олову! Вот и поджарился.
   Динька  виновато  пританцовывал,   прижимая  к  "поджаренным"  местам
растопыренные ладошки. Славке стало жаль его, и он заговорил помягче:
   -- Смотри-ка, здесь надпись. Я раньше и не замечал...
   -- Тут не по-нашему...
   -- Написано "Carron".  Это был пушечный завод в Шотландии.  Пушки они
всему свету продавали, специально для кораблей.
   -- Если для кораблей,  зачем она здесь? -- насупленно спросил Динька.
В  его  голосе так  и  звучало:  "Забралась не  на  свое место,  да  еще
жжется..."
   Славка серьезно сказал:
   -- Когда враги навалились, было, наверно, некогда выбирать. Все пушки
с кораблей пошли на бастионы...
   Славка наклонился и глянул вдоль ствола.  Ему захотелось представить,
как на бастион движутся плотные шеренги английских пехотинцев в  красных
мундирах  и   зуавов  в  синей  униформе  и  малиновых  фесках.   Динька
пристроился рядом и  тихо дышал у  Славкиной щеки.  Видно,  он  перестал
обижаться на карронаду и тоже думал об атаке и залпах.
   Но  не  было ни штурма,  ни стрельбы.  Стояла тишина,  только трещали
кузнечики. Так же, как сейчас, на площади Карронад...
   -- Хорошее название, -- сказал Славка Тиму.
   -- Мне это слово нравится --  "карронада",  --  сказал Тим.  -- Ну, и
вообще, говорят, эта площадь с пушками связана. Во время Первой обороны,
когда укрепления строили,  сюда орудия с кораблей свозили,  а отсюда уже
везли на бастионы.
   -- На такую высоту затаскивали?
   -- Зато  дальше  удобно  везти.  А  сюда,  наверно,  была  дорога  от
Орудийной бухты...  А может,  и не так было...  Но если и не так, здесь,
по-моему, все равно стояли пушки. Вот и стена оборонительная...
   -- Ты хотел, чтобы памятник у стены стоял, да?
   Тим  серьезно кивнул и  подвел Славку к  стене.  Она  была сложена из
больших каменных блоков, на которых сохранились выбоины от пуль. В узких
бойницах синело небо. На разрушенной верхней кромке росли кустики.
   -- Вот здесь...  -- тихо проговорил Тим. -- Они бы стояли вдвоем и за
руки держались. Будто собой стену защищают. А за стеной -- весь Город...
А они будто не из разных времен,  а вместе.  Потому что Город один и тот
же. Ну, я не знаю, как объяснить.
   -- А чего объяснять, -- сказал Славка.
   Он их как наяву увидел.  Только не из камня и не из металла, а живых.
Один --  широкоскулый,  курносый,  в широкой холщовой рубашке, старинной
большой бескозырке. Другой -- чуть повыше, темноволосый, строгий. Держит
за ремешок снятую каску.  На плече тельняшка разорвана -- большая, не по
росту тельняшка...
   А потом --  будто даже неожиданно для Славки --  подошел третий. Чуть
повыше Диньки,  чуть пониже Тима.  В голубой школьной рубашке, с помятым
ранцем на одном плече. Тоненький и угрюмый. Исподлобья глянул на Славку.
Встал чуть в стороне от тех двоих.
   -- Тим,  --  сказал Славка.  -- Неправильно, если только двое. Такие,
как Андрюшка Илюхин...  Они ведь тоже погибли из-за войны... -- Он хотел
объяснить и не мог подобрать слова.
