рю, но кон„к определ„нно
приносил мне счастье. Потому что я его любила.
   -- Не было там у вас Потапенко... -- сказал Аверкин.
   -- Не  надо нападать на  Любу.  Она  заботилась о  пользе класса,  но
немного перестаралась...
   -- Ну-ну, -- сказала Оксана Байчик.
   Светлана Валерьяновна предложила:
   -- Теперь  вс„-таки  займ„мся историей.  Арт„мка в  это  время  пусть
посидит на подоконнике. Я уверена, что он будет самым дисциплинированным
учеником.
   -- Подождите,  -- попросил Савин. -- Семибратов, подними его ещ„ раз,
покажи всем.
   Славка опять вскинул Арт„мку над головой. И сам на цыпочки привстал.
   Игорь  выхватил из-под  парты фотоаппарат и  щ„лкнул спуском.  Славка
даже вздрогнул. Потом растерянно улыбнулся и спросил:
   -- Зачем тебе?
   -- Для истории.
   -- Вс„ равно не получится. Здесь темно.
   -- Получится. У меня пл„нка двести пятьдесят единиц.

   После урока Арт„мка пош„л по  рукам.  Отнеслись к  нему  любовно,  но
каждый хотел подержать, погладить, под„ргать за уши.
   Поэтому вид у него скоро стал помятый.
   Славка стоял  в  сторонке,  чтобы  не  подумали,  будто он  дрожит за
Арт„мку.  Но  когда Витька Семенчук собрался рисовать на Арт„мкином пузе
череп и кости, Славка решительно вмешался. Отобрал потр„панного зайца, а
заодно и мел:
   -- Давай, я лучше на тебе нарисую!
   -- Давай, -- согласился Витька и выпятил живот.
   Но  тут пришло известие,  что не  будет классного часа.  Все радостно
завопили, похватали портфели и разбежались.
   Славку в коридоре остановила вожатая Люда.
   -- Семибратов! У тебя правда есть заяц-путешественник?
   Славку даже шатнуло. Он-то думал, что вся история уже позади.
   -- Откуда вы знаете?
   -- Ребята сказали.  Да ты что расстроился? Это же здорово! Напиши про
него заметку,  а?  Надо стенгазету выпускать,  а  ни  одного интересного
материала, все такая сухомятина...
   "Прославился", -- тоскливо подумал Славка.
   -- Лучше не надо, Люда...
   -- Ой,  только,  пожалуйста,  без этих "не надо"!  Игорь Савин обещал
снимок сделать.
   Ещ„ не легче!
   -- Да не умею я заметки писать!
   -- А  я не умею работать вожатой,  --  бодро сообщила Люда.  --  Но я
работаю. Уже четв„ртый год. И говорят, что вроде бы получается. Вот и ты
давай так же. Газету вс„ равно выпускать надо.
   Отступать было некуда. Да и какой смысл отказываться? Раз про Арт„мку
знает столько народа, бояться уже бесполезно.
   Люда  устроила  Славку  в  уголке  пионерской комнаты  за  журнальным
столиком. Дала листок.
   Славка подумал и,  вздыхая,  написал название "Арт„мка". Зачеркнул и,
рассердившись на весь белый свет, написал снова "Мой Арт„мка".
   Но заголовок -- не самое трудное. Мама говорила, что самое трудное --
первая фраза (иногда маме приходилось писать статьи и доклады).
   Славка написал первую фразу:
   "У меня есть игрушечный заяц Арт„мка".
   Почесал авторучкой переносицу и написал вторую:
   "Только я им не играю".
   Дальше пошло легче:
   "Арт„мка со  мной путешествует.  Мы с  мамой часто ездили с  места на
место.  Арт„мка сидел у  окна вагона и смотрел на леса и поля.  Когда мы
жили в Покровке, Арт„мка ходил со мной и Анютой Лагуновой на яхте. Анюта
Лагунова была мой рулевой..."
   Славка вспомнил Анюту и подумал: "Где она теперь? Обещала написать...
Наверно,  писала, да только по старому адресу, в Покровку. Не знает, что
я давно уехал..."
   "Арт„мка всегда сидел на носу и первый получал все брызги. Один раз у
нас были гонки,  и мы заняли второе место. Все говорили, что это Арт„мка
нам помог.  Нам дали грамоты,  а ему шоколадную медаль.  Мы с Анютой эту
медаль съели, потому что тряпичные зайцы не питаются шоколадом..."
   Тут Славка засомневался:  "Может быть,  не  надо про гонки и  медаль?
Подумают,  что хвастаюсь..."  Но потом решил не зач„ркивать,  потому что
без этого получалось очень коротко.  А с медалью,  которую они съели, --
смешнее.
   Пока Славка писал и  размышлял,  собрались ребята.  Видимо,  это  был
совет дружины.  Среди них  оказался Женька.  Славка не  знал,  что он  в
совете!
   Женька подмигнул Славке --  "трудись,  не  унывай" --  и  забрался на
подоконник в другом конце комнаты.
   Славка опять согнулся над листом.
   "Теперь мы с  Арт„мкой жив„м у  моря.  Я  его макнул в  сол„ную виду,
чтобы он был настоящий морской заяц. Меня об этом просили ребята..."
   Что ещ„ написать?  Он  перечитал заметку.  Не вс„ здесь было правдой.
Никто не просил макать Арт„мку.  Никто в Покровке и не знал,  что Славка
через год  окажется у  моря.  Но  Славка успокоил себя:  "Если бы  Анюта
знала, то обязательно попросила бы".
   Да,  в заметке была не вся правда про Арт„мку.  Всю правду Славка мог
бы рассказать лишь очень близким друзьям...
   Ребята шумно рассаживались вдоль стен. Пришла и тоже села -- недалеко
от  Славки --  полная,  завитая учительница английского языка.  Не  Анна
Ивановна,  а  другая.  Классная руководительница пятого "Б".  Звали  е„,
кажется, Елизавета Дмитриевна.
   Рыжеволосый мальчишка,  чуть  постарше  Славки,  весело  спросил:
   -- Кого-то чистить будем?
   -- Тебя, -- сказала серьезная девочка с ж„лтой косой.
   -- Меня не за что... А может, и есть, да вы не знаете.
   -- Сергей,  сядь,  пока не узнали,  -- попросила Люда. И обратилась к
учительнице: -- Елизавета Дмитриевна, где Сель?
   "Англичанка" нервно  подняла  голову  и  сказала почему-то  обиженным
тоном:
   -- Я  велела ему сидеть в  классе,  пока не позовут.  Я  же не знала:
вдруг у вас есть ещ„ какие-то вопросы на повестке дня?
   -- У нас,  конечно,  есть вопросы,  но давайте сначала отпустим вас и
вашего ученика.
   -- А что он опять начудил? -- спросил огненноволосый Сергей.
   -- Сейчас узнаешь, тебе понравится. Кстати, сходи-ка позови его.
   Сергей охотно убежал и через полминуты вернулся. Следом за ним шагнул
в пионерскую комнату небольшой веснушчатый мальчик.
   Очевидно, это и был пятиклассник со странной фамилией Сель.




                Часть вторая. ТИМСЕЛЬ -- ОРАНЖЕВЫЙ ПАРУС


                         Похититель баркентины

   Он был заляпан веснушками так густо и беспорядочно,  что они казались
ненастоящими.  К тому же это были не обычные золотисто-рыжие веснушки, а
коричневые.  Того же цвета,  что загар, только темнее. Словно мальчишка,
запрокинув худенькое треугольное лицо,  бегал  под  обильным дождиком из
густого кофе.  На щеках,  на носу,  на лбу,  на подбородке --  и  мелкие
брызги,  и  пятнышки величиной с  копейку,  и  целые сгустки.  Маленькие
галактики из веснушек.  Но не только лицо забрызгал коричневый дождик --
и шею, и руки, и ноги. На коленках такие пятна, будто мальчишке пришлось
ползать по лужайке, где росли ягоды с шоколадным соком.
   -- Здравствуйте, -- негромко, но без стеснительности, сказал мальчик.
   И  Славка сразу понял:  вот человек,  в  котором мама за одну секунду
угадала   бы   "воспитанного  интеллигентного  мальчика".   Несмотря  на
веснушки.
   Он был сдержан,  вежлив,  подтянут.  И аккуратен во всем:  начиная от
ровно  зачесанных набок  темно-русых прядок и  кончая белыми носочками и
блестящими, будто сейчас из магазина, сандалиями-босоножками.
   Что такой мальчик мог натворить?
   -- Выйди на середину, -- сухо сказала Елизавета Дмитриевна.
   Сель оставил у дверей портфель и вышел.
   -- Встань как следует,  --  потребовала Елизавета Дмитриевна. Видимо,
по привычке.
   Он и  так стоял по струночке.  В  самом прямом смысле.  Будто струнки
были натянуты в  нем от  ключиц до подошв.  Руки опустил по швам,  пятки
сдвинул,  плечи держит ровненько. Белые уголки воротника лежат точно над
блестящими пуговками  нагрудных карманов;  галстук  --  отутюженный,  на
рубашке стального цвета --  тоже ни морщинки; пряжка пионерского ремешка
не  сдвинута от  середины ни  на  сантиметр,  а  стрелки на  васильковых
шортиках  такие,  словно  под  ними  спрятаны стальные линеечки.  Только
голову Сель  держал не  по-строевому.  Он  ее  слегка опустил --  как  и
положено примерному, но случайно провинившемуся ученику.
   Однако Елизавету Дмитриевну почему-то  лишь  рассердил образцовый вид
ее питомца.
   -- Сейчас  ты,  конечно,  изображаешь милого  послушного  ребенка.  А
расскажи-ка, что ты устроил той ночью?
   Сель слегка шевельнул головой. Это было почти неуловимое движение. Но
странное дело,  у Славки тут же --  в один миг! -- исчезла всякая мысль,
что  Сель  собрался  просить  прощения.  Не  было  в  этом  мальчишке ни
покорности,  ни раскаяния.  И струнки,  которые держали его прямо,  были
стальные.
   -- Я уже много раз рассказывал, -- сдержанно сказал Сель.
   -- Ты рассказывал в милиции и в классе,  а ребята,  которые собрались
здесь, ничего не знают. Вот им и расскажи. Или боишься?
   Сель быстро поднял на учительницу спокойные зеленовато-серые глаза. И
тут же опустил.
   -- Тима,  расскажи, пожалуйста, -- поспешно попросила Люда. -- Ребята
в самом деле ничего не знают.
   -- Подробно рассказывать?
   -- Давай подробно,  -- с явным интересом попросил рыжеволосый Сергей.
-- С деталями.
   Сель   согнутым  пальцем  быстро  поскреб  подбородок,   будто  хотел
отцарапать веснушку, и опять опустил руку. Потом сказал:
   -- Было десять часов вечера.  С зюйда пошел хороший ветер, примерно в
шесть баллов. Я решил, что этого хватит...
   Славка отодвинул листок и насторожился.
   -- Я  решил,  что этого хватит.  Все,  что было нужно,  я  приготовил
заранее...
   -- То  есть  это  был  обдуманный  поступок!  --  перебила  Елизавета
Дмитриевна. -- Заранее запланированное хулиганство!
   Сель не изменился в лице.
   Но Славке почудилось, что струнки в мальчишке натянулись туже.
   -- Это  был обдуманный поступок,  --  подтвердил Сель и  посмотрел на
вожатую. -- Люда, как я могу рассказывать, если меня перебивают?
   -- Тима, не капризничай... Елизавета Дмитриевна, пусть он расскажет.
   -- Он паясничает! Пусть он не разводит истории, а сразу скажет, зачем
проник на корабль.
   -- На баркентину?  -- спросил Сель, и Славке послышалось в его голосе
еле заметная насмешка.
   Славка смотрел на Селя, не отрываясь. Он еще не знал, что сделал этот
веснушчатый мальчишка, но уже твердо знал, какой он.
   -- Да,  да,  на  баркентину "Сатурн"!  --  громко  сказала  Елизавета
Дмитриевна. -- Какая разница!
   -- Разница есть,  но  не в  этом дело...  Я  хотел перегнать "Сатурн"
через бухту и выбросить на бетонные сваи старого причала.
   Рыжий  Сережка  тихо  свистнул,   и  Люда  наградила  его  неласковым
взглядом.
   Кто-то громко сказал:
   -- Одиссея капитана Блада...
   Спокойная девочка с косой приоткрыла рот.
   Женька Аверкин,  который сидел на подоконнике,  подтянув к подбородку
колени, быстро опустил ноги, словно решил спрыгнуть на пол.
   У  Славки затюкало сердце.  Почему-то  так же  затюкало,  как прошлым
летом, когда он увидел над Покровским озером летящие паруса.
   Смуглый,  строгого вида  паренек  с  комсомольским значком--  видимо,
председатель совета дружины -- спросил:
   -- Откуда там взялись сваи? Где они?
   -- Напротив Чернореченского пирса. Левее разделочной базы.
   -- Там нормальные причалы базы. Неразрушенные.
   -- А еще левее...
   -- Там нет.
   -- Есть. Я же не вслепую собирался идти. У меня схема была начерчена.
   -- Начерти.
   -- На чем?
   Славка торопливо поднялся.  Он  должен был  хоть чем-то  помочь этому
мальчишке.  Позади Славки стояли у  стены  листы картона.  Он  торопливо
вытащил один лист на середину комнаты, а потом протянул Селю кусок мела.
Тот, что отобрал у Витьки Семенчука.
   -- Спасибо,  --  сказал Сель  и  быстро посмотрел на  Славку.  И  они
встретились глазами.  И  в  серо-зеленых  глазах  Селя  было  не  просто
"спасибо". Он словно сказал взглядом: "Видишь, как мне приходится..."
   "Ты держись", -- успел ответить Славка.
   "Я держусь..."
   Картон поставили на стул и прислонили к спинке. Сель нарисовал что-то
похожее на длинный сачок.
   -- Это  Большая  бухта.  Это  станция  Черная  Речка.  Вот  причал  и
"Сатурн".  А  это база и  сваи.  Если с  разгона туда врезаться,  корпус
застрял бы между сваями и  получил бы пробоину.  Он бы засел там,  и его
раздолбило бы волнами.
   -- Ве-ли-ко-лепно! -- вставила Елизавета Дмитриевна.
   Неожиданно поднялся круглолицый и немного сонный семиклассник.
   -- По-моему,  Сель все придумывает,  --  сообщил он,  -- Рассказывает
сказки,  а мы слушаем.  Какой может быть разгон без парусов?  Там нет ни
одного паруса,  мы по этому "Сатурну" еще в прошлом году лазили. Там все
сгнило.
   -- У  меня  был  свой  парус.  Старый грот  от  крейсерской яхты,  --
объяснил Сель. -- Я его поднял вместо фока-стакселя.
   "Такую  парусину при  шести  баллах?  Один?"-подумал Славка.  И  Сель
словно услышал его мысли.  Он опять попробовал отколупнуть от подбородка
веснушку и сказал с сожалением:
   -- Вручную было не  поднять.  Я  фал намотал на ручной брашпиль...  А
барабан там несмазанный, визжит. Наверно, от этого сторож и проснулся. Я
шкот закрепил на нагеле и стал носовой швартов перепиливать,  а сторож в
это время и появился. На трапе...
   -- А ты бы драпал! -- воскликнул рыжий Сережка.
   Ему тут же возразили:
   -- Куда драпать, если сторож на трапе? В воду, что ли?
