ажа из компании Грейхаунд, о которых Ирвин
писал что  они Магометанские Ангелы и я верю этому - развозящие ценные грузы
в "Лунтаун" и "Мунтаун"  и  "Колорадский Лунный Свет", в  этом последнем они
вечером сами  будут отплясывать  с девочками  громко  прихлопывая в такт под
звук  подкатывающих  и  разворачивающихся  машин  и  под  Отэя  Спенсера  из
музыкального автомата - и далее вниз,  к  негритянским новостройкам, куда мы
отправлялись утром,  нагрузившись виски  с вином  и болтая  с сестренками из
Арканзаса которые видели как вешали их отца -- Что же после этого должны они
думать об  этой  стране,  этой Миссисипи - Вот они,  чистенькие и со  вкусом
одетые, безупречные  галстучки и воротнички, старательнейшие щеголи Америки,
выставляющие свои негритянские лица на суд работодателя,  который  оценивает
не их а безукоризненность щеголеватых галстуков  - некоторые из них в очках,
с  кольцами,  изящно  покуривают  трубочки,  студенты, социологи, такие  вот
ребята  типа  мы-то-знаем-к-чему-сегодня-все-прикалываются  так  хорошо  мне
знакомые по  Сан-Франу --  бурление  звуков[42]  -  я  вхожу  в  этот  город
пританцовывая с большим рюкзаком на спине и поэтому мне  приходиться следить
чтобы не задеть кого-нибудь но все  же я присоединяюсь к этому  шествию вниз
по  Маркет-стрит  -  Сегодня необычно  малолюдно  и  даже  слегка  пустынно,
воскресенье -- Впрочем,  на Третьей полно народу, и  величественные огромные
Дворняги перегавкиваются  из-за дверей, они  говорят  о Божественных  Сучьих
Утробах,  всяких своих собачьих материях -- Бесцельно и  лениво  топаю  я по
Кирни,  в сторону Чайнатауна,  разглядывая все лавки  и  все  лица  чтобы не
пропустить намек куда Ангел направит этот мой великолепный и ясный день -
     "Найдя  комнату  сначала  надо  будет  подстричься",  говорю  я   себе,
"привести себя в  какой-никакой  вид " - "Потому  что первым делом я пойду в
Подвал слушать классный сакс". Да, сразу отправлюсь туда на воскресный джем.
О там  я  встречу всех,  и блондинок  в темных  очках,  и брюнеток в изящных
жакетках под руку со своими парнями (нет -- Мужчинами!) - подносящих к губам
бокалы с пивом,  втягивающих сигаретный дым и покачивающихся в такт бита[43]
Брю Мура, отличного тенор-саксофониста - Старина Брю накачается пивом[44], и
я от него не отстану - "Буду  подстукивать ритм ногой", думаю я - "Посмотрим
умеют  ли эти ребята петь" - Ведь все лето я пел джаз сам себе,  распевая во
дворе или ночами в доме, и теперь  стоит  мне услышать музыку  я вижу в этом
мановение указующей  руки  Ангельской,  и я  жадно смотрю на лестницы ожидая
увидеть спускающуюся ее, и О джаз мне сыграй в баре у Мори МакРая  давай[45]
- музыка -- Потому что от серьезности этих лиц может съехать крыша, и истина
только в музыке  -- и  смысл  только  в бессмыслице --  Музыка  вливается  в
сердцебиение вселенной и мы забываем о биении разума.

75

     Я  в  Сан-Франциско,  и  я  готов  принять  этот  город. И вижу я  вещи
невероятные.
     Я  уступаю  дорогу  двум филиппинским  джентльменам  спешащим  пересечь
Калифорнию, перехожу  улицу  к  Отелю  Белл, с  китайской детской  площадкой
неподалеку, и захожу внутрь чтобы снять номер.
