? - спросил Дэйв.
   - Потому что я здесь заперт.
   Финн и Дэйв переглянулись, а потом будто сразу лишились сил.  Дэйв  сел
на тротуар, давясь от смеха, Финн томно прислонился  к  фонарному  столбу.
Оба тряслись. Я безмятежно ждал, когда припадок кончится,  напевая  что-то
себе под нос. Наконец Дэйв поднял голову и  после  нескольких  безуспешных
попыток выдавил из себя.
   - Все понятно. - И они опять покатились со смеху.
   - Слушайте, вы, - сказал я раздраженно, - перестаньте ржать и выпустите
меня на волю.
   - Ах, ему хочется на волю! - воскликнул Дэйв. - А ты  сам  не  пробовал
освободиться? Вот водосточная труба. По ней спуститься легче  легкого,  ты
как считаешь, Финн? - И они снова захохотали.
   - Я испробовал все, - сказал я. - Замолчите и слушайте меня. Пусть Финн
взломает замок у кухонной  двери.  До  нее  можно  добраться  по  пожарной
лестнице, с той стороны. Я бы и сам справился, только у Сэди нет шпилек.
   - У нас тоже нет шпилек, - сказал Дэйв, - но  мы  можем  отправиться  к
Сэди с петицией.
   - Финн, - сказал я, - хочешь ты мне помочь?
   - Я бы с удовольствием, - сказал Финн, - но у меня ничего с собой нет.
   - Так пойди и найди что-нибудь! - крикнул я.
   Наш не совсем обычный разговор уже привлек внимание прохожих, и мне  не
хотелось продолжать его. Мы согласились на том, что Финн найдет  на  одной
из ближайших улиц шпильку и вернется. Если хорошенько поискать,  найти  на
лондонских улицах шпильку не так уж трудно, даже в наше  время.  Я  боялся
одного - что Финн забудет, зачем пошел, и осядет в каком-нибудь баре. Я по
себе знаю: когда идешь по  улице,  глядя  себе  под  ноги,  это  оказывает
прямо-таки гипнотическое действие.
   Уладив этот вопрос, я  решительно  затворил  окно.  Я  чувствовал,  что
поддерживать сейчас разговор  с  Дэйвом  было  бы  ни  к  чему.  Но  через
несколько минут я услышал, что он колотит в кухонную дверь, и мне пришлось
выйти на кухню и беседовать с ним из  окна  просто  для  того,  чтобы  его
утихомирить. Четверть часа, не меньше, я бесился, выслушивая  его  шуточки
на тему о том, что, будь у меня хоть капля храбрости и смекалки, я мог  бы
проползти по карнизу, залезть на крышу, связать простыни и  так  далее.  Я
отделывался короткими ответами и наконец услышал, как по лестнице  бодрыми
прыжками поднимается Финн. Он нашел прелестную шпильку  и  в  какие-нибудь
полминуты справился с замком.  Мы  с  Дэйвом  восхищенно  следили  за  его
работой. Когда дверь открылась, Дэйв  и  Финн  хотели  войти  и  осмотреть
помещение, но я живо спустил их с лестницы. Я не  жалел  о  несостоявшейся
встрече с Сэди, и мне вовсе не улыбалось, чтобы она нас здесь застала.  На
дорогу я набил карманы печеньем. Я спросил себя, принадлежу ли  я  к  тому
кругу общества, где не  зазорно  стянуть  две  банки  паштета  у  женщины,
повинной в незаконном содержании вас под арестом, и ответил утвердительно.
Бросив прощальный взгляд на афганские и казахские ковры,  я  схватил  свое
имущество и тоже спустился вниз.
   Выйдя на улицу, я окликнул такси. Финн  и  Дэйв  пребывали  в  отличном
расположении духа и явно не  намерены  были  со  мной  расставаться.  Они,
видно, решили, что в моем  обществе  вечер  пройдет  не  скучно  и  нельзя
упускать такой случай. Я же  еще  не  надумал,  что  предпринять,  и,  как
всегда, ощущал потребность в моральной поддержке,  а  потому  позволил  им
ввалиться в такси следом за мной. Первым делом мы завезли  мой  чемодан  и
рукописи к миссис Тинкхем.
   - А теперь куда? - спросил Дэйв. Его круглая физиономия так и сияла  от
радости, как у мальчишки перед пикником.
   - Поедем искать Белфаундера, - сказал я.
   - Это киношника? - спросил Финн. - С которым ты когда-то был знаком?
   - Вот именно, - отрезал я и на дальнейшие вопросы  отвечать  отказался,
так что остаток пути Дэйву пришлось развлекать Финна целой серией более  и
менее оскорбительных предположений.
   Я не слушал их болтовни. Теперь, когда встреча с Хьюго  маячила  передо
мной, подобно айсбергу, я сильно нервничал. Что я скажу Хьюго  -  этого  я
себе не представлял. Ведь  не  для  того  мне  нужно  его  увидеть,  чтобы
выяснить его отношение к Анне. Тут я не сомневался  в  правильности  своих
догадок, как не сомневался и в том, что простак на сцене был Хьюго  и  что
потом тот же Хьюго увез Анну в огромном черном "альвисе".  Гораздо  важнее
было узнать, как Хьюго относится ко мне. Правда, у  меня  и  тут  не  было
сомнений - конечно же, Хьюго испытывает ко мне вполне понятную неприязнь и
презрение. Но это я волен изменить. И все же не для того  мне  нужно  было
увидеть Хьюго. В тот день мне пришло в голову, что я еще  многому  могу  у
него поучиться, тем более что со времени  наших  бесед  мои  взгляды  тоже
претерпели изменение. Это мне стало  ясно,  когда  я  после  стольких  лет
перечитал кусок диалога. Мое желание слушать Хьюго не притупилось. Нам еще
есть о чем поговорить. Значит, поэтому я его так  лихорадочно  разыскиваю?
Нет, мне просто хотелось его увидеть, вот и все. Матадор на арене не может
сказать, почему ему хочется заколоть быка. Хьюго был моим роком.



        "7"

   Такси остановилось, мы вышли. Дэйв расплатился. Хьюго, как  выяснилось,
жил на Холборнском виадуке,  в  квартире,  расположенной  над  несколькими
этажами контор. На доске у двери, за которой начиналась каменная лестница,
среди наименований торговых и юридических фирм  значилась  его  фамилия  -
Белфаундер.  Такси  отъехало,  мы  остались  одни  на  виадуке.  Если  вам
приходилось бывать в лондонском Сити  вечером,  вы  знаете,  какое  жуткое
безлюдье царит на этих улицах, в дневное время таких оживленных и  шумных.
С  виадука  хорошо  обозревать  город.  Но  хотя  перед  нами  открывались
эффектные дали не только в сторону Холборна и  Ньюгет-стрит,  но  и  вдоль
Фаррингдон-стрит, которая текла под нами, как высохшая река, нигде не было
ни единой живой души. Ни кошки, ни полисмена. Вечер был теплый, прозрачно,
безоблачно синий, и мы  пребывали  посреди  немого  пространства,  которое
замыкал далекий шелест - не то шум уличного движения, не то летние  вздохи
клонившегося к закату солнца. Мы стояли не  шевелясь.  Даже  Финн  и  Дэйв
притихли.
   - Подождите меня здесь, - распорядился я. - Если через несколько  минут
я не вернусь, можете уходить.
   Это им не понравилось.
   - Мы проводим тебя наверх, - сказал Дэйв. - И уж  поверь  нам,  тут  же
смоемся, как только ты дашь знак.
   Они, видимо, надеялись хоть одним глазком взглянуть на Хьюго.