   Сель спокойно сказал:
   -- Я мог и в воду.  На мне надувной круг был. Я все равно собирался с
борта  прыгать  перед  сваями...   Но  тут  я  не  сумел,  у  меня  нога
подвернулась.
   -- Стойте! Что здесь происходит? -- Елизавета Дмитриевна обвела совет
негодующим взглядом.  -- Вы... обсуждаете его поступок как итоги военной
игры!  Вы забыли,  что Тимофей Сель совершил злостное хулиганство! Он...
хуже!  Он пытался совершить угон судна!  Если хотите,  это преступление.
Мне сказали, что по закону это... пиратский акт.
   Все притихли сначала. Потом кто-то хихикнул:
   -- Страшный пират одноногий Сильвер...
   -- Сельвер...
   -- Повесить на рее...
   А Женька Аверкин негромко сказал:
   -- Пиратский акт, это если для грабежа. Для выгоды.
   -- А  он?  --  Елизавета  Дмитриевна ткнула  в  похитителя баркентины
круглым пальцем. -- Вы хотя бы спросите, чего он хотел!
   -- И так понятно.  Он хотел спасти "Сатурн",  -- по-прежнему негромко
сказал Женька. У него был странный, виноватый какой-то вид, и на Селя он
не смотрел. И Сель не взглянул на него ни разу.
   -- От чего спасти? -- удивилась девочка с косой.
   Сель обвел глазами всех ребят. И на Славку посмотрел. И спросил:
   -- А  вы знаете,  сколько было у нас баркентин?  Голос у него не стал
громче, но сделался вдруг особенно ясным, открытым.
   -- Их  было  двенадцать,  --  сказал  Сель,  не  опуская  головы.  --
"Тропик", "Меридиан", "Сириус", "Шокальский", "Капелла"...
   "Вега", "Кропоткин", "Альфа"..." -- отозвалось в Славке.
   -- Я  даже все  названия не  помню,  --  продолжал Сель.  --  Но  все
равно...  Это же нечестно!  Идешь в каком-нибудь городе,  видишь: мачты!
Все  как  по  правде:  ванты,  реи...  Подбегаешь --  ресторан "Нептун",
ресторан "Кронверк", кафе "Парус"... Даже из маленькой шхуны "Испаньолы"
в Ялте бар сделали! "Сатурн" оставался последний, а теперь и его...
   -- И  что же  плохого в  том,  что устаревшие суда продолжают служить
людям? -- почти спокойно поинтересовалась Елизавета Дмитриевна.
   У Славки даже кулаки сжались. Он бы ей сейчас сказал...
   Но Сель ответил не хуже:
   -- Мне трудно вам объяснить. Некоторые люди не понимают разницы между
парусником и пивной.
   -- Тима! -- воскликнула Люда.
   На  розовом  лице  Елизаветы  Дмитриевны появились белые  пятна.  Как
заплаты. Но она решила, видимо, больше не кипятиться.
   -- Допустим,  --  сказала она.  --  Допустим, я презренное сухопутное
существо,  а  ты  рыцарь моря.  Но вот что странно:  ты один протестуешь
против того, чтобы на "Сатурне" оборудовали кафе. А из настоящих моряков
никто не протестовал.
   -- Протестовали, -- сказал строгий восьмиклассник. -- Мой отец даже в
газету писал.
   -- В  газету -- другое дело! Но ни  твой отец, ни  другие не пытались
устроить кораблекрушение.
   -- Им  бы  от  начальства влетело,  они боялись,  --  разъяснил рыжий
Сережка.
   Елизавета Дмитриевна встала.
   -- Вот именно!  А  неустрашимый Сель не боится ничего.  Он чувствует,
что совет дружины на его стороне.  И  я  это чувствую.  Вы видите в  нем
героя!  А  этот герой,  между прочим,  теперь на учете в детской комнате
милиции и сегодня на классном собрании получил строгий выговор. Вот так!
   -- Может быть, и хватит? -- тихо спросила девочка с косой.
