ы мне жизнь изломал, зме„ныш!
   Славка удивился. Спросил с любопытством и чуть пренебрежительно:
   -- Каким образом?
   -- А таким, что ты на свете есть... -- неожиданно усталым и печальным
голосом проговорил Он.  --  На  кой ч„рт ты  появился?  Мне свой сын был
нужен, а не такая пиявка...
   Славка сказал:
   -- Я к вам в сыновья не записывался. У меня мама есть...
   -- Мама твоя... -- начал Он, скрипнув зубами.
   -- Что? -- прищурившись, спросил Славка. А потом подумал: чего стоять
здесь и слушать всякие гадости? Лучше пойти и встретить поскорее маму.
   Славка шагнул к двери.
   Он взревел:
   -- Куда?! -- Ухватил Славку за ворот и д„рнул к порогу своей комнаты.
-- Опять надеешься исчезнуть? Не пройд„т!
   Кажется, Он замахнулся.
   "Неужели будет  бить?"  --  подумал Славка и  приготовился драться до
смерти.
   Он не ударил. Швырнул Славку на середину комнаты и глухо сказал:
   -- Будешь сидеть под замком, пока мать не прид„т. А потом...
   Не договорил, выскочил, захлопнул дверь.
   Славка поднялся с  пола.  Отчаянно болел ушибленный локоть.  Шумело в
ушах,  как на встречном ветру,  и  щипало в  глазах от жуткого унижения.
Даже мама никогда не поднимала руку на Славку, а этот... этот...
   Славка  старательно разбежался и  грянулся плечом  об  очень  тв„рдую
дверь.
   -- Откройте сейчас же, -- отч„тливо сказал он.
   Тихо было за дверью.
   -- Откройте!! -- закричал Славка. Ударил каблуком.
   Крепкая была  дверь.  Ненавистная была дверь!  Вс„  было ненавистно в
этой комнате, в этой клетке!
   -- Откройте!.. Открывай!!
   Ни  звука в  ответ.  Лишь закопч„нный трамвай невыносимо прогремел за
окном по мокрым ч„рным рельсам.
   Вс„, что копилось на душе у Славки, поднялось в н„м, как неторопливая
холодная волна.  Очень тяж„лая волна. Как ртуть. Славка отош„л к столу и
взвесил в руке призовой кубок.
   От удара о дверную ручку хрусталь разлетелся на мельчайшие брызги.

   Дверь  распахнулась сразу.  Он  встал  на  пороге,  увидел стеклянную
россыпь и приоткрыл рот.
   -- Подонок,  --  сказал  Он  плачущим голосом.  Подумал и  растерянно
добавил:
   -- Убью ведь... Пусть...
   Славка увидел его глаза и подумал: "Может, в самом деле больной?"
   Странно  подпрыгивая,   Он  вбежал  в  комнату,  подскочил  к  стене,
оглянулся на Славку и как-то полувопросительно сказал опять:
   -- Убью...
   Он сд„рнул с гвоздя ружь„. Отбежал, стал шарить в ящике стола.
   В  первый  миг  Славка  испугался.   Но  почти  сразу  что-то  в  н„м
отключилось.  Не стало ни страха,  ни злости,  ни обиды.  Только тяж„лое
утомление наваливалось.  Такое,  что хотелось прилечь и  про вс„ забыть.
Такое,  что  хотелось прилечь и  про  вс„ забыть.  "Пускай,  --  подумал
Славка, -- вс„ равно..."
   Вместо  того  чтобы  выскочить за  дверь,  Славка подош„л к  стене  и
прислонился лопатками к  оленьей шкуре (из которой всегда лезли волосы).
Там, где недавно висел "зауэр".
   С  безразличием Славка  смотрел,  как  Он  дрожащими ломкими пальцами
толкает  в  каз„нник  патроны,  как,  отвесив  губу,  поднимает пляшущие
стволы. Впрочем, была, кажется, в Славке капелька любопытства: выстрелит
или нет? Но боязни не было никакой.
