более семи раз с  разной
степенью пристрастия, и все-таки ответственные лица не до конца были уверены
в правдивости показаний немца. Тем временем все из города были эвакуированы.
Полуживые дети и старики, беременные женщины, те, кого  вытащили  из  пещер,
животные, автомобили  на  ходу,  раненые  солдаты  из  госпиталей,  пациенты
сумасшедшего дома, священники, монахи и монахини. К вечеру 22  октября  1943
года в городе осталось только двенадцать саперов.
   Электричество должны были включить в три часа следующего  дня.  Никто  из
саперов раньше не оказывался в абсолютно пустом городе,  и  это  были  самые
странные и волнующие моменты в их жизни.

***

   По вечерам над Тосканой прокатываются грозы. Молния может ударить в шпиль
любого  строения  или  в  любой  металлический  предмет,   выступающий   над
поверхностью земли. Около семи вечера Кип обычно возвращается  на  виллу  по
желтой дороге, обсаженной кипарисами. Как раз в это время и начинается гроза
(если она начинается), согласно средневековому опыту.
   Кажется, ему нравятся такие устойчивые  во  времени  события,  к  которым
можно привыкнуть. Хана и Караваджо замечают его фигуру еще издали, когда  он
останавливается, чтобы посмотреть на долину и определить, настигнет  ли  его
дождь. Они возвращаются в дом. Кип продолжает восхождение по дороге, которая
медленно сворачивает направо, а потом столь же  неторопливо  налево.  Слышен
хруст его ботинок по гравию. Порывы ветра догоняют его и бьют  по  кипарисам
так, что те склоняются, дотрагиваясь веточками до рукавов его рубашки.
   Следующие десять минут он идет, не будучи уверенным в том, что  останется
нынче сухим. Он услышит дождь до того, как почувствует на себе его  влагу  -
звук капель, падающих на сухую  траву,  на  листья  оливковых  деревьев.  Но
сейчас пока только дует свежий ветер с холмов, предвестник грозы.
   Если дождь обрушивается на него прежде, чем он  дошагает  до  виллы,  Кип
продолжает идти с той же скоростью, накрыв себя и свой  мешок  прорезиненной
плащ-накидкой.
   Уже очутившись в своей палатке, он слышит раскаты грома. Резкий треск над
головой, потом удаляющийся в горы звук,  похожий  на  грохот  колес  телеги.
Внезапно по стенке палатки проскальзывает  отблеск  молнии,  словно  полоска
солнечного света, даже, как ему всегда кажется, ярче, чем солнце, скорее это
вспышка фосфора, нечто искусственное, похожее на то слово, которое он слышал
на занятиях и  по  радио,  -  "ядерный".  В  палатке  он  раскручивает  свой
промокший головной убор, сушит волосы и заматывает новый тюрбан на голове.
   Гроза идет со  стороны  Пьемонта   к югу и на восток.
   Молнии падают на пирамидальные крыши  маленьких  альпийских  часовен,  на
стенах которых  высвечиваются  картины,  изображающие  остановки  Христа  на
крестном пути или таинства молитвы по четкам. В городках  Варезе  и  Варалло
фигуры терракотового цвета больше человеческого роста, вырезанные  в  1600-е
годы, на мгновения оживают, представляя  библейские  сцены.  Связанные  руки
истерзанного Христа оттянуты назад,  плеть  опускается  на  его  тело,  лает
собака; в другой часовне трое римских  солдат  поднимают  распятие  выше,  к
нарисованным облакам.
   Вилла Сан-Джироламо, расположенная там, где она  простояла  уже  не  одно
столетие, тоже, как повторялось в эти века не одну тысячу раз, принимает  на
себя блеск молнии: темные коридоры, комната английского пациента, кухня, где
Хана разводит огонь, разрушенная снарядом часовня - все внезапно  озаряется,
не оставляя теней. Кип уверенно идет  под  деревьями  сада  в  такую  грозу:
опасность быть убитым молнией трогательно мала по  сравнению  с  опасностью,
которой он подвергается каждый день. Наивные католические образы  из  храмов
на склонах холмов, которые он видел, все еще с ним  в  полумраке,  когда  он
считает секунды между ударами молнии  и  грома.  Возможно,  эта  вилла  тоже
похожа на картину, которую освещают грозовые вспышки, но  это  действительно
живая картина: четыре человека в совершенно разных фазах своих личных  путей
от начала к концу земного  срока,  по  прихоти  судьбы  оказавшиеся  вместе,
считающие эту войну более чем нелепостью.