     Портье  немедленно и предупредительно бросается ко  мне,  в холле сидят
женщины  сплетничающие по-малайски,  меня пробирает  дрожь при мысли  о  том
какие  звуки услышу  я  сквозь окошко во дворик, китайские  и  мелодичные. Я
слышу  даже напевы французской  речи, от  хозяев отеля. Гостиничная мешанина
звуков завешанных темными  коврами комнат, скрипучих ночных шагов и мерцающе
потикивающих настенных часов, и 80-летний согбенный мудрец за сеткой, но при
открытых дверях,  и  кошки - Портье приносит  сдачу,  зайдя  в  мою ожидающе
приоткрытую дверь. Я вынимаю свои малюсенькие алюминиевые ножнички, которыми
не срезать даже пуговиц  со свитера, но можно все же  как-то  подстричь себе
волосы - Потом разглядываю результат в зеркале - Окей, теперь я иду бриться,
пускаю горячую воду, бреюсь, подравниваю прическу, и на стене вижу календарь
с обнаженной китаянкой. Даже  календарь может пригодиться. ("Ну",  говорит в
комик-шоу один бродяга другому, оба англичашки. "Ща я ее поимею").
     В маленьких горячих язычках пламени.

76

     Я выхожу и попадаю на перекресток Коламбуса и Кирни,  у Бербери Кост, и
бродяга  в длинном  бродяжьем плаще растягивая слова сообщает мне  "У  нас в
Нью-Йорке  улицу  быстро   переходят!  -  Не  то  что  тут  у   них,   ждать
заколебешься!"  и мы оба  перебегаем прямо через  дорогу, идем среди машин и
болтаем  о Нью-Йорке - Потом  я дохожу  до Подвала и спрыгиваю вниз, крутыми
деревянными  ступеньками,  в  просторный  подвальный зал  где,  как  войдешь
справа, есть  помещение с баром и помостом для музыкантов, на котором сейчас
Джек Мингер дует в свою трубу, и позади него безумный светловолосый  пианист
и  студент консерватории Билл, а на ударных такой чувак с покрытым испариной
красивым  и  грустным лицом,  у  него отчаянный бит и сильные запястья, а на
басу качает ритм кто-то невидимый и бородатый  - Какой-нибудь безумный Уигмо
или кто-то типа него  - но это еще не сейшн, это  постоянная местная группа,
еще рано, я вернусь сюда попозже, я слышал уже все мингеровские  темы соло и
вместе с группой, но сперва (только  что заскочил в книжную лавку посмотреть
какие там новости) (и  девушка по имени Соня  грациозной походкой подошла ко
мне, 17-ти лет,  и сказала "О ты  знаешь  Рафаэля? Ему нужно помочь, немного
денег, он  ждет у  меня  дома)  (Рафаэль  мой  старый нью-йоркский приятель)
(расскажу о Соне попозже) я забегаю ненадолго и уже почти готов развернуться
и уйти, как вдруг вижу чувака похожего на Рафаэля, в  темных очках, стоящего
у помоста и  разговаривающего с  какой-то девицей, поэтому я перебегаю через
помост  на  его сторону  (быстрым  шагом)  (чтобы  не  обламывать  бит  ведь
музыканты сейчас  как раз играют)  (небольшую тему вроде  "Слишком  рано") и
наклоняюсь посмотреть вниз,  Рафаэль это или нет, чуть ли не встаю на голову
глядя на него так вверх ногами, он ничего не замечает разговаривая со  своей
девушкой и  я вижу что это не  Рафаэль  и сматываюсь  оттуда -- Из-за  всего
этого трубач играя свое соло удивленно смотрит  на меня, он и раньше-то меня
знал как изрядного психа, а теперь я тут бегаю туда-сюда чтобы посмотреть на
кого-то вверх ногами - Я бегом мчусь в Чайнатаун чтобы где-нибудь перекусить
и  успеть  назад   к  сейшну.  Креветки!  Цыплята!  Ребра!  Я  добираюсь  до
"Санг-Хъонг-Ханга" и  сажусь  за столик  в их  новом баре,  выпить холодного
пивка принесенного невероятным чистюлей-официантом который все время скоблит
свой бар и протирает  бокалы и  даже вытирает несколько раз под моим  пивным
