РАБОТАЛ ПОД НАЧАЛОМ РОГОВА НА 109-м ИСПЫТАТЕЛЬНОМ ПОЛИГОНЕ В КАЗАХСТАНЕ". - Сам того не зная, он стал участником Великой русской мужской климактерической революции восьмидесятых. У него за спиной вся эта ложь, Сталин, хрущевский проблеск, долгая тьма Брежнева. Однако у него еще есть силы на один порыв, у него есть последний климактерический шанс оставить свой след на земле. А в ушах звенят новенькие лозунги: революция сверху, открытость, мир, перемены, мужество, перестройка. Его даже побуждают восстать.
     Уолтер задыхался, но писал даже еще быстрее: "ТЕЛЕМЕТРИЯ, КОДИРОВАНИЕ, ТОЧНОСТЬ, одновременно задавая между всхрипами риторические вопросы:
     - Куда они попадут? Какое число и как близко ляжет к какому числу мишеней и когда? Каковы расширение и температура наружного слоя? Воздействие силы тяжести? Критические вопросы, а Дрозд знает ответы. Знает, потому что его обязанность - заставлять ракеты говорить в полете, да так, чтобы американцы их не расслышали. В этом он мастак. Потому что он создал системы кодирования, на которых американские супер-подслушиватели в Турции и Китае все зубы поломали. Он находит все ответы, а братец Рогов пердит их своим господам в Москве. В чем, согласно Дрозду, и заключается специальность профессора Рогова. "Профессор Аркадий Рогов - пресмыкающийся жополиз", - сообщает он нам в тетради номер два. Заключение абсолютно верное. Аркадий Рогов как раз и есть предсказуемый, высокооплачиваемый, бесхребетный жополиз, который выполняет свою норму и честно отрабатывает свои ордена и привилегии. Кого он нам напоминает? А никого! И уж, конечно, не нашего дражайшего Клайва. И Дрозд срывается. Он исповедуется в своих муках Кате, а Катя говорит: "Чем хныкать, сделай что-нибудь!" И он, черт побери, делает! Он преподносит нам все, на что сумел наложить руку. Сокровища "Тысяча и одной ночи", удвоенные и утроенные. Коды раскодированные. Телеметрия en clair . Ретроспективные ключи к кодам, чтобы мы могли перепроверить. Чистую неприкрашенную правду, до того, как ее подгримировали для московского потребления. Ну, хорошо, он не в своем уме. А кто в своем из тех, кто чего-то стоит? - Он допил бокал, и я увидел, что его лицо сморщилось в багровый сгусток боли, смущения, гнева. - Жизнь - это черт знает что! - докончил он, всовывая свой бокал мне в руку.
     Я еще не сообразил, что происходит, а он проскользнул мимо нас на лестницу, и мы услышали, как одна за другой открывались и захлопывались стальные двери, пока он не выбрался на улицу.
     - Уолтер превратился в обузу, - сухо объяснил мне Клайв на следующее утро, когда я в него вцепился. - Ну, хорошо, для нас он был просто эксцентричным чудаком. Но другие... - В первый и последний раз Клайв при мне почти признал наличие половой жизни и тут же поспешил поправиться. - Я передал Уолтера в отдел подготовки, - продолжал он с самым ледяным своим видом. - На той стороне слишком многие посматривали на него косо.
     На той стороне Атлантического океана, естественно.

***

     Вот так исчез Уолтер, чудесный Уолтер, и я не ошибся: мормонов мы больше ни разу не видели, и Клайв ни разу о них не упомянул. Были они просто посланцами Лэнгли или сами вынесли приговор и определили кару? Или они были вовсе не из Лэнгли, а представляли одну из непрерывно множащихся аббревиатур, особенно возмущавших Неда, когда он жаловался Клайву на обилие копий по Дрозду? Или они были излюбленной мишенью ненависти Неда - ведомственными психиатрами?
     Но кем бы они ни были, их мимолетный визит сказался на всем Русском Доме, и пустота, оставленная Уолтером, зияла, точно воронка, оставленная снарядом наших ближайших союзников. Боб ощущал это, и его помучивал стыд. Даже гранитному Джонни было не по себе.
     - Вам придется более активно участвовать в операции, - сказал мне Нед.
     Жалкая компенсация за исчезновение Уолтера!

***

     - Тебя опять что-то грызет, - сказала Ханна.
     Был обеденный перерыв. Работает она неподалеку от Риджентс-парка, и иногда в теплые дни мы вместе съедаем по бутерброду. Иногда даже заглядываем в зоопарк. А иногда она дает онкологическому институту передышку, и заканчиваем мы прогулку в постели.
     Я справился о ее муже, Дереке. Он - одна из немногих наших общих тем. Дерек опять затеял ссору? Избил ее? В те дни, когда мы были самозабвенными любовниками, мне порой казалось, что связывает нас именно Дерек. Но сегодня она не хотела разговаривать о Дереке. Она хотела знать, что меня грызет.
     - Они выбросили вон человека, который был мне симпатичен, - сказал я. - То есть не вон, а в местное мусорное ведро.
     - В чем он провинился?
     - Ни в чем. Просто они взяли да и взглянули на него под другим углом.
     - А почему?
     - Потому что им так удобнее. Не сочли возможным долее терпеть его, учитывая определенные требования.
     Она обдумала мои слова.
     - То есть подчинились условностям, ты это имеешь в виду? - заметила она. А подразумевала: как ты, как мы с тобой. И почему я продолжаю с ней видеться? Тянет на место былого преступления? В тысячный раз ищу у нее отпущения грехов? Или я прихожу к ней, как мы приходим в школу, где когда-то учились, в попытке понять, куда девалась наша юность?
     Ханна все еще красива, хоть это-то утешение у меня есть. Седина и грузность еще впереди. Когда я вижу, как ее лицо вдруг озаряется изнутри, вижу ее храбрую трепетную улыбку, она мне кажется совсем такой, как двадцать лет назад, и я говорю себе, что нисколько ее не погубил. "С ней ничего плохого не произошло. Погляди на нее. Она улыбается, целая и невредимая. Пинает ее Дерек, а вовсе не ты".
     Но не знаю. Не знаю...

***

     "Юнион Джек" , приводивший в такую ярость диктатора Сталина, когда тот взирал на него с зубчатых стен Кремля, вяло обвис на флагштоке во дворике перед английским посольством. Кремовый дворец за ним напоминал свадебный торт былых времен, готовый к тому, чтобы новобрачная его нарезала; река покорно подставляла масляно поблескивающую спину утреннему проливному дождю. У чугунных ворот двое русских полицейских изучали паспорт Барли, а чернила расплывались в дождевых каплях. Младший списал его фамилию. Старший все еще недоверчиво сравнивал его заострившиеся черты с лицом на фотографии. Коричневый плащ Барли промок насквозь. Волосы прилипли к голове. Он, казалось, стал чуть ниже ростом.
     - Нет, ну и погодка! - воскликнула благовоспитанная девица в плиссированной клетчатой юбке, перехватывая его в вестибюле. - Здравствуйте, я Фелисити. А вы тот, за кого я вас принимаю, ведь так? Совсем вымокший Скотт Блейр? Советник по экономическим вопросам ждет вас.
     - Но экономисты вроде бы помещаются в другом здании?
     - Нет, там по вопросам торговли. Это совсем другое.
     Барли последовал за ее виляющим задиком вверх по парадной лестнице. У него всегда, когда он попадал в стены английских представительств за границей, возникало ощущение сдвига в пространстве, но в это утро оно было абсолютным. Фальшиво насвистывал мальчишка-почтальон, доставлявший ему газеты в Хэмпстеде. Полотер урчал и порыкивал, как кооперативный молочный фургон. Было только восемь утра, и официальная Британия еще официально не пробудилась. Советник по экономическим вопросам оказался коренастым шотландцем с серебряными волосами. Фамилия его была Крейг.
     - Мистер Блейр! Сэр! Как поживаете? Прошу, садитесь! Чай или кофе? На вкус, боюсь, они неразличимы, однако мы над этим работаем. Мало-помалу, но мы добьемся результатов.
     Схватив плащ Блейра, он распял его на вешалке министерства общественных работ. С фотографии в рамке над письменным столом на них смотрела королева в амазонке. Карточка рядом с ней предупреждала: устная речь в этой комнате требует осторожности. Фелисити принесла чай и печенье. Крейг энергично сыпал словами, точно ему не терпелось поскорее выложить все свои новости. Его красное лицо глянцевито поблескивало после бритья.
     - А, да! Я слышал, эти бандиты в ВААПе устроили вам хорошенькую карусель! Но хоть что-нибудь вам понять удалось? Вы чего-то добились или дело ограничивается сладкими московскими речами? Видите ли, тут все - только имитация деятельности. Редко, ах, как редко удается действительно заключить сделку. Мысль о прибылях чужда им, как и усердие. Сплошной подхалимаж и взаимное почесывание, сами понимаете, чего. Как я не устаю повторять: что может быть немыслимее неизлечимой лени в сочетании с недостижимыми видениями? Совсем недавно посол воспользовался в депеше этим моим выражением и спасибо не сказал. Чего, впрочем, и не требовалось. Нет, вы объясните, как они выйдут из положения при экономике, построенной на безделье, трайбализме и скрытой безработице? Ответ: и не выйдут. Когда они освободятся от всего этого? Что произойдет, если освободятся? Ответ: одному богу известно. Здешний книжный мир представляется мне миниатюрным воплощением всей стоящей перед ними дилеммы. Вам ясна моя мысль?
     Он гремел, пока, видимо, не решил, что Барли и микрофонам на сегодня достаточно.
     - Ну, наша маленькая беседа доставила мне большое удовольствие. Не скрою, вы дали мне много пищи для размышления. Главная опасность в нашем деле - оказаться отрезанными от источников. А теперь не разрешите ли познакомить вас кое с кем? Иначе сотрудники канцелярии мне этого никогда не простят.
     Властно кивнув, он пошел впереди по коридору к металлической двери со зловещим глазком. Дверь открылась перед ними и закрылась, едва Барли переступил порог.
     "Крейг - ваш связной, - предупредил его Нед. - Сущий черт, но доставит вас к вашему поводырю".

