отребуется  какое-то
средство, чтобы забыть обо  всем,  пока  решается  новая  задачка.  Появится
детекторный приемник с громкой музыкой, и брезент  палатки  будет  ограждать
его от дождя в реальном мире.
   Но сейчас он словно сторожит какой-то проблеск вдалеке - похож ли тот  на
отражение молнии в облаке? Хартс, Морден и Суффолк погибли, остались  только
их имена.
   Он снова сконцентрировал взгляд на коробке взрывателя  и  начал  мысленно
поворачивать его, проигрывая все  логически  допустимые  возможности.  Потом
привел его опять в горизонтальное положение.
   Он открутил запальный стакан взрывателя, склонившись и прислонив  к  нему
ухо, чтобы услышать, царапнет  ли  медный  проводок.  Нет  даже  слабенького
щелчка. Стакан отделился от остальной части механизма в полной тишине.
   Он осторожно освободил лапки часового механизма и положил его  на  траву.
Затем взял трубку кармана взрывателя и уставился  на  нее  снова,  но  опять
ничего не увидел.
   Он уже собрался и ее положить на траву, но помедлил и еще  раз  посмотрел
на нее при ярком свете. Для глаз  ничего  особенного.  А  вес?  Никогда  бы,
право, и не подумал о весе, разгадывая секрет. Обычно все, что они делали, -
слушали или смотрели.
   Он осторожно повернул трубку, и вес скользнул к отверстию. Там был второй
запальный стакан. Отдельный блок. Он-то и обрекал на неудачу  любую  попытку
традиционного подхода к обезвреживанию такой бомбы.
   Он  вытряхнул  этот  стакан-детонатор  из   трубки   и   развинтил   его.
Бело-зеленая вспышка, щелчок - и второй  детонатор  мертв.  Он  положил  его
рядом с другими частями на траву. А сам пошел к джипу.
   - Там был второй детонатор, - пробормотал  он.  -  Мне  здорово  повезло,
когда удалось вытащить сразу все провода. Позвоните в штаб и  узнайте,  есть
ли еще такие бомбы.
   Он остался у джипа один, поставил скамейку  и  попросил,  чтобы  еще  раз
зажгли электрическую дугу. Склонился, взял три части -  часовой  механизм  и
два стакана - и положил их все на скамейку, в полуметре друг от друга.
   Ему было холодно, изо рта вырывался пар.
   Он поднял глаза. Вдали солдаты все еще извлекали взрывчатое  вещество  из
корпуса бомбы.
   Он быстро написал  несколько  фраз  на  листке  и  передал  его  офицеру.
Конечно, тот ничего не понял в записях сразу, но, если с Сингхом  что-нибудь
случится, у них по крайней мере будет информация.
   "Если солнечные лучи освещают комнату, в которой горит огонь,  он  станет
невидимым." Он любил лорда Суффолка и его странные  изречения,  которые  тот
иногда выдавал слушателям. Но сейчас его здесь не было, вся  ответственность
лежала на Сингхе. Это означало, что он и только он может разобраться в новой
конструкции бомб, и от него зависела жизнь целого города. И такое же чувство
ответственности было у лорда Суффолка - он  это  понял  сейчас.  Именно  оно
выработало необходимость записывать все подробно, когда  он  "колдовал"  над
новой бомбой. Его никогда не интересовала борьба за  власть.  Он  чувствовал
себя неуютно в кабинетном обсуждении  планов  и  решений,  зная,  что  может
провести разведку и найти разгадку in situ.
   Когда реальность того, что лорда Суффолка нет в живых, дошла  до  Кирпала
Сингха, он попрощался с Англией и, снова записавшись в равнодушную к  именам
машину армии, через некоторое время оказался на транспортном военном корабле
"Макдональд", который вез сотню саперов на Апеннинский Полуостров. Здесь они
в основном занимались не бомбами, а наводили мосты, расчищали заминированные
территории, устанавливали рельсы  для  военной  техники.  Остаток  войны  он
провел там. Мало кто помнил сикха, который был в батальоне  лорда  Суффолка.
Через год этот батальон расформировали и забыли целиком.  Лейтенант  Блэклер
был единственным, кто продвинулся по службе благодаря своему таланту.
   Но в ту ночь, когда Сингх ехал мимо Левисхэма и Блэкхита по направлению к
Эриту, он вдруг почувствовал, что в нем больше, чем в любом  другом  сапере,
сконцентрировано знание лорда Суффолка. Он должен стать его преемником.