   С  давних пор Славка научился чувствовать неумолимость математических
законов.  Еще тогда,  когда неотрывно следил за движением костяных шаров
по бильярдному сукну.  И сейчас он хотел объяснить, что во всем виновата
жестокая математика войны. Если лежат в земле сгустки тротила и гремучей
ртути в  ржавых оболочках,  на них все равно кто-нибудь наткнется.  Рано
или поздно.  И чаще всего натыкаются маленькие и любопытные --  те,  кто
ближе к земле и к траве; те, кто ощупывают коленками и локтями глинистые
откосы и  камни  развалин;  те,  кто  не  пройдут мимо  темного входа  в
подземелье и мимо загадочной находки. Это -- тоже закон. Можно охранять,
беречь,  запрещать,  но  по беспощадному закону больших чисел на кого-то
падает жребий.  Не  на того,  так на этого.  Потому что укрытые в  земле
снаряды --  это  продолжение войны.  И  если  Андрюшка Илюхин погиб,  он
закрыл от  смерти другого.  Может быть,  Диньку.  Может быть,  Тима  или
Славку. Может быть, тех ребят, которым не дал добежать до костра...
   Но сказать все это Славка не сумел. Он только повторил:
   -- Они тоже из-за войны... Не все ведь по глупости...
   Хорошо, когда тебя понимают. Тим понял сразу.
   -- Правильно...  Почему я не подумал?..  Трое,  конечно,  лучше, а то
несправедливо...  Знаешь,  Славка,  в позапрошлом году какие-то малыши в
подземелье провалились, где раньше минные склады были. Один семиклассник
их вытащил, а сам не выбрался. Засыпало...
   Славка кивнул. Потом сказал:
   -- А если бы не засыпало?  Наверно,  никто бы и не узнал. И героем бы
никто не  считал.  А  он  ведь все равно как на войне.  Будто тоже Город
защищал... Тим, таких, наверно, тоже немало...
   -- Конечно...
   Они постояли еще у теплой от солнца стены. Наверху в кустах ссорились
воробьи. Где-то на рейде прогремела якорная цепь. Тим неловко улыбнулся:
   -- Мы размечтались,  будто про памятник все уже решено.  Будто от нас
зависит...
   Но Славка сказал серьезно:
   -- Все равно ты хорошо придумал.
   -- Мы, по-моему, вместе придумали, -- сказал Тим. -- Пошли, Славка, а
то Валентина нам задаст...
   Они обогнули стену, и Орудийная бухта вся открылась перед ними.
   В бухту входила баркентина.
   -- "Сатурн"! -- крикнул Тим.
   И они помчались к берегу.
   Баркентину тащил  буксирный  катер.  Он  вел  ее  к  месту  последней
стоянки,  где трехмачтовый парусник должен был превратиться из  учебного
судна в торговую точку треста кафе и ресторанов.
   В  своем последнем плавании старая,  с  ободранной краской на бортах,
без  парусов баркентина все  равно была  красива.  На  низкой набережной
собрались зрители. Славка и Тим пробрались к самой воде.
   -- Отплавалось корытце,  --  послышался слева  от  Славки насмешливый
голос.
   Славка и Тим разом обернулись.  Недалеко от них стояли трое курсантов
и пожилой моряк с капитанскими шевронами на погончиках светлой куртки.
   Капитан коротко глянул на курсанта с гладким красивым лицом.
   -- О любом судне следует говорить уважительно, курсант Вересов.
   Вересов, видимо, смутился и поэтому сказал излишне громко:
   -- Это если о судне,  товарищ старший воспитатель.  А "Сатурн" уже не
судно, он без флага. Он теперь плавучая танцплощадка.
   -- И вы говорите об этом с удовольствием...
   -- Никак нет. Я просто отражаю объективную истину.
   "Дурак", -- подумал Славка.
   Другой курсант,  совсем юный,  похожий на восьмиклассника,  почему-то
засмущался и спросил:
   -- Дмитрий Георгиевич,  а правда, что какой-то пацан хотел перерезать
швартовы у "Сатурна" и грохнуть его о камни? Капитан кивнул:
   -- Да, я слышал.
   Вересов усмехнулся:
   -- Представляю, как папаша порол этого юного флибустьера...
   Славка взорвался:
   -- А  ты!..  Сам-то...  Только форму носишь!  Попробовал бы ночью при
шести баллах на  марс подняться,  чтобы фал  протянуть!  Весь день потом
клеши сушил бы!
   К Славке обернулись:  и курсанты,  и капитан,  и вообще все,  кто был
рядом.
   Вересов снисходительно сказал:
   -- Юноша,  с  вами не разговаривают.  А что касается моих клешей,  не
беспокойтесь. У меня первый разряд по альпинизму.
   -- А по уму четвертый, детсадовский, -- рубанул Славка.
   Кругом засмеялись.  Тим осторожно дернул Славку за  рукав.  Капитан с
короткой усмешкой сказал Вересову:
   -- Видите, подрастающее поколение не нашло с вами общего языка.
   Вересов с вкрадчивым нахальством спросил:
   -- Товарищ  старший  воспитатель,  разрешите вопрос...  Вы,  кажется,
одобряете того пирата, который хотел затопить "Сатурн"?
   Дмитрий Георгиевич опять усмехнулся и наставительно произнес:
   -- Курсант Вересов, вы могли заметить, что действий, идущих вразрез с
уставами морской службы, я никогда не одобрял...
   -- По   крайней   мере,    вслух,    --   негромко   добавил   третий
курсант -- горбоносый и курчавый.
   -- Курсант  Гальченко...  --  сказал  капитан.  Впрочем,  без  особой
строгости.
   Тим опять дернул Славку за рукав.
   -- Пойдем,  --  попросил он  каким-то виноватым шепотом.  --  Пойдем,
Славка.
   И  они ушли с набережной.  Славка все оглядывался,  а Тим смотрел под
ноги...

   У самого входа на рынок их окликнули:
   -- Мальчики! Сбавьте скорость! Я за вами от самой набережной бегу!
   Их догоняла удивительно большая девушка.  Высокая и толстая. Несмотря
на тепло,  она была в полосатом свитере, похожем на старинную матросскую
фуфайку.
   "Боцманша какая..." -- подумал Славка.
   Они с Тимом остановились.
   -- За вами не угонишься,  --  сердито сказала "боцманша". И выпуклыми
синими глазами внимательно посмотрела на Тима.  -- Я про тебя слышала. Я
тебя давно ищу. Это ты хотел перерезать швартовы?
   Славка ощетинился: что ей надо?
   Тим встал, как на совете дружины. Опустил голову.
   -- Вы из детской комнаты?
   -- Я  из  детской  парусной секции  при  Доме  культуры Вторчермета.
Заместитель начальника базы.  Пойдешь в матросы?
   У Славки екнуло сердце. А Тим, не поднимая головы, сказал:
   -- Нет.
   "Боцманша" обиделась:
   -- Это почему?
   -- Мы только вдвоем,  -- сказал Тим и взял Славку за руку. "Боцманша"
оглядела Славку с ног до головы и серьезно сказала:
   -- Кто же спорит...



                              Винджаммеры

   В  конце сентября выдалось несколько прохладных дней.  Но  что значит
"прохладных"?  Градусов двадцать тепла.  По  утрам перепадали дождики --
тоже не холодные,  летние.  Пощелкают по виноградным листьям, позвенят о
перевернутое корыто,  прибьют пыль на кремнистых тропинках...  К полудню
облака разбегались,  и  небо опять становилось праздничным.  Однако мама
волновалась за Славку:
   -- Ты  забываешь про  свои  гланды.  Сколько можно щеголять в  летней
одежде?
   Но Славка не хотел идти с  мамой в магазин.  Он был немного суеверен.
Ему  казалось,  что,  если они  купят школьный костюм (такой же,  как  в
Усть-Каменске),  мама  скажет однажды:  "Вот  что,  Славик,  погостили и
хватит. Все это было несерьезно. Пора возвращаться туда"
   Славка уговаривал себя,  что опасения эти -- пустые. Мама же обещала!
