которыми
немец-обойщик разукрасил потолок в нашей гостиной.
   Но Амброш всегда приезжал один и, хоть ставил лошадей в  нашу  конюшню,
обедать никогда не оставался и ничего не рассказывал о матери  и  сестрах.
Если же мы выбегали ему навстречу  и  пытались  разузнать  что-нибудь,  он
спешил прочь со двора и только пожимал плечами, говоря:
   - Живут, что с ними сделается!
   Зато миссис Стивенс, поселившаяся на нашей ферме, полюбила  Антонию  не
меньше нашего, и от нее мы узнавали все новости. Пока  шла  уборка  хлеба,
рассказывала миссис Стивенс, Амброш посылал Антонию наниматься то на  одну
ферму, то на другую, будто мужчину-поденщика, там  она  вязала  снопы  или
помогала молотить. На фермах все ее любили, относились к ней по-доброму  и
говорили, что лучше иметь в помощниках ее, чем  Амброша.  Когда  наступила
осень, Антония, как и год назад, подрядилась до  самого  рождества  лущить
кукурузу на соседней ферме; но тут ее выручила  бабушка  -  она  нашла  ей
место у наших соседей Харлингов.



2

   Бабушка часто говорила, что, раз уж ей пришлось  жить  в  городе,  надо
благодарить небо за таких соседей, как  Харлинги.  Подобно  нам,  Харлинги
прежде были фермерами, они и здесь устроились, как на маленькой  ферме,  -
рядом с домом большая конюшня, фруктовый сад, огород, лужайка для скота  и
даже ветряк. Харлинги были норвежцы, и миссис Харлинг прожила в Христианин
до десяти лет. Муж ее родился в Миннесоте. Харлинг торговал зерном, скупал
скот и считался в наших краях  одним  из  самых  оборотистых  дельцов.  Он
владел всеми элеваторами в городках, расположенных вдоль железной дороги к
западу от нас, и часто бывал в отъезде. А без него домом заправляла жена.
   Миссис Харлинг была невысокая, приземистая, основательная - совсем  как
ее дом. Энергия била в ней ключом - вы сразу чувствовали  это,  стоило  ей
войти в комнату. Лицо у нее было  розовое,  с  тугими  щеками,  блестящими
живыми глазами и маленьким упрямым подбородком. Она легко сердилась, легко
радовалась, и характер у нее был превеселый. Хорошо помню ее заразительный
звонкий  смех:  сверкнет  вдруг  глазами  в  знак  одобрения  и   тут   же
расхохочется. От ее быстрых шагов половицы в их доме дрожали,  и,  где  бы
она ни появилась, мигом исчезали усталость и безразличие. Она ни к чему не
относилась  равнодушно  или  спустя   рукава.   Ее   пыл,   ее   страстные
привязанности и неприязни сказывались даже  в  самых  будничных  занятиях.
Стирка у Харлингов становилась делом увлекательным, а  вовсе  не  скучным.
Консервирование продуктов превращалось в затяжной праздник, а уборка  дома
- прямо-таки в революцию. Когда той весной миссис Харлинг  сажала  огород,
мы через плетень, отделявший нас от них, чувствовали, в каком азарте  наши
соседи.
   Трое  из  детей  Харлингов  были  в  общем-то  моими  ровесниками.   Их
единственному  сыну  Чарли  -  старшего   они   потеряли   -   исполнилось
шестнадцать. Джулии, считавшейся музыкантшей, - четырнадцать, как  мне,  а
сорванец Салли с коротко подстриженными волосами была на год моложе. Почти
такая  же  сильная,  как  я,  она  необыкновенно  ловко  играла   во   все
мальчишеские игры. Озорная Салли никогда не носила шляп,  поэтому  лицо  у
нее загорало, а белокурые, вьющиеся на висках волосы выцветали от  солнца.
Она гоняла по всему городу на одном роликовом коньке и  часто  жульничала,
когда играли в шарики, да так ловко, что никто не мог ее уличить.
   Взрослая дочь Харлингов - Френсис  -  занимала  важное  место  в  нашей
жизни. Она была главной помощницей отца и  управляла  конторой,  когда  он
уезжал. Зная ее недюжинные способности, мистер Харлинг и взыскивал с;  нее
строго. Он платил дочери хорошее жалованье, но свободные дни  ей  выпадали
редко,  и  отвлечься  от  дел  Френсис  никогда  не  удавалось.  Даже   по
воскресеньям она,  заглядывала  в  контору,  чтобы  просмотреть  почту  и,
ознакомиться с курсом цен. К сыну, который ничуть не интересовался делами,
а готовился  поступать  в  военно-морскую  академию  в  Анаполисе,  мистер
Харлинг относился крайне снисходительно: покупал ему  ружья,  инструменты,
батарейки и никогда не спрашивал, что тот с ними делает.
   Френсис была в отца - темноволосая и такого же роста. Зимой она  носила
котиковую шубу и котиковую шапку, и по вечерам они  с  мистером  Харлингом
часто вместе возвращались из конторы, рассуждая, как  равные,  о  скоте  и
перевозках зерна. Иногда после ужина Френсис забегала  к  дедушке,  и  эти
посещения очень  ему  льстили.  Не  раз  они  вместе  ломали  голову,  как
вызволить из беды еще одного невезучего фермера, попавшего в лапы  к  Уику
Каттеру, ростовщику из  Черного  Ястреба.  Дедушка  говорил,  что  Френсис
Харлинг разбирается в кредитах не хуже  банковского  служащего.  Двое  или
трое наглецов, решивших надуть ее при заключении какой-то сделки,  сели  в
лужу и только ославили себя. Она  знала  всех  фермеров  в  округе  -  кто
сколько земли возделывает, у кого сколько голов скота, у кого какие долги.
Эти люди интересовали Френсис не только из-за деловых связей. Они занимали
ее, словно герои книги или пьесы.
   Во время своих поездок по округе Френсис  не  раз  делала  крюк,  чтобы
проведать стариков или побеседовать с женщинами, которые редко попадали  в
город. Она с полуслова понимала древних старушек, не знающих  английского,
и  даже  самые  скрытные  и  недоверчивые  из  них  незаметно   для   себя
рассказывали ей о своих заботах. В любую погоду она ездила на все похороны
и свадьбы. Если дочь какого-нибудь фермера выходила замуж, она знала,  что
получит свадебный подарок от Френсис Харлинг.
   В августе от  Харлингов  собралась  уходить  кухарка-датчанка.  Бабушка
уговаривала их нанять Антонию. Дождавшись, когда Амброш  снова  приехал  в
город, она изловила его и стала втолковывать, как выгодны для  него  любые
связи с Кристианом Харлингом, как  это  укрепит  его  кредит.  В  одно  из
воскресений миссис Харлинг  и  Френсис  отправились  в  долгий  путь  -  к
Шимердам. Миссис Харлинг сказала, что хочет посмотреть,  "из  какой  семьи
эта девушка", и обо всем договориться с ее матерью. Я был во дворе,  когда
вечером на закате они возвратились домой. Проезжая мимо, они засмеялись  и
помахали мне, и я понял, что они  в  прекрасном  настроении.  После  ужина
дедушка ушел в церковь, а мы с бабушкой, не теряя времени,  через  дыру  в
живой изгороди перебрались к соседям, чтобы узнать,  как  они  съездили  к
Шимердам.
   Миссис Харлинг сидела  на  веранде  с  Чарли  и  Салли,  отдыхая  после
утомительной  поездки.  Джулия  покачивалась  в  гамаке   -   она   любила
понежиться, а Френсис, не зажигая  огня,  играла  в  соседней  комнате  на
пианино и через открытое окно переговаривалась с матерью.
   Увидев нас, миссис Харлинг рассмеялась.
   - Так и знала, миссис Берден, что сегодня вы бросите посуду грязной!  -
воскликнула она.
   Френсис закрыла крышку пианино и вышла к нам.
   Антония понравилась им с первого взгляда, они сразу поняли,  какая  это
прекрасная девушка. Что же до миссис Шимерды, то она показалась  им  очень
забавной. Миссис Харлинг не могла говорить о ней без смеха.
   - Я, наверно, лучше вас знаю эту породу,  миссис  Берден.  Вот  уж  два
сапога пара, этот Амброш и его матушка!
   Они долго торговались с Амброшем из-за  того,  сколько  денег  выдавать
Антонии на одежду и  карманные  расходы.  Он  считал,  что  весь  месячный
заработок Антонии до последнего цента должен выплачиваться ему,  а  уж  он
будет покупать ей ту одежду, какую сочтет  нужной.  Когда  миссис  Харлинг
твердо заявила,  что  намерена  удерживать  пятьдесят  долларов  в  год  и
отдавать их самой Антонии, Амброш возразил, что они просто  хотят  забрать
его сестру в город, разодеть в пух и прах и  потешаться  над  ней.  Миссис
Харлинг живо изображала, как вел себя Амброш во время переговоров, как  он
то вскакивал, то снова садился, как нахлобучивал шапку, давая понять,  что
покончил с этим  делом,  как  дергала  его  за  полу  мать  и  уговаривала
по-чешски. В конце концов миссис Харлинг согласилась платить  Антонии  три
доллара в неделю - хорошее жалованье по тем временам - и  покупать  обувь.
Насчет обуви снова вспыхнул горячий спор, пока миссис Шимерда  не  решила,
что будет каждый год посылать  миссис  Харлинг  трех  откормленных  гусей,
"чтобы быть квиты". В следующую субботу Амброш обещал  привезти  сестру  в
город.
   - На первых порах она, наверно, покажется  неловкой  и  неотесанной,  -
озабоченно заметила бабушка,  -  но,  если  тяжелая  жизнь  ее  вконец  не
испортила, лучшей помощницы вам не найти, уж такая она по натуре.
   Миссис Харлинг рассмеялась быстрым, решительным Смехом.
   - Да я нисколько не беспокоюсь, миссис Берден! Я сумею сделать из  этой
девушки то, что надо. Ей всего семнадцать, еще не поздно учиться новому. А
ведь она прехорошенькая! - горячо добавила она.
   Френсис обернулась к бабушке:
   - Да-да, миссис Берден, об этом  вы  нам  не  сказали.  Когда  мы  туда
приехали, она работала в огороде - босая и  оборванная.  Но  какие  у  нее
красивые руки и ноги!  И  такие  загорелые!  А  щеки  будто  темно-красные
персики!
   Нам было приятно это услышать. Бабушка сказала с чувством:
   - Когда она только  приехала  сюда,  Френсис,  и  ее  воспитывал  отец,
человек добрый и благородный, она была прелесть какая хорошенькая. Но  что
за тяжкая доля ей досталась - вечно под открытым небом с этими  грубиянами
жнецами! Бедная Антония! Она выросла бы совсем другой, будь ее отец жив!
   Харлинги попросили рассказать о смерти мистера Шимерды  и  о  тогдашнем
буране. К тому времени, как показался идущий из церкви дедушка, мы  успели
сообщить им почти все, что знали о Шимердах.
   - Вот увидите, Антонии здесь будет хорошо, она позабудет прежние  беды,
- уверенно сказала миссис Харлинг, когда мы поднялись и стали прощаться.



3

   В субботу к  задним  воротам  нашего  дома  подкатил  Амброш;  Антония,
соскочив с повозки, бросилась прямо к нам в кухню, совсем как раньше.  Она
была в чулках, в туфлях и очень волновалась, даже голос  прерывался.  Тони
шутливо потрясла меня за плечи:
   - Небось забыл меня, Джим?
   Бабушка расцеловала ее.
   - Благослови тебя бог, дитя! Теперь смотри старайся и не подведи нас.
   Тони с жадным интересом оглядывала дом и всем восхищалась.
   - Может, теперь я стану такой, какие вам  нравятся,  раз  буду  жить  в
городе, - сказала она с надеждой.
   До чего же приятно было, что Антония снова рядом, что можно  видеть  ее
каждый день, почти каждый вечер! Миссис Харлинг находила у нее только один
недостаток: уж слишком она увлекалась  игрой  с  детьми,  могла  и  работу
забросить. Тони носилась с нами по саду, следила, "чья  берет",  когда  мы
сражались, бросаясь сеном в конюшне, изображала медведя,  спустившегося  с
гор, и утаскивала Нину. С каждым днем она все лучше говорила  по-английски
и к началу занятий в школе болтала не хуже нас.
   Я досадовал, видя, с каким восторгом Тони относится к  Чарли  Харлингу.
Только потому, что он учился лучше всех в классе, мог починить водопровод,
дверной звонок или разобрать часы, она, казалось, считала его чуть  ли  не
принцем. Ни одна просьба Чарли не была ей в тягость. Она заворачивала  ему
завтраки, когда он собирался на  охоту,  чинила  его  перчатки,  пришивала
пуговицы к охотничьей куртке, пекла его любимые ореховые торты  и  кормила
его сеттера, когда Чарли уезжал с отцом. Антония сшила  себе  из  остатков
старых вещей мистера Харлинга домашние туфли и шлепала в них по  пятам  за
Чарли - ну просто не знала, как ему еще угодить.
   Если не считать Чарли, то больше всех, я думаю, она любила  Нину.  Нине
было всего шесть лет, но чувствовалось, что характер у нее посложнее,  чем
у брата и сестер. Она  была  капризной,  обидчивой,  одно  любила,  другое
неизвестно почему терпеть не могла. От малейшей досады  или  огорчения  ее
карие бархатные глаза наливались слезами,  она  вздергивала  подбородок  и
молча уходила. Напрасно мы кидались за ней и пытались  ее  уговорить.  Она
была непреклонной. В ту пору я  считал,  что  только  Нинины  глаза  могут
становиться такими большими от слез и только она умеет так много  плакать.
