мы
вышли на песок, я повернул ее так, что она смотрела назад, через мое  плечо.
Она была очень легкой. Я помню, как носил ее на  руках  по  комнате,  а  она
оплеталась вокруг  меня  и  была  похожа  на  веер,  принявший  человеческое
обличье, - руки расставлены  в  стороны,  пальцы  раскрыты,  как  у  морской
звезды.
   Так мы шли к северо-восточной долине, где был  спрятан  самолет.  Я  знал
дорогу без карты. У меня на спине громоздилась канистра с горючим, которую я
взял с собой и нес весь путь от опрокинувшегося грузовика.  Потому  что  три
года назад без горючего мы оказались бессильны...

***

   - А что случилось три года назад?
   - Она была ранена. В 1939 году. Ее муж погиб при  крушении  самолета.  Он
планировал совершить самоубийство, прихватив с  собой  на  тот  свет  и  нас
обоих. В то время мы уже не были любовниками. Думаю,  слухи  о  нашей  связи
каким-то образом дошли до него.
   - Она была сильно ранена, и вы не могли взять ее с собой?
   - Да. Единственной возможностью спасти ее было оставить ее  там  и  пойти
одному за помощью.

***

   В пещере, после всех этих месяцев разлуки, одиночества и гнева, они опять
были вместе, опять разговаривали на языке любви,  отметая  границы,  которые
сами воздвигли между собой, повинуясь законам общества, в которые ни один из
них не верил.
   Тогда в ботаническом саду она ударилась виском о столбик ворот  в  порыве
решительности  и  ярости.  Она  была  слишком  горда,  чтобы   быть   тайной
любовницей. В ее мире не предусматривалось места для лжи.  Он  повернулся  и
покачал пальцем:
   - Я еще не скучаю по тебе.
   - Будешь.
   За время их разлуки он ожесточился и  стал  независимым.  Он  избегал  ее
общества. Не выносил ее спокойного вида, когда она смотрела на него.  Звонил
им, разговаривал по телефону с ее мужем и  слышал  в  трубке  ее  отдаленный
смех. В ней было то особое очарование, которое привлекало многих. За это  он
тоже ее любил. Но теперь он уже ничему не доверял.
   Он заподозрил, что у нее появился другой любовник. Каждый ее жест казался
ему обещанием. Однажды в холле она схватила Раунделла за лацканы  пиджака  и
потрясла его, со смехом говоря что-то при этом, а тот пробормотал  что-то  в
ответ. Он следил за ними в течение двух дней,  чтобы  убедиться,  что  между
ними ничего нет. Он больше не верил в ее  последние  ласки  и  нежности.  Он
допускал только два варианта: или она с ним, или нет. Она  была  не  с  ним.
Если она передавала ему бокал с напитком, он не принимал его. Если за обедом
она показывала на вазу, в которой плавала лилия из Нила,  он  демонстративно
отворачивался. У нее появились новые  хорошие  друзья,  в  круг  которых  не
входили  ее  муж  и  он.  И  он  мог  объяснить,  почему,  ибо  хорошо  знал
человеческую природу:  если  женщина  расстается  с  любовником,  она  почти
никогда не бывает снова так же близка с мужем.
   Он купил тонкую папиросную бумагу и вклеил несколько страниц в "Истории",
туда, где были описания войн, которые его совсем не интересовали. Он записал
все  аргументы,  которые  она  могла  иметь  против   него,   пытаясь   быть
объективным, посмотреть на себя со стороны, увидеть себя ее глазами.

***

   В конце августа, как раз перед войной, он отправился в последний  раз  на
плато Гильф-эль-Кебир, чтобы свернуть базовый  лагерь.  Ее  муж  должен  был
забрать его. Мужчина, которого они оба любили - до того, как  полюбили  друг
друга.
   Клифтон прилетел в Увейнат вовремя, точно в  назначенный  день.  Шум  его
самолета нарушил покой затерянного оазиса. Он летел так низко, что воздушной
волной срывало листья с акаций. "Мотылек" скользил над впадинами и  выемками
местности, а он  стоял  на  вершине  огромного  камня,  обозначенного  синим
брезентом. Затем самолет устремился к земле, направляясь прямо  на  него,  и
упал, врезавшись носом в песок метрах в пятидесяти от  камня.  Из-под  шасси
выбивалась голубая полоска дыма. Огня не было.
   Видно, ее муж обезумел. Решил  покончить  сразу  со  всем  треугольником.
Убить себя. Убить ее. И убить его - либо подмяв его (если удастся) обломками
самолета, либо тем, что теперь не было выхода из пустыни.
   Но она не умерла. Он вытащил ее из самолета, из его  мертвой  хватки,  из
последних объятий законного супруга.

