Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
к шеренгам убийц и больше не имел
права быть таким праведным и самодовольным, ведь на какое-то время здесь (до
истории с мышью) я начал считать себя кем-то божественным и непогрешимым -
Теперь же я просто обычный человек-убийца как и все остальные и не найти мне
больше убежища на небесах и вот он я, мои ангельские крылья запятнаны кровью
жертв, малых и иных, и я пытаюсь говорить о том что нужно нам делать, но сам
знаю об этом не более вас -
Не смейтесь - у мыши есть маленькое бьющееся сердечко, и та маленькая
мышь которой я позволил жить за полкой с кружками была по-настоящему
"по-человечески" испугана, она была загнана в угол большим чудовищем с
палкой и она не знала за что ей выпала участь умереть - она смотрела вверх,
вокруг, по сторонам, с поднятыми маленькими коготками, на крошечных ножках,
тяжело дыша - затравленно -
Когда большой с корову олень пасшийся в моем залитом лунным светом
дворе застыл неподвижно я посмотрел на его бок как сквозь ружейный прицел -
и хотя я никогда не стал бы убивать оленя умирающего большой смертью -- все
же его бок для меня означал пулю, означал вонзающуюся стрелу, в сердце
человека всегда царит убийство - Святой Франциск должно быть знал об этом -
И представьте себе как кто-нибудь пришел бы в пещеру Святого Франциска и
рассказал бы ему кое-что из того, что говорится о нем сегодня злобными
интеллектуалами, коммунистами и экзистенциалистами по всему миру,
представьте: "Франциск, ты просто-напросто испуганный глупый болван,
прячущийся от трудностей жизни в миру, оттягивающийся на природе и
притворяющийся ужасно святым и любящим животных, и ты прячешься от реального
мира проявляя тем самым формальные херувимо-серафимские тенденции, в то
время как люди страдают и рыдающие старухи сидят на улицах и Ящерица Времени
вечно скорбит на горячем камне, ты, ты, считаешь себя таким святошей,
попердываешь тайком в своей пещерке, воняешь не менее других людей, ты что
хочешь сказать что ты лучше других?" Франциск мог бы его просто-напросто
убить - Кто знает? - Я люблю Франциска Ассизского не менее любого другого
человека в мире но откуда мне знать что он сделал бы? - мог бы и убить
своего мучителя - Загвоздка в том что, убьешь ты или нет, для сводящих с ума
пустоты и одиночества это не имеет никакого значения - Все что нам известно
наверняка - это то что все окружающее нас живо, а иначе его и не было бы
здесь - Все остальное лишь предположения, суждения ума о реальности чувства
добра или зла, так или иначе, но никто не знает всей святой истинной правды,
потому что она незрима -
Все святые отправлялись в могилу с той же гримасой что и убийца и
злодей, пыль не знает различий, она поглотит любые губы что бы те не
произносили и все это потому что ничто не имеет значения и все мы знаем об
этом -
Скоро возникнет новый вид убийцы, который станет убивать без всякой
причины, просто чтобы доказать что это не имеет значения и это его творение
будет не более и не менее ценным чем последние квартеты Бетховена и Реквием
Бойто - Церкви падут, монгольские орды помочатся на карту Запада,
короли-дегенераты будут рыгать на костях и всем будет наплевать когда земля
сама превратится в атомную пыль (которой она и была изначально) и пустота
так и останется пустотой ей будет все равно, пустота будет длиться с этой
доводящей до безумия усмешкой которая видится мне во всем, я гляжу на
дерево, камень, дом, улицу и я вижу усмешку - Это "тайная ухмылка Бога", но
что это за Бог который не смог додуматься до справедливости? -- Так что они
станут жечь свечи, произносить речи и ангелы впадут в исступление. Ах но "Я