   Он все еще стоял у грузовика, когда услышал свист, который  означал,  что
электрическую дугу скоро выключат.
   В  течение  ближайших  тридцати  секунд  металлический  свет  прожекторов
сменился зеленовато-желтым  от  фар  грузовика.  Еще  одна  бомбежка.  Когда
услышат, что летят самолеты, то и эти, менее мощные огни,  будут  выключены.
Он сел на пустой бак от горючего, глядя на три компонента, которые достал из
250-килограммовой бомбы типа SC, слушая шипение фар вокруг.
   Он сидел, наблюдал и ждал, когда прозвучит щелчок. Метрах в пятидесяти от
него молча  стояли  другие  мужчины.  Он  знал,  что  сейчас  он  -  король,
хозяин-кукловод и может приказать принести все,  что  ему  захочется:  ведро
песка или фруктовый пирог; и эти мужчины, которые никогда бы не подошли и не
заговорили с ним в переполненном баре, будучи в увольнении,  сейчас  сделали
бы все, что он пожелает.
   Такое было непривычно  для  него.  Словно  ему  вручили  костюм  большого
размера, в который он мог завернуться, а рукава волочились бы  сзади.  И  он
знал, что ему это не понравилось бы. Он привык быть  незаметным.  В  Англии,
когда  он  жил  в  разных  казармах,  соседи  его,  как  правило,  полностью
игнорировали,  и  он  свыкся  со  своей  изолированностью,  отстраненностью.
Самоуверенность  и  замкнутость,  будто  он  являлся  единственным  в   мире
хранителем какого-то важного секрета, которые Хана открыла в нем  позже,  не
были результатом  его  профессиональной  деятельности  в  качестве  простого
сапера во время итальянской кампании. То был скорее результат его пребывания
в Европе в качестве безымянного представителя другой расы, части  невидимого
мира. Он выработал защитную реакцию, доверяя только тем,  кто  подружился  с
ним.
   Но в ту ночь в Эрите он знал, что держит ниточки, которыми мог  управлять
всем  и  всеми  вокруг,  словно  марионетками,  не  обладающими  его  особым
талантом.
   Через несколько месяцев он отбыл в Италию, упаковав свой мешок и  взяв  с
собой тень лорда Суффолка; почему-то при этом он ощущал  свою  похожесть  на
того мальчика в зеленом костюме, которого  видел  впервые  в  рождественском
спектакле. Тогда лорд Суффолк и мисс Морден предложили ему сходить в  театр.
Он выбрал "Питера Пэна", и они, ни слова  не  говоря,  молча  согласились  и
пошли вместе с ним на эту детскую пьесу...
   Подобные воспоминания бродили тенями вокруг, когда он лежал в  палатке  с
Ханой в этом маленьком городке на холмах в Италии.
   Эти воспоминания были слишком дороги для него, и оттого  раскрывать  свое
прошлое или свои черты характера было бы чересчур щедрым жестом.  Точно  так
же он не считал возможным спросить ее напрямую, почему она предпочла  именно
его. Он любил ее с той же силой, с которой любил тех трех странных англичан.
Он ел с ними за одним столом. Видел, как  они  наблюдали  его  восхищение  и
удивление, когда мальчик в зеленой одежде высоко поднял  руки  и  полетел  в
темноту над сценой, возвращаясь к маленькой девочке, которая жила в  обычной
семье, чтобы научить ее летать тоже.
   А там, в темноте Эрита, он прекратит работу, как  только  послышится  гул
самолетов и  один  за  другим  погасят  огни.  Он  будет  сидеть  во  мраке,
наклонившись вперед и приложив ухо к тикающему механизму,  все  еще  сторожа
появление щелчков, пытаясь услышать их среди гула немецких бомбардировщиков.
   И потом случилось то, чего он ждал. Ровно через час таймер  сбросился,  и
взорвался ударный капсюль. Когда вы выкручивали  основной  запальный  стакан
взрывателя, освобождался невидимый  боек,  который  должен  был  привести  в
действие второй запальный стакан - ровно через час, когда  сапер  уже  будет
уверен в том, что бомба обезврежена.
   Эта новинка изменила всю технологию работ по обезвреживанию, производимых
союзниками. С этого дня в каждой бомбе замедленного действия  предполагалось
наличие второго запального стакана взрывателя.  Вывинчивание  только  одного
(первого) стакана теперь уже не гарантировало  факт  полного  обезвреживания
бомбы. Лучше всего было бы нейтрализовывать такие бомбы, не дотрагиваясь  до
взрывателя вообще.