   Дульные срезы  двустволки глянули на  Славку --  как  зрачки,  близко
посаженные к переносице.
   Славка очень хотел спать.
   Но  вс„ же  он  оставался Славкой Семибратовым,  сыном вес„лого парня
Валерия Семибратова,  который успел  в  жизни сделать одно  очень важное
дело:  вовремя рванул  в  сторону руль.  И  видимо,  поэтому появилась у
Славки мысль: "Как же так? Без сопротивления?"
   Ему  не  хотелось сопротивляться.  Но  до  последнего момента человек
должен быть  человеком,  и  Славка через силу  потянул руку к  висевшему
рядом ножу.
   Рубчатая рукоятка удобно легла в  ладонь.  И,  бросая нож от плеча --
прямо врагу в глаза, -- Славка уже знал, что не промахн„тся.
   Но  Он  был опытный стрелок,  привыкший на  лету расшибать мелькающие
мишени.  Взд„рнув стволы,  он отбил ими клинок (Славка сразу понял,  что
нож рикошетом уйд„т в угол и воткн„тся в косяк у окна).
   Несколько секунд  (или  минут,  или  часов) висела тишина.  Потом  Он
бросил ружь„ на тахту, взял себя за щ„ки и побр„л из комнаты.
   Славка постоял,  закрыв глаза, подош„л к тахте и неторопливо разрядил
"зауэр"...
   Когда прибежала мама,  Славка сидел у стола и, как шахматных королей,
рассеянно переставлял по клетчатому пластику тяж„лые патроны. А Он лежал
в спальне на кровати и не то постанывал, не то скулил.
   Мама увидела открытое ружь„ и торчавший в косяке нож.
   -- Что? -- ш„потом сказала мама. -- Что здесь было?
   Славка молчал. Мама прижала его к себе. Патроны покатились и стукнули
о паркет. Славка высвободился.
   -- Осторожнее, мама, -- тихо сказал он. -- Это не игрушки.
   -- Что здесь было?!
   Славка подобрал патроны.
   -- Давай уедем, мама, -- попросил он. -- Пожалуйста. Давай уедем...
   -- Уедем! Немедленно! Уедем!.. Господи, какая же я была глупая...

   Они  дали  Вере  Анатольевне  телеграмму,  уложили  чемоданы,  купили
билеты.  На сборы ушло двое суток. Вс„ это время Он не показывался, даже
не  ночевал.  А  Славку  не  покидала  трепетная,  смешанная со  страхом
радость. Неужели жд„т его море и Город? Лишь бы ничего не сорвалось!
   Иногда среди дня  Славку валил тяж„лый сон.  Будто Славка вернулся из
трудного похода,  где было много бессонных ночей.  Но, падая на постель,
Славка успевал тайком от мамы сунуть под подушку конверт с билетами.  На
всякий случай...
   Они  отдали соседям ключ,  уехали в  аэропорт,  а  через восемь часов
перед  Славкой было  ночное море  и  мигали маяки.  И  Славка знал,  что
прежней жизни больше не будет.

   Сначала было  вс„-вс„  хорошо,  а  теперь опять горько и  беспокойно.
Славка лежал и  думал:  почему?  С чего это началось?  Не сегодня,  не с
телеграммы.  Наверно,  с  того разговора на школьном дворе.  С  рассказа
Светланы Валерьяновны о незнакомом Андрюшке Илюхине.
   Тогда словно облако прошло по ясному солнцу.
   Славка  думал  в  тот  день:  позабудется,  уляжется беспокойство.  И
правда,  он ходил по Городу,  купался в море, сидел на уроках, таскал на
плечах Наездника,  и  вроде бы  снова вс„  стало,  как  надо.  Солнечно,
радостно.
   А  сегодня --  опять  тревога.  Сначала этот  крик  на  улице,  потом
телеграмма... Опять словно замотались на ветру флаги Новэмбэр и Чарли.