бокалом  так  что  я  говорю  ему "У вас отличный чистый бар" и  он  говорит
"Новехонький" -
     Теперь я пытаюсь  подыскать  себе отдельную кабинку чтобы сесть -- и не
нахожу - поэтому  я поднимаюсь  наверх и сажусь в  большой семейной кабине с
занавесками но они меня выгоняют ("Вам  нельзя сидеть здесь, это для семей и
банкетов") (после  чего не подходят  меня обслужить, хотя я  жду), поэтому я
отодвигаю свой стул и перебираясь вниз нахожу там кабинку и говорю официанту
"Не  подсаживайте ко мне никого, я люблю есть один" (в смысле  в ресторанах,
конечно)  -  Креветки в  коричневом  соусе,  цыплята  поджаренные  с  карри,
кисло-сладкие  ребра, все  это  из  меню  китайского обеда, я съедаю все это
запивая еще одним пивом,  в общем  ужасный обед получился  и я  с трудом его
доедаю  - но все  же  доедаю до конца,  расплачиваюсь  и  сваливаю оттуда --
Выходя  в  теперь  уже  предсумеречный  парк  с   играющими  в  песочнице  и
качающимися на качелях детишками и  стариками глазеющими на них со скамеек -
Я подхожу и сажусь.
     Китайские  ребятишки разыгрывают  мировые  драмы в песочнице - Подходит
папаша,  забирает троих  разных малышей и  уводит  их домой - Копы заходят в
тюремное здание, напротив через улицу. Воскресенье в Сан-Франциско.
     Патриарх  с остроконечной бородкой  кивает мне а потом  подсаживается к
своему старому  приятелю  и они  начинают громко  говорить по-русски.  Сразу
узнаю эти olski-dolski где бы ни услышал, nyet?
     Потом не спеша иду я  в  нарастающей свежести, и в сумерках уже прохожу
улицами  Чайнатауна,  как обещал  себе  на  Пике  Одиночества,  подмигиванье
неоновых  огоньков, магазинные  лица,  гирлянды  лампочек через Грант-стрит,
Пагоды.
     Я иду в свою комнату в  отеле и  немного валяюсь на кровати, покуривая,
вслушиваясь в звуки проникающие в окошко из  двора Белл-отеля, шум звякающей
посуды, проезжающих автомобилей  и китайской  речи  -- Со  всех  сторон  мир
причитает  жалобно, везде и в моей комнате даже слышен этот звук, насыщенный
и  ревущий  звук  тишины  свистящий в  моих  ушах  и плещущийся  в  алмазной
персепине[46], и я расслабляюсь и чувствую как мое  астральное тело покидает
меня,  и лежу так в состоянии  полного  транса, и вижу сквозь  все.  Я  вижу
всезаполняющий белый свет.

77

     Это  традиция Норт Бич,  Роб  Доннелли тоже  однажды прилег так в своем
бродвейском  отеле, и его  понесло, и он  видел целые миры, и вернулся назад
проснувшись на кровати в своем номере, полностью одетый к выходу из дома -
     И очень даже может быть что и старый Роб, в сдвинутой  набок  пижонской
кепке Мэла Дамлетта, может быть и он в Подвале прямо вот сейчас -
     Сейчас в Подвале все ждут музыкантов, не слышно ни звука, нет ни одного
знакомого  лица,  и я болтаюсь  туда-сюда по тротуару перед  входом  и тут с
одной стороны появляется  Чак  Берман, а  с другой Билл Сливовиц, поэт, и мы
разговариваем  облокотившись  о  крыло  автомобиля  -  Чак  Берман  выглядит
усталым,  глаза его как-то затуманены,  но он носит мягкие модные ботинки  и
выглядит в вечернем свете невероятно круто - Билла Сливовица все эти дела не
интересуют, он одет в поношенную спортивную куртку и прохудившиеся ботинки а
в  карманах таскает  стихи  - Чак  Берман  под  торчем,  так  и  говорит,  я
уторченный, потом медлит немного оглядываясь по сторонам и сваливает куда-то
-  говорит что вернется назад - Последний раз  когда я видел Билла Сливовица
он спросил меня "Ты  куда  идешь?"  а я  заорал  в ответ  "А какая разница?"