Миссис Харлинг и Антония неизменно вставали на  ее  защиту.  Нам  даже  не
давали оправдаться. Обвинение звучало кратко:
   - Вы довели Нину до  слез.  Ступай-ка,  Джимми,  домой,  а  ты,  Салли,
займись арифметикой.
   Мне самому нравилась Нина, она была  такой  необычной,  неожиданной,  и
глаза у нее были  красивые,  но  часто  мне  хотелось  задать  ей  хорошую
взбучку.
   Когда мистер Харлинг уезжал, мы проводили в их гостиной веселые вечера.
Если же он был дома, детей рано  укладывали  спать  -  или  они  приходили
играть к нам. Мистер Харлинг не только требовал, чтобы в доме  было  тихо,
он хотел, чтобы жена занималась им одним. Обычно он уводил  ее  к  себе  в
комнату в западной пристройке и целый вечер обсуждал с ней  свои  дела.  А
для нас, хоть мы и не сознавали этого, миссис Харлинг была необходима  как
зрительница, ведь, играя, мы всегда поглядывали на нее,  не  подскажет  ли
она нам чего. Ничто не льстило нам так, как ее короткий смешок.
   В спальне мистера Харлинга стоял письменный стол, а у окна - кресло,  в
которое никто, кроме него, не садился. По вечерам, когда он бывал дома,  я
видел его тень на шторе, и даже тень  казалась  мне  высокомерной.  Миссис
Харлинг никого вокруг не замечала, если муж был рядом. Перед  тем  как  он
ложился  спать,  она  всегда  относила  ему  пиво  с  кусочком  семги  или
анчоусами. Он держал у себя в комнате спиртовку  и  французский  кофейник,
там жена и варила для него кофе, когда бы он ни пожелал, даже среди ночи.
   Отцы семейств в Черном Ястребе по  большей  части  ничем,  кроме  своих
домашних дел, не  интересовались:  платили  по  счетам;  отсидев  в  своих
конторах, гуляли с младенцами,  катая  их  в  детских  колясках;  поливали
газоны  из  распрыскивателя,  а  по  воскресеньям  вывозили  на   прогулку
домочадцев. По сравнению с ними мистер  Харлинг  казался  мне  исполненным
величия и власти. Он разговаривал, натягивал перчатки, здоровался с  видом
человека, сознающего свое превосходство. Роста он был невысокого, но ходил
с надменно поднятой головой, что придавало ему важный  вид,  а  глаза  его
всегда смотрели дерзко и вызывающе. Именно такими я представлял  себе  тех
"благородных господ", о которых постоянно вспоминала Антония; так же,  как
Христиан Харлинг, они, наверно,  носили  пальто  с  пелериной,  и  так  же
поблескивал у них на мизинце перстень с бриллиантом.
   Но если отца не было дома, у Харлингов всегда  царило  оживление.  Одни
только Нина, Антония и миссис Харлинг подымали такой  шум,  будто  в  доме
полно  детей,  да  еще  обычно  кто-нибудь  играл  на  пианино.  Джулия  -
единственная - занималась  музыкой  в  определенные  часы,  но  понемножку
играли все. Когда Френсис приходила днем из конторы, она не отрывалась  от
пианино, пока не подавали обед. Салли, прибегая из школы, прямо в пальто и
шляпе усаживалась за пианино и барабанила на нем мелодии, занесенные в наш
город с  плантаций  бродячими  певцами-неграми.  Даже  Нина  умела  играть
"Шведский свадебный марш".
   Сама миссис Харлинг когда-то  училась  музыке  у  хорошего  учителя,  и
теперь она ухитрялась каждый день  выкраивать  время,  чтобы  поиграть.  Я
скоро усвоил, что если миссис Харлинг сидит за пианино, когда я  появляюсь
у них с каким-нибудь поручением, то надо сесть и тихо ждать, пока  она  не
обернется. Как сейчас вижу: плотная,  маленькая  миссис  Харлинг  уверенно
сидит за инструментом, ее короткие, пухлые пальчики быстро и ловко  бегают
по клавишам, серьезный, сосредоточенный взгляд устремлен на ноты.



4

   Не надо мне вашей трухлявой пшеницы,
   И мне ваш ячмень не мил,
   А спеку я пирог из лучшей муки,
   Чтобы Чарли доволен был.