не знаю, мне наплевать и это не важно" станет последней молитвой человека -
А в это время во всех направлениях вселенной, внутрь и наружу, наружу
ко всем бесконечным планетам бесконечного пространства (бесчисленнее
песчинок в океане) и внутрь в беспредельные пространства собственного тела
которое тоже бесконечный космос и "планеты" (атомы) (весь этот безумный
электромагнетический порядок скучающей вечной силы), все это время
происходят убийства и бесполезная деятельность, и так они происходили всегда
с самого начала безначальных времен, и будут происходить бесконечно, и все
что мы способны познать, мы, с нашими склонными искать оправдания сердцами,
это что вещи есть лишь то чем являются и не более и не имеют названия и суть
чудовищная сила -
Для тех же кто верит в личного Бога заботящегося о добре и зле и
обманывает себя за гранью сомнения, хоть Господь и благословляет их, на
самом деле он просто впустую благословляет пустоту -
И это не что иное как Бесконечность, бесконечно разнообразно
развлекающаяся прокручивая себе кино, пустота и материя одновременно, она не
ограничивает себя тем или другим, необъятность включает в себя все сразу -
Но я думал там на горе, "Что ж" (и проходил мимо маленького холмика где
похоронил мышь когда шел для своих ежедневных смрадных испражнений) "пусть
наши умы станут безучастны, пусть мы станем пустотой" - но как только мне
наскучило на горе и я спустился вниз, я так и не смог в жизни своей быть
чем-то иным, чем гневным, потерянным, пристрастным, циничным, запутавшимся,
испуганным, глупым, гордым, насмешливым, дерьмо дерьмо дерьмо --
Свеча горит
И когда она сгорает
Воск застывает красивыми наплывами
вот и все, что мне известно
49
И вот я начал утомительный спуск по горной тропе с набитым рюкзаком за
плечами и постоянный хрум-хрум моих подошв по камням и земле напомнил мне о
том что самое в мире важное для меня сейчас - это ноги - мои ступни -
которыми я так горжусь, и они начали сдавать уже через три минуты после того
как я бросил прощальный взгляд на свою затворенную сторожку (прощай чудачка)
и даже ненадолго преклонил перед ней колена (так преклоняют колена перед
памятниками ангелам мертвецов и ангелам нерожденных, перед сторожкой в
которой грозовыми ночами в моих Видениях мне было заповедано все) (и тогда
мне было страшно оторваться от земли, склонив голову, держась за нее руками,
потому что казалось мне что Хозомин обернется медведем или в ином мерзком
образе и обрушится на меня, склоненного) (в тумане) - К темноте начинаешь
как-то привыкать и понимаешь что все духи дружественны - (Хань-Шань говорил
"Холодная Гора таит множество скрытых чудес и люди взбирающиеся на нее
ужасаются") - ко всему этому привыкаешь, учишься тому что все мифы истинны
но пустотны, мифоподобны[5] и не здесь, но существуют многие вещи ужаснее и
страшнее на (перевернутой вверх ногами) поверхности земли чем тьма и слезы
-- Таковы люди, стоит твоим ногам начать сдавать, и вот твои карманы
вывернуты грабителями, и вот ты в агонии и умираешь - Нет на это времени,
нету и смысла, и ты слишком счастлив чтобы думать об этом когда наступает
Осень и ты тяжелой поступью спускаешься с горы к изумительным городам
бурлящим вдалеке -
Забавно что теперь, когда подошло (в безвременности) время покинуть эту
опостылевшую скалистую вершину-ловушку, я не испытываю никаких чувств,
вместо того чтобы воздать смиренную молитву своему святилищу оставляя его за
поворотом и за нагруженной спиной моей, я говорю лишь "Пум-бум - че-пу-ха"
(и знаю что гора, пустота, поймет) но где же радость? -- радость которую я
так ждал, радость сияющих скал и свежих снегов, непривычных священных
деревьев и милых укромных цветов возле уводящей вниз О радостной тропы?