поэтому  теперь я  извиняюсь и  объясняю  что был с  похмелья - Мы заходим в
Местечко выпить пива.
     Местечко - это  приятный коричневый бар отделанный  деревом, с опилками
на  полу,  пивом в  баррелевых[47]  стеклянных  кружках, старым  пианино  на
котором  можно  тарабанить   любому  желающему,  и  вторым   ярусом  который
представляет собой что-то типа балкона с маленькими  деревянными столиками и
- разве кто против? дрыхнущей на скамейке  кошкой --  Обычно  я  хорошо знаю
всех местных барменов, но не сегодня - и я предоставляю Биллу раздобыть пива
и за круглым столиком  мы разговариваем о Сэмюэле Беккете и  прозе и поэзии.
Билл  думает что  Беккет  это тупик, он постоянно  повторяет  это, его  очки
посверкивают, у него  вытянутое серьезное  лицо, мне  трудно поверить что он
серьезно  говорит о  смерти, но это так -  "Я мертв", говорит он, "Я написал
несколько поэм о смерти" -
     "Ну и где же они?"
     "Они еще не окончены, чувак".
     "Пошли в  Подвал слушать  джаз", и мы выходим и  заворачиваем за угол и
уже на подходе к  дверям я  слышу как  они там внизу завывают, целая команда
теноров и альтов и труб ведущая первую тему - Бумм, мы заходим как раз когда
они смолкают и  тенор начинает соло, тема незамысловатая, "Джорджия Браун" -
тенор  ведет ее  мощно и широко, сочным  таким звучанием  -  Они приехали из
Филмора  на  машинах, со  своими  девчонками и  в одиночку, стильные цветные
чуваки воскресного Сан-Франа, в прекрасных ловко сидящих шмотках спортивного
покроя,  прям  одуреть можно  какие  ботинки,  лацканы, в  галстуках и  без,
настоящие мачо  [48]-  они  привезли  свои  трубы  в  такси  и в собственных
машинах, они ворвались в Подвал чтобы показать настоящие класс и джаз, негры
которые  когда-нибудь  станут  спасением Америки  - я думаю  так, потому что
когда последний раз я был в Подвале он  был  полон  угрюмых белых сидящих во
время  бестолкового  джема и  ждущих возможности затеять  драку,  и  они  ее
затеяли,  с  моим  братишкой  Рэйни  которого  вырубил незаметно  подошедший
здоровенный  злобный  250-фунтовый  детина-моряк   знаменитый  тем   что  он
пьянствовал вместе  с Диланом  Томасом и Джимми Греком в  Нью-Йорке - Сейчас
здесь  слишком классно для  драки,  сейчас здесь джаз,  стоит  страшный гам,
полно красивых девушек, и одна безумная брюнетка  у стойки набралась  уже со
своими парнями  -  И еще  одна  чудная девица которую  я  знаю откуда-то,  в
простом платье с карманами, руки в карманах, короткая  стрижка, сутулящаяся,
болтающая  со всеми подряд - Они ходят вверх-вниз по лестнице  - Официантами
здесь   работает   обычная   команда   местных   тусовщиков   и  среди   них
не-от-мира-сего барабанщик  который подняв  к небесам  свои  голубые  глаза,
бородатый,  пощелкивает крышками открываемых пивных бутылок  и импровизирует
на  кассовом аппарате,  и все  это сливается в бит - Это бит-поколение,  это
beat[49], это бит[50] по жизни, бит биенья сердца, это значит быть разбитым,
оскорбленным этим миром, смердом прошлых поколений, с этим битом рабы-гребцы