***

   - Почему ты так ненавидел меня?  -  шепчет  она  ему  в  Пещере  Пловцов,
превозмогая боль от ранений. У нее сломано запястье, раздроблены ребра. - Ты
вел себя безобразно. Как раз тогда Джеффри и начал подозревать  тебя.  Я  до
сих пор ненавижу это в тебе - уходить от реальной жизни в пустыню или бары.
   - Ты же оставила меня в парке Гроппи.
   - Потому что ты не хотел меня.
   - Потому что ты сказала, что это убьет  твоего  мужа.  Ведь  вот,  так  и
случилось.
   - Сначала ты убил меня, ты убил во мне  все.  Поцелуй  меня,  пожалуйста.
Хватит защищаться. Поцелуй меня и назови меня по имени.
   Их тела встретились, вместе с их запахами, в безумном  желании  забраться
под эту тонкую оболочку плоти языком или зубами, как  будто  они  могли  там
ухватиться за характер, за норов и во время слияния выдернуть его  прочь  из
души партнера раз и навсегда.
   Сейчас ее руки не посыпаны тальком, а бедра не смочены розовой водой.
   - Ты думаешь, что ты борец с предрассудками, но это  не  так.  Ты  просто
отступаешь от того, что не можешь иметь,  или  находишь  замену.  Если  тебе
что-то не удается, ты отворачиваешься и переключаешься на другое занятие. Ты
неисправим. Сколько женщин у тебя было? Я ушла от тебя, ибо поняла,  что  не
смогу тебя изменить. Иногда ты стоял в комнате такой тихий, такой  спокойный
и молчал, как будто самым большим предательством по отношению  к  себе  было
приоткрыть еще один лучик, еще один уголочек своего характера.
   Мы разговаривали в Пещере Пловцов.  Мы  были  на  расстоянии  всего  двух
градусов широты от Куфры, которая могла дать нам безопасность.
   Он замолкает  и  протягивает  руку.  Караваджо  кладет  в  темную  ладонь
таблетку морфия, и она исчезает во рту пациента.

***

   Я пересек пересохшее озеро и пошел к оазису Куфра, сгорая днем от жары, а
ночью замерзая от холода. Геродота я оставил с ней, в пещере.  А  через  три
года, в сорок втором, я нес ее тело  на  руках,  словно  доспехи  рыцаря,  к
спрятанному самолету.

***

   В пустыне средства к выживанию спрятаны под землей - пещеры  троглодитов,
вода, которая прячется в растении, оружие, самолет. На долготе 25, широте 23
я начал копать, разгребая брезент, и постепенно из  песка  появился  самолет
Мэдокса. Это происходило ночью, но даже в холоде я покрывался потом. Я  взял
керосиновый фонарь, поднес его к ней  и  присел  рядом.  Двое  любовников  в
пустыне - под звездным или лунным светом, я уже не помню. Где-то далеко была
война.
   Самолет постепенно вырастал из песка. У меня не было еды, и я  обессилел.
Брезент был таким тяжелым, что я не мог его выкопать и просто разрезал его.
   Утром, поспав часа два, я взял ее на руки и посадил  в  кабину.  Я  завел
мотор,  и  тот  огласил  пустыню  своим  рокотом.  Мы  тронулись,  а   затем
заскользили в небо. С опозданием в три года.

