молчание, я прошептал еле слышно:
   - Анна бросила петь.
   Хьюго помолчал, потом сухо отозвался:
   - Ну и бог с ней.
   Видимо, я сделал неправильный ход. Я решил выбрать более прямую дорогу.
   - Хьюго, почему вам стало стыдно, когда вы позвонили туда, а я  подошел
к телефону?
   Хьюго ответил не сразу. Он теребил свои бинты и смотрел мимо меня.
   - Я дурно вел себя по отношению к ней.
   - В каком смысле? -  Я  выдохнул  этот  вопрос,  стараясь  свести  свое
присутствие до минимума. Я  хотел  услышать  монолог.  Вдали  передо  мной
мелькнула ускользающая фигура Анны.
   - Приставал к ней просто безобразно, - сказал Хьюго.
   - Она вас любила? - шепнул я, чувствуя, как самый воздух дрожит  мелкой
дрожью.
   - О нет, это было безнадежное дело.  Вы  знаете,  -  добавил  Хьюго,  -
иногда мне казалось, что она неравнодушна к вам.
   Все мускулы моего тела расслабились  один  за  другим,  как  засыпающие
зверюшки; я вытянул ноги. Задумавшись  над  картиной,  которую  вызвали  к
жизни слова Хьюго, я от души его пожалел. Но  задумываться  было  некогда.
Мне нужны были факты, а для раздумий потом времени хватит. Сейчас я ощущал
в себе почти научную объективность.
   - Почему вам так казалось? Ну, что она ко мне неравнодушна?
   - Она много о вас говорила, расспрашивала меня о вас.
   -  Не  завидую,  -  сказал  я  и  мысленно  улыбнулся.  Хуже  нет,  как
выслушивать от объекта своих симпатий расспросы об объекте _ее_  симпатий,
если только это не вы сами.
   - Меня радовало,  что  я  мог  быть  ей  полезен,  -  сказал  Хьюго  до
противности смиренным тоном.
   Внезапно меня резануло подозрение - уж не притворяется ли он.
   - Когда вы ее теперь увидите? -  спросил  я.  -  Это  правда,  что  она
уезжает?
   - Не знаю. Я понятия не имею о ее планах. Она как погода.  Разве  можно
предсказать, что сделает завтра Сэди?
   - Да, только вы имеете в виду Анну, - сказал я.
   - Я имею в виду _Сэди_! - сказал Хьюго.
   Имена обеих женщин прозвучали,  как  зов  охотничьего  рога,  что  эхом
отзывается по всему лесу. Четкий узор в моем мозгу внезапно раскололся,  и
осколки разлетались во все стороны, как вспугнутые птицы.
   Я встал на одно колено и придвинулся лицом к лицу Хьюго.
   - О ком мы сейчас говорили?
   - О Сэди, конечно. А то о ком же?
   Я впился пальцами в одеяло. Мысль, повернутая в обратную  сторону,  уже
рисовала мне совершенно новую картину.
   - Хьюго, - сказал я, - ради бога, выясним все до конца.
   - Тише! - сказал Хьюго. - Вы бы еще закричали.
   - Кого вы любите? Которую из них?
   - Сэди, - сказал Хьюго.
   - Вы уверены?
   - О черт! Мне ли не знать. Из-за этой женщины я терплю все муки ада! Но
я думал, вы это знаете.
   - Она мне говорила, - сказал я. - Да, говорила. Но я,  конечно,  ей  не
поверил. - Я отодвинулся от кровати и сжал голову руками.
   - Почему "конечно"? - спросил Хьюго. - Ведь  она  даже  пригласила  вас
специально для защиты от меня. Только вы сбежали.  -  В  голосе  его  была
горечь.
   - Она заперла меня в квартире. Этого я не мог стерпеть.
   - О господи! Если б она _меня_ заперла в своей квартире!
   - Я не мог ей поверить, просто не мог.
   - Она говорила вам, что я вел себя по-свински?
   - Да что-то упоминала о том, что с вас станется к ней ворваться.
   - Если это все, что она говорила, значит, она добрая  женщина.  Я  черт
знает что вытворял. Один раз вломился к ней ночью, в другой раз  проник  в
квартиру днем, когда она была в  студии,  искал  писем,  кое-что  унес.  Я
просто с ума по ней сходил. Говорю вам, Джейк, я целый год жил в  каком-то
безумии. Потому-то мне и необходимо из всего  этого  выпутаться  и  начать
сначала.
   - Но, Хьюго, это же невозможно! Не может быть, чтобы вы любили Сэди!
   - Это почему? - Хьюго был рассержен.
   Я растерялся. Объяснить, почему это невозможно, я был  не  в  силах  и,
когда невозможное стало фактом, мог только лепетать что-то  бессвязное.  Я
чуть не сказал: "Она этого не стоит", но удержался. Да и не  в  этом  было
дело.
   - Но вы же знали Анну, -  сказал  я.  -  Как  можно  было,  зная  Анну,
предпочесть Сэди?
   - А я вам скажу. - В голосе Хьюго послышалась ярость. - Сэди умнее.
   У меня возникло смутное ощущение, точно между  нами  вырастает  грозная
стена, Хьюго тоже это почувствовал и поспешил добавить:
   - Джейк, но это же глупо. Вы же  знаете,  каждый  может  полюбить  кого
угодно и предпочесть его кому угодно.
   Мы помолчали. Я все  еще  не  выпускал  одеяла,  Хьюго  приподнялся  на
постели. Его напряженно вытянутые ноги были возле моей руки.
   - И все-таки я не понимаю, - сказал я наконец. - Я  не  то  что  вообще
считал это невозможным. Просто  вся  картина  рисовалась  мне  по-другому.
Зачем вам тогда было возиться с театром?
   - Я же вам говорил. Чтобы сделать приятное Анне.
   - Но зачем, зачем? - Я не мог свыкнуться с этой мыслью.
   - Да не знаю, - раздраженно ответил Хьюго. - Наверно, зря.  Ни  к  чему
эти уступки не ведут. Только лжешь раз за разом.
   Слова его не вызвали отклика  в  моем  сознании.  А  потом  меня  вдруг
озарило. Я встал.
   - Анна вас любит.
   - Ну конечно, - сказал Хьюго. - Сходит по мне с ума так же,  как  я  по
Сэди. Но я думал, вам это известно, Джейк!
   - Так оно и есть. Я все знал. Только я все понял наоборот.
   Я подошел к двери, выглянул в  окошечко.  Увидел  ряд  белых  дверей  и
красный пол. Потом оглянулся на Хьюго и  только  теперь  ясно  увидел  его
лицо. Он все еще был очень бледен, и, когда  он,  напряженно  сощурившись,
внимательно и тревожно взглянул  на  меня  из-под  бинтов,  что-то  в  нем
напомнило мне Рембрандта.
   Я снова обошел кровать - мне не хотелось, чтобы его лицо было на свету.
   - Да, я все перепутал, - сказал я, садясь. - Не то,  вероятно,  вел  бы
себя по-другому.
   В чем это могло бы выразиться, я и сам не знал;  я  только  чувствовал,
что мне нанесен  удар,  от  которого  сдвинулось  с  места  и  прошлое,  и
настоящее, и будущее. Хьюго пристально смотрел на меня,  и  я  предоставил
ему мое лицо, но не глаза. Если он сумеет прочесть на нем правду,  что  ж,
дай ему бог. Сам-то я еще не скоро до нее доберусь.
   - Скажите мне еще что-нибудь про Анну, Хьюго, - попросил я.  -  Первое,
что придет в голову. Мне все может пригодиться, чтобы лучше понять.
   - Да я не знаю, что сказать, Джейк. Ужасно все  это  грустно.  Вот  как
бывает в жизни, а? Я люблю Сэди, которая влюблена в вас, а вы любите Анну,
которая влюблена в меня. Прямо как назло.
   - Ну же, Хьюго, скажите что-нибудь про Анну. Расскажите, когда все  это
началось.
   - Давно. Я познакомился с ней через Сэди, и она сразу сделала стойку  -
я имею в виду Анну.
   - Насчет местоимений не тревожьтесь, теперь уж я не спутаю.
   - Сперва она за мной гонялась, - сказал Хьюго. - Бросила все свои  дела
и гонялась за мной. Я пробовал уезжать из Лондона, удирал  в  гостиницу  -
она везде меня настигала. Я был вне себя.
   - Мне трудно в это поверить. Я не хочу сказать, что вы это выдумали, но
просто мне трудно поверить.
   - Постарайтесь, - сказал Хьюго.
   Я пытался узнать в этой исступленной  менаде  ту  Анну,  которую  знал,
холодноватую, нежную Анну, так мягко, почти  по-матерински  беспристрастно
умевшую согласовать притязания своих поклонников. Мне было очень больно.
   - Вы сказали "сперва". А потом что случилось?
   - Не случилось, в сущности, ничего. Она написала мне сотни писем. Очень
красивых писем. Некоторые я сохранил. Потом она немножко  образумилась,  и
мы стали видеться чаще. - Меня бросило в дрожь. - Мне приятно было  с  ней
встречаться, - сказал Хьюго, - потому что я мог говорить с ней о Сэди.
   - Бедная Анна! - сказал я.
   - Знаю. Я с обеими поступил по-свински. Но теперь я отстраняюсь. И  вам
советую.
   - Не знаю, что вы хотите сказать, только я и не подумаю.
   - Есть ситуации, которые нельзя распутать,  -  сказал  Хьюго.  -  Можно
только уйти. Ваша беда в том, Джейк, что вы все хотите понять и осмыслить.
Это невыполнимо. Нужно просто идти напролом. В этом и есть истина.
   - А, к черту истину! - Я  чувствовал  себя  сбитым  с  толку  и  совсем
больным. - Странно, - сказал я,  перебирая  новости,  которые  только  что
узнал. - Я был так уверен, что театр - это ваша идея. Это было так  похоже
на вас. "Поступки не лгут, слова лгут всегда". Теперь-то мне ясно, что это
была галлюцинация.
   - Не знаю, как понимать ваше "похоже на меня", - сказал Хьюго. -  Театр
затеяла Анна. Я только поддержал ее. У нее была в связи  с  этим  какая-то
общая теория, только я так и не уразумел, в чем она состояла.
   - Теория-то и была ваша. Это было ваше отражение в Анне, точно так  же,
как тот диалог - ваше отражение во мне.
   - Не узнаю я своих отражений. По-моему, каждый должен  делать  то,  что
умеет, и большего не нужно.
   - А вы что умеете делать?
   Хьюго долго молчал.
   - Умею делать руками разные сложные мелочи.
   - И только?
   - Да.
   Мы опять помолчали.
   - И какой же из этого вывод?
   - Я стану часовщиком.
   - Кем?
   - Часовщиком. Конечно, на это  потребуется  несколько  лет.  Но  я  уже
сговорился - поступлю в учение к одному хорошему мастеру в Ноттингеме.
   - Где?!
   - В Ноттингеме. А чем это плохо?
   - Не знаю. Но почему? Почему часовщиком?
   - Я же вам сказал. К таким вещам у меня есть склонность.  Помните,  как
ловко у меня получались фейерверки? Только вокруг них  нагромоздили  много
вздора.
   - А вокруг часов нет вздора?
   - Нет. Это старое, почтенное ремесло. Все равно как печь хлеб.
   Я изумленно смотрел на неразличимое во мраке лицо Хьюго. Как всегда, на
нем читалось своеобразное простодушие.
   - Вы с ума сошли! - сказал я.
   - Почему вы так говорите, Джейк? У каждого должно  быть  свое  ремесло.
Ваше ремесло - писательство. Моим будет делать и чинить  часы,  если  я  с
этим справлюсь.
   - А как же истина? - спросил я в бешенстве. - Поиски бога?
   - Чего же вам больше? - сказал Хьюго. - Бог - это  работа.  Бог  -  это
конкретные детали. Все это близко, под рукой. - Он протянул руку и взял  с
тумбочки стакан. Свет из двери  блеснул  на  стакане  и  как  будто  зажег
ответную искру в глазах Хьюго; я в темноте пытался  прочесть,  что  в  них
таится.
   - Ну и хорошо, - сказал я. - Ну и отлично.
   - Вы всегда чего-то ждете, Джейк.
   - Возможно. - Разговор начинал меня тяготить. Я решил уйти  и  встал  с
пола. - Ну, как ваша голова?
   - Получше. С вами я о ней забыл. Как вы  думаете,  сколько  меня  здесь
продержат?
   - Сестра сказала - дней пять.
   - Ну, знаете! На это я не согласен. У меня масса дел.
   - Может, вас  выпустят  и  раньше.  -  Мне  было  все  равно.  Хотелось
где-нибудь спокойно посидеть и переварить то, что я узнал от  Хьюго.  -  Я
пошел.
   - И я с вами, - сказал Хьюго и стал вылезать из постели.
   Я пришел в ужас. Я схватил его и стал заталкивать обратно. В  меня  уже
глубоко въелась больничная этика. Больной должен выполнять указания  и  не
смеет проявлять собственную волю.
   - Сейчас же ложитесь! - произнес я громким шепотом.
   С минуту мы боролись. Потом Хьюго  сдался  и  втянул  ноги  обратно  на
кровать.
   - Сжальтесь, Джейк, - сказал он. - Если вы не поможете мне  уйти,  меня
могут тут продержать еще много дней. Вы же знаете эти больницы. Отнимают у
человека одежду, и он беспомощен  как  младенец.  Между  прочим,  где  моя
одежда?
   - В шкафчике в конце коридора, - ответил я как дурак.
   - Ну будьте человеком! Принесите мне вещи и покажите, как отсюда выйти.
   - Вам нельзя вставать, это опасно, так сестра сказала.
   - Вы только что это выдумали. Я совершенно здоров, я  это  знаю,  и  вы
знаете. Мне необходимо отсюда выбраться. У меня завтра неотложные дела,  и
будь я проклят, если дам себя здесь заточить. Ступайте принесите мои вещи.
   Неожиданно у Хьюго появился властный тон, и я  с  ужасом  почувствовал,
что готов ему повиноваться. Сопротивляясь из последних сил, я сказал:
   - Хьюго, я здесь работаю. Если я вас послушаюсь, то потеряю место.
   - А кто-нибудь знает, что вы здесь?
   - Разумеется, нет.
   - Так никто и не узнает, что это вы мне помогли.
   - Нас поймают.
   - Вы можете не идти со мной.
   - Нет, не могу. Один вы дороги не найдете. - В душе я ругательски ругал
его. Мне вовсе не хотелось рисковать из-за Хьюго, но я  уже  понимал,  что
иду на это.
   - Я вас очень прошу, Джейк, - сказал Хьюго. - Если б не срочные дела, я
бы не стал просить.
   - А, чтоб вам! - сказал я.
   Я подошел к двери и посмотрел на часы. Начало пятого. Если действовать,
так сейчас же. Я взглянул на ночное лицо  Хьюго.  Я  уже  чувствовал,  что
исполню все его просьбы. Я не мог иначе.
   - Чтоб вам... - повторил я и взялся за ручку  двери.  Бесшумно  отворив
дверь, я постоял в коридоре, привыкая к яркому свету. Потом тихо  двинулся
с места. Одежда больных хранилась в особой комнате, через дверь от комнаты
ночной  сестры,  с  той  стороны,  откуда  я  шел.  Каждый   шкафчик   там
соответствовал определенной кровати в "Корелли III".  Ключи  от  шкафчиков
лежали тут же, в ящике стола. Найти одежду Хьюго  будет  нетрудно,  только
вот сама комната могла оказаться запертой.  Я  надеялся,  что  так  оно  и
будет. "Хоть бы было заперто!" - сказал я себе,  берясь  за  ручку  двери.
Дверь бесшумно подалась.  Стоя  в  полутьме,  я  быстро  прикинул:  может,
вернуться к Хьюго и сказать, что комната заперта?  Ведь  так  могло  быть.
Вполне могло бы. Я  поиграл  с  этой  мыслью,  не  уверенный,  следует  ли
расценить  ее  как  соблазн.  Попытался   призвать   на   помощь   чувство
ответственности и служебного долга, но было поздно. Четыре минуты назад  я
еще мог опереться на эти резервы, а теперь  время  упущено.  Я  уже  начал
помогать Хьюго. Я связал себя  с  Хьюго.  Солгать  ему  значило  совершить
предательство. Я протянул руку к связке ключей.
   Отперев шкафчик, я вещь за вещью выложил его содержимое на стол. Старая
клетчатая  рубашка  Хьюго,   совсем   уже   древние   вельветовые   штаны,
сравнительно новая, пахнущая мылом спортивная  куртка,  егерская  майка  и
кальсоны, дырявые носки и грязные башмаки.  В  карманах  звякали  какие-то
мелкие предметы. Стараясь не дышать, я  собрал  одежду  в  охапку,  сверху
положил башмаки, так  что  почти  ничего  не  видел  перед  собой.  Тут  я
вспомнил, что не запер шкафчик и ключи болтаются в замке. Я  опять  сложил
вещи на стол, запер шкафчик и убрал ключи в ящик. Особого значения это уже
не имело - ведь исчезновение Хьюго будет замечено примерно в то же  время,
что и кража из шкафчика, - но я люблю все делать аккуратно. Я опять забрал
вещи и пошел к двери.  Мне  казалось,  я  уже  слышу,  как  башмаки  Хьюго
грохаются на пол. Но все обошлось. По коридору я  шел  с  таким  чувством,
точно в спину  мне  нацелен  автомат.  Дверь  в  палату  Хьюго  оставалась
приоткрытой. Я протиснулся в нее и мягко свалил всю одежду на кровать.
   Хьюго уже встал и, стоя у окна  в  бесформенной  белой  хламиде,  кусал
ногти.
   Он сказал:
   - Колоссально! - и жадно  набросился  на  свою  одежду,  а  я  бесшумно
прикрыл дверь.
   - Поживее! - сказал я ему. - Уходить так уходить. - Никогда еще  он  не
внушал мне так мало уважения и сочувствия. Я заметил, что, одеваясь, он то
и дело прикладывает руку к голове, и  у  меня  мелькнула  мысль,  что  эта
эскапада, чего доброго, и вправду до добра не  доведет;  но  это  меня  не
интересовало - ни как предмет спора, поскольку время для споров прошло, ни
как фактор благополучия Хьюго, поскольку заботу о нем уже вытеснила  более
острая тревога за себя. Я был до крайности зол на Хьюго за то,  что  из-за
него изменил своему долгу, и терзался от страха, что нас поймают.  Что  со
мной будет тогда - этого я даже не мог себе представить, и оттого мне было
еще страшнее. Я весь дрожал.
   Хьюго оделся и стал зачем-то прибирать свою постель.
   - Бросьте! - сказал я как мог  грубее.  -  Теперь  слушайте:  нам  надо
пройти мимо комнаты ночной сестры, дверь там стеклянная, так что двигаться
будем ползком. Башмаки вы снимите, на них только посмотришь, и то  слышно,
как они стучат. Идите за мной и делайте все, как я. Не  разговаривайте,  и
ради бога, чтобы у вас ничего не выпало из карманов. Понятно?
   Хьюго кивнул, округлив  глаза  и  всем  лицом  излучая  простодушие.  Я
посмотрел на него в бессильной злобе. Потом выглянул за дверь.
   Ночной сестры не было видно, не слышно было ни звука. Я  выскользнул  в
коридор, и Хьюго двинулся за мной, пыхтя и урча, как медведь. Я оглянулся,
сделал страшные глаза и приложил палец к губам. Хьюго понимающе закивал. У
ночной сестры горел свет, и было слышно,  как  она  ходит  по  комнате.  Я
опустился на четвереньки и быстро прополз мимо двери, намного ниже  уровня
стекла. Потом оглянулся посмотреть, что будет делать Хьюго. Он  колебался,
явно не зная, как поступить со своими башмаками, которые держал  в  каждой
руке. Поймав мой взгляд,  он  сделал  вопросительное  движение.  Я  жестом
показал, что умываю руки, и пошел дальше, к дверям отделения. Потом  опять
обернулся и еле удержался от смеха. Хьюго зубами ухватил  оба  башмака  за
язычки и продвигался на четвереньках, горою выставив кверху зад.  Я  ждал,
готовый к  тому,  что  сестра  заметит  это  движущееся  полушарие  -  оно
неизбежно должно было попасть  в  поле  ее  зрения.  Но  ничего  этого  не
случилось. Хьюго нагнал меня у двери, капая слюной в  башмаки.  Я  покачал
головой, и мы вместе вышли из "Корелли III".
   Теперь укрыться было негде, оставалось только надеяться  на  удачу.  Мы
стали спускаться по  главной  лестнице.  Хьюго,  увенчанный  бинтами,  был
воплощенным нарушением правил. Больница безмолвствовала,  сосредоточив  на
нас свет своих ярких ламп, подобно огромному наблюдающему  глазу,  который
словно втягивал нас в свой зрачок. Я ждал, что вот-вот грозный окрик, эхом
перекатываясь сверху вниз по всем  этажам,  пригвоздит  нас  к  месту,  но
окрика не было. Мы уже  спустились  и  подходили  к  главной  кухне.  Я  с
радостью убедился, что в кухне темно - значит, там никого  нет.  Скоро  мы
будет на воле. Сердце уже билось от  предчувствия  успеха,  мысли  победно
окрылились. Вышло! Всего несколько шагов отделяло нас от двери кладовой. Я
оглянулся на Хьюго.
   И тут впереди нас, шагах в двадцати,  из-за  угла  показалась  какая-то
фигура. Это был Стич в синем ночном халате. Мы все трое застыли на  месте.
Стич всматривался в нас, мы всматривались в Стича. Потом рот у него  начал
открываться.
   - Сюда, живо! - громко сказал я. Это были первые  слова,  произнесенные
мною вслух за несколько часов, звук их показался мне странным. Я подскочил
к двери кладовой и втолкнул в нее Хьюго.
   - В окно! - крикнул я ему вслед. Я слышал, как он неловко пробирается к
окну, слышал торопливые шаги Стича в коридоре. Я захлопнул за собою  дверь
и, словно по какому-то наитию, ухватился за  штабель  кроватей  справа  от
себя и с силой рванул их на середину  комнаты;  они  покачнулись  и  стали
заваливаться. Я перескочил на другую сторону, и слева кровати тоже  пришли
в движение. Как две колоды карт, составленные вместе верхними краями,  они
с оглушительным грохотом сомкнулись  посередине  прохода  и  накрепко  его
загородили. Я услышал, как по ту сторону заслона ругается Стич, и поспешил
вслед за Хьюго.
   Хьюго  оставил  окно  раскрытым.  Я  выскочил  из  него  с  проворством
Нижинского и налетел на Хьюго, прыгавшего по траве.
   - Башмаки, башмаки! - жалобно выкрикнул он. Как видно,  Хьюго  поставил
их на пол, когда вылезал из окна.
   - К черту башмаки! Бегите!
   Позади нас раздался грохот металла - это Стич, пытаясь отворить  дверь,
натолкнулся на  баррикаду  из  кроватей.  Я  откинул  голову,  приготовясь
бежать, и с удивлением заметил, что  весь  сад  уже  ясно  виден  в  сером
утреннем свете; и пока мы мчались между рядами вишневых деревьев, я думал,
что нисколько не удивлюсь, если п