   Кирпалу Сингху просто повезло. Он остался в  живых  благодаря  тому,  что
раньше, в освещении  электрических  дуг,  обнаружил  и  вытащил  смертельный
второй стакан из взрывателя бомбы-ловушки. В зеленовато-желтой  темноте  под
бомбежкой он наблюдал бело-зеленую вспышку размером с руку. С опозданием  на
один час.
   Он вернулся к офицеру и сказал: "Мне нужен еще  хотя  бы  один  такой  же
взрыватель, чтобы проверить свое предположение".
   Они опять зажгли вокруг него свет. В ту ночь он проверял новые взрыватели
в течение еще двух часов. Шестидесятиминутная задержка оказалась постоянной.
   Он провел в Эрите почти всю ночь. Проснулся утром уже в  Лондоне.  Он  не
помнил, как его  отвезли  назад.  Он  встал,  подошел  к  столу  и  принялся
набрасывать чертеж: запальные стаканы,  детонаторы,  всю  схему  ZUS-40,  от
взрывателя до колец блокировки. Затем он  нанес  на  рисунок  все  возможные
направления работы  по  обезвреживанию.  Каждая  линия  была  четкой,  текст
написан ясно и конкретно, так, как его учили.
   То, что он обнаружил прошедшей ночью, оказалось верным. Ему действительно
повезло, коль он остался живым. Такую бомбу невозможно было  обезвредить  in
situ, не взорвав ее. Он нарисовал и написал все, что знал, на большом  листе
синеватой бумаги. Внизу стояло: "Начерчено по  просьбе  лорда  Суффолка  его
учеником лейтенантом Кирпалом Сингхом 10 мая 1941 года".
   После гибели лорда Суффолка он работал, как безумный, забывая о  себе.  В
конструкциях бомб постоянно происходили  изменения.  Он  жил  в  казармах  в
Риджентс  Парк    с  лейтенантом  Блэклером  и   еще   тремя
саперами-специалистами. Они разрабатывали решения, составляя отчеты о каждом
новом виде бомб, с которыми пришлось сталкиваться.
   Через двенадцать дней, работая в Директорате  научных  исследований,  они
нашли ответ. Полностью игнорировать взрыватель.  Игнорировать  первый  пункт
инструкции,  который  гласил:  "Вывернуть  взрыватель  из  мины".  Это  было
великолепно. Они смеялись, аплодировали, обнимали друг друга. У них пока  не
было ни одного альтернативного варианта, но они знали, что в принципе правы.
   Путь к этой правоте оказался удивительно простым. Проблему нельзя решить,
только сформулировав ее. Лейтенант Блэклер случайно бросил фразу: "Если вы в
комнате с проблемой, не разговаривайте с ней", - а Сингх подошел  к  нему  и
переделал ее по-своему: "Тогда совсем не надо трогать взрыватель".
   Когда они поняли это и сообщили в высшие  инстанции,  через  неделю  было
придумано решение. Паровой стерилизатор. В  корпусе  бомбы  нужно  проделать
отверстие,  а  затем  главное  взрывчатое   вещество   будет   эмульсировано
впрыскиванием пара и вытечет. На некоторое время это решение поможет.
   А потом он уже был на корабле, направлявшемся в Италию.

***

   - Ты обращала внимание, что на бомбах сбоку  всегда  что-нибудь  написано
желтым мелом? Так же, как желтым мелом писали  на  наших  телах,  когда  нас
выстроили во внутреннем дворе Лахорского форта.
   Мы медленно заходили друг за другом с улицы в  здание,  где  подвергались
медосмотру, а потом - во двор по списку. Мы  поступали  на  военную  службу.
Врачи проверяли и обследовали нас  своими  инструментами,  руками  ощупывали
наши шеи, продезинфицированными щипцами отрывали кусочки кожи.
   Тех, кто  прошел  медосмотр  и  был  признан  годным  к  военной  службе,
построили во дворе. Закодированные результаты написаны желтым мелом на наших
спинах. Позже, в строю, после короткого словесного сообщения,  офицер-индиец
написал еще что-то желтым мелом на табличках, которые были привязаны к нашим
шеям. Наш вес, возраст, район рождения, уровень образования, состояние зубов
и рекомендуемый род войск.