Вместо всего этого я погружаюсь в размышления озабоченно пожевывая, и в
конце Голодного хребта, всего лишь чуть-чуть отойдя от сторожки, я уже
присаживаюсь отдохнуть и перекурить потому что мои лодыжки устали - Что ж, я
смотрю вперед и вижу Озеро ничуть не приблизившееся и выглядящее почти точно
таким же, но О, мое сердце рвется разглядеть что-нибудь - Господь создал
тонкую лазурную дымку заволокшую завесой безымянных песчинок бугроватости
розовеющего на севере позднеутреннего облака которое отражается в синей
поверхности озера, чуть розоватое, это отражение столь эфемерно что почти и
говорить-то не о чем, и все же мимолетность эта будто бы призвана
подтолкнуть меня в самое сердце и навести на мысль "Но ведь Господь создал
это маленькое таинство красоты чтобы я мог ее увидеть" (потому что вокруг
больше нет никого кто мог бы увидеть ее так) -- И на самом деле,
душераздирающее таинство это заставило меня понять его как игру Господа (для
меня) и увидеть крутящееся кино реальности как растворение зрения в озере
жидкого понимания, и я уже готов был к вскрику осознания "Я люблю Господа"
-- это наша с Ним возникшая на Горе связь - я полюбил Господа -- И что бы ни
случилось со мной на этой ведущей в мир тропе я принимаю это потому что я и
есть Господь и все это делаю я, а кто же еще?
В медитации
Я Будда - А кто же еще?
50
Все это время я сижу на высокогорном альпийском лугу вытянувшись не
вылезая из лямок и облокотившись на поставленный на травяной пригорок рюкзак
- Цветы повсюду - Гора Джек все там же, и Золотой Рог - Хозомин не видна,
спряталась за Пиком Одиночества - И вдалеке, там где озеро начинается, нет
никаких признаков Фреда с лодкой, они должны будут появиться в виде жучиных
кругов на округлой водяной пустоте озера - "Пора вниз" - Нужно спешить - За
два часа я должен пройти вниз пять миль - В ботинках истерлись подметки и я
смастерил толстые картонные подошвы, но камни уже изорвали и их, и вот уже
картон начал скользить по камням, и вот уже я ступаю по камням (с 70 фунтами
за плечами) ничем незащищенными ногами в носках - Ну разве это не смешно,
крутой певец гор и Король Пика Одиночества не может спуститься со своего
собственного пика - Я с усилием поднимаюсь, уф, весь вспотевший и начинаю
опять, вниз, вниз по пыльной каменистой тропе с крутыми как в аттракционе
"русские горки" спусками, съезжаю по некоторым из них скользя по склону на
ногах как на лыжах до следующего витка - набиваю себе ботинки камушками -
Но что за радость, мир! Я иду! - Но израненные ноги не могут радоваться
и праздновать это движение - Утомленные бедра дрожат и им больше не хочется
ничего нести на себе, но приходится, шаг за шагом -
Теперь я вижу след лодки появившийся на воде в 7 милях отсюда, это Фред
плывет встретить меня у подножия тропы, там где два месяца назад
тяжелогруженые мулы перебирались, оскальзываясь под дождем, с баржи на тропу
- "Я доберусь точняк вровень с ним" - "встречу лодку" - смеясь - Но тропа
становится все хуже, с высокогорных лугов русскими горками она спускается до
уровня зарослей подталкивающих мой рюкзак, и булыжники на тропе смерть для
моих зажатых сдавленных ног - Иногда тропа зарастает травой по колено, и
становится полной невидимых колючек - Я подсовываю пальцы под лямки рюкзака
чтобы поддернуть их повыше - Это куда труднее чем я думал - Я вижу как
ребята хохочут надо мной. "Старина Джек думал что пройдет тропу под своим
рюкзаком за два часа! Он и полпути не сделал! Фред ждал его с лодкой битый
час, потом пошел искать и прождал потом всю ночь, пока он не заявился при
свете луны хныча "О мамочка за что ж ты меня так?" - Я вдруг понял величие
труда пожарных на большом пожаре у Грозового - Ведь им пришлось так же
ковылять и потеть под рюкзаками с пожарным оборудованием, чтобы добраться
потом до обжигающего пламени и работать еще сильней и жарче, и никакой
надежды вокруг среди этих камней и скал - А я-то, со своей "китайской
обедой" в 22 милях от них, эх - Я продолжал спускаться вниз
51
Лучший способ спуститься с горы вниз это бежать размахивая руками и
позволив своему телу свободно падать вниз, ноги сами понесут вас - но О я
был безног потому что у меня не было обуви (как говорится в поговорке[6]), я
был "бос", и мне вряд ли удалось бы легко протанцевать вниз громадными
поющими-тропу прыжками выгрохатывая тра-ля-тра-ля, ведь я c трудом семеня
переставлял подошвы такие тонкие, и камешки такие неожиданные, некоторые из