   Мы распевали эту песенку, чтобы подразнить Антонию, которая  сбивала  в
большой миске крем, готовя любимый торт Чарли. В этот осенний вечер  стоял
такой  бодрящий  холодок,  что  было  приятно,  наигравшись  в   пятнашки,
вернуться со двора на кухню. Мы скатывали шарики  из  жареной  кукурузы  с
сиропом, когда в заднюю дверь кто-то  постучал,  и  Тони,  выронив  ложку,
бросилась открывать. На пороге стояла пухлая розовощекая девушка. Она была
хорошенькая, скромная  с  виду  и  очень  мило  выглядела  в  своем  синем
кашемировом платье, маленькой синей шляпке и аккуратно накинутой на  плечи
клетчатой шали; в руках она держала неказистую сумочку.
   - Здравствуй, Тони! Не узнаешь? - спросила она приятным низким голосом,
лукаво взглянув на нас.
   Антония ахнула и отступила:
   - Да это Лена! Конечно, не узнала, ишь как ты разодета!
   Лена Лингард рассмеялась - видно, ей приятно было это слышать. Я тоже в
первую минуту не узнал ее. Раньше я никогда  не  видел  Лену  в  чулках  и
туфлях, не говоря уж о шляпе. А тут она  стояла  перед  нами  причесанная,
наглаженная, одетая по-городскому и улыбалась без малейшего смущения.
   - Здравствуй, Джим, -  небрежно  кивнула  она  мне,  входя  в  кухню  и
оглядываясь. - Знаешь, Тони, я тоже буду работать в городе.
   - Да что ты! Вот  хорошо!  -  Антония,  по-видимому,  чувствовала  себя
неловко и не знала, что делать с гостьей.
   Дверь в  столовую,  где  читала  Френсис  и  вышивала  тамбуром  миссис
Харлинг, была открыта. Френсис пригласила Лену войти.
   - Ты ведь Лена Лингард, правда? Я как-то заезжала к твоей матери, но ты
тогда пасла скотину. Мама, это старшая дочка Криса Лингарда.
   Миссис  Харлинг   опустила   вышивание   и   окинула   гостью   быстрым
проницательным взором. Лена ни капельки не смутилась. Она села на  стул  и
аккуратно положила на колени серые нитяные перчатки  и  сумочку.  Захватив
свою кукурузу, мы тоже двинулись в столовую, но Антония осталась в кухне -
сказала, что ей нужно ставить торт в духовку.
   - Значит, и ты перебралась в город? - спросила миссис Харлинг, все  еще
смотря на Лену. - А где же ты устроилась?
   - У миссис Томас, у портнихи. Она будет учить меня шить. Говорит, что я
способная. На ферму я больше не вернусь. Работы там  невпроворот  и  вечно
что-нибудь случается. Я стану портнихой.
   - Что ж, портнихи всегда нужны. Это дело хорошее.  Но  я  бы  на  твоем
месте ферму не бросала, - довольно строго сказала миссис Харлинг. - А  как
твоя мать?
   - У мамы всегда что-нибудь болит, слишком много она работает. Она бы  и
сама сбежала с фермы, если б могла. Это она хотела,  чтоб  я  уехала.  Вот
выучусь шить, начну зарабатывать, буду ей помогать.
   - Смотри только не забудь потом, - недоверчиво сказала миссис  Харлинг,
снова берясь за вышивание, и тамбурный крючок опять замелькал в ее быстрых
пальцах.
   - Нет, мэм, не забуду, - вежливо ответила  Лена.  Она  взяла  несколько
зерен сладкой кукурузы, которой мы изо всех  сил  ее  потчевали,  и  стала
осторожно класть их в рот, стараясь не запачкать пальцы.
   Френсис придвинулась к ней ближе.
   - А я думала, Лена, что ты замуж собралась, -  сказала  она  лукаво.  -
Разве мне неправду говорили, будто Ник Свенсен тебе проходу не дает?
   Лена посмотрела на нее и улыбнулась с подкупающей доверчивостью.
   - Он ухаживал за мной. Только  его  отец  такой  шум  поднял,  грозился
лишить Ника земли, если он меня возьмет в жены, вот он и женится теперь на
Анне Иверсон. Я ей не завидую: Ник ведь злющий, Анне с ним несладко будет.
Он и с отцом своим не разговаривает с тех самых  пор,  как  пообещал,  что
женится на Анне.
   - Ну а ты что? - рассмеялась Френсис.
   - За Ника я не хочу, да и ни за кого другого тоже, -  тихо  проговорила
Лена. - Нагляделась на семейную жизнь,  даром  мне  ее  не  надо.  Я  хочу
помогать матери и ребятишкам, ни от кого не зависеть.
   - Ну что же, ты права, - согласилась Френсис. - А миссис Томас считает,
что портниха из тебя выйдет?