   Славка вертелся.  У  простыни были ж„сткие швы,  горела расцарапанная
нога. Больно так...
   Но  сильнее боли было ощущение опасности.  Она подкрадывалась с  двух
сторон.   Брала   Славку  в   клещи.   Отчаянные  мысли   о   телеграмме
перепутывались с  мыслями об  Илюхине.  Два  этих страха,  две опасности
смыкались,  зажимали Славку в кольцо. Но почему? Телеграмма -- это ясно.
А Илюхин? Он-то при ч„м?
   Будто  он  должен  был  что-то  важное  сказать  Славке,   о   ч„м-то
предупредить и не успел.
   Не успел Андрюшка, не стало его в один миг...
   "Почувствовал он что-нибудь или нет? -- мучаясь, размышлял Славка. --
Понял ли, что это смерть? Каким был его последний миг? Вспышка, удар?.."
   Говорят, ощущения бегут по нервам к мозгу, как ток по проводам. Чтобы
увидеть и почувствовать что-то,  нужно время.  Очень-очень короткое,  но
вс„-таки время.  Может быть,  Андрюшка перестал существовать раньше, чем
нервы передали сигнал о взрыве?
   От мысли,  что Андрюшка не успел испытать ни страха,  ни боли,  стало
немного легче.  Не  было для Андрюшки ни  толчка,  ни  пламени --  сразу
темнота. Или даже темноты нет? Ни-че-го...
   Как это? Жил-жил и сразу -- ничего?
   А  если бы  это с  ним,  со  Славкой?  Если бы тот гад нажал тогда на
спуск?..  Мама потом успокаивала, говорила, что не мог он выстрелить, не
хотел:  просто попугать решил.  Но  Славка-то  знал,  что  мог.  Хотя бы
случайно:  у  него  же  пальцы тряслись,  у  психа...  И  тогда --  что?
Наверное, вс„ же был бы горячий удар в грудь...
   А потом?
   Славка представил себя,  будто со  стороны.  Как он  лежит ничком,  и
волосы от оленьей шкуры прилипли к мокрой куртке.  И наверно, вс„ так же
торчала бы кисточка на макушке... А потом вбежала бы мама...
   Что было бы с мамой?!
   Славка д„рнулся и сел.
   Как же так вышло?  Он стоял у стены -- чурбан чурбаном -- и совсем не
подумал о маме.
   Вот почему его мучит Андрюшка Илюхин!
   "Вам игрушки,  а отцам и матерям на всю жизнь сл„зы!" Нет, тогда было
не до игрушек, но вс„ равно... Почему он не по думал?
   "Один был у родителей... Мать вся седая..."
   Что осталось бы маме?  Славка смотрел бы на не„ с фотографий -- вот и
вс„.  Как сегодня смотрел на Славку маленький Валерка Семибратов... Как,
наверно,  смотрит со  снимков на  свою  маму Андрюшка Илюхин.  С  ч„тких
больших снимков, на которых глаза -- будто живые...
   Славка крепко зажмурился и  замотал головой.  Нет!  Его мама не будет
седая. Ничего с ним больше не случится. Во веки веков.
   Ничего!  Лишь бы не вернулась усть-каменская жизнь. Это было бы самое
страшное. Но с чего вдруг она верн„тся? Смешно даже думать!
   Телеграмма?  Но мало ли какие дела могут быть у  мамы?  Славка просто
слишком  крепко  треснулся  о   тротуар,   и  от  такого  удара  у  него
разболтались нервы.  Да ещ„ от этой истории с  толстым мальчишкой и  его
соседкой.  Да ещ„ от духоты в комнате.  Сам виноват:  забрался в постель
спозаранку и даже окно не открыл.
   Надо встать.  Выйти на улицу.  Пробежать пару кварталов, чтобы свежий
воздух выдул из  головы дурацкие мысли.  Ведь  ничего же  не  случилось.
Славка сам выдумал опасности и страхи!
   Славка нащупал ногами свои л„гонькие кроссовки...
