отношений, принятыми среди мирян, и теми,
которые определяют поведение священнослужителей. Я должен присовокупить к
этому, что ставлю служение церкви, в смысле почетности, вровень с
исполнением самых высоких обязанностей в королевстве, - конечно, если
только не забывать, что это служение должно осуществляться с подобающим
смирением. А потому разрешите мне следовать в данном случае голосу
совести, который призывает меня совершить то, что я нахожу своим долгом.
Простите меня за нежелание воспользоваться вашим советом, которым я готов
руководствоваться в любом другом деле. Но при сложившихся обстоятельствах
я полагаю себя по образованию и опыту более способным судить о
правильности своего поведения, нежели подобная вам юная леди.
  Отвесив глубокий поