еньги-то у тебя хоть есть?  - хмуро спросил Ми-хайл Семеныч Георгия
на выходе из подъезда. В глубинне этого вопроса  помещалось легкое презрение
к недонстаточной, с его точки зрения, самостоятельности зятя.
     - Миха-а-ал Семеныч! - полуобиделся  Георгий, понказывая тем самым, что
вопрос тестя  по меньшей мере неуместен; конечно, деньги есть, хотя на самом
деле деннег было мало.
     В  сад имени Баумана они вошли медленно и как бы незаинтересованно, что
отчасти соответствовало  самончувствию  Михаила Семеныча. Георгий же хоть  и
испынтывал  некоторое  возбуждение в  преддверии  "прощания",  перед  тестем
суетности обнаружить не желал и потому был степенен более, чем требовал темп
прогулки.
     Они не спеша брели в глубь сада. Ни в Летний  театр, ни в  кино билетов
не покупали, значит, и не намереванлись  их посетить. Пока они шли зигзагами
- от аттракнциона к аттракциону. Из-за плохого зрения Михаил Сенменыч не мог
пострелять  в тире, хотя очень  хотел. Понстрелял  Георгий.  Безуспешно, чем
порадовал,  вернее, не  расстроил  тестя. Михаил Семеныч подождал, пока зять
управится в тире, и вместе с  ним пошел ломать рога упнрямому металлическому
бычку со стрелкой  на  лбу, уканзывающей  силу  рук  ломающего. Несмотря  на
пожилой  возраст  и  недавний  постельный  режим,  Михаил  Семеныч обнаружил
значительную  силу  рук  в сравнении с  силой  рук зятя.  Чем  тоже  остался
доволен.  А чтобы  подкренпить неслучайность своей силы,  ударил  деревянной
кунвалдой  по  вблизи от  быка  стоящему  силомеру. И  здесь он  оказался на
высоте.
     -  Расплатись,-  через  плечо,  не  оборачиваясь,  бронсил он  Георгию.
Заканчивать аттракционы они зашли в комнату смеха.
     Михаил Семеныч глядел на уродства в зеркалах и  не мог решить, как себя
вести. С одной стороны -  смешно, а с другой... чего ж смешного, если старый
(он  поправился  -  "солидный",  слово "старый"  применительно к  себе он не
любил),  если   солидный,  заслуженный  человек   с  рабочим  стажем  больше
шестидесяти лет, технический руководитель ткацкого  объединения, которого на
пенсию провожал сам замнаркома, Михаил  Семеныч Бадрецов в присутствии  зятя
так  безобразно  отражен  в зеркалах, пока он раздумывал, медленно  двигаясь
вдоль зеркал,  исомната смеха  кончилась. Георгий  хохотал... Михаил Семеныч
сдержал проступивший все-таки смех и недовольно откашлялся.
     Аттракционы остались  позади. Заложив руки  за  спину, оба  по-прежнему
молча брели вперед. Справа в огнромной фанерной раковине духовой  оркестр из
слепых играл "Амурские волны". Георгий, несмотря на любовь к духовой музыке,
вопросительно глянул  на тестя;  Миханил  Семеныч,  несмотря на равнодушие к
музыке, кивнул головой и направился к задним скамейкам.
     Но оказывается, слепые уже заканчивали музыку.  Георгий в хорошем более
обычного настроении от "Амурнских волн" улыбнулся тестю:
     - Давай сфотографируемся.
     - У-у-у...- сморщился Михаил  Семеныч,  но  не понтому,  что  не  хотел
сфотографироваться, а потому, что инициатива исходила не от него.
     Они  пошли  дальше. Слева за высокой  оградой, облепленной мальчишками,
шумела  музыка. Но  не  плавнная,  как  у  слепых  в  раковине,  а дерганая,
нехорошая...
     -  Чего там?  - Михаил  Семеныч недовольно сморнщился в сторону  шума.-
Поют?..