***

   Перед двенадцатью саперами стояла задача прочесать город.  Всю  ночь  они
вламывались  в  закрытые  и  залезали  в  открытые  подвалы,  спускались   в
канализационные люки в поисках проводов,  ведущих  ко  взрывателям,  которые
могли быть  связаны  с  центральными  генераторами.  Все  двенадцать  должны
закончить свое дело и  уйти  в  два  часа,  за  час  до  того,  как  включат
электричество.
   Сейчас эта дюжина владеет всем городом. Каждый в своем районе. Один  -  у
генератора. Другой -  у  водохранилища,  ныряет  раз  за  разом  к  плотине:
эксперты почти согласились между собой в оценке тяжести разрушений,  которые
могут быть вызваны  внезапным  наводнением,  если  взорвется  дамба.  Тишина
пугала и лишала спокойствия. Из живого мира  они  слышали  лишь  лай  собак,
своевольно оставшихся  на  улицах  и  во  дворах,  да  пение  птиц,  которое
доносилось из окон отдельных домов. Когда придет время, Кип войдет в одну из
таких комнат с птицей. Хоть какое-то  живое  существо  в  этом  вакууме.  Он
проходит мимо Национального археологического музея,  где  находятся  остатки
Помпеи  и  Геркуланума.  Он  видел  там  древнюю  собаку,   замурованную   в
окаменевшем белом вулканическом пепле.
   К его левому предплечью привязан саперный фонарь, который включен, и  это
единственный свет на Страда Карбонара. Он устал от этого ночного поиска,  но
теперь уже оставалось немного.  У  каждого  сапера  есть  радиофон,  но  они
договорились пользоваться им только в экстренных случаях. Больше всего  Кипа
утомляет тишина в пустых дворах и молчаливые сухие фонтаны.
   В час дня он направляется к церкви Сан-Джованни, где, как он знает,  есть
часовня Молитвы по Четкам. Несколько суток назад, когда  молнии  то  и  дело
наполняли темный город ярким светом, он проходил через нее и видел  огромные
фигуры, как живые. Ангел и женщина в спальне. После вспышки молнии темнота в
очередной раз скрыла эту сцену,  и  он  посидел  на  скамье,  ожидая  нового
открытия, но его не последовало.
   Сейчас он проникает в тот угол церкви, поближе  к  терракотовым  фигурам,
лица у которых имеют цвет кожи белого человека.  Сцена  изображает  женщину,
беседующую в спальне с ангелом. Из-под просторного  голубого  чепца  женщины
выбиваются темные локоны, пальцы левой руки  приложены  к  груди  почти  под
самым горлом. Приблизившись к фигурам, Кип  осознает,  что  они  значительно
больше человеческого роста. Головой он  достает  только  до  плеча  женщины,
сидящей па  кровати.  Поднятая  рука  ангела  простирается  едва  ли  не  до
пятиметровой  высоты.  И  все  же  для  Кипа  это  компания.  Это  обитаемое
помещение,  и  он  вступает  в  разговор  с  дивными   созданиями,   которые
представляют сюжет о человечестве и небесах.
   Он стягивает мешок с плеча и смотрит на кровать. Он бы, право, полежал на
ней, но смущает присутствие ангела. Он уже обошел тело небесного посланца  и
заметил пыльные лампочки, прилаженные к его спине под  темными  крыльями,  и
знает, что, помимо собственной воли, не уснет спокойно  в  присутствии  этих
электролампочек. Из-под кровати выглядывают три пары домашних  тапочек,  что
не ускользнуло из замысла автора этой сцены.
   Время около часа сорока минут.
   Он расстилает плащ-накидку на полу, под голову кладет мешок, умяв  его  в
форму, близкую к плоской подушке, и ложится па гладкость камня. В детстве  в
Лахоре он всегда спал на коврике на полу своей спаленки. По правде говоря, и
здесь, на Западе, он так и не привык спать на кровати.  Соломенный  тюфяк  и
надувная подушка - вот его постельные  принадлежности  в  палатке  на  вилле
Сан-Джироламо; а в Англии, у лорда Суффолка, он задыхался,  утопая  в  плену
мягких матрасов, и не мог заснуть, пока не вылезал оттуда и  не  ложился  на
ковре.
   Он растягивается вдоль огромной кровати. Туфли тоже большего размера, чем
у обычных людей. Такие, должно быть, носили мужеподобные амазонки.  Над  его
головой - правая рука женщины. Над  ногами  ангел.  Скоро  один  из  саперов
подключит электричество к городской сети,  и  если  Кирпалу  Сингху  суждено
взорваться, он уйдет туда не один, а в компании этой женщины и  ангела.  Или
они умрут, или будут жить вечно. Он больше ничего не в  силах  изменить.  Он
всю ночь искал ящики  с  динамитом  и  часовые  механизмы  взрывателей.  Или
обломки этих стен сомкнутся над ним  в  безобразную  пыльную  кучу,  или  он
пройдет по улицам города, освещенным электричеством. Как бы то ни  было,  он
нашел эти две прекрасные фигуры, сделанные с  любовью,  навевающие  мысль  о
прародителях, и может отдохнуть под аккомпанемент их безмолвной,  беззвучной
беседы.
   Положив руки за голову, он  заметил  в  лице  ангела  жесткость,  которую
раньше не ощущал. Обманывает белый цветок в руке ангела. На самом деле  этот
ангел - тоже воин. Подумав так, Кип закрыл глаза и сдался во власть сна.