***

     В первый момент Барли показалось, что он очутился в затемненной больничной палате, а во второй - что в сауне, так как единственный свет исходил от пола в углу и пахло сосновой смолой. Затем он решил, что сауна подвешена, так как пол чуть покачивался.
     Осторожно присев на стул, он различил за столом две фигуры. Над первой висел завернувшийся снизу плакат с изображением лейб-гвардейца, обороняющего Лондонский мост. Над второй озеро Уиндермир томно нежилось в лучах заката, иждивением "Бритиш рейл-уэйз".
     - Браво, Барли! - воскликнул из-под лейб-гвардейца английский голос, чем-то сходный с голосом Неда. - Меня зовут Падди, уменьшительное от Патрика, а это Сай. Он американец.
     - Привет, Барли, - сказал Сай.
     - Мы здесь просто на посылках, - пояснил Падди. - И, естественно, довольно стеснены в своих возможностях. Главная наша обязанность - обеспечивать верблюдов и горячее питание. Нед просил передать его самый теплый привет. И Клайв тоже. Не будь они такими мечеными, то сами приехали бы сюда грызть ногти вместе с нами. Что поделаешь, профессиональный риск, рано или поздно нас всех это ждет.
     Пока Падди говорил, скудный свет мало-помалу извлек его из мглы. Он был крепко сбит, но гибок, с косматыми бровями и устремленными в неведомую даль глазами открывателя новых земель. Сай был выутюжен, элегантен и на десяток лет моложе. Их четыре руки лежали на плане Ленинграда. Манжеты Падди были обтрепаны, а у Сая - накрахмалены.
     - Да, кстати, мне поручено спросить, хотите ли вы продолжать? - сказал Падди, словно это была остроумная шутка. - Если предпочтете устраниться, ваше право, и никаких претензий. Так как же?
     - Западний убьет меня, - буркнул Барли.
     - За что?
     - Я его гость. Он оплачивает мои счета, занимается моей программой. - Барли потер ладонью лоб, словно стараясь восстановить связь с мозгом. - Что я ему скажу? Не могу же я просто сорваться с места: пока-пока, мне пора в Ленинград. Он подумает, что я свихнулся.
     - Но ведь вы говорите - Ленинград, а не Лондон, - сказал Падди настойчиво и ласково.
     - У меня нет визы. Есть только для Москвы. Не для Ленинграда.
     - Ну, а если?
     Опять долгая пауза.
     - Мне надо поговорить с ним, - сказал Барли, точно это было исчерпывающее объяснение.
     - С Западним?
     - С Г„те. Я должен с ним поговорить.
     Привычным жестом проведя тыльной стороной ладони по губам, Барли поглядел на нее, словно ожидая увидеть кровь.
     - Лгать ему я не буду, - буркнул он.
     - Об этом и речи нет. Неду нужно честное сотрудничество. Без обмана.
     - И нам тоже, - добавил Сай.
     - Хитрить я с ним не стану. Буду говорить либо прямо, либо никак.
     - Нед ничего другого и не предполагает, - сказал Падди. - Мы хотим дать ему все, в чем он нуждается.
     - Мы тоже, - добавил Сай.
     - "Потомак - Бостон, инкорпорейтед", Барли. Ваш новый американский торговый партнер, - произнес Падди другим голосом, заглядывая в лежащую перед ним бумагу. - Глава издательства - некий мистер Хензигер, верно?
     - Дж.П., - сказал Барли.
     - Знакомы с ним?
     Барли мотнул головой и поморщился.
     - С фамилией в контракте, - сказал он.
     - И больше вы с ним никак не соприкасались?
     - Раза два мы говорили по телефону. Нед решил: пусть нас послушают по трансатлантическому кабелю. Крыша.
     - Но никакого воображаемого портрета его вы не составили? - не отступал Падди, который всегда старался добиваться четких ответов, что превращало его в педанта. - Он для вас не конкретная личность?
     - Он - фамилия с деньгами и конторой в Бостоне, он - голос в телефонной трубке. И ничего больше.