Поэтому страх был маленький,  дремлющий.  Но  он был постоянный.  Славка
видел,  что  мама  недовольна.  Затягивалось дело с  выпиской-пропиской,
поэтому и работа у мамы была временная. Кажется, не нравилось маме и то,
как устроена жизнь в доме:  туалет во дворе,  умывальник и водопровод --
тоже,  вместо  удобного  серванта  и  шифоньера скрипучие пыльные  шкафы
пенсионного возраста...
   А  тут  еще эти письма!  Они приходили из  Усть-Каменска почти каждый
день. Сначала мама рвала их, а потом стала прятать в сумочку...
   Нет,   не  было  у  Славки  полного  спокойствия.   Он  даже,   чтобы
умилостивить судьбу, отыскал и надел на Артемку второго "куриного бога".
А  о  школьной куртке и брюках он даже думать не хотел.  В летней форме,
обветренный,  успевший загореть под сентябрьским солнцем,  он чувствовал
себя частью Города. Не оторвать!
   В  самом  деле,  не  повезут же  его  в  рубашке и  коротких штанах в
холодные края...
   -- Уже все мальчики ходят в костюмах, -- убеждала мама.
   -- Не все,  -- упрямился Славка. -- Тим не ходит. Он говорит, что еще
будет жарко.
   -- Я уверена, что Тим в свою очередь ссылается на тебя.
   -- Тим ни на кого никогда не ссылается. Он самостоятельный.
   -- Это правда. И он, по крайней мере, всегда выглядит аккуратно. А ты
свою рубашку и шорты скоро превратишь в лохмотья.
   -- А ты купи еще одни.
   -- Можно подумать, что я сама печатаю деньги!
   Разговор услышала баба Вера. Сказала маме:
   -- О чем вы говорите, Леночка! Неужели я Славушке одежду не куплю?
   Мама незаметно поморщилась, а Славка остался доволен.
   -- Баба Вера, постарайся, пожалуйста, чтобы рубашка была темно-синяя.
Нам надо для формы.
   -- Вячеслав, -- сказала мама, и Славка сделал вид, что смутился.
   А баба Вера вдруг весело, совсем не по-старушечьи, ему подмигнула.
   Когда мама ушла. Славка шепотом попросил:
   -- Баба Вера,  а  морской ремень можно?  Два.  Мне и Тиму.  Ребятам в
военторге не продают, а тебе дадут, ты ветеран...
   В  тот же  вечер Славка пришил на рукав черный треугольник с  золотым
якорем и  двумя маленькими звездочками для погон.  На  погончики рубашки
Славка тоже  поставил золотые якорьки.  Баба  Вера  распорола и  сделала
пошире петли на новеньких шортах, чтобы входил матросский пояс. Это была
форма "винджаммеров", а звездочки -- знак командира яхты.
   Когда Славка пришел в  этой форме в  школу,  Женька Аверкин сразу все
понял.
   -- Записался? В парусную?
   Славка кивнул. Женька сказал со вздохом:
   -- Вы с Тимом счастливые...  А я ушел из флотилии.  Две недели подряд
только  маршировать  учат.  Рулевые-сигнальщики...  Я  в  художественную
студию пойду во Дворце пионеров.
   Славка почувствовал себя  вроде  бы  виноватым перед  Женькой.  Такое
ощущение вины приходило к  нему уже не в  первый раз.  И  чтобы прогнать
его. Славка спросил:
   -- Нарисовал что-нибудь новое?
   -- Конечно. Я каждый день...
   -- Покажешь?
   Женька обрадованно полез за альбомом.
   Славку вдруг будто толкнуло.
   -- Жень... Ты только с натуры рисуешь или можешь фантазировать?
   Женька смутился:
   -- Не знаю... Смотря что...
   -- А ты когда-нибудь рисовал памятники?