     -  Танцы,-  ответил Георгий и чуть было не  предлонжил  тестю заглянуть
туда.-  Для  молодежи,-  добавил он солидным  голосом.-  Люська  уже  бегает
потихоньнку... Хорошо танцует... Роман научил.
     Михаил Семеныч вскинул брови:
     - Мой?
     - Наш,- подтвердил Георгий.- Поехал в санатонрию язву закрыть, а привез
фокстрот... Да сейчас это нинчего, можно...
     -  Выдрать  ее!  -буркнул  Михаил Семеныч.-Моду взяли...  Ты  Липу  вот
спроси, как я их сек, если что... В кровь. Зато не стрекулистки...
     -  Давай  сфотографируемся,-  перебил  его  Георнгий.- Пять  минут  - и
снимок. На память. А то когда еще. Давай...
     - У-у-у...- отмахнулся Михаил Семеныч, недовольнный, что его перебивают
повторно.- Вперед иди.
     Ресторан "Грот" находился не  на основной  аллее санда,  по которой они
двигались, а немного сбоку, однако каким-то образом они оказались именно  на
этой боковой аллейке.
     "Грот" действительно находился в гроте, воспроизнведенном в натуральную
величину  в искусственно сознданной  горе, наверху  которой  стоял  каменный
горный козел, напрягшись перед прыжком в небо.
     Посещение ресторана произошло само собой, без обнсуждения.
     Михаил Семеныч  вошел на веранду  ресторана  и сел за ближайший столик,
безучастный и  как бы  недовольнный тем,  что  оказался  втянут  в  подобную
непристойность.
     - Жарко,- проворчал  он, снял  картуз и  вытер лосннящуюся от репейного
масла лысину. К столику подскочил официант.
     - Значит, так!..- потирая ладони, сказал Георгий.
     - Я чего  говорю,- Михаил Семеныч отхлебнул пинва, аккуратно, чтобы  не
накапать в стакан,  отжал нанмокший ус и отломал у рака вторую клешню.- Мы с
Абнрам  Ильичом,  аптекарем, на  Москве-реке  были в парнке  Горького.  Тоже
жарко.  Там  купальня,  освежались...  В  прокат  дают.  Недорого:  трусы  -
пятиалтынный,  а  супнруге Абрам Ильича  -  четвертак, все,  что  положено,-
Михаил Семеныч показал, "что положено", и вздохнул. Вздыхал он всегда, когда
говорил о женщинах. Он понмолчал, занятый раком, и вдруг рассердился:  - Ну,
кронме пива-то, что - все?!
     ...Когда  они  вышли  из  ресторана,  уже  смеркалось.  В  походках их,
особенно  Георгия, чувствовалась  неувенренность.  Михаил  Семеныч  держался
устойчивее, так как был потолще и покороче.
     -  Давай сфотографируемся,- предложил он Георнгию, проходя  мимо фото.-
На память...
     -Да-а-а...- Георгий кивнул расслабленной головой.
     Зашли  в "Моментальное фото". Мастер усадил  их  на плюшевую козетку  и
велел  приготовиться,  то  есть чтобы  Георгий открыл глаза.  Михаил Семеныч
пытался возбундить зятя  от дремоты, но  тщетно.  Фотограф, поняв ситуанцию,
снял их какие есть.
     В ожидании снимка они сидели на лавочке возле фото.
     Гремела  музыка  на  танцверанде.  В  паузах между  ганцами  доносились
громкие голоса и музыка из летне-jro кинотеатра.
     Михаил  Семеныч сидел  сначала прямо,  но  вдруг неосторожно  дернулся,
вышел из  равновесия и  стал мед-ленно  заваливаться в  сторону Георгия. Тот
принял плечом  Михаила  Семеныча и так и  оставил  его прислоненным к своему
плечу, не возвращая в прежнее положение.
     Фотограф вынес снимки и постучал в спину Георгия:
     - Заказ готов. Два рубля, пожалуйста.
     - Зачем? - спросил Георгий, стараясь придать голосу трезвую солидность.
