тебе топтать!? Няню интересовало - откуда у меня появились такие жизненные принципы? Невозможная Валерия хохотала... Так называл ее дядюшка. Если бы дядюшка скучно говорил, что Валерия - ?ангел?, тогда бы я нашла другой пример для подражания. Но дядюшка в задумчивости наливал себе стаканчик красного вина, выпивал и аккуратно ставил пустой стаканчик на место... После чего дядюшку передергивало, он хлопал в ладоши и рычал: ?Ы-ы-х, эта невозможная Валерия!? С таким азартом, с каким он больше ничего не делал. Спокойно жил, управлял имением, ухаживал за оливковыми деревьями... И вдруг - ?Ы-ы-х, эта невозможная Валерия!? Как будто его осенило, или подкрался к дядюшке бес и неожиданно ткнул дядюшку под ребро. Ну кто же устоит после такой рекомендации? Только не я... А няня маленького Брюта старалась подражать ангелам. Разговаривала со мною слащавым голосом и вся провоняла патокой. ?Мадемуазель Берта! Немедленно вымойте руки и садитесь за стол!? А для чего же мыть руки, когда суп из тарелки берешь ложкой?.. Няня маленького Брюта закатывала свои круглые, как у барана, глазки и блеяла, что мыть руки перед едой - ?поло-о-о-жено!?, в гигиенических целях. Это я и сама знала. А вот что получится, если коснуться грязным пальцем супа? ?Русская рулетка!? - моментально отвечала невозможная Валерия. И рассказывала про загадочную страну, где сидят за обеденным столом три медведя с заряженными револьверами. В каждом револьвере по одному микробу. Медведи целятся друг другу в лоб и нажимают на курок. Когда микроб вылетает - медведь падает. Когда не вылетает - сосет лапу. ?Зачем они это делают?? - в ужасе спрашивала я. ?Потому что у них нет супа, - поясняла Валерия. - А ты вымой руки и ешь!? И мой вопрос был полностью исчерпан. Но подспудно у меня всегда возникало желание сыграть с медведями в русскую рулетку... Это желание рисковать поселилось во мне навсегда. Поставить что-нибудь на карту, собстве
нную жизнь или тарелку супа, и стреляться с медведями. Ведь как-то глупо просто сидеть и сосать лапу?..
     Няня маленького Брюта вмешивалась в мою личную жизнь только на глазах у дядюшки. Ей платили за должность, а на самом деле я училась в ?школе? у невозможной Валерии. Как держаться с мужчинами, как не держаться с мужчинами и когда им позволить... Разумеется, я перешла от теории к практике намного позже. А пока посещала этот женский университет - очно, когда Валерия мне что-нибудь говорила, и заочно, когда я сама догадывалась... Каждое утро Валерия присаживалась на пуфик перед зеркалом, чтобы ?придать себе божеский вид?. Для какой надобности бесу божеский вид - первый урок Валерии. Дядюшка покидал спальню с рассветом - ?как и положено всем мужчинам?. Он спускался вниз, где наша кухарка подавала ему первый завтрак. Дядюшка шумно пил кофе, тщательно пережевывал пищу - наблюдать за ним было неинтересно. Валерия вставала не раньше, чем за дядюшкой закрывалась входная дверь. ?Ты уже здесь, невозможная мадемуазель Берта?? - Валерия открывала глаза. Она передразнивала дядюшку, и признание от самой Валерии, что мы обе - ?не-воз-мож-ные!?, тешило мое самолюбие. Наблюдая за Валерией, я могла заглянуть в свое будущее, когда стану взрослой и похожей на эту невозможную женщину не только внутренне, но и внешне. ?А вдруг не вырастут?? - сомневалась я. ?Вырастут, вырастут!? - хохотала Валерия, поочередно трогая указательным пальцем предметы моего беспокойства. ?Пык-пык, - говорила Валерия, - такие же, как у меня!? Она оказалась удивительно права, как будто существовала форма Валерии, в которой отливаются такие, как я...