***

   Он молчит. Глаза смотрят в одну точку.
   Он теперь видит самолет. Медленно, с усилием машина отрывается от  земли,
мотор пропускает обороты, как иголка стежки. После  стольких  дней  молчания
трудно терпеть этот шум. Из ее блузки вылезла ветка акации.  Сухая  веточка.
Сухие косточки. Он смотрит вниз и видит, что горючее  намочило  его  колени.
Как высоко он над землей? Как низко он в небе?
   Шасси едва не задевает верхушку  пальмы,  он  направляет  самолет  вверх,
горючее разливается по сиденью, ее тело соскальзывает.  Искра  от  короткого
замыкания попадает на ветку на ее колене, и та загорается. Он  перетаскивает
любимую обратно на сиденье рядом с собой. Потом толкает обеими руками фонарь
кабины, но тот никак не поддается. Начинает бить его, наконец  разбивает,  и
горючее и огонь расплываются вокруг. Как низко он в небе? Она съеживается  -
прутики акации, листья, ветви, которые  когда-то  были  руками,  обвивавшими
его. Она медленно исчезает. Он чувствует на  языке  вкус  морфия.  В  темных
озерах его глаз отражается Караваджо. Он болтается вверх и вниз, как ведро в
колодце. Он чувствует, что его лицо в  крови.  Он  летит  на  прогнившем  от
старости самолете, брезентовая обшивка крыльев распарывается на ветру. Они -
мертвецы. Как далеко была та пальма? И  как  давно  это  было?  Он  пытается
вытащить ноги из разлитого огня, но они тяжелые. Он никак не может  вылезти.
Он вдруг состарился. Он устал жить без  нее.  Он  не  может  забыться  в  ее
объятиях и доверить ей охранять его сон.  У  него  никого  не  осталось.  Он
измучен не пустыней, а одиночеством. Уже нет Мэдокса.  Женщина,  которую  он
любил, превратилась в листья и ветви, а  сквозь  разбитое  стекло  фонаря  в
кабину заглядывает зияющая пасть неба пустыни.
   Он проскальзывает в ремни пропитанного бензином парашюта  и  вываливается
вниз,  но  ветер  резко  швыряет  его  тело  назад.  Потом  ноги   чувствуют
удивительную свободу, и он висит в  воздухе,  яркий,  как  ангел,  не  зная,
почему, пока не понимает, что горит.

***

   Хана слышит голоса в комнате английского  пациента  и  останавливается  в
коридоре, прислушиваясь.
   - Ну, как?
   - Отлично!
   - А теперь я попробую.
   - А, великолепно!
   - Это самое чудесное из изобретений.
   - Отличная находка, молодой человек.

***

   Войдя, она видит, что английский пациент и Кип передают друг другу  банку
сгущенки. Англичанин подносит банку ко рту и высасывает густую жидкость. Его
лицо сияет, а Кип кажется раздраженным,  когда  сгущенка  не  у  него.  Кип,
взглянув па Хану, наклоняется над его постелью, щелкая  пальцами  пару  раз,
забирая, наконец, банку из обгоревших рук.
   - Мы обнаружили еще одну черту, которая нас  сближает.  Мы,  оказывается,
оба любим сгущенку. Я всегда брал ее с собой в моих путешествиях по  Египту,
он - в Индии.
   - Вы когда-нибудь пробовали бутерброды со сгущенкой? - спрашивает сапер.
   Хана переводит взгляд с одного на другого. Кип заглядывает внутрь банки.
   - Я принесу еще одну, - говорит он и исчезает.
   Хана смотрит на пациента.
   - Мы с Кипом, как незаконнорожденные, - родились в одной стране, а местом
жительства выбрали другую. Всю жизнь пытаемся либо вернуться  обратно,  либо
уехать из своей страны насовсем. Хотя Кип  этого  сейчас  не  понимает.  Вот
поэтому мы так хорошо ладим.
   В кухне Кип пробивает пару дырок в свежей банке со сгущенкой своим ножом,
который, как ему кажется, будет теперь использоваться только в мирных целях,
и бежит по лестнице в комнату англичанина.
   - Вы, наверное, выросли не в Англии,  а  где-то  еще,  -  говорит  он.  -
Англичане так не пьют сгущенку.
   - Вы забываете, молодой человек, что я провел несколько лет в пустыне.  И
всему научился там. Все, что было у меня важного в жизни, произошло  там,  в
пустыне.
   Он улыбается Хане.
   - Один кормит меня морфием, другой  -  сгущенкой.  Мы  можем  разработать
сбалансированную  диету!  -  Он  поворачивается  к  Кипу.  -  Как  долго  вы
занимаетесь разминированием?
   -  Пять  лет.  Сначала  нас  обучали  в  Лондоне,  потом  наше   саперное
подразделение  обезвреживало  неразорвавшиеся  бомбы.  Потом  я  оказался  в
Италии.
   - А кто вас обучал?
   - Один англичанин в Вулвиче. Его считали странным.
   - Такие учителя - самые лучшие. Это не лорд ли Суффолк?  Кстати,  а  мисс
Морден там тоже была?
   - Да.
   Они разговаривают между собой, забыв, что Хана тоже находится  здесь.  Но
ей хочется услышать что-нибудь о его учителе. Как он опишет его?
   - Кип, а какой он был?
   -  Он   занимался   научными   исследованиями.   Он   был   руководителем
экспериментального  подразделения.  С  ним  всегда  были  мисс  Морден,  его
секретарша, и мистер Фред Хартс, его шофер. Мисс Морден записывала все,  что
он  говорил,  когда  обезвреживал  бомбу,  а  мистер  Хартс  подавал  нужные
инструменты. Он был великолепным человеком. Их  называли  "святой  троицей",
они никогда не расставались, так и погибли вместе. В одна  тысяча  девятьсот
сорок первом году. В Эрите.