цивилизаций  древних  махали веслами,  с этим  битом  слуги  горшки  вращали
гончарными  колесами -  Их  лица! Ни одно лицо не  сравнить  с  лицом  Джека
Мингера  стоящего  сейчас на оркестровом  помосте  рядом  с цветным трубачом
выдувающим  неистовые  головокружительности[51], он  глядит  куда-то  поверх
голов и курит -- У него обычное  лицо как у многих кого  знаешь и встречаешь
на  улице, лицо поколения,  прекрасное лицо - Его нелегко описать - грустные
глаза, жесткие губы, предвкушающий блеск глаз, он покачивается в ритме бита,
высокий,  величественный  -  стоя в  ожидании перед  аптекой  - Лицо  как  у
нью-йоркского   Хака   (Хака   можно   встретить  на  Таймс-сквер,  дремлюще
настороженного, горестно сентиментального, темноволосого, битого, только  из
тюрьмы,  уставшего,  измученного  тротуарами,  изголодавшегося  по  сексу  и
друзьям, открытого  всему,  и готового  приветствовать  новые  миры пожатием
плеч)  -  Могучий  цветной тенор  издает  мощные  звуки  как  Сонни Ститтс в
канзасских мотелях, чистые, низкие, неочевидные и не совсем даже музыкальные
идеи которые тем не менее неотделимы от музыки, они всегда здесь, в глубине,
гармонии эти  слишком  сложны  чтобы их мог оценить пестрый сброд  (в смысле
понимания музыки)  собравшийся  здесь  -  но музыкантам  они  слышны  --  На
барабанах потрясающий  12-летний негритенок, которому не разрешают  пить, но
позволяют играть,  невероятно, такая  малявка, такой  гибкий  и  юный  Майлс
Девис, похожий на малолетних  фанатов Фэта Наварро которых раньше можно было
встретить  в  Испанском  Гарлеме,  маленький  всезнайка -  он  громыхает  по
барабанам битом про  который  стоящий  рядом  со  мной знаток-негр  в берете
сказал  что  он  "ошеломительный"  -  На клавишах  Блонди  Билл, который  не
посрамил бы  любую группу  - Запрокинув голову вступает Джек Мингер вместе с
филморскими ангелами, я врубаюсь в него - Потрясающе -
     Я  стою у стены  в  нижнем  зале,  пива мне не нужно,  с толпой снующих
туда-сюда слушателей, со  Сливом, и  вот  возвращается Чак  Берман  (цветной
малый  из Вест-Индии  который  шесть месяцев назад вломился пьяный ко мне на
вечеринку  вместе  с Коди и всей его бандой, у меня как раз играла пластинка
Чета  Бейкера,  и  мы  принялись скакать вместе  по комнате, невероятно,  он
танцевал  с  потрясающей  грацией не прилагая  к этому никаких  усилий,  так
обычно отплясывал  Джо Луис) - Точно так же пританцовывая он влетает и сюда,
радостно -  Повсюду виднеются знакомые лица - это настоящий джазовый кабак и
сумасшедшая  выдумка  поколения  битников,   здесь  встречаешь  кого-нибудь,
"Привет", потом поворачиваешься  куда-то еще, ради  чего-то еще  или кого-то
еще, сплошное безумие,  поворачиваешься  назад,  в  сторону, вокруг, со всех
сторон что-нибудь да найдет тебя в звучании джаза - "Привет" - "Эй" -
     Бамм, маленький барабанщик начинает соло, его  мальчишеские руки летают
над трапециями, литаврами и цимбалами, и ножной педальный барабан ГРОХОЧЕТ в
фантастическом звуковом шквале -- 12-ти лет от роду -- что-то еще будет?