   Мама сидела в  большой комнате у  лампы и пришивала к голубой рубашке
белый накладной воротничок. Она обернулась на Славкины шаги.
   -- Ты почему ул„гся и не поужинал? Вера Анатольевна вся извелась, она
ещ„ не привыкла к твоим фокусам.
   -- Не хочется мне есть... -- Он двинулся к двери.
   -- Ты куда?
   -- Ну, "куда"... -- Пришлось взять с тумбочки газету и демонстративно
оторвать клок...
   -- У тебя что, живот болит?
   -- Немножко.
   -- Я говорила: не ешь столько арбуза и винограда.
   -- Да пустяки... -- пробормотал Славка и выскользнул за дверь.
   Он прыгнул с крыльца.  Ему показалось,  что он окунулся в ночь, как в
ласковую  воду.   Воздух  был  т„плый-т„плый.  Трещали  сверчки.  Славка
осторожно,  чтобы в доме не динькнул колокольчик, открыл калитку. Высоко
среди  листьев светил  фонарь.  Славка  шагнул  на  каменный тротуар,  в
перистую тень акаций.  Огляделся.  Время позднее и  т„мное,  на улице ни
души, можно пробежаться раздетому.
   ...Когда Славка вернулся, мама, конечно, стояла на крыльце.
   -- Где ты был? Почему ты голый носишься по улицам?
   -- Так, пробежался... В комнате жарко, я решил на воздухе погулять.
   -- Ты свед„шь меня с ума.
   -- Со мной же ничего не случилось. Просто побегал.
   -- Ты сегодня какой-то на себя не похожий. Что у тебя стряслось?
   "Ничего не стряслось",  -- хотел сказать Славка. Но тревога вернулась
и прихлынула с такой силой, что он не сдержался:
   -- Потому что... Мама, а что в той телеграмме?
   Она сразу стала другая. Ласковая и чуточку виноватая.
   -- Да что ты, маленький... Ты из-за этого?
   -- Что в ней?
   -- Чепуха в ней. Глупые просьбы о прощении. Как будто в этом дело.
   -- Мы не уедем отсюда?
   -- Куда? Я уже о работе почти договорилась...
   -- Правда, не уедем?
   -- Разве мама тебя когда-нибудь обманывала?
   "Всякое бывало",  -- подумал Славка без обиды, но сумрачно. Однако не
верить и  бояться не  было уже сил.  Тревога ушла.  Славка вздохнул так,
будто хотел вобрать в себя весь т„плый воздух Города.  Мама взяла его за
плечи:
   -- Горячий какой! Набегался... Пойд„м спать, беспокойная душа.
   -- Я  погуляю ещ„,  мама...  Да  не на улице,  здесь,  во дворе!  Две
минуточки.
   Когда она ушла,  Славка подош„л к забору. Виноградные листья легонько
задевали его плечи и щ„ки.  Славка встал на старый курятник, забрался на
забор и  сел,  свесив ноги на  улицу.  Сидеть было удобно:  забор сверху
покрывали широкие черепичные плитки.
   Тепло  приморской ночи  обнимало Славку.  Он  просто  купался в  этом
тепле.  Голубые мохнатые зв„зды светили ему  с  высокого неба.  Это было
очень ч„рное южное небо,  но  Славке казалось,  что где-то над невидимым
отсюда морем, у самой воды, горит полоска заката. Ему хотелось почему-то
так думать.
   Тишина была сплошь наполнена трелями ночных кузнечиков.  А  больше --
ни звука.
   Потом далеко отсюда,  на  башне Матросского клуба,  заиграли куранты.
Наверно, уже пришла полночь.
   Куранты вызванивали слова корабельного вальса:

              Нел„гкого дня отгремели раскаты,
              И ночь на стеклянные бухты упала,
              Храня под опущенным флагом заката
              Непрочный покой бастионов и палуб...