Он открыл глаза.- Что это?
     - Это вы с папашей. С ними,-  фотограф  уважительно, не  тыкая пальцем,
движением корпуса указал на Михаила Семеныча.
     Георгий достал  кошелек и подал  фотографу.  Тот понкопался в кошельке,
вынул два рубля, повертел их пенред  глазами Георгия и сунул кошелек обратно
Георгию в карман.
     Георгий  пробормотал  "спасибо"  и  задремал,  откиннувшись  на  спинку
лавочки. На плече его храпела голонва Михаила Семеныча.
     Снимок выпал из руки Георгия и лег возле его ног на гаревую дорожку.
     Какой-то  прохожий  поднял  снимок,  отряхнул  его и,  сложив  пополам,
засунул Георгию в нагрудный карман.

     - Поныри! - выкрикнула  проводница.- Три  минуты стоим, кому выходить -
поспешайте!..
     Первой  вылезла   из  вагона  Липа,  потом  спустился  Михаил  Семеныч,
поддерживаемый Аней.  Проводница подала  вниз чемоданы,  корзину  и огромную
круглую конробку с тортом.
     Липа пересчитала места и огляделась. На станции Поныри никого не было.
     - Задерживается...- неопределенно  пробормотала она, оправдываясь перед
отцом за отсутствие встречи.
     Михаил Семеныч недовольно кашлянул.
     Из открытого  окна  станционного здания с вывеской "Поныри"  высунулась
рука, нащупала веревку, исходя-Щую из маленького колокола над окном, проплыл
сланбый звон. Состав  зашипел,  дернулся, а из-за  угла выкантилась бричка и
тихо подъехала к прибывшим.
     -Слава богу, Семен Данилович! - с облегчением
     сказала Липа.- Это Машенькин конюх,- пояснила она отцу.
     - Марь Михайловна в поле. Сенокос, велела  вас  встренуть. Значить вот,
приехали...  С  приездом!  -  Он посмотрел на сидящего  на чемодане  Михаила
Семеныча
     и тихо спросил Липу: - Папаша-то у вас как, двигается
     или помочь?
     - Спасибо,  не надо,-  ответила  Липа и схватилась  за чемоданы,  чтобы
положить их в бричку.
     - Липа! - одернул ее Михаил Семеньгч.
     Липа послушно опустила чемоданы на землю.
     - Грузи,- кивнул Михаил Семеныч конюху.
     Марья Михайловна  жила при  конторе совхоза. Завондить  хозяйство  она,
одинокая,  не стала  и  от полагавшенгося ей директорского дома  отказалась.
Двух комнат при конторе ей вполне хватало.
     Пока конюх перетаскивал  чемоданы и ставил самонвар, Липа расспрашивала
про директорскую жизнь сестры.
     -  Да  что  об них  говорить!.. Конюху надоело увилинвать от ответа, он
остановился возле  Липы с самоваром в руках, поставил его  на землю и махнул
рукой:  - Все сами, все сами, а толку?..  Сенокос вон начали, а  кто ж в эту
пору  сенокосит?  С  виду-то  травы  встали, а  посмотнреть:  не выстоялись,
иссохнутся  -   скотине  жрать  неченго.-   Конюх  развел  руками  и,  видно
испугавшись  своей  разговорчивости,   добавил:  -  А  так-то  они   женщина
понложительная, старательная...  Пироги к вашему приезду  взялась чинить, да
вызвали...

     Михаил  Семеныч  сидел  под   вербой  и  чувствовал,  что  хочется  ему
рассердиться, но объекта  для недовольства пока  не  находил. Мычали коровы,
солнце садилось в пруд. Он задремал. Сквозь дрему с закрытыми глазами Михаил
Семеныч  миролюбиво  отбивался от  немногочиснленных комаров,  попискивающих
возле его картуза...