   "Боцманшу" звали Настя.  Во  время первой встречи она объяснила,  как
ехать до  спортивной базы,  и  сказала,  чтобы Славка и  Тим приезжали в
воскресенье с утра.
   Они добирались около часа.  Сначала катером через Большой рейд, потом
на автобусе вдоль Северного берега.  Почти до конца бухты.  Зато база им
сразу  понравилась:  аккуратные  пирсы,  сигнальная мачта  с  настоящего
морского охотника, новый белый домик и большая вывеска:

              ЮНОШЕСКАЯ ПАРУСНАЯ СЕКЦИЯ "ВИНДЖАММЕР"

   "Винджаммер" значит "выжиматель ветра".  Так  называли самые  быстрые
парусные суда  --  сначала клипера,  а  потом громадные стальные барки и
фрегаты.
   На  пирсах базы стояли "кадеты".  Десяток новеньких,  пластмассовых и
три старых, с обшарпанными фанерными бортами.
   Но оказалось,  что секции в полном смысле еще нет. Потому что не было
людей.  Базу недавно оборудовали, и Настя подбирала экипажи. А подбирала
она не спеша.  Не хотела,  чтобы записались случайные люди,  такие,  кто
сбежит через несколько дней, испугавшись трудностей морской науки. Настя
показалась Славке чем-то похожей на Анюту.
   Начальником базы был  высокий лысоватый дядька с  недовольным лицом и
шевронами старшего  помощника капитана.  Игорь  Борисович.  Когда  Настя
привела Славку и Тима,  он посмотрел на них вполне равнодушно, а на свою
заместительницу  --  почему-то  насмешливо.  Записал  в  толстый  журнал
фамилии и сообщил:
   -- Занятия с пятнадцатого октября.  Осенью и зимой пройдете теорию, с
апреля -- на воду. Есть вопросы?
   У Славки были вопросы. Он набрался смелости:
   -- А в этом году... нельзя на воду?
   Игорь Борисович не удивился и  не рассердился.  Но и  не обрадовался.
Без всякого выражения спросил:
   -- Имеете опыт?
   Славка кивнул на Тима:
   -- Вот он ходил на "эл-шесть"...
   -- Два раза, -- честно сказал Тим.
   -- А ты?
   Славка,  волнуясь,  достал свое удостоверение.  Это был,  наверно, не
очень законный документ -- Славке явно не хватало возраста. Но все же на
плотном сероватом листке было отпечатано,  что "Вячеслав Семибратов сдал
необходимые зачеты  по  морской  практике и  судовождению и,  на  правах
яхтенного рулевого третьего класса,  может водить яхты с  парусностью до
12 кв.  м в дневное время". Стояла круглая печать ДСО и подпись старшего
тренера.
   Эта  бумага  --  все,  что  мог  сделать для  Славки бородатый Виктор
Семенович,  когда прощались. Наверно, начальник покровского яхт-клуба не
думал, что в ближайшие годы удостоверение Славке пригодится.
   Игорь  Борисович молча  свернул и  возвратил листок.  Скучным голосом
сказал:
   -- Анастасия Евгеньевна,  помогите им спустить старый "кадет".  Лучше
седьмой номер, он не течет. Пусть поставят паруса, пройдутся у пирса...
   "Седьмой  номер"  показался Славке  таким  родным,  будто  неведомыми
путями  приплыл сюда  старенький "Трэмп".  Славка взялся за  паруса.  Он
ничего не забыл за прошедший сухопутный год.  А Тим просто молодец!  Все
схватывал с первого раза.
   Здесь,  в оконечности бухты, была постоянная толчея волн. Приходила с
рейда зыбь,  раскачивали воду  катера,  ветер тоже  взъерошивал на  воде
гребешки.  Все это перемешивалось,  и получались невысокие,  но крутые и
беспорядочные волны.  Они подбрасывали "кадет",  и  он на ходу шлепал по
воде звонким днищем.