   Меня это не возмущало. А вот моего старшего брата, я знаю, это  оскорбило
бы, он пришел бы в ярость, кинулся бы к колодцу, достал ведро воды и смыл бы
все меловые метки. Я был совсем другим. Хотя я любил его. Восхищался  им.  У
меня в характере - находить всему  причину,  резон.  В  школе  я  был  очень
старательным и серьезным, за это он дразнил меня и подшучивал надо мной.
   Конечно, ты понимаешь, что я был не таким серьезным,  как  он,  просто  я
ненавидел конфронтации. И ведь это не мешало мне делать то, что я  хотел,  и
делать так, как я хотел. Очень  рано  я  открыл  для  себя,  что  совсем  не
обязательно идти  на  столкновение.  Я  не  спорил  с  полицейским,  который
говорил, что нельзя переезжать на велосипеде через такой-то мост или  сквозь
такие-то ворота в форте, - я  просто  спокойно  стоял,  пока  не  становился
невидимым, а потом проезжал. Как крикетный мячик.  Как  спрятанная  чашка  с
водой. Ты понимаешь? Этому меня научили  выступления  моего  брата,  который
всегда был с кем-то в конфронтации.
   Но для меня мой брат был всегда и героем в семье. Я  видел  и  чувствовал
его состояние в роли неутомимого возмутителя спокойствия. Я наблюдал, как он
истощался после каждого очередного протеста, его тело дергалось в  ответ  на
обиду или какой-то закон. Он нарушил традицию в  нашей  семье  и  отказался,
несмотря на то что был старшим  сыном,  идти  в  армию.  Он  отвергал  любую
ситуацию, где Англия имела власть. И поэтому его  затаскали  по  тюрьмам.  В
Лахорскую центральную тюрьму. Потом в Ятнагарскую... Он лежал  по  ночам  на
своем тюфяке, рука поднята в гипсе, так как друзья сломали ему  руку,  чтобы
защитить его, потому что он не оставлял мысли о побеге.  В  тюрьме  он  стал
спокойным и отстраненным. Еще  больше,  чем  я.  Его  не  оскорбило,  что  я
записался в армию добровольцем вместо него, что я не стану врачом, как  того
требовала традиция; он только рассмеялся и передал мне через отца,  чтобы  я
был осторожен. Он никогда не пошел бы на войну вместо меня. Он  был  уверен,
что я владею секретом выживания и обладаю  способностью  прятаться  в  тихих
местах.
   Он сидит на подоконнике  в  кухне  и  разговаривает  с  Ханой.  Караваджо
проходит мимо, тяжелые веревки свешиваются с плеч, но это его дело,  как  он
отвечает, когда кто-нибудь спрашивает, зачем они ему.  Он  стягивает  их  за
спину, проходя в дверь, и сообщает:
   - Английский пациент хочет поговорить с тобой, парень.
   -  Хорошо,  парень,  -  отвечает  сапер  с  индийским  акцентом,  пытаясь
подражать уэльскому диалекту Караваджо. Затем продолжает для Ханы:
   - Мой отец имел птичку - думаю: это был стриж, - которую всегда  носил  с
собой. Она была необходима для его покоя, как очки или,  к  примеру,  стакан
воды во время еды. Дома, даже когда он шел в спальню,  птичка  была  с  ним.
Когда он ехал на работу, клетка с птичкой висела на руле его велосипеда.
   - Твой отец жив?
   - Да. Наверное. Некоторое время я не получал писем. А мой  брат,  похоже,
все еще в тюрьме.
   Кип постоянно вспоминает один случай.  Он  впервые  работает  один,  ищет
секрет хитрого приспособления, которое находится "в чреве белой лошади". Ему
жарко на меловом холме, белая пыль везде вокруг. Мисс Морден сидит метрах  в
двадцати выше по склону, записывая все, что  он  делает.  Он  знает,  что  в
долине, внизу, находится лорд Суффолк, который наблюдает за ним в бинокль.
   Он работает медленно. Меловая пыль поднимается  и  оседает  на  все.  Ему
приходится постоянно сдувать ее  с  крышек  взрывателя,  с  проводов,  чтобы
рассмотреть детали.
   Жарко. Он заводит взмокшие руки за спину и вытирает запястья  о  рубашку,
нагрудные карманы которой  заполнены  всякими  нужными  мелочами  и  частями
прибора, с которым он ведет поединок.
   Он устал, проверяя одну за одной  свои  догадки.  Он  слышит  голос  мисс
Морден:
   - Кип?
   - Да.
   - Остановитесь на минуту, я спускаюсь к вам.
   - Лучше не надо, мисс Морден.
   - Все равно я спущусь.