***

   Она смотрит на сапера, который стоит, прислонившись к стене, одной  ногой
подпирая ее. На лице не отражаются ни печаль, ни какие-либо иные чувства.
   Ей это хорошо знакомо. Некоторые раненые умирали  у  нее  на  руках.  Она
помнит, как в Анжиари она поднимала  еще  живых  солдат,  которые  были  уже
изъедены червями. В Кортоне она давала последнюю сигарету молодому парнишке,
у которого оторвало руки. И нельзя было расслабляться. Она продолжала делать
свое дело, а все свои чувства спрятала глубоко. И очень легко было  сойти  с
ума, став служанками войны, одетыми  в  желто-кремовые  халаты  с  костяными
пуговицами.
   Она смотрит на Кипа, упершегося затылком в стену, и понимает, почему  его
лицо ничего не выражает. Ей это хорошо знакомо.

VII
На своем месте
Уэстбери, Англия, 1940

   Кирпал Сингх
стоял на том месте, где на настоящей лошади должно лежать седло. Сначала  он
просто встал на спину этой "лошади", затем помахал тем, кого  не  видел,  но
знал, что они наблюдают за ним. Лорд Суффолк смотрел на  него  в  бинокль  и
увидел, как молодой человек приветственно поднял руки.
   Затем он спустился вниз, в середину силуэта огромной лошади, врезанного в
склон одного из белых известковых холмов Уэстбери. Теперь  сикх  был  просто
темной фигуркой, на меловом фоне издали заметить разницу  между  цветом  его
смуглой кожи и  хаки  военной  формы  невозможно.  Если  же  подрегулировать
резкость в бинокле, лорд Суффолк  мог  увидеть  на  плече  Сингха  малиновую
нашивку, что означало  его  принадлежность  к  саперному  батальону.  Отсюда
наблюдателям казалось, будто он меряет большими шагами карту,  вырезанную  в
форме гигантского животного. На самом же деле  Сингх  думал  только  о  том,
чтобы не упасть, медленно скользя по склону неровной известковой скалы.
   За ним с рюкзаком через плечо медленно спускалась мисс  Морден,  опираясь
на сложенный зонтик. Остановившись метра на три  выше  контура  лошади,  она
раскрыла зонтик и примостилась под его тенью. Затем достала свои блокноты  и
приготовилась записывать.
   - Вы меня слышите?
   - Да, все отлично.
   Она вытерла об юбку  испачканные  мелом  руки  и  поправила  очки.  Затем
бросила взгляд вдаль и так же, как Сингх до этого, помахала рукой тем,  кого
сейчас не было видно.
   Сингху она нравилась.  Ведь  это  была,  пожалуй,  первая  англичанка,  с
которой он по-настоящему разговаривал после  того,  как  приехал  в  Англию.
Большую часть времени он провел в казармах в Вулвиче, где общался  только  с
другими индийцами  и  английскими  офицерами.  Конечно,  он  разговаривал  с
официантками в солдатской столовой, но все общение там состояло из двух-трех
фраз, не более.
   В семье он был вторым сыном. Старший сын должен пойти на военную  службу,
средний - стать врачом,  а  младший  -  бизнесменом.  Такова  была  семейная
традиция. Но война изменила все планы. Начался призыв в армию, и  в  составе
полка из сикхов  Кирпал Сингх
попал в Англию.
   Через несколько месяцев подготовки в Лондоне он записался добровольцем  в
инженерное  подразделение,  которое  создавалось,  чтобы   обучать   саперов
обезвреживанию невзорвавшихся бомб и бомб замедленного действия.  Инструкция
1939 года казалась наивной:
   "Министерство внутренних  дел  несет  ответственность  за  невзорвавшиеся
бомбы, передавая отделениям противовоздушной обороны полномочия по изъятию и
транспортировке таких бомб в безопасные  места,  где  военнослужащие  должны
подрывать их согласно всем правилам".
   И так обстояли дела до 1940 года, когда ответственность за обезвреживание
бомб передали Военному министерству, а это значило - Королевским  инженерным
войскам.  Было  создано  двадцать  пять   саперных   взводов.   Не   хватало
специалистов  по  обучению,  не  было  пока  еще  речи  и  про   специальное
оборудование (а кто знал, каким  оно  должно  быть?),  будущие  саперы  были
вооружены только молотками, зубилами и инструментами,  предназначенными  для
ремонта дорог.
   "Бомба состоит из следующих частей:
   1. Контейнер, или корпус.
   2. Взрыватель, или запал.
   3. Запальный заряд, или стакан-детонатор.
   4. Основной заряд высокой взрывной силы.
   5. Дополнительные монтажные устройства."
   Восемьдесят процентов бомб, сбрасываемых тогда на Англию, были  обычными,
тонкостенными бомбами весом от сорока до пятисот килограммов. Бомба весом  в
тонну называлась "Германн" или "Эсау", а двухтонная - "Сатана".