***

   Он спит, развалившись, со  спокойной  улыбкой  на  лице,  словно  поверив
наконец, что может позволить себе такую роскошь. Ладонь левой руки лежит  на
каменном  полу.  Цвет  тюрбана  перекликается  с  цветом  белого  кружевного
воротника на шее Девы Марии.
   Маленький сапер-индиец в английской военной форме лежит у ее ног, рядом с
тремя парами домашних туфель. Кажется, время здесь остановилось.  Каждый  из
них выбрал удобную  позицию,  чтобы  забыть  о  времени.  Так  другие  будут
вспоминать нас. Спокойно улыбающихся, когда мы  доверяем  своему  окружению.
Две фигуры с Кипом у их ног будто обсуждают его  судьбу.  Терракотовая  рука
поднята  в  жесте  исполнения,   обещания   большого   будущею   для   этого
солдата-иностранца, спящего, как ребенок. И  все  они,  трое,  почти  готовы
прийти к решению и согласию.
   Под тонким слоем пыли лицо ангела светится мощью и радостью. К его  спине
приделаны шесть лампочек, двух из которых уже  нет.  Но,  несмотря  на  это,
происходит чудо,  и  электричество  подсвечивает  его  крылья,  так  что  их
красный, синий и золотой цвета, словно позаимствованные у  горчичных  полей,
оживают в этот послеполуденный час.