     - А в ваших разговорах с местными третьими лицами, например с Западним, Дж.П.Хензигер в качестве пугала не фигурировал? Вы не снабдили его наклеенной бородой, деревянной ногой или ужасающей сексуальностью? Ничего такого, что необходимо было бы учесть, облекая его, так сказать, в живую плоть?
     Барли задумался над вопросом, а затем словно забыл о нем.
     - Так нет? - спросил Падди.
     - Нет, - сказал Барли и снова некстати мотнул головой.
     - В таком случае может произойти следующее, - сказал Падди. - Мистер Дж.П.Хензигер, "Потомак - Бостон", молодой, энергичный, напористый, в настоящее время отдыхает в Европе с супругой. Самый разгар туристического сезона. В данный момент, скажем, они находятся в Хельсинки, в отеле "Марски". Бывали в "Марски"?
     - Как-то заглянул туда выпить, - ответил Барли, словно признаваясь в постыдной тайне.
     - И, со свойственной американцам импульсивностью, Хензигеры внезапно решают поглядеть Ленинград. Мне кажется, ваш черед, Сай.
     Сай отомкнул улыбку и принял эстафету. Лицо у него, когда оживлялось, становилось напряженным, а говорил он внятно, хотя отрывисто.
     - Хензигеры отправятся в трехдневную автобусную экскурсию, Барли. Визы на финской границе, гид, автобус, ну, словом, вся музыка. Гласность - богатая тема для разговоров по возвращении в Бостон. Он вложил в вас деньги. Зная, что вы сейчас транжирите их в Москве, он просит вас бросить все и поспешить в Ленинград, чтобы носить за ним чемоданы и доложить об успехах. Обычная манера молодых магнатов. Очень типичная. Вас что-то смущает? Что-то не звучит?
     В голове Барли прояснялось, он начинал соображать.
     - Нет. Звучит. Я сумею, если вы сумеете.
     - Сегодня рано утром по лондонскому времени Дж.П. звонит из "Марски" в вашу лондонскую контору и слышит голос вашего автоответчика. С автоматами Дж.П. не разговаривает. И через час, считая от этой минуты, он шлет вам телекс на ВААП Западнему, копия - Крейгу сюда, в посольство, с настоятельной просьбой встретить его в пятницу в Ленинграде в гостинице "Европейская", она же "Европа", где забронированы номера для их группы. Западний заерзает, возможно, испустит душераздирающий вопль, но, поскольку вы тратите деньги Дж.П., Западний, по нашему прогнозу, будет вынужден склониться перед силами рынка. Звучит?
     - Да, - сказал Барли.
     Эстафету перехватил Падди:
     - Если он не совсем идиот, то сам поможет вам с визой. А если надуется, Уиклоу съездит в ОВИР, и они все сделают при нем. На наш взгляд, с Западним вам лучше на эту тему особенно не распространяться. Не расшаркиваться перед ним, не извиняться. Превратите необходимость в добродетель. Скажите ему, что такова в наши дни жизнь на скоростных автострадах.
     - Дж.П.Хензигер - наш человек, - сказал Сай. - Прекрасный работник. Как и его жена.
     Он внезапно умолк.
     Точно судья на ринге, заметивший нарушение, Барли вскинул руку и уставил палец в грудь Падди.
     - Да погодите! Перекройте кран. Минуточку. Что толку от них обоих при всей распрекрасности, если их весь день будут таскать по Ленинграду в туристском автобусе?
     Падди потребовалась лишь секунда, чтобы оправиться от этого внезапного выпада.
     - Скажите ему вы, Сай.
     - Барли, едва они приедут вечером в четверг в гостиницу "Европа", как у миссис Хензигер начнется сильнейшее ленинградское расстройство желудка. Дж.П. не пожелает любоваться достопримечательностями, пока его прекрасная супруга мается животом. И затворится с ней в гостинице. Никаких проблем.
     Падди поставил лампу и блок питания возле карты Ленинграда. Три адреса, полученные от Кати, были обведены красными кружками.