   Я отнюдь не был убежден, что им можно верить, однако спорить не стал, и
мы пустились гуськом вверх  по  каменным  ступеням.  Теперь  я  не  ощущал
ничего, кроме тупой решимости.  Мы  поднимались  все  выше  и  выше,  мимо
запертых контор оптовиков и нотариусов. Когда мы добрались  до  четвертого
этажа, сверху послышался странный шум. Мы остановились и поглядели друг на
друга.
   - Что это? - сказал Финн.
   Мы не знали, что и думать. На цыпочках двинулись  дальше,  и  шум  стал
определяться - много высоких голосов говорили разом, перебивая друг друга.
   - У него гости! - догадался я.
   - Женщины! - сказал Дэйв. - Наверно, кинозвезды. Пошли!
   Мы с опаской продолжали путь. До двери Хьюго оставался всего один марш.
Я оттолкнул своих спутников и пошел дальше один.  Дверь  была  приоткрыта.
Голоса звучали теперь очень громко. Я расправил плечи и вошел.
   Комната, в которой я очутился, была пуста. Прямо перед собой  я  увидел
вторую дверь. Я быстро пересек комнату и  отворил  ее.  Следующая  комната
тоже была пуста. Я попятился к выходу и налетел на Финна и Дэйва.
   - Это птички, - сказал Финн.
   И верно! Квартира Хьюго занимала угол здания,  снаружи  вдоль  нее  шел
высокий  парапет.  Крутая  крыша,  выдаваясь  над  окном,  почти  касалась
парапета; а в глубоком углу под  крышей  гнездились  сотни  скворцов.  Они
порхали и резвились между стеклом окна и парапетом,  словно  в  клетке.  С
улицы их, видимо, не было слышно, а может быть, мы не различили их голосов
в  общем  гуле  Лондона.  Здесь  же  они  просто  оглушали.  Я  испытал  и
растерянность и облегчение. Никаких признаков Хьюго!
   Дэйв стоял у окна, тщетно пытаясь отогнать птиц.
   - Оставь в покое, - сказал я. - Они здесь живут.
   Я с любопытством огляделся по сторонам. Вторая комната была спальней  и
обставлена была с предельной простотой, присущей тому  Хьюго,  которого  я
когда-то знавал. В ней стояла только железная кровать, соломенные  стулья,
комод и сундучок, а на нем -  стакан  с  водой.  Зато  в  первой,  большей
комнате проявился новый Хьюго.  Весь  пол  был  застлан  турецким  ковром,
зеркала,  тахты,  полосатые  подушки,  создавали   атмосферу   элегантного
безделья. На стенах висели картины - все оригиналы. Я узнал двух маленьких
Ренуаров, одного Минтона и одного Миро и тихонько свистнул. Не припоминаю,
чтобы Хьюго интересовался живописью. Книг было очень мало. Меня умилило  и
показалось очень типичным для Хьюго, что он,  уходя,  оставил  дверь  этой
сокровищницы открытой.
   Финн глядел на птиц. Если забыть об  их  оглушительном  верещании,  они
являли собой чудесное зрелище: они порхали, возились, прыгали, расправляли
остроперые крылышки в раме окон, словно  были  частью  убранства  комнаты.
Глядя на них, я думал, как мне поступить, может  быть,  усесться  здесь  и
ждать возвращения Хьюго?
   Но тут Дэйв, который рыскал по комнате, воскликнул:
   - Гляньте-ка! - И указал на записку, приколотую к двери: входя,  мы  ее
не заметили. Записка гласила: "Ушел в кабак".
   Дэйв мигом выскочил на площадку.
   - Чего мы ждем? - У него был вид человека, которому хочется выпить. И у
Финна, когда ему подали эту идею, сделался тоже такой вид.
   Я колебался.
   - Мы не знаем, в какой кабак.
   - Наверно, в ближайший, - сказал Дэйв, - или в один из ближайших. Можно
поискать.
   Они с Финном уже мчались вниз. Я быстро оглядел площадку. Другая  дверь
вела с нее в ванную и в маленькую кухню. Окно кухни  выходило  на  плоскую
крышу, за которой были видны окна других  конторских  зданий.  Вот  и  все
владения Хьюго. Я кинул прощальный взгляд на  скворцов,  оставил  дверь  в
гостиную Хьюго приоткрытой, как было, и тоже пошел вниз.
   Мы постояли возле бронзовых львов на виадуке. Чистый вечерний свет  бил
по шпилям и башням святой Бригитты на юге, святого  Иакова  -  на  севере,
святого Андрея - на западе, Гроба господня,  святого  Леонарда  Фостера  и
святой Марии-ле-Боу - на востоке. В вечернем свете дремали дома и одинокие
белые шпили. Фаррингдон-стрит была все так же широка и пустынна.
   - Куда пойдем? - спросил Дэйв.
   Я хорошо знаю Сити. Мы могли двинуться либо на запад, к "Королю  Лудду"
и барам Флит-стрит, либо на восток,  к  менее  популярным  кабачкам  Сиги,
зажатым среди кривых переулков и высоких церквей. Я вызвал в памяти  облик
Хьюго и сказал:
   - На восток.
   - А где восток? - спросил Финн.
   - Пошли! - сказал я.
   Мы миновали церковь Гроба господня  и  ввалились  в  таверну  "Виадук",
которая славилась пивом Мьюкса. Окинув взглядом стойки,  я  убедился,  что
Хьюго здесь нет, и хотел тут же уйти, но Финн и Дэйв запротестовали.
   - Я помню, - сказал Дэйв, - ты как-то объяснял мне, что неприлично пить
в кабаке, когда не знаешь, как он называется, а также уходить  из  кабака,
ничего не выпив.
   Финн добавил:
   - Это приносит несчастье.
   - Так или иначе, - сказал Дэйв,  -  у  меня  пересохло  в  горле.  Тебе
какого, Финн?
   В других условиях я бы тоже был не прочь выпить, и, так как  вечер  был
жаркий, я разделил с друзьями пинту пива, только пил, стоя один в сторонке
и думая о Хьюго. С  пинтой  мы  быстро  покончили,  и  я  отдал  приказ  к
выступлению. Стараясь не смотреть на Олд-Бейли, я повел их через улицу.
   Тут стояло нарядное  заведение  "Пень  и  сорока",  где  подавали  пиво
Чаррингтона. Я забежал вперед, оглядел бар и выскочил на улицу, не дав  им
времени войти в дверь.
   - И здесь нет! - крикнул я. - Пойдем в следующий. - Я  понимал,  что  с
каждым глотком продвижение наше будет замел литься, и мне  хотелось,  пока
не поздно, уйти как можно дальше.
   Финн и Дэйв галопом обогнали меня и ринулись в  "Джордж",  здесь  поили
элем Уотни, - уютный кабачок с облупленными стенами и  старинной  стойкой,
где высилось сооружение из стекла и красного дерева, из-за которого бармен
взирал на мир, как священник со своей кафедры. Хьюго там не было.
   - Ничего не выйдет, - сказал я, когда мы опорожнили  по  кружке,  -  он
может быть где угодно.
   - Не вешай нос, -  сказал  Дэйв.  -  Домой  к  нему  ты  всегда  можешь
вернуться.
   Он был прав; к тому же меня  снедала  нестерпимая  тревога.  Раз  нужно
убить вечер до возвращения Хьюго, почему не убить его на поиски  Хьюго?  Я
окинул мысленным взором район вокруг собора святого Павла. Потом  заключил
с Финном и Дэйвом соглашение, что мы будем заходить не во все бары подряд,
а через один. Наконец я стал подгонять их к  выходу.  Выйдя  на  улицу,  я
направился к Ладгет-Хилл и повернул вверх, к собору. В конце подъема стоял
кабачок, где угощали пивом Янгера, но Хьюго там не было. Следующий  привал
мы сделали у Шорта, в переулке Святого Павла. Там  мы  выпили,  и  я  стал
обдумывать, не вернуться ли на Флит-стрит; но ведь я сам выбрал  восточное
направление,  отступать  не  хотелось.  Кроме  того,  встреча  с  Хьюго  в
обстановке Флит-стрит мне не улыбалась - был риск, что в нашу личную драму
вторгнутся какие-нибудь пьяные журналисты.  И  я  повел  всю  компанию  на
Чипсайд.