***

   Где бы теперь ни находилась Хана, она чувствует, что в будущем Кип  уйдет
из ее жизни Она постоянно думает об этом.
   Дорога, по которой он уходит от нее, началась, когда он превратился среди
них в молчаливый камень. Хана хорошо помнит все  детали  того  августовского
дня: каким было небо,  предметы,  которые  лежали  на  столе  перед  ней,  и
надвигалась новая гроза.
   Она видит его в поле, видит, как он сдавил голову  руками,  но  понимает,
что это не от боли, а чтобы плотнее прижать наушники. Он в сотне  метров  от
нее, на нижнем поле, и вот она слышит его громкий крик. Впервые, как  и  все
остальные обитатели виллы: ведь до того дня он  ни  разу  не  позволил  себе
повысить голос в разговоре с любым из них.
   Он падает на колено, словно хочет завязать шнурок. Некоторое время  сидит
так, потом медленно встает и  зигзагами  идет  к  своей  палатке,  входит  и
закрывает за собой полог. Раздается сухой треск  грома,  и  она  видит,  как
посинели кисти и предплечья ее рук.
   Кип появляется из палатки с автоматом. Он решительно идет в здание  виллы
Сан-Джироламо, проносится мимо Ханы, словно металлический шарик, катящийся в
лунку, устремляется в дверь, по ступенькам, перепрыгивая через  три,  тяжело
дыша, стуча ботинками на лестнице, потом но коридору. Она сидит за столом  в
кухне, перед  ней  книга,  карандаш,  все  как  бы  застыло  и  потемнело  в
предгрозовом свете.
   Он врывается в спальню пациента и останавливается у его кровати.
   - Привет, сапер.
   Он держит автомат на груди, ремень натянут через согнутую руку.
   - Что там происходит?
   Кип смотрит с осуждением, он словно отделился оn этого мира, по  смуглому
лицу катятся слезы. Дернувшись, он стреляет в старый фонтан на  стене  (гипс
рассыпается  по  кровати),  затем  поворачивается  и  наводит   автомат   на
англичанина. Он начинает дрожать, потом пытается собраться.
   - Опусти автомат, Кип.
   Он резко откидывается к стене и перестает  дрожать.  В  воздухе  все  еще
кружится пыль от выстрела.
   - Все эти последние месяцы я сидел вот здесь, у изножия вашей кровати,  и
слушал вас, дяденька. И в детстве я делал то же самое,  впитывая  все,  чему
меня учили старшие люди,  и  веря,  что  когда-нибудь  смогу  применить  эти
знания, слегка изменяя их или даже  дополняя  собственным  опытом,  и  смогу
передать их кому-то другому.
   Я вырос в стране, где соблюдают традиции, а позднее был вынужден  гораздо
чаще сталкиваться с традициями вашей страны и  привык  к  ним.  Ваш  хрупкий
белый остров Старинное название Англии - Альбион - происходит от  латинского
слова "алба" (белый), отображающего цвет меловых скал Дувра, обрывающихся  в
пролив Па-де-Кале, через который  проще  всего  попасть  на  этот  остров  с
европейского континента> своими традициями, манерами, книгами, префектами  и
логикой так или иначе изменил остальной мир. Вы  хотите  точного  соблюдения
правил понедения. Я знал: если возьму чашку не теми пальцами, меня прогонят.
Если не правильно завяжу галстук, меня проигнорируют.  Что  дало  вам  такую
силу? Может, корабли? А может, как говорил мой брат,  то,  что  у  вас  были
писаная история и печатные машины?
   Сначала  вы,  а  потом  американцы  обратили  нас  в  свою  веру   своими
миссионерскими правилами. И солдаты-индийцы  умирали,  как  герои,  и  могли
считаться "полноценными". Вы ведете войны, словно играете в крикет. Как  вам
удалось одурачить нас и втянуть в это? Бог... послушайте, что вы сделали...
   Он бросает автомат на  кровать  и  подходит  к  англичанину.  Детекторный
приемник свисает с пояса. Отстегнув его, он надевает наушники на  обгоревшую
голову пациента. Тот морщится от боли, но сапер не обращает на это внимания.
Затем он возвращается и берет автомат. Он видит Хану у двери.
   Они сбросили бомбу, а потом еще одну. Хиросима и Нагасаки.
   Он  поворачивает  дуло  к  окну.  Ястреб  в  небе  над  долиной  как   бы
преднамеренно попадает в прицел его автомата.
   Он закрывает глаза, и перед ним встают азиатские  улицы,  объятые  огнем.
Огонь катится по городу жарким ураганом, сжигая его,  словно  бумажный  лист
карты, испепеляя тела на своем пути, которые тенью исчезают в воздухе.
   Он снова содрогается, будто в ознобе  тропической  лихорадки,  от  такого
"мудрого достижения" Запада.
   Он наблюдает за английским пациентом, который внимательно слушает то, что
говорят в наушниках. Прицел автомата движется по его носу, ниже,  к  адамову
яблоку, несколько выше ключиц. Кип задерживает дыхание.  Рука  тверда,  цель
выверена точно.
   Тогда англичанин переводит взгляд на него.
   - Сапер.
   В этот момент в комнате появляется Караваджо и  направляется  к  ним,  но
приклад, летя по дуге, толкает его в грудь, как тяжелый удар лапы  зверя.  А
потом, завершая движение, которому его обучили в казармах  Индии  и  Англии,