***

     День уже клонился к вечеру, когда Барли позвонил ей, рассчитав, что она как раз будет запирать свои канцелярские скрепки. Он вздремнул и выпил две рюмки шотландского виски, чтобы привести себя в форму. Но когда он начал говорить, голос его зазвучал как-то пронзительно, и ему пришлось понизить его.
     - А! Привет. Значит, добрались благополучно? - Ему почудилось, что за него говорит кто-то совершенно незнакомый. - Поезд в тыкву не превратился?
     - Благодарю вас, все было нормально.
     - Отлично. Собственно, я позвонил, чтобы узнать. Да. И сказать вам "спасибо" за чудесный вечер. Гм-м. И на время попрощаться.
     - И вам спасибо. Он мне много дал.
     - Видите ли, я надеялся, что мы еще раз увидимся. Но беда в том, что мне надо в Ленинград. На меня вдруг свалилось одно дурацкое дело и нарушило все мои планы.
     Долгое молчание.
     - Тогда присядьте, - сказала она.
     "Кто из нас сошел с ума?" - подумал Барли, а вслух сказал:
     - Зачем?
     - У нас есть обычай: перед дальней дорогой немного посидеть. Так вы сидите?
     Он уловил в ее голосе счастливую ноту и почувствовал, что счастлив.
     - Я даже лежу. Годится?
     - Не имею ни малейшего представления. Полагается сесть на чемодан или на скамью, повздыхать и осенить себя крестным знамением. Но, наверное, с тем же результатом это можно сделать и лежа.
     - Совершенно с тем же.
     - А из Ленинграда вы вернетесь в Москву?
     - Вряд ли. Во всяком случае, не в этот раз. Скорее всего, мы оттуда улетим прямо в школу.
     - В школу?
     - То есть в Англию. Мое дурацкое словечко.
     - И что оно означает?
     - Обязательства. Незрелость. Невежество. Обычные английские пороки.
     - У вас много обязательств?
     - Полные чемоданы. Но я учусь сортировать их. Вчера я даже сказал "нет" и поразил всех.
     - А зачем вам надо было говорить "нет"? Почему не сказать "да"? Может быть, они изумились бы еще больше.
     - Пожалуй. В том-то и пробел вчерашнего вечера, правда? Я так и не успел поговорить о себе. Мы говорили о вас, о великих поэтах всех времен, о мистере Горбачеве, об издательском деле. Но главной темы так и не коснулись. Меня. Придется мне приехать еще раз, специально чтобы надоесть вам.
     - Я уверена, что мне вы надоесть не способны.
     - Не могу ли я вам что-нибудь привезти?
     - Простите?
     - Когда опять приеду. Есть какие-нибудь пожелания? Электрическая зубная щетка? Папильотки? Еще какой-нибудь роман Джейн Остин?
     Долгая чудесная пауза.
     - Желаю вам доброго пути, Барли, - сказала она.
     Последний обед с Западним был поминками без покойника. Они сидели - четырнадцать мужчин и ни единой женщины - в огромном и совершенно безлюдном зале верхнего ресторана еще недостроенной гостиницы. Официанты принесли закуски и исчезли в неизвестном направлении. Западнему пришлось послать лазутчиков на их поиски. Ни алкогольных напитков, ни разговоров, не считая усилий Барли и Западнего поддерживать подобие беседы. Из проигрывателя лилась музыка пятидесятых годов, где-то что-то прибивали.
     - А мы такой вечер договорились устроить для вас, Барли! - соблазнял Западний