них награждали меня предательскими ушибами -- Такое вот джон-баньяновское
утро[7] подумал я стараясь отвлечь свои мысли на что-нибудь другое - Я
пытался петь, размышлять, грезить, делать все то что я проделывал у своего
одинокого очага -- Но тропа эта Карма предназначена тебе -- Никак не
избежать мне было этого утра истертых измученных ног, пылающей боли в бедрах
(и жалящих иголок мозолей), удушающего пота, укусов насекомых, и спастись от
всего этого дано мне и дано тебе лишь в непрестанной попытке осознать
пустотность формы (включая пустотность формы своего стенающего тела) -- Я
должен был справиться, я не мог остановиться, и у меня оставалась лишь одна
цель, добраться до лодки, или даже упустить лодку, О как бы мне спалось этой
ночью на этой тропе, под светом полной луны, но полная луна сияет и в долине
- и там можно слышать льющуюся над водой музыку, вдыхать запах сигаретного
дыма, слушать радио - Здесь же у меня были лишь полуиссохшие сентябрьские
ручейки шириной с ладонь, бьющие струйками воды, которую я зачерпывал и пил
и рвался идти дальше - Боже - Как прекрасна жизнь? Прекрасна
как холодная
вода в роднике
на пыльной изнурительной тропе
- на бурой изнурительной тропе - в июне, весь заляпанный грязью из под
копыт мулов которых я тыкая прутом заставлял перепрыгивать через лежащее
бревно, слишком большое чтобы по нему ступать, и Боже мой, я должен был
провести сквозь кучку испуганных мулов кобылу наверх, и Энди ругался "Не
могу же я один делать все, что за хрень, тащи эту кобылу сюда!" и будто во
сне из моих прошлых жизней в которых я знал толк в лошадях, я залез на
бревно ведя ее за собой, и Энди перехватил поводья и рывком потащил ее,
бедолагу, наверх, в то время как Марти всадил ей палку в зад, глубоко -- и
потом подвел испуганного мула - и тоже ткнул его палкой - и дождь и снег -
сейчас все следы этого неистовства исчезли, высохли в сентябрьской пыли, а я
сижу на этом месте и попыхиваю сигареткой -- Много разных съедобных травок
вокруг - Человек смог бы прожить здесь, спрятаться среди этих холмов, и
варить себе травы, просто надо взять с собой немного жира, варить травы на
маленьких индейских костерках, и так прожить всю жизнь - "Счастливец тот у
кого под головой вместо подушки камень, а небо и земля пусть себе меняются
сколько хотят" пел старый китайский поэт Хань-Шань - Никаких карт, рюкзаков,
определителей пожаров, батарей, аэропланов, радиопредупреждений, одни
слаженно жужжащие комары и журчание ручейка - Но нет, Господь сотворил это
кино в сознании своем и я его часть (та часть которая называется - я) и мне
предназначено этот мир понять и пройти по нему молясь Алмазной Незыблемости
которая говорит: "Ты здесь и тебя нет, одновременно, и потому, что" -- "это
струение Извечной Силы" - Поэтому я рывком поднимаюсь с земли вместе с
рюкзаком, сую большие пальцы под лямки, морщусь от боли в лодыжках, и вот
уже тропа крутится быстрее и быстрее под моими семенящими ногами и скоро я
уже бегу, склонившись, как китайская женщина под вязанкой хвороста на шее,
кхрумм кхрумм волоча и проталкивая одеревеневшие колени сквозь каменистый
подлесок и обертывая ими повороты тропы, иногда меня заносит за пределы
тропы и тогда я запрыгиваю как-то назад, но не теряюсь, с этого пути не
собьешься - У подножия горы я встречу тощего паренька в самом начале его
пути вверх, я со своим гигантским рюкзаком настоящий громадина, я еду в
города чтобы пьянствовать с мясниками, и в Пустоте царит Весна - Иногда я
падаю, колени не выдерживают, я соскальзываю вниз, рюкзак защищает мне
спину, я падаю стучу скачу дальше, какими словами описать хрямппп кхруммп
вниз по мчащейся тропе, парамтарампарам - Свист, пот - Каждый раз ударяя
свой покалеченный на футбольном поле палец я вскрикиваю "Ну щас!" но еще ни
разу не ударил так чтобы вконец охрометь - Палец, изувеченный в потасовке на
матче Колумбийского колледжа, под фонарями в гарлемских сумерках здоровенный
детина из Сандаски наступил на него ногой в острой шиповке и изо всей своей
дурацкой силы - Палец с тех пор так и не пришел в норму -- он сломан и
чувствителен сверху и снизу, и когда он натыкается на камень моя лодыжка
сама судорожно поджимается защищая - да, этот поворот лодыжки не что иное
как павловский fait accompli[8], сам Арапетьянц не смог бы объяснить мне как
лучше ее повернуть и какие мышцы напрячь - это танец, танец с камня на
камень, с боли на боль, прорыдай гору сверху донизу, вот она поэзия - И мир
ждущий меня внизу!