Кип снова берет в прицел шею обгоревшего человека.
   - Кип, давай поговорим.
   Но его лицо заострилось и затвердело. Сдерживая слезы и ужас,  он  глядит
вокруг, на людей рядом, в другом  свете.  Наступит  ночь,  будет  туман,  но
темные глаза молодого воина не выпустят нового обнаруженного врага  из  поля
зрения.
   - Мой брат говорил мне.  "Никогда  не  забывай  о  Европе".  Он  говорил:
"Никогда не подставляй ей спину. Дилеры. Вербовщики. Картографы. Никогда  не
доверяй европейцам. Никогда не здоровайся с ними". Но мы... О, нас так легко
увлечь! Мы поддались на ваши речи, награды и  церемонии.  Что  я  делаю  эти
последние годы? Отрезаю  провода,  обезвреживаю  дьявольские  штуки.  Зачем?
Чтобы это случилось?
   - Что случилось? Господи, да скажи же нам, наконец!
   - Я оставлю вам радио, где вам будет преподан урок истории. Не  двигайся,
Караваджо. Все эти  высокопарные  речи  королей,  королев  и  президентов...
абстрактные рассуждения о цивилизации и о коричневой чуме, которая ей  якобы
больше не угрожает. А вы послушайте, чем  это  пахнет.  Послушайте  радио  и
почувствуйте торжество в интонациях... В моей стране,  когда  отец  нарушает
справедливость, вы должны его убить.
   - Ты не знаешь, кто и в  чем  сейчас  конкретно  виноват.  Ты  не  должен
осуждать этого мужчину. Разве ты знаешь доподлинно, кто он такой?..
   Сапер держит в прицеле автомата шею  пациента,  потом  приподнимает  дуло
чуть-чуть - теперь оно направлено на глаза.
   - Сделай это, Кип, - говорит Алмаши.
   Взгляд сапера встречается со взглядом пациента в этой полутемной комнате,
которая заполнилась событиями, происходящими в мире.
   Лежащий кивает.
   - Сделай это, - спокойно повторяет он.
   Кип разряжает автомат и ловит патрон, когда тот  начинает  падать.  Потом
бросает оружие на кровать,  словно  змею,  у  которой  забрали  яд.  Боковым
зрением он видит Хану.
   Обгоревший человек медленно стягивает наушники с черной головы  и  кладет
их перед собой. Потом поднимает левую руку, выдергивает слуховой  аппарат  и
бросает его на пол.
   - Сделай это. Кип. Я ничего не хочу больше слышать.
   Он закрывает глаза и уплывает в темноту, подальше от этой комнаты.
   Сапер прислоняется к стене, руки сложены, голова опушена вниз.  Караваджо
слышит, как он дышит, быстро и тяжело;  шум  воздуха  в  ноздрях  напоминает
работу поршня.
   - Он же не англичанин.
   - Какая разница  -  американец  или  француз,  мне  наплевать.  Когда  вы
начинаете бомбить желтую расу, вы англичане. У вас  был  король  Леопольд  в
Бельгии, а теперь появился этот проклятый Гарри Трумэн в  США.  А  всему  вы
научились у англичан.
   -  Нет.  Он  ни  при  чем.  Это  ошибка.  Из  всех  людей  он,  возможно,
единственный, кто тебя понимает.
   - Он скажет, что и это не имеет значения, - говорит Хана.
   Караваджо сидит на стуле. Ему вдруг  приходит  в  голову  мысль,  что  он
всегда  сидит  на  этом  стуле.  В  комнате  слышится  скрежет  детекторного
приемника, голос диктора все еще что-то говорит. Дэвид не может  повернуться
и посмотреть на сапера или на расплывчатое пятно платья Ханы. Он знает,  что
молодой солдат прав. Они бы никогда не сбросили такую бомбу на белую нацию.
   Сапер  выходит  из  комнаты,  оставляя  Караваджо  и  девушку  у  кровати
пациента, оставляя этих троих в мире, где он больше не будет их часовым.
   "Когда пациент умрет, нам с Ханой придется вдвоем хоронить его."
   "Предоставь мертвым погребать своих мертвецов"  Он никогда до  конца  не  понимал,  что  значит  эта
фраза, эти несколько бессердечных слов  из  самой  главной  священной  книги
белых людей.
   Они похоронят все, кроме книги. Тело, простыни, его  одежду,  автомат.  И
скоро он останется только вдвоем с Ханой. И причиной тому - новость, которую
повторяют и обсуждают сейчас по радио. Ужасное событие, о  котором  сообщают
на коротких волнах. Новая война. Смерть цивилизации.

***

   Стоит тихая ночь. Он слышит отдаленные крики  ночных  птиц,  приглушенные
звуки крыльев, когда они летят над палаткой. Кипарисы  стоят  молча,  некому
шуметь в их листве. Безветрие. Кип лежит на спине, уставившись в темный угол
палатки. Когда он закрывает глаза, то видит пламя, людей, бросающихся в реки
и любые водоемы, чтобы избежать жары и огня, который за секунды сжигает все,
все, что есть у них и на них: одежду, кожу, волосы, даже воду, в которой они
спасаются. Эту замечательную бомбу привезли из-за океана на самолете -  луна
серебрила его крылья - и сбросили над зеленым азиатским архипелагом.
   Он ничего не ел и не пил, будучи не в  силах  проглотить  ни  крошки,  ни
капли. До наступления темноты он очистил палатку от всех предметов  военного
назначения,  от  саперного  инструмента,  сорвал  все   знаки   различия   с
собственной формы. Иную одеж