   Час  был  поздний.  Темнота  уже  сгущалась  в  воздухе,  но  под  этой
прозрачной завесой умирающие краски казались особенно яркими. Над  головой
небо густо синело, ближе к горизонту горело аметистами. Из мрака  и  теней
переулка Святого Павла мы вышли на Чипсайд, как на освещенную арену,  и  к
югу от себя, на той стороне Кэннон-стрит, увидели в раме  развалин  ровные
бледные  прямоугольники  аббатства   святого   Николая.   Заросли   кипрея
колыхались над остатками улиц. В этом запустении разноцветные остовы домов
тянулись кверху пустыми  и  заполненными  прямоугольниками  окон  и  стен.
Последние лучи солнца озаряли блестящий кирпич и сверкающую черепицу,  тут
и там согревали камень упавшей колонны. Когда мы проходили церковь святого
Ведаста, синева в зените еще сгустилась, и мы, повернув  за  угол  бывшего
переулка Фрименс-Корт, вошли в заведение, где торгуют элем Хенеки.
   Здесь наше соглашение лопнуло,  главным  образом  по  причине  процесса
замедления, о котором говорилось выше. К этому  времени  я  уже  пришел  к
мысли, что Хьюго мы едва ли найдем, но все равно, круг можно и  завершить.
Пока мы переходили обратно через Чипсайд и сворачивали на Боу-лейн,  стали
зажигаться фонари. Желтые качающиеся круги света в узких переулках  падали
на белые стены с вывесками старинных фирм, а  вверху  совсем  стемнело.  Я
заметил несколько звезд - вид у них был такой, точно  они  висят  там  уже
давно. Мы заглянули в старую "Таверну" на Уотлинг-стрит. Такие  вот  места
Хьюго всегда любил; но его там не было. Допивая стакан, я сообщил Финну  и
Дэйву, что теперь мы зайдем в "Герб скорняков", а потом двинемся  обратно,
к Ладгет-Сэркус.
   Они не возражали.
   - Лишь бы не терять слишком много времени на переходы, - заметил Финн.
   Я вытащил их на улицу, и мы подошли к  "Гербу  скорняков".  Эта  пивная
стоит на стыке Кэннон-стрит и Куин-Виктория-стрит, под сенью церкви святой
Марии. Мы вошли.
   Только я убедился в том, что и здесь Хьюго нет, как Дэйв  схватил  меня
за рукав.
   - Идем, я хочу тебя с кем-то познакомить.
   У дальнего конца длинной стойки стоял какой-то щуплый субъект в красном
галстуке бабочкой. Он  сделал  Дэйву  приветственный  знак,  и,  когда  мы
подошли ближе, меня поразили его огромные глаза  -  печальные,  круглые  и
лучистые, как глаза вомбата или Христа у Руо.
   - Познакомьтесь, - сказал Дэйв. - Лефти Тодд - Джейк Донагью.
   Мы  обменялись   рукопожатием.   Я,   разумеется,   много   слышал   об
эксцентричном лидере Новой Независимой Социалистической партии, но еще  не
встречался с ним и теперь не без любопытства его разглядывал.
   - Вы что тут делаете? - спросил он Дэйва. Его изможденный,  малокровный
облик не вязался с резкой, энергичной манерой говорить. Он  помахал  Финну
как знакомому. Финна почему-то никогда ни с кем не знакомят.
   - Спросите Донагью, - сказал Дэйв.
   - Что вы здесь делаете? - обратился Лефти ко мне.
   Я не люблю, когда мне задают вопросы в упор, и в таких  случаях  обычно
лгу.