     Когда Валерия присаживалась на пуфик перед зеркалом, я занимала ?места в партере?. Пьеса называлась ?Туалет Валерии? и состояла из двух актов - макияжа и переодевания. Валерия никогда не забывала о ?зрителях?, играла свою роль блестяще, не сутулилась, не расплывалась по пуфику, а ?держала ровно спинку?, как воздушная, но деревянная виолончель. Округлости Валерии напоминали мне этот музыкальный инструмент, только ?без смычка?. ?Женщина должна выглядеть как нечто среднее между скрипкой и контрабасом. И намурлыкать подходящую... музыкальную партию?. Про ?смычок? я узнала позднее... А пока мы обсуждали с Валерией, что я как ?флейта-пикколо?, и для наглядности Валерия демонстрировала свой указательный палец: ?Худющая, как свистулька!? Но не дай мне боже превратиться в большой оркестровый барабан, наподобие кормилицы маленького Брю-та. ?Хотя для всякого инструмента найдется свой любитель, - щебетала Валерия, - но все приятные мужчины - заядлые виолончелисты... О-ох заядлые!? Музыкальные способности этих мужчин меня мало интересовали, но, если Валерия говорит, что нужно быть виолончелью, я тресну, но буду... ?Все вещи, за исключением трусиков, необходимо снимать и надевать через голову!? Мне казалось, что это крайне неудобно. Если юбка слетает с меня, как только расстегнешь молнию, падает на пол, как парашют, то зачем пыхтеть, и задирать руки, и тащить эту юбку себе на голову, где она непременно застрянет, и ходить как привидение, потому что ничего не видно. ?А чулки?? - ехидно спрашивала я. ?Мадемуазель Берта, не будьте дурочкой! - хохотала Валерия. - А чулки мы нацепим на голову всем мужчинам!? О-ох уж эти капризные мужчины, думала я, все ради них приходится делать шиворот-навыворот. И юбку снимать не по-человечески, и попку пудрить.
     ?Так-так-так... - говорила Валерия, разглядывая себя в зеркале. - Жить с таким лицом, наверное, можно, только выходить никуда нельзя?. И Валерия начинала колдовать... Поочередно открывала ?волшебные? баночки и, едва коснувшись крема, ставила баночку обратно - ?цок? - на туалетный столик. Совсем не так, как дядюшка возвращал на место пустой стакан - ?бум!?. Но все равно: ?Ы-ы-х, эта невозможная Валерия!? - говорила я, по странной ассоциации. И хотя дядюшка, вероятно, никогда не слышал, как Валерия цокает баночками, но мне казалось, что именно эти звуки порождают в нем восхищение. ?Ы-ы-х, эта невозможная Валерия!? - вторила мне виновница всеобщего восторга и хохотала - над собой, надо мной и над дядюшкой... Когда Валерия заканчивала свой макияж, она поворачивалась ко мне и предлагала - ?найди три отличия?. Как на картинках в журнале, где на одном рисунке все скучно, а на другом - дополнительные детали. Я всегда затруднялась определить - что же именно изменилось в Валерии? И не находила ни одного дорисованного листочка, или веточки, или птички... Правда, была у Валерии татуировка розовой бабочки - на бедре под трусиками, но она там всегда была... ?Хороший макияж...? - улыбалась Валерия. ?... Самый незаметный макияж!? - уверенно добавляла я.
     Невозможная Валерия принималась одеваться... Она включала коварную музыку ?на полную катушку? и устраивала шоу со стриптизом, только наоборот. Вначале, присвистнув, Валерия застегивала на себе пояс - ?верность прежде всего!?. Затем надевала ажурные чулки - ?в них я чувствую себя женщиной!?. Дальше - коротенькую комбинацию, а дальше... ?глядя по погоде!?. Трусики Валерия надевала в последнюю очередь, уже закуривая сигарету. ?Обещай мне ничего подобного не вытворять хотя бы лет до двенадцати!? Я пожимала плечами, - мол, как получится... Валерия хохотала, выбрасывала недокуренную сигарету через окошко во двор к баранам, и мы спускались на первый этаж завтракать...
     Само собой разумеется, что мы с Валерией находились в оппозиции по отношению ко всем остальным женщинам в радиусе ста километров, если измерять от центра дядюшкиного поместья. Кухарке не нравилось наше поведение; няня маленького