   Он застегивает пуговицы на  всех  карманах  и  накрывает  бомбу  тряпкой;
женщина неловко вползает в "лошадь", садится рядом и открывает  свой  мешок.
Она смачивает кружевной носовой платок одеколоном из маленькой  бутылочки  и
передает ему.
   - Протрите лицо. Лорд Суффолк всегда так делает, чтобы освежиться.
   Он осторожно принимает из ее рук платок и прикладывает его ко лбу, шее  и
запястьям.  Она  открывает  термос  и  наливает  себе  и  ему   чаю.   Затем
разворачивает промасленную бумагу и достает галеты.
   Кажется, она не торопится обратно на склон, где будет в  безопасности.  А
напомнить ей об этом было бы грубо. Она болтает об ужасной жаре и о том, что
они, благодарение Господу, догадались заказать в городе  комнаты  с  ванной,
которая им очень пригодится после такой работы. Потом начинает  беспорядочно
рассказывать о том, как впервые повстречалась с лордом Суффолком. Ни слова о
бомбе, которая лежит перед ними.
   А ведь и в самом деле, он начал было замедлять темп работы и мыслей,  как
тогда, когда ты, уже полусонный, постоянно перечитываешь в книге один и  тот
же  абзац,  пытаясь  уловить  связь  между  предложениями,  но  вместо  того
соскальзывая в омут первого сна... Мисс Морден вытащила  его  из  водоворота
проблемы.
   Она аккуратно складывает все в свой мешок,  кладет  руку  на  его  правое
плечо и возвращается к своей позиции на походном  одеяле,  расстеленном  над
уэстберийской "лошадью". Она оставила ему очки от солнца,  но  в  них  плохо
видно, поэтому он убирает очки в сторону.
   Он возвращается к работе.
   Чувствуется запах одеколона. Он вспоминает подобный запах. В  детстве  он
однажды слег с высокой температурой, и кто-то натирал его одеколоном.

VIII
Священный лес

   Кип покидает поле, где работал саперной лопаткой. Он держит  перед  собой
вытянутую левую руку, будто поранился.
   Через огород - детище Ханы - с пугалом из креста  и  подвешенных  на  нем
жестяных банок из-под сардин он идет вверх по направлению к вилле  и  теперь
уже держит ладони чашечкой, как будто заслоняет пламя свечи. Хана  встречает
его на террасе. Он берет ее за руку, и божья  коровка,  обогнув  ноготь  его
мизинца, быстро переползает на ее запястье.
   Девушка возвращается в дом, так же вытянув перед собой руку.
   Проходит через кухню.
   Поднимается по ступенькам.
   Пациент поворачивает голову, когда  она  входит.  Хана  подносит  руку  с
божьей коровкой к его ступне, и насекомое начинает свой долгий путь  по  его
телу, огибая морские просторы белой  простыни,  -  яркое  красное  пятнышко,
которое ползет по неровно застывшей вулканической лаве.

***

   В библиотеке Караваджо случайно  сталкивает  локтем  с  подоконника  блок
взрывателя, когда поворачивается на радостный крик Ханы  в  коридоре.  Блок,
кажется, повисает в воздухе - столь быстро Кип успевает подхватить его, пока
тот не грянулся на пол.
   Караваджо опускает свой взгляд на лицо  Кипа,  а  молодой  человек  шумно
переводит дух.
   Вдруг он понимает, что обязан этому смуглому парню жизнью.
   Теряя  свою  робость  в  присутствии  пожилого  человека,  Кип   начинает
смеяться, стискивая в руках коробку с проводами.
   Караваджо запомнит этот бросок. Он  может  уйти,  уехать  домой,  никогда
больше не увидеть Кипа, но ни за что не забудет его. Спустя годы  в  Торонто
при выходе из такси он придержит  дверь  перед  собирающимся  занять  машину
каким-нибудь индусом и будет думать о Кипе.
   А теперь Кип просто смеется, глядя на лицо Караваджо и  дальше  вверх  на
потолок.

***

   - Я знаю все о саронгах, - Караваджо покрутил  рукой  в  сторону  Кипа  и
Ханы. - Я встречался с индусами на восточной окраине Торонто. Я грабил  один
дом, и оказалось, что он  принадлежит  индийской  семье.  Они  проснулись  и
выскочили из спальни, замотанные в этих тканях, саронгах, - они прямо в  них
и спали, и это меня заинтриговало. Мы побеседовали, а  потом  они  уговорили
меня примерить саронг. Я