   - Заходили к одному приятелю в редакцию "Стар", - ответил я.
   - К кому? - спросил Лефти. - Я там всех знаю.
   - Некий Хиггинс, он там недавно.
   Лефти посмотрел на меня удивленно и пристально.
   - Ну ладно, - сказал он и опять  обратился  к  Дэйву:  -  Вы  не  часто
бываете в этих краях?
   - А вы, наверно, укладывали спать "Независимого социалиста"?
   - Строго говоря, он еще не спит, - сказал Лефти. - Там есть кому о  нем
позаботиться.
   Он опять повернулся ко мне.
   - Я о вас слышал.
   Раздражение мое еще не прошло. Я не сделал  промаха,  не  ответил,  как
иногда отвечают на эти слова знаменитому человеку: "Я тоже о вас  слышал".
Нет, я спросил:
   - Что же вы обо мне слышали? - Этим вопросом легко смутить человека.
   Лефти не смутился. Он немного подумал и отвечал:
   - Что вы талантливы, но  ленивы,  а  потому  не  работаете,  и  что  вы
исповедуете левые взгляды, но активно в политической жизни не участвуете.
   Все было ясно.
   - Информация правильная, - сказал я.
   - На пункт первый мне плевать, - сказал Лефти. - Но по  второму  пункту
хочу вам задать несколько вопросов. Время у вас есть? - И он  поднял  руку
часами ко мне.
   У меня покруживалась голова от пункта первого и пункта второго, а также
от его резкости и от выпитого пива.
   - Вы хотите говорить со мной о политике?
   - О вас с политической точки зрения.
   Дэйв и Финн тем временем отошли и уселись за столик.
   - Ну что ж, - сказал я.



        "8"

   - Так, - сказал Лефти. - Для начала проясним  положение.  Какой  у  вас
опыт политической работы?
   - Когда-то я  состоял  в  Союзе  молодых  коммунистов.  Сейчас  -  член
лейбористской партии.
   - Что это значит, нам известно, - сказал Лефти. -  Практического  опыта
ни  малейшего.  Но  теоретически  вы  хотя  бы  идете  в  ногу  с  жизнью?
Политическую обстановку изучаете?
   Он говорил быстро и бодро, как врач с пациентом.
   - Очень поверхностно, - отвечал я.
   - Вы можете хотя бы объяснить, почему сложили оружие?
   Я развел руками.
   - Дело безнадежное...
   - Ага, - сказал Лефти. - Вот этого как раз и не следует  говорить.  Это
грех против святого духа. Ничего безнадежного на свете нет. Верно, Дэйв? -
Дэйв в эту минуту подошел к стойке купить еще порцию.
   - Кроме попыток заткнуть тебе рот, - ответил он.
   - Что вернее: вы ушли от борьбы, потому что  вам  было  все  равно  или
потому что не знали, что делать? - спросил меня Лефти.
   - Одно связано с другим, - начал я и готов был еще  поговорить  на  эту
тему, но Лефти перебил меня:
   - Вы совершенно правы. Я и сам хотел это сказать. Так вы признаете, что
вам не все равно?
   - Конечно, - сказал я, - но...
   -  Это  и  нужно  для  начала.  Если  вам  не  все  равно,  значит,  вы
потенциальный борец. А какая еще моральная проблема возможна в наше время?
   - Верность друзьям и порядочность по отношению к женщинам, - ответил  я
без запинки.
   - Ошибаетесь, - сказал Лефти. - На карту поставлена  вся  система.  Что
толку не дать человеку споткнуться, если он находится на тонущем корабле?
   - Если он сломает ногу, то не сможет плыть, - рискнул я.
   - Но что толку заботиться о его ноге, если можно попытаться спасти  ему
жизнь?
   - На первое я способен, на второе нет, - отвечал я, начиная сердиться.
   - Ну-с, посмотрим, - сказал Лефти, отнюдь не обеск