52
Туманные Сиэттлы, комические спектакли, сигары и вина и газеты в
гостинице, туманы, паромы, яичница с ветчиной и тостами по утрам - милые мои
города внизу.
Ниже, там где начинается пояс густых лесов, желтизна громадных сосен и
бурая мешанина других деревьев, великолепный воздух ударяет мне в голову,
зеленый Северо-Запад, синие сосновые иглы, свежесть, лодка нарезает клин на
поверхности ближайшего озера, она опередит меня, но это неважно, двигайся
свингуй Маркус Мэгги - Это не первая твоя такая осень и Джойс придумал слово
длиной в строчку чтобы описать ее - брабаракотавакоманаштопатаратавакоманак!
Дойдя мы зажжем три свечи трем нашим душам.
Тропа, последние полмили, она теперь хуже даже чем у вершины, камни,
большие, маленькие, изогнутые расщелины, ловушки для ног - И мне уже себя
жаль, и конечно же я ругаюсь - "Никогда не кончится!" чаще всего повторяю я,
а ведь раньше стоя у своего порога я думал так "Разве что-нибудь в этом мире
может закончиться?" Но ведь это же просто тропа
Самсары-Мира-Полного-Страданий, подвластная времени и пространству, значит
она должна закончиться, но Боже мой конца ей все нет и нет!" - и я бегу
тяжело не в силах больше подпрыгивать -- И впервые я падаю полностью
изнуренный не думая ни о чем.
И лодка плывет прямо на меня.
"Не смогу"
Я сижу так долго, унылый и уничтоженный. - Не буду даже пытаться - Но
лодка приблизилась еще, это как ход часов цивилизации, успеть на работу
вовремя, это как на железной дороге, делаешь через "не могу" - Это ковалось
в кузницах железной вулканической мощи Посейдоном и его героями, Дзенскими
Святыми с их оточенным оружием разума, Господом Богом Франков - Я рывком
поднимаюсь и пытаюсь двигаться вперед - Ни один шаг мне не дается, ничего не
выйдет, сообщают мне бедра - ээх -
В конце концов я начинаю громоздить шаги перед собой, будто закидывая
тяжелейшие мешки на вытянутых руках вверх на стоящую платформу, то же
невыносимое напряжение - но босых ног (теперь уже искромсанных, кожа
ободрана, мозоли и кровь) которыми я могу двигать лишь чуть приподнимая и
сталкивая их вниз с горы, как падающий пьяница который всегда падает (почти)
но никогда совсем не упадет, а если я упаду то будет ли мне больнее чем моим
ногам сейчас? - не-а -- надо приподнять и подтянуть колено вверх, а теперь
вниз, набитую колючками ногу на острые кромки ножниц Блэйковского
Вероломства с копошащимися червями и проклятиями - пыль - я падаю на колени.
Стоя на них немного отдыхаю и вперед.
"Ах черт, Eh maudit", плачу я последние 100 ярдов - вот лодка
причаливает и Фред резко свистит, негромко, а по-индейски Фиээу! и я отвечаю
ему своим свистом, двумя пальцами - Он присаживается, и пока я заканчиваю
путь чи