?
     - Он питал большие надежды, а потом разочаровался, - ответил Барли после некоторого размышления. В нем снова верх взяла созерцательность. - Он простил бы русским почти все, но не террор, не лагеря, не переселения. Это разбило ему сердце.
     - А его сердце разбилось бы, если бы для тех же целей они избрали методы помягче?
     - Не думаю. Скорее, он умер бы счастливым.
     Шеритон вытер ладони носовым платком и, держа кофейную чашечку обеими руками, точно раскормленный Оливер Твист, второй раз прошествовал к буфету, отвинтил крышку термоса с кофе, скорбно заглянул в него и только тогда налил себе еще.
     - Желуди, - пожаловался он. - Собирают желуди, прессуют их и перерабатывают в кофе. Вот они чем занимаются. - Он со вздохом опустился в свободное кресло рядом с Бобом. - Мистер Браун, вы разрешите мне осветить вам ситуацию поподробнее? В жизни больше не осталось места для того, чтобы брать на веру каждого смиренного члена дружного рода человеческого, согласны? А потому на каждого, кто собой хоть что-то представляет, имеется личное дело. Вот что содержит ваше. Ваш отец сочувствовал коммунистам, хотя со временем утратил иллюзии. В течение восьми лет после его кончины вы побывали в Советском Союзе целых шесть раз. Вы продали русским ровно четыре книги, самые паршивые в вашем списке, и издали ровно три их книги. Два ужасающих современных романа, которые абсолютно не нашли сбыта, и дерьмо об иглоукалывании - продано восемнадцать экземпляров в бумажной обложке. Вы на краю банкротства, однако, по нашим подсчетам, поездки эти обошлись вам в двенадцать тысяч фунтов при доходе в тысячу девятьсот фунтов. Вы в разводе, живете, ничем себя не связывая, и храните традиции английских аристократических школ. Вы пьете так, словно задумали в одиночку оросить пустыню, и выбираете приятелей-джазистов, рядом с которыми Бенедикт Арнольд покажется Шерли Темпл . Из Вашингтона вы выглядите сорвавшимся с узды. Здесь вы выглядите очень симпатично, но как я сумею втолковать это следующей подкомиссии конгресса, богомольным тупицам, которые заберут себе в голову поставить крест на материалах Г„те, потому что они ведут подкоп под Крепость-Америку?
     - Но каким образом? - спросил Барли.
     По-моему, его невозмутимость поразила нас всех. А Шеритона в первую очередь. До этого момента он поглядывал на Барли через плечо и объяснял свою дилемму с несколько жалобным видом. Но теперь выпрямился и посмотрел на Барли с ироничным прямодушием:
     - Простите, мистер Браун?
     - Почему материалы Г„те так их пугают? Если русские не способны стрелять точно, Крепость-Америка должна прыгать от восторга.
     - Прыгаем, мистер Браун, прыгаем. Мы ликуем. И пусть вся американская военная мощь строится на уверенности, что советские компьютеры не ошибаются. И пусть оценка советской точности в этой игре - все. Ведь точность обеспечивает вам возможность захватить вашего врага врасплох, пока он играет в гольф, парализовать его МБР и не позволить ему ответить тем же. А без точности лучше не соваться, потому что тогда ваш враг в ответ развернется и слизнет двадцать ваших самых любимых городов. И пусть миллиарды и миллиарды долларов американских налогоплательщиков и целые свалки политического красноречия щедро расходовались под залог любимейшего кошмара, слагающегося из первого советского удара и уязвимости некоторых участков американской обороны. И пусть даже теперь идея советского превосходства в области МБР является главным доводом в пользу "звездных войн" и главной стратегической игрой на вашингтонских приемах с коктейлями... - К моему удивлению, Шеритон вдруг изменил голос и заговорил с интонациями обитателей захолустного Юга. - Пора нам разнести этих сукиных детей, пока они не разнесли нас, мистер Браун. На этой занюханной планете просто нет места для двух сверхдержав. А какая из них больше по нраву вам, мистер Браун, если уж придется выбирать?
     Он выждал, и его складчатое лицо вновь принялось скорбеть о бесчисленных несправедливостях жизни.