     Мы  стоим со Сливом пританцовывая в  такт  бита, и наконец та девушка в
платье подходит к нам поболтать, это Гия Валенсия, дочь безумного испанского
мудреца  антрополога  который  жил  с  калифорнийскими  индейцами  помо и  с
пит-риверским племенем, знаменитый старик, его книги я читал с благоговением
всего три года  назад когда  работал на железной дороге в Сан Луис  Обиспо -
"Дух,  отдай  мне тень мою!"  вскричал он на  записи сделанной  незадолго до
смерти, показывая как делали это  индейцы на своих сейшнах в  доисторической
Калифорнии  до того  как появились Сан Фран, Кларк  Гейбл,  Эл Джонсон, Роза
Уайз  Лэйзали и все джазы  всех  джазовых поколений -  Снаружи  светит то же
солнце и тени те же самые как в старые времена лозоискателей[52], но индейцы
исчезли, и старый Валенсия исчез, а осталась его милая умница-дочка  стоящая
засунув руки в  карманы  и  врубающаяся  в джаз  --  А  также  подходящая  и
разговаривающая со всеми симпатичными мужчинами, черными и белыми, она любит
их всех - Они любят ее - Мне она говорит неожиданно "А ты разве не собирался
позвонить Ирвину Гардену?"
     "Да я только-только появился в городе!"
     "Ты Джек Дулуоз, правда?"
     "Ага, а ты -"
     "Гия"
     "А, романское имя"
     "Ох,  ты меня пугаешь", говорит она серьезно, внезапно поразившись моей
непостижимой  для  самого  себя  манере  разговаривать  с  женщинами,  моему
взгляду,  бровям,  моему  крупно очерченному  сердитому  костистому  лицу  с
безумным блеском в глазах - Она действительно побаивается - я чувствую это -
Я и сам часто пугаюсь  своего отражения в зеркале - Но  для такой вот нежной
милашки смотреть в мое зеркало всех-этих-горестей... хуже и не придумаешь!
     Она говорит со Сливом, он не пугает ее, он милый, грустный и серьезный,
и она стоит рядом с ним, а я смотрю на нее, маленькое худощавое тело, еще не
вполне  оформившееся,  и низкий  тембр ее голоса, ее обаяние,  ее от природы
грациозная походка от которой веет Старым Светом, такая неуместная в Подвале
- Она  бы  смотрелась  на коктейль-вечеринке у Кэтрин Портер - Или в Венеции
или Флоренции, перебрасываясь всякими там словечками об искусстве с Трумэном
Капоте, Гором  Видалом и Комптоном Бертоном - или  в готорновских романах  -
Мне  она действительно очень нравится,  и я подхожу к ним и разговариваю еще
немного -
     Внезапно бамм бамм джаза врывается в мое сознание и я забываю  обо всем
и  закрываю  глаза  вслушиваясь в развитие  темы  -  мне  хочется  закричать
"Сыграйте "Какой я глупец!" это  было бы так классно - Но  сейчас они ушли в
другой джем - так у них поперло -- басы держат ритм, соло на  пианино, и так
далее -
     "А как позвонить  Ирвину?" спрашиваю я ее - И тут вспоминаю что у  меня
есть  телефон  Рафаэля  (который  мне  дала  милашка  Соня в  книжной лавке)
проскальзываю в телефонную будку с десятицентовиком в руках и набираю номер,
всегда  так  в  джазовых  местечках, однажды  в  нью-йоркском  "Бердленде" я
забрался в телефонную будку и там в относительной тишине вдруг услышал Стена
Гетца,  который  в  туалете  неподалеку  негромко  подыгрывал  на  саксофоне
игравшей  снаружи группе  Ленни Тристано, и тогда-то я и понял что  он может
все -- ("Забудьте о Уорне Марше[53]!" говорила его музыка) - Я звоню Рафаэлю
и он отвечает "Да?"
     "Рафаэль? Это Джек - Джек Дулуоз!"
     "Джек! Ты где?"
     "В Подвале - приезжай сюда!"
     "Не могу, денег нет!"
     "А пешком не доберешься?"
     "Пешком?"
     "Я  сейчас  позвоню  Ирвину и мы за