                                  Утро

   Славка натянул новую голубую рубашку и  --  со вздохом обреч„нного --
л„гонькие синие шорты. Они тоже были почти новые. В Усть-Каменске Славка
надевал их всего два-три раза: лето выдалось зябкое и слякотное.
   Мама   сама   повязала  Славке  галстук,   поправила  пришитый  белый
воротничок.  Причесала Славку,  стараясь не  задеть  гребнем кисточку на
макушке.  Она смотрела потеплевшими глазами,  и Славка понял: наконец-то
он выглядит, "как нормальный воспитанный мальчик одиннадцати с половиной
лет".
   -- Для  полного вида  возьми  портфель и  покажись мне  издалека,  --
попросила мама.
   Квадратная   физиономия  портфеля   стала   удивл„нной.   Он   привык
соседствовать с пот„ртыми синими брюками,  а сейчас в его никелированных
очах отражались тощие незнакомые ноги.
   -- Чего  уж  теперь...  --  сердитым полуш„потом сказал Славка то  ли
портфелю, то ли себе.
   Он нехотя крутнулся на пятке перед мамой.  Потом дрыгнул поцарапанной
ногой:
   -- Вон какое украшение...
   -- С  каких  пор  мальчики  стали  стесняться боевых  ранений?  Такие
украшения только придают мужественный вид.
   -- Вот и получается, что я хвастаюсь, -- буркнул Славка.
   Мама вздохнула:
   -- Вашему сиятельству не  угодишь...  Ладно,  если ты  так страдаешь,
сегодня купим  новые  брюки.  Только  пойд„м  вместе,  чтобы  примерить.
Сколько у тебя уроков?
   -- Пять. И ещ„ классный час.
   -- Классный час был позавчера.
   -- И опять будет.  В четверг говорили, чтобы никто посторонние вещи в
школу не таскал,  а сегодня какой-то военный прид„т.  Будет опять... ну,
про это рассказывать. Чтобы не трогали всякие штуки, если кто найд„т.
   У  мамы сразу испортилось настроение.  Славка увидел мамины тревожные
глаза и пожалел е„.
   -- Мам,  ну  ты так боишься,  будто на каждом шагу мины понаставлены.
Что ты за меня волнуешься? Я же по разным оврагам и закоулкам не ползаю!

   Славка немного хитрил.  В "разных закоулках" он бывал.  Ему нравилось
бродить по старым улицам, и эти улицы приводили его в неожиданные места.
То в  заросший незнакомый травой тупичок с заколоченным домом без крыши,
то на полянку среди высоких стен из ноздреватого песчаника, то на старое
кладбище, где между кипарисами темнели пустые окна разбитой часовни.
   На  серых  камнях брошенного дома  можно было  разглядеть длинный ряд
круглых выбоин --  видимо,  след  пулем„тной очереди.  На  полянке среди
редкой  травы,  мелких  ж„лтых  цветов и  осколков черепицы Славка наш„л
ржавую шлюпочную уключину и  маленький якорь с курсантского погона.  А в
колючих  кустах  на  кладбище прятались памятники с  настоящими тяж„лыми
якорями и горками пушечных ядер...
   Славка уже  побывал с  мамой  на  Кургане Славы,  на  бастионах,  где
дремали на солнце старые корабельные орудия,  в  Панораме и Музее флота.
Сильной,  хотя и  осторожной любовью новичка он любил многоэтажные белые
улицы,   зел„ную  чащу  Приморского  бульвара  и  площади  с  бронзовыми
памятниками адмиралов.  Любил причалы,  где  над  вышками трепещут флаги
сигнальных сводов и  где  вместо причальных тумб  впаяны в  бетон стволы
старинных пушек. Но это были места, известные всем, там ходило множество
людей.
   А в старых переулках Славка оставался с Городом один на один.
   Славке вс„ было интересно.  Как растут в щелях среди камней маленькие
синие цветы.  Как блестят на лестничных ступенях спрессованные в  камень
ракушки.  Что за  слова оттиснуты латинскими буквами на разбитых плитках
оранжевой черепицы. Где живут громадные ч„рно-лиловые жуки-рогачи...