     - А ведь я верю в Г„те, - продолжал он испуганным голосом. - Официально известно, что я принял Г„те на веру, едва он вылез из своей норы. Оптом и в розницу. Г„те, голову даю на отсечение, тот источник, которого требует время. А знаете, что для меня из этого следует? Для меня из этого следует, что я должен верить и в мистера Брауна, который почтил нас своим присутствием, и что мистер Браун должен быть со мной очень-очень откровенен, иначе от меня останется хладный труп. - Он благоговейно прижал лапу к левой стороне груди. - Я верую в мистера Брауна, я верую в Г„те, я верую в материалы. И вот-вот в штаны наложу от страха.
     Некоторые люди меняют решения, думал я. Некоторые люди меняют мнения. Но объявить, что он узрел свет по дороге в Дамаск, - для этого требуется Рассел Шеритон. Нед уставился на него чуть ли не ошеломленно. Клайв предпочел продолжить созерцание футляров с киями. А Шеритон горестно взирал на свой кофе, размышляя о своем злополучном жребии. Один его молодой человек, упершись в ладонь подбородком, изучал носок своей туфли, другой устремил взгляд в окно на океан, словно истина могла покоиться там.
     Но никто не смотрел на Барли, ни у кого как будто не хватало духа. Он сидел неподвижно и выглядел беззащитно молодым. Мы сказали ему очень мало и, конечно, ни словом не обмолвились о том, что материалы Дрозда понудили фракции военно-промышленного комплекса вцепиться друг другу в глотки и вызывали рев возмущения в кое-каких самых смрадных кулуарах Вашингтона.
     В первый раз подал голос старик Палфри. И сразу же у меня возникло ощущение, что я играю на подмостках театра абсурда. Казалось, реальный мир ускользает у нас из-под ног.
     - Хаггарти спрашивает вас вот о чем, - сказал я. - Согласитесь ли вы подвергнуться допросу по доброй воле, чтобы американцы раз и навсегда составили мнение об источнике и всем прочем? Вы можете отказаться. Выбор принадлежит вам. Верно. Клайв?
     Клайв не испытывал особого прилива нежности ко мне, но все-таки с неохотой подтвердил мои слова, прежде чем снова унестись к далекому горизонту.
     Лица в кольце вокруг Барли повернулись к нему, как подсолнухи к солнцу.
     - Так как же? - спросил я его.
     Некоторое время он молчал. Потянулся. Провел по губам тыльной стороной ладони со смущенно-неловким видом. Пожал плечами. Посмотрел на Неда, но не сумел найти его глаз и вновь растерянно посмотрел на меня. О чем он думал, если думал? О том, что "нет" навсегда отторгнет его от Г„те? От Кати? Осознавал ли он это? По сей день я не знаю. Он усмехнулся, видимо, от смущения.
     - А как вы считаете, Гарри? Сказав "а"... Как считает мой толмач?
     - В данном случае вопрос заключается в том, как считает мой клиент, - напыщенно ответил я, улыбаясь ему в ответ.
     - Но мы так ничего и не узнаем, если не попробуем, верно?
     - Пожалуй, не узнаем, - согласился я.
     Но слов "я согласен" он так и не произнес.

***

     - Видите ли, Гарри, в Йельском университете полным-полно тайных обществ, - объяснял мне Боб. - Если вы слышали о "Черепе со скрещенными костями" или о "Свитке и ключе", то лишь чуть-чуть царапнули верхушку айсберга. И эти общества делают ставку на коллективную взаимовыручку. Гарвард же... ну, Гарвард - совсем наоборот: делает ставку на индивидуальный талант. Так что Управление, забрасывая сети в эти воды, набирает в Йеле рекрутов для коллективной работы, а блистательных одиночек выуживает в Гарварде. Конечно, я не утверждаю, что всякий, кто окончил Гарвард, уже примадонна, а каждый йелец служит делу со слепым послушанием. Но в целом традиция такова. Вы кончали Йель, мистер Куинн?
     - Вест-Пойнт, - ответил мистер Куинн.
     Был вечер, и на остров только что прилетела первая делегация. Мы сидели в той же самой комнате с тем же бордовым полом под той же лампой, прежде озарявшей бильярдный стол, и ждали Барли. Куинн сидел в центре, а Тодд и Ларри слева и справа от него. Тодд и Ларри были людьми Куинна - миловидные, со спортивными фигурами и, на взгляд человека моего возраста, до нелепости юные.
     ("Куинн с самого верху, - предупредил нас Шеритон. - Куинн беседует с министерством обороны, Куинн беседует с корпорациями, Куинн беседует с господом богом".
     "А его наниматели кто?" - спросил Нед.
     Шеритона этот вопрос привел в словно бы искреннее недоумение. Он снисходительно улыбнулся, будто прощая иностранцу светский промах.
     "Ну-у, Нед, я бы сказал, что все мы".)
     Рост Куинна равнялся шести футам одному дюйму. Он был широкоплеч и большеух. Костюм сидел на нем, как броня. Ни орденов, ни медалей. Ни погон, ни других знаков различия. О его военном чине говорили упрямый подбородок, и затененные пустые глаза, и улыбка, рожденная болезненным комплексом неполноценности в присутствии штатских.
     Первым вошел Нед, Барли за ним. Никто не встал. Шеритон, сознательно избравший смиренную позицию в середине американского ряда, кротко представил друг другу тех, кого требовалось.
     ("Куинн предпочитает, чтобы они были попроще, - заранее предостерег он нас. - Скажите вашему, чтобы он не слишком умничал". И теперь Шеритон следовал собственному совету.)
     Естественно, опрос начал Ларри, потому что его амплуа было дружелюбие. Тодд был замкнут в себе, как девственник, но Ларри носил массивнейшее обручальное кольцо, яркий галстук и смеялся за них обоих.
     - Мистер Браун, сэр, мы обязаны выступать здесь с позиции ваших хулителей, - объяснил он с глубокой неискренностью. - В нашем деле информация делится на непроверенную и проверенную. И нам хотелось бы проверить вашу информацию. Это наша работа, и нам за нее платят. Прошу вас, оттенок подозрительности на свой счет не принимайте, мистер Браун. Анализ - особая наука. И мы должны подчиняться ее законам.
     - Мы обязаны предполагать, что все это организованная подтасовка, - вызывающе выпалил Тодд. - Что вы дымите.
     Общие улыбки, и Ларри со смехом объяснил, что мистеру Брауну вовсе не предлагают закурить - на профессиональном жаргоне "дымить" означает сознательно обманывать.
     - Мистер Браун, сэр, с вашего позволения, кто предложил в тот день поехать в Переделкино после книжной ярмарки? - спросил Ларри.
     - По-видимому, я.
     - Вы в этом уверены, сэр?
     - Когда мы решили туда отправиться, то все были немножко пьяны, но я почти уверен, что идея была моя.
     - Вы пьете довольно много, мистер Браун, так? - спросил Ларри.
     Лапиши Куинна сомкнулись на карандаше, точно пытаясь его задушить.
     - Порядочно.
     - Алкоголь, сэр, порождает у вас забывчивость?
     - Иногда.
     - А иногда нет. В конце-то концов, мы располагаем точным воспроизведением длинного разговора между вами и Г„те, когда вы оба находились в состоянии полного опьянения. До того дня вам когда-нибудь приходилось бывать в Переделкине, сэр?
     - Да.
     - Часто?
     - Два-три раза. Может быть, четыре.
     - Вы посещали друзей, сэр?
     - Да.
     - Советских друзей?
     - Естественно.
     Ларри сделал долгую паузу, словно "советские друзья" уже были признанием.
     - Вы не откажете в любезности назвать их, сэр? Поименно?
     Барли назвал своих друзей. Писатель. Поэтесса. Литературный бюрократ. Ларри записывал, для пущего эффекта еле водя карандашом. И улыбался. А глаза Куинна продолжали по двум застывшим линиям сверлить Барли через стол из своих затененных провалов.
     - В день вашей поездки туда, мистер Браун, - продолжил Ларри, - в этот День Номер Один, как можно его назвать, вам не пришло в голову постучать к кому-нибудь из ваших старых знакомых, узнать, не тут ли они, поздороваться?
     Барли, казалось, не мог решить, приходило ему это в голову или не приходило. Он пожал плечами и привычным жестом провел по губам тыльной стороной ладони. Типичнейший неискренний свидетель.
     - Думаю, мне не хотелось обрушивать на них Джумбо. Нас было многовато для неожиданного появления. Собственно говоря, мне это в голову не пришло.
     - Понятно, - сказал Ларри.
     Три объяснения, заметил я с огорчением. Три, когда вполне хватило бы одного. Я взглянул на Неда и понял, что он думает то же самое. Шеритон старательно не думал ничего. Боб сосредоточился на том, чтобы выглядеть человеком Шеритона. Тодд что-то нашептывал на ухо Куинну.
     - Таким образом, идея посетить гробницу Пастернака также исходила от вас, мистер Браун? - осведомился Ларри тоном, показывающим, что такой идеей можно и нужно гордиться.
     - Могилу, - сухо поправил его Барли. - Да. По-моему, остальные вообще не знали, где она, пока я им не сказал.
     - И, кажется, дачу Пастернака тоже? - Ларри заглянул в свои листки. - Если сукины дети ее не снесли. - "Сукины дети" он произнес как самое грязное ругательство.
     - Совершенно верно, и его дачу.
     - Но дачу Пастернака вы не посетили, я не ошибаюсь? Вы даже не попытались узнать, существует ли она еще. Дача Пастернака полностью исчезла с повестки дня.
     - Шел дождь, - сказал Барли.
     - Но у вас же была машина. И шофер, мистер Браун. Пусть не слишком благоуханный.
     Ларри снова улыбнулся и приоткрыл рот ровно настолько, чтобы кончиком языка ласково провести по верхней губе. Затем он сомкнул ее с нижней и продлил паузу, чтобы дать больше простора для всяких неприятных мыслей.
     - Следовательно, людей для поездки подобрали вы, мистер Браун, и вы же определили ее цели, - наконец заговорил Ларри на этот раз тоном чуть насмешливого сожаления. - Вы указали, куда ехать. Вы провели своих спутников на холм к гробнице... прошу прошения - к могиле. Это с вами, именно с вами одним, заговорил мистер Нежданов, когда вы все начали спускаться с холма. Он спросил, не американцы ли вы. Вы ответили: "Нет, слава богу, англичане".
     Смеха не раздалось. Даже сам Ларри не улыбнулся. Куинн словно бы с трудом преодолевал боль от прободения кишок.
     - И это вы, мистер Браун, совершенно случайно смогли процитировать Пастернака и от имени всей вашей группы принять участие в обсуждении его заслуг, и почти чудом отделаться от своих спутников, а за обедом сесть рядом с человеком, которого мы называем Г„те. "Познакомьтесь с нашим знаменитым писателем Г„те". Мистер Браун, к нам поступили сведения из Лондона, исходящие от Магды, сотрудницы "Пенгуин букс". Насколько нам известно, получены они были тактично на званом вечере в обстановке, не порождающей подозрений, посторонним лицом, не американцем. У Магды создалось впечатление, что вам хотелось продолжить разговор с Неждановым с глазу на глаз. Как вы это объясните?
     Барли вновь исчез. Не из комнаты, а просто я перестал его понимать. Он предоставил подозрения мечтателям и удалился в пределы собственного царства реальности. И не Барли, а Нед не сумел сдержаться при таком откровенном признании махинаций Управления и выдал искомую вспышку.
     - Вряд ли она сообщила вашему осведомителю, что ей не терпелось поскорее забраться в постель со своим дружком, верно?
     Опять-таки этот ответ, останься он единственным, мог бы оказаться достаточным, если бы Барли не добавил к нему свой.
     - Может быть, я и правда отделался от них, - согласился он задумчиво, но все еще дружеским тоном. - После недели книжной ярмарки любой нормальный человек будет сыт издателями по горло.
     Улыбка Ларри стала чуть скептичной.
     - Ну-ну, - сказал он и покачал хорошенькой головкой, готовясь передать свидетеля Тодду.
     Но он поторопился. Потому что заговорил Куинн. Не с Барли, не с Шеритоном, даже не с Клайвом. Просто заговорил, ни к кому не обращаясь, губы маленького рта извивались, как угорь на крючке.
     - Его просеяли?
     - Сэр, вопрос протокола, - объяснил Ларри, косясь на меня.
     Я действительно не понял, и Ларри пришлось пояснить:
     - Детектор лжи, как его прежде называли. Полиграф. В просторечии - сито. Если не ошибаюсь, у вас их нет.
     - В некоторых случаях мы ими пользуемся, - услужливо сообщил Клайв сбоку от меня, прежде чем я успел открыть рот. - Когда вы настаиваете, мы идем вам навстречу. Возможно, они появятся и у нас.
     И только тогда угрюмый, замкнутый Тодд приступил к делу. Тодд не производил впечатления умелого оратора. При первом глотке он не производил никакого впечатления. Но мне уже доводилось встречать юристов вроде него - людей, которые превращают свою несимпатичность в знамя, а неуклюжестью речи пользуются, как дубинкой.
     - Опишите свои отношения с Ники Ландау, мистер Браун.
     - Их нет, - сказал Барли. - Нас объявили незнакомыми во веки веков, аминь. Я подписал документ, гласивший, что больше я с ним не разговариваю. Вот спросите у Гарри.
     - Перед этим, будьте добры.
     - Иногда мы вместе закладывали за галстук.
     - Простите?
     - Пили. Шотландское виски. Он славный парень.
     - Но не вашего круга, не так ли? Ни Харроу, ни Кембриджа он не кончал, верно?
     - А какое это имеет значение?
     - Вы не одобряете структуру английского общества, мистер Браун?
     - Мне, старина, эта структура всегда представлялась одной из вопиющих несуразиц современного мира.
     - "Славный парень". Это значит, что он вам нравится?
     - В больших дозах немножко действует на нервы, но, да, он мне нравился. И нравится.
     - У вас с ним не было никаких сделок? Любого характера?
     - Он агент нескольких фирм, а я сам себе хозяин. Какие могли быть между нами сделки?
     - Когда-нибудь что-нибудь вы у него покупали?
     - С какой стати?
     - Мне хотелось бы знать, что происходило между вами и Ники Ландау в тех случаях, когда вы бывали с ним вдвоем. И нередко в коммунистических столицах.
     - Он хвастал своими победами. Ему нравилась хорошая музыка. Классическая.
     - Он когда-нибудь говорил с вами о своей сестре? О своей сестре, проживающей в Польше?
     - Нет.
     - Он когда-либо выражал вам возмущение по поводу того, как английские власти якобы расправились с его отцом?
     - Нет.
     - Когда у вас был последний интимный разговор с Ники Ландау?
     Наконец-то в ответе Барли проскользнуло раздражение.
     - Вы говорите так, словно мы были любовниками, - сказал он с досадой.
     Лицо Куинна осталось неподвижным. Возможно, он это для себя уже вычислил.
     - Мистер Браун, я спросил вас, когда? - произнес Тодд тоном, показывавшим, что его терпением злоупотребляют.
     - Кажется, во Франкфурте. В прошлом году. Выпили в "Хессишер хоф".
     - На Франкфуртской книжной ярмарке, имеете вы в виду?
     - Развлекаться во Франкфурт никто не ездит, старина.
     - И больше никаких диалогов с Ландау после этого?
     - Насколько помню, нет.
     - И на Лондонской книжной ярмарке этой весной?
     Барли, казалось, напряженно рылся в памяти.
     - А, черт! Стелла! Вы правы!
     - Прошу прощения?
     - Ники положил глаз на девушку, которая прежде работала у меня. Решил, что она ему страшно нравится. Ему все нравились. Просто бык. Просил, чтобы я их познакомил.
     - И вы познакомили?
     - Попытался.
     - Вы для него сводничали. Я правильно выразился?
     - Вполне, старина.
     - Будьте добры, что именно произошло?
     - Я пригласил ее выпить вместе в "Косуле" за углом в шесть вечера. Ники пришел, а она нет.
     - Так что вы остались наедине с Ландау? Один на один?
     - Совершенно верно. Один на один.
     - О чем вы разговаривали?
     - О Стелле, наверное. О погоде. Бог его знает.
     - Мистер Браун, вы близко соприкасаетесь с проживающими в Соединенном Королевстве советскими гражданами, в том числе и с бывшими?
     - Иногда с атташе по вопросам культуры - если он соблаговолит ответить, что случается не так уж часто. Ну, и когда совписатель приедет с визитом, а посольство устроит для него прием с выпивкой, я скорее всего там побываю.
     - Насколько нам известно, вы любите играть в шахматы в одном кафе в лондонском районе Камден-Таун?
     - Ну и?
     - А разве это кафе не облюбовано русскими эмигрантами, мистер Браун?
     Барли повысил голос, но в остальном продолжал хранить спокойствие:
     - Ну, я знаком с Лео. В шахматах Лео любит рискованные комбинации. Я