   -- По-вашему,  хватит?  Значит,  по  пионерской линии  ему  ничего не
будет?  А  на  классном собрании даже было предложение исключить его  из
пионеров!
   Люда удивленно взглянула на учительницу, а потом на чернявую девочку,
сидевшую недалеко от Женьки.
   -- Галя! Было такое предложение?
   Чернявая девочка смущенно сказала:
   -- Да, Елизавета Дмитриевна предлагала...
   Послышались   смешки.   Люда   подумала,   нахмурившись,   и   нехотя
проговорила:
   -- Извините нас,  Елизавета Дмитриевна,  но такие вопросы не ставятся
классными руководителями,  это  дело отряда.  И  решает по  не  классное
собрание, а пионерский сбор. Есть определенная разница.
   Елизавета Дмитриевна обессиленно села.
   -- Ну, если так... Если здесь решили обсуждать меня, а не его... А вы
на него посмотрите! Он даже ошибок своих не признал.
   -- Почему? Я признал, -- тихо сказал Сель. -- Глупо это было.
   -- Наконец-то до тебя дошло!
   -- Да.  Нельзя  было  делать это  одному.  И  парус,  и  швартовы,  и
штурвал...
   -- Я вас поздравляю!  --  Елизавета Дмитриевна поднялась и решительно
направилась к дверям. -- Целуйтесь с этим... адмиралом.
   Сель неожиданно громко сказал:
   -- На "Сатурне" папин брат, дядя Саша, практикантом плавал. А меня на
"Сатурне" в октябрята принимали, там сбор был! А теперь что?
   -- Не  одного тебя принимали там в  октябрята!  --  бросила Елизавета
Дмитриевна.
   -- Не одного, -- согласился Сель.
   А  Женька  Аверкин,  который  насупленно смотрел  на  него,  медленно
отвернулся. Остальные тоже выглядели недовольными.
   Елизавета Дмитриевна остановилась у дверей и решительно потребовала:
   -- Ответьте наконец: по-вашему, он ни в чем не виноват?
   Восьмиклассник встал.
   -- Сель виноват,  --  сказал он.  --  И  давайте с  этим кончать.  Он
виноват,  потому что нарушил портовый режим. У него нет судоводительских
прав,  а он хотел вести судно,  да еще по внутреннему рейду. У него даже
опыта нет...
   -- Я с дядей Сашей на Л-6 ходил,  на руле,  -- негромко сказал Сель и
опять опустил голову. Как в начале разговора.
   -- Яхта --  одно,  а трехмачтовый парусник -- другое. Ты и штурвал бы
не удержал.  Тебя могло снести на другие суда,  на военные корабли.  Вот
тогда было бы дело!
   -- Другие суда стоят очень далеко,  --  глядя в пол,  сказал Сель. --
Ближе к выходу из бухты.
   -- Ну  и  что  же?  Ты  такой  опытный капитан,  что  хотел управлять
баркентиной?  Да еще в ночное время и без огней. А если бы снесло?.. Вот
за это я предлагаю строгий выговор.  А за все остальное он и без нас уже
получил. Кто-нибудь против?
   Здесь все  решала секунда.  И  Славка даже не  колебался.  Он  быстро
встал.
   -- Я против!
   Конечно, к нему обернулись все разом. И конечно, Елизавета Дмитриевна
возмутилась:
   -- Ты, по-моему, не в совете! И вообще, ты, кажется, новичок!
   -- Вы тоже не в совете, -- осторожно сказал Славка.
   -- А ты нахал. Как твоя фамилия?
   -- Семибратов,  -- сказал Славка и посмотрел на Селя. Они встретились
взглядами  лишь  на  секунду,   но  Славка  все  равно  успел  заметить:
"Спасибо".
   И  спасибо  не  за  то,  что  против  выговора.  Выговор-ерунда.  Все
понимают,  что скоро он будет забыт.  И Сель про него забудет,  и совет.
Тут другое...
   -- Дело не в том,  кто в совете, а кто нет, -- сказал Славка, -- дело
в том, что баркентину снести не могло.