   Хорошие,  веселые были волны!  Они совсем не мешали Славке. "Семерка"
помчалась по гребешкам,  как лихая, но послушная лошадка. Брызги ударили
по  Тиму,  который  сидел  впереди.  Тим  радостно взвизгнул.  А  Славке
захотелось сразу и петь, и плакать, и смеяться...
   Когда вернулись к  пирсу,  толстая веселая Настя показала им  большой
палец. А Игорь Борисович сообщил:
   -- Приведите яхту  в  порядок и  можете  ходить,  пока  у  нас  набор
экипажей и предварительный период... Но имейте в виду: не дальше вон той
баржи.  --  Он показал на большую наливную баржу "Бея", которая стояла в
полукилометре от пирса;  ее собирались резать на металл. -- Помните, что
здесь не  Покровское озеро.  Здесь военные власти,  портовое начальство,
движение катеров и диспетчерская служба. Есть вопросы?
   -- Нет вопросов,  товарищ начальник базы,  -- с готовностью отозвался
Славка.  Но когда Игорь Борисович ушел,  он спросил:--  Настя, а чего он
такой... скрипучий какой-то?
   Настя  утопила  в  море  сигарету (она  целыми  днями  дымила,  чтобы
похудеть) и разъяснила:
   -- Он  хороший человек,  только неприятности у  него  были.  Какая-то
авария  случилась,  когда  он  стоял  на  вахте.  Он  старпомом  был  на
сухогрузе.  Сказали,  что  виноват,  перевели  на  портовый  буксир,  он
поругался с  начальством и  ушел  из  пароходства...  Только  это  между
нами...  А  раньше еще,  несколько лет  назад,  он  на  "Сатурне" плавал
третьим помощником, паруса знает.
   Сама  Настя занималась в  секции крейсерского плавания,  во  взрослом
яхт-клубе,  и заочно училась в пединституте.  Славке и Тиму она сказала,
что будет оттачивать на них свое педагогическое мастерство.
   -- Сначала отучись курить,  --  посоветовал Славка.  -- Не педагог, а
пароход "Саванна" в плавании через Атлантику.
   -- Не смей критиковать начальство,  -- отозвалась Настя. -- Должна же
я иметь хотя бы один недостаток...
   Однажды Настя предложила:
   -- Хотите, выпрошу для вас у Игоря новый "кадет"?
   -- Пфу!  Это мыльницы,  --  сказал Славка.  Он не любил пластмассовые
яхты, потому что в свое время их презирала Анюта. Тим сказал:
   -- Нам и этот хорош. Зря, что ли, возились?
   Они  за  четыре  дня  привели "семерку" в  порядок:  заново выкрасили
корпус, подлатали паруса. Написали на белых бортах название "Маугли".
   Игорь Борисович покосился и ничего не сказал.  Вернее,  сказал, но не
про название:
   -- Семибратова назначаю командиром. Есть вопросы?
   На следующий день, когда Славка и Гим увлеклись и выскочили за "Бею",
он вызвал их к себе.
   -- Я предупреждал?
   -- Да, -- прошептал Славка и обмер.
   -- Как это произошло?
   -- Случайно, -- еще тише отозвался Славка.
   -- Надеюсь,  что не нарочно.  В следующий раз за подобную случайность
будете до весны сидеть на берегу.  В  море за случайности расплачиваются
головами.
   Когда они как ошпаренные вылетели от начальника, Тим сказал:
   -- Давай,  Славка,  не рисковать.  Лучше спросим сначала про Диньку и
Валентину, а то опять влетит.
   Дело в том, что Наездник уже много раз просил покатать его на яхте. И
Валентину.  Вместе.  Потому что он  и  Валентина сделались неразлучными.
Динька по  секрету даже сообщил Славке,  что  они обязательно поженятся,
как только окончат школу.
   "Слишком рано,  --  сказал Славка.  --  Кроме тог