   Однажды на  пустыре,  позади  маленького уютного стадиона,  он  долго
крался за  таким жуком.  Тот прив„л его к  нагромождению бетонных глыб у
ж„лтого каменного обрыва.  Между глыбами торчало ржавое железо и чернела
узкая щель. Наверно, это был разбитый дот. Славка придвинулся к щели. Но
из темноты веяло такой могильной сыростью,  что он подумал:  "Как-нибудь
потом, когда буду не один..."
   Мама,  конечно,  тревожилась,  если  Славка долго не  приходил домой.
Расспрашивала, где был.
   -- Просто гуляю. Смотрю вокруг, -- объяснял Славка.
   Он  не  обманывал.  Он  просто  не  касался  подробностей,  чтобы  не
волновать маму.
   Схитрил Славка и  сегодня.  Накануне объявили,  что не  будет первого
урока, но он вышел пораньше. Ему хотелось пойти в школу длинной дорогой,
через гору,  на  склоне которой стоял на гранитном уступе зел„ный "Т-34"
-- памятник погибшим танкистам.  У  танка Славка уже бывал,  но  выше не
поднимался. Что там?
   Было нежаркое утро с очень синим небом и маленькими ж„лтыми облаками.
Славка стал поднимать по кремнистой тропинке.  Хотя и  круто шла дорога,
но  шагать было  легко.  Славка ничуть не  запыхался,  когда добрался до
верха.
   Слева была  стройка с  башенным краном и  клетчатым каркасом большого
дома.  Далеко впереди --  привычно-белая улица с  зел„ными калитками.  А
прямо перед Славкой лежала поляна с  густой высохшей травой.  Трава была
серая,  высокая --  Славке по пояс.  Немного похожая на бурьян, только с
колючками на редких листьях.
   Прикрывая портфелем колени,  Славка двинулся через  траву.  И  только
сейчас заметил удивительную вещь:  на  ломких стеблях тут  и  там висели
раковины улиток.  Они были пустые и л„гкие.  Кое-где они приклеились так
густо, что стучали друг о друга, как маленькие кастаньеты.
   Славка сорвал несколько самых крупных и сунул в карман.
   Скоро  трава  стала  ниже.  Теперь это  была  свежая трава с  мелкими
цветами.  Какие-то  очень крупные кузнечики запрыгали перед Славкой.  Он
загляделся на них и почти наткнулся на низкую каменную стенку.
   Стенка была чуть выше Славкиных колен, а длиной в несколько шагов. По
краям е„  стояли квадратные башенки --  Славке до  пояса.  В  их верхние
площадки были вмурованы ч„рные ядра, а посреди стенки на широком выступе
лежала чугунная плита с выпуклыми буквами и цифрами:

                           Батарея Въдънскаго
                               1854-1855

   Славка тронул коленками стенку и погладил плиту.  Пористый камень был
холодный и влажный, он впитал в себя прохладу ночи. А чугун уже нагрелся
от солнца.
   Славке понравился этот памятник. Запрятанный в траве, побитый кое-где
осколками более  поздней суровой войны,  но  вс„  равно  прочный.  Очень
простой и  крепкий.  Он таким и  должен быть,  потому что здесь в давние
времена стояла батарея.  Не пускала в город врага. И, конечно, держалась
до  конца.  Здесь  всегда  держались до  конца  все  бастионы,  редуты и
равелины.
   Славка смущ„нно оглянулся,  д„рнул с  земли похожий на мелкую ромашку
цветок, положил его на плиту.
   Потом он присел на холодные камни.
   И  вдруг он увидел улитку.  Живую!  С рожками и крошечными блестящими
глазками. Она тащила вверх по стенке свой спиральный домик. Славка видел
улиток раньше только в  книжках и мультфильмах.  Он присел на корточки и
стал разглядывать это маленькое чудо.  А  потом спохватился!  Арт„мка-то
ничего не видит!  Сколько можно держать в