     Аня  внимательно  следила,  как надувается на руке  деда  комар,  но не
убивала его. Комар  раздувался  все больше и  больше.  Михаил  Семеныч укуса
почему-то  не чувствовал,  красное брюшко комара раздулось, и  наконнец  он,
упершись  передними лапками  в тугую синюю жилу на  руке  деда, не торопясь,
вытянул хоботок и перевел дух. Аня занесла руку, чтобы его прихлопнуть, но в
последний момент  раздумала, так безвинно вел себя конмар.  Комар посидел на
руке Михаила Семеныча, подпрыгнул  и, тяжело  неся налитое брюшко,  медленно
поплыл в сторону.
     Аня поглядела вокруг.
     - Мама! Смотри, какой большой лопух!
     -  Не  трог!  -  одернул ее  Семен  Данилович.-  Это борщевик. Для пчел
медонос, а  людям вызывает поченсуху... Марь Михаловна! - вдруг  сказал  он,
прислушинваясь к далекому конскому топоту.- Едут!
     Аня повернула голову:
     - Нет никого.
     - Как нет, сейчас  будут,-  проворчал конюх.- Я  коння  завсегда узнаю.
Мальчик-то вон он, засекает...
     - Тпру-у-у! - грубым, охрипшим голосом крикнула Марья.
     Михаил Семеныч  потревоженно  открыл глаза, с нендовольным видом сложил
руки на груди.
     -  Он  же тебя  разнесет! - воскликнула  Липа.- Как же  ты  не боишься,
Марусенька?!
     Марья - похудевшая,  легкая, тоненькая, в мужских бриджах, заправленных
в сапоги,- соскочила с седла и закрутила вожжи за вербу.
     - Господи! - она всплеснула руками.- Как же я вас заждалась!
     Началась  встреча.   Липа  с   Марьей   заплакали.  Миханил  Семеныч  с
удовлетворением переждал основной плач и осадил дочерей:
     - Ну, все, все, будет...
     Марья легко  оттолкнула зацелованную  Аню, громко высморкалась, вытерла
глаза косынкой. Развязала торт, понюхала.
     - Зачем привезли?-недовольно спросила  она.-  Сколько  раз говорить: ко
мне едете - не брать ничего! Я хозяйка!.. Семен! Выкини, прокис!..
     Конюх взял торт и пошел выкидывать, но по дороге раздумал и положил его
в бричку.
     Торт был свеж или почти свеж, так как покупался вечером у Елисеева, тем
не менее Михаил Семенныч с удовлетворением кивал головой: все правильно, как
учил, как воспитывал, гость - святое дело. И сам до недавнего времени только
этоге правила держался. Кажндое лето в Иваново приезжала  вся  родня: Липа с
семьей, Марья, Роман. В те годы Шурка - сначала прислуга, потом жена - целый
месяц безмолвно обхаживала всех да плюс еще Глашу. Липа брала ее для помощи,
но отец и Глашу причислял к отдыхающим и от хозяйственных забот отстранял.
     - Марья Михайловна, самовар поспел! Липа толкнула сестру локтем,-  мол,
угостить надо конюха, но та одернула ее:
     - Сама все знаю!  Ступай,  Семен! Езжай  в Бабрухин Лог,  скажи -  меня
сегодня  не  будет. Лошадей  без  меня не  давать.  Никому!  Понял?!  -  Она
обернулась к отнцу: - Пойдемте в дом, папаша.
     Липа с одной стороны, Марья  с другой повели отца в дом,  подстраиваясь
под его медленный ход.
     - Я чай не буду,- пробурчал Михаил Семеныч.- Спать буду, устал.
     Сейчас постелю,- сказала Марья покорно, но с неконторым напряжением.
     Уложили отца, сели за стол.
     - Ну вот, Марусенька,  все, слава богу, хорошо. Все живы. А где  Аня?..
Аня! Иди пить чай.
     - Тетя Марусь! Мальчик отвязался!
     - Отвязался? Он есть хочет. Отведи-ка его на коннюшню, Анечка. Мальчик!