***

   После многочасовых занятий Кирпал Сингх  так  и  заснул,  с  чертежами  и
схемами в  руках.  Ему  снилось,  будто  он  вошел  в  лабиринт  цилиндра  и
пробирался мимо пикриновой кислоты, стакана-детонатора и конденсаторов, пока
не дошел до взрывателя, который сидел глубоко, в самом сердце бомбы.  И  тут
он внезапно проснулся.
   Когда бомба достигает цели,  удар  о  препятствие  вызывает  срабатывание
тремблера и затем капсюля-воспламенителя  во  взрывателе.  Оттуда  луч  огня
передается в стакан-детонатор, заставляя пентритовое вещество  детонировать.
Тогда начинает свою работу пикриновая кислота. Она-то и  принуждает  главное
содержимое контейнера - тринитротолуол в  смеси  с  алюминиевым  порошком  и
другими компонентами - взрываться. Это путешествие от  тремблера  до  взрыва
длится доли секунды .
   Самыми опасными бомбами были те, которые сбрасывали с низкой высоты.  Они
не взрывались в воздухе. И силы удара о препятствие не хватало  для  запуска
"адской машины" в действие. Такие бомбы лежали в городах и полях и  спокойно
дремали, пока кто-нибудь не замыкал контакты тремблера: либо фермер  палкой,
либо колесо машины, либо мячик, который отскакивает о г  корпуса,  -  и  вот
тогда они взрывались.
   Сингха  вместе  с  другими  добровольцами  перевезли   на   грузовике   в
расположение экспериментального подразделения, в  Вулвич.  Это  было  время,
когда количество несчастных случаев  от  небрежного  и  неквалифицированного
обращения с невзорвавшимися бомбами катастрофически  росло  по  сравнению  с
количеством таких бомб. В 1940 году, когда Франция пала, и Англия  оказалась
на осадном положении, ситуация еще ухудшилась.
   К  августу  начался  "блицкриг",  и  за   один   месяц   появились   2500
невзорвавшихся бомб, которые требовалось обезвреживать. Перекрывали  дороги,
эвакуировали фабрики. К сентябрю количество таких бомб  достигло  уже  3700.
Было создано еще сто новых саперных подразделений. Как "работали" эти бомбы,
однако,  во  многом  оставалось  неясным.  Срок   жизни   саперов   в   этих
подразделениях не превышал десяти недель.
   "То было героическое время  обезвреживания  бомб,  период  индивидуальной
отваги, когда в экстренных ситуациях, без достаточных знаний и  оборудования
люди шли на фантастический риск, на подлинное самопожертвование... Вместе  с
тем это было героическое время, когда главные герои оставались в  тени,  ибо
их действия не предавались широкой  огласке  по  соображениям,  связанным  с
обеспечением безопасности. Было очевидно, что такие сообщения могли раскрыть
противнику  истинное  положение  дел  в  нашей  борьбе  с   неразорвавшимися
бомбами."

***

   Кирпал Сингх сидел впереди рядом с мистером Хартсом, а мисс Морден и лорд
Суффолк - сзади. Они ехали на знаменитой машине марки "Хамбер"  цвета  хаки.
Крылья автомобиля были выкрашены в ярко-красный цвет,  как  у  всех  средств
передвижения, приданных саперным подразделениям, а  для  ночных  поездок  на
левой боковой фаре смонтирован синий светофильтр.
   Два  дня  назад  подорвался  мужчина,  который  проходил  неподалеку   от
знаменитой "лошади"  в  известковых  холмах  Дауне  . Когда саперы приехали на место, то обнаружили, что еще
одна бомба находится в самом