     Мерин оторвал тяжелую голову от земли, посмотрел, кто зовет, и, обрывая
на  ходу  прядь  травы, боком  побрел к окну. Марья  спустилась  с  крыльца,
погладила мерина и, засунув ногу племянницы в стремя, запихнула ее в седло.
     -  Что  ж это  ты у нас такая  конопатая? - Марья улыбнулась  девочке.-
Прямо сорочье яичко...
     - А-а, пройдет!..- Аня махнула рукой, без страха устраиваясь в седле.
     - Упадет! - заверещала Липа.- Свалится!
     - Он тихий.
     - А куда его? - сияя от радости, спросила Аня.
     - Да  он  сам  знает.  Пошел!  -  Марья хлопнула менрина  по бугристой,
накусанной паутами ляжке.- Чай-то остыл уж небось?
     Марья стала подогревать самовар, а Липа перешла к московской жизни:
     - ...Врач говорит, у него не израсходованы мужские потенции...
     - Чего-чего? - Марья резко смахнула со скатерти несуществующие крошки.-
По-тен-ции!.. Кобель станрый!.. - И,  устыдившись своих слов, смягчилась: -А
ченго он так устал, вроде дорога не очень?.. В купейном ехали? :
     - В купейном...- сказала Липа. Рассказывать про вчерашний поход  отца с
Георгием в сад Баумана она не стала.
     - Как у Романа дела?
     - Все учится...  И  техникум  с отличием  кончил,  и  иннститут так  же
хочет... Начальник подстанции.
     - Заочно учиться тяжело, по себе знаю,- вздохнула Марья.
     -  На  вечернем полегче,- ободрила ее Липа.- На пятый курс перешел. Еще
бы женился...
     - Да уж пора. Полысел...
     - Сейчас лысых много,- успокоила ее Липа.- Отнцу-то нравится, что Ромка
лысый,  порода видна. Я  ему говорю:  ты бы женился,  Рома, и мне, и  Марусе
спокойннее было. А он: не могу. Какая семья, пока учусь...
     - Правильный подход...- Марья выпустила дым.
     - Аня дорогу обратно найдет? - забеспокоилась вдруг Липа.
     - Да это рядом.- Марья  стряхнула пепел в раскрынтый спичечный коробок.
Липа, поискав по сторонам пенпельницу  и  не найдя ее,  пододвинула к сестре
блюдце.- Чего про Люську не рассказываешь? - спросила Манрья.- Чего с учебой
надумала? Или так... один свист и будет?..
     - Ты очень раздражительна стала, Машенька. В саннаторию бы тебе...
     Марья посмотрела на сестру с чуть брезгливым сонстраданием:
     - О чем ты  говоришь, Ли-ипа!-Она поглядела  по сторонам.- Сейчас такая
санатория, не приведи госпонди! Вчера Михайлова...- Она махнула рукой.
     - У нас на Метрострое тоже...- закивала Липа.
     - Ты-то не волнуйся,- успокоила ее Марья.- Ты беспартийная, с тобой все
в порядке.-  Помолчала,  пондумала.- Не хотела  тебя волновать, но  скажу...
Сиди спокойно, чего побелела? Слушай.  Если со  мной что-нинбудь...  Ну,  ты
понимаешь. Семен, конюх, пришлет тебе лисьмо: мол, Марья Михайловна уехала в
командировку.  Поняла, ясно? Ну, вот с этим  - все. Давай про  Люську.  Куда
будет поступать?
     -  Она  предполагает в Торфяной,- робко  промолвинла  Липа, наблюдая за
реакцией сестры. Та молчала понка, только шумно выдувала дым  через ноздри.-
От донма недалеко. И экзамены полегче. Аттестат у нее - сама знаешь!
     - Лентяйка! -  наконец  отреагировала Марья, тыкая папиросу  в блюдце.-
Зла  на  вас не хватает!  И будет всю  жизнь  в  болоте ковыряться!..- Марья
постучала  пальцем  по  столу.-  Помяни,  Липа,  мое  слово,  даст она  тебе
прикурить...
     - Ну, что  вы все на  нее! - всплеснула руками Линпа.- И Георгий, и ты.
Конечно, она не очень старательнная, но она способная...
     - Чаю! -раздался  голос  Михаила Семеныча. Он сел, отер лысину и, чтобы
зря не пропадала строгость,  добавил: -  А верхом -  ты это, Марья, брось! В
мужских портках! Никакой солидности! Ты же не просто так, ты  директор. И не
кури при отце!
     Марья раздраженно крутанула в  блюдце не до  коннца погасшую  папиросу,
источающую еле заметный дым. Липа подала отцу чай.
     - В стакане!-отвел  ее руку с чашкой Михаил Се-меныч.- Тебе жакет надо,
юбку черную... Варенья на стонле не вижу... Сливового.
     Марья поднялась за вареньем. За ней поспешила Липа.
     - Отвыкла,- виновато пробормотала Марья.- Не могу вот так вот с места в
карьер перестроиться.
     - Может, мне его забрать все-таки, Машенька?  - виновато, потирая руки,
спросила Липа.
     Марья обернулась к сестре, обняла ее и поцеловала:
     - Да  что  ты,  Липочка, говоришь? Обойдется  как-нибудь.  Слава  богу,
живы-здоровы... Обойдется.
     Мычали коровы, солнце почти совсем ушло в пруд, от него осталась только
маленькая желтая горбушка.

        3. ЛЮСЯ ВЫШЛА ЗАМУЖ


     Зимой Люсю  затошнило, а когда "неукротимая рвота  беременных", как для
внушительности  называла  токсинкоз  Липа,  прекратилась,  с Финляндией  был
заключен мир. Стал длиннее рабочий день, на улицах появилось много мальчиков
в  форме ремесленных училищ. Стариннный друг  Георгия  по Павловскому Посаду
Митя Малыншев, приходивший до финской кампании  по воскресеньням в Басманный
в гости  с женой и сыном Витей, стал  приходить реже и только  с женой: Вите
отрезали отмонроженную на  войне  пятку,  а с палочкой он ходить  по гонстям
стеснялся.
     Беременность  Люся долго скрывала, пока ее не начанло поминутно рвать и
все стало безразлично.
     Виновником Люсиного состояния оказался ее однонкурсник Лева Цыпин.
     С Левой Люся работала в паре  на  практике по геодензии. Потом в той же
паре они остались немного подрабонтать геосъемкой  в  колхозе под Калинином.
Когда Аня, ездившая проведать сестру, рассказывала дома, какие под Калинином
прекрасные  места и что спят  Лева  с  Люнсей  на сеновале,  Георгий сказал:
"Э-э...  ребята..."  -   и  сделал  жест,   будто  оглаживал  бороду.  Липа,
естественнно, была возмущена таким гнусным предположением.
     Состояние   Люси  давало  основание  для  законного  аборта,  но   Липа
категорически  запретила дочери даже говорить об  этом, а  Георгию - думать:
первый аборт, понследующее бесплодие... Люся будет рожать.
     Марья  по  телефону кричала,  что надо  написать  на  негодяя в  райком
комсомола.
     Не  зная,  на  что  решиться,  Липа  позвонила  Роману,  сказала,  надй
поговорить. Роман обещал приехать вечером.
     Аня встревожилась. Из художественной литературы с ей было известно, что
благородные молодые люди женятнся иногда  на обесчещенных не ими девушках. А
вдруг Роман решит  жениться на  Люсе? Это  никак не входило  в  Анины планы,
потому что  она  давно уже  решила  сама  выйти  за  Романа,  как только  ей
исполнится шестнадцать лет.
     Она узнала у  Василевской  -  Василевская юрист,-  такой брак возможен,
потому что Роман не родной манмин брат, а сводный, сын маминой мачехи.
     Так что Роман  Аню вполне устраивал. Он, правда, не подозревал, что ему
предстоит жениться на Ане,  но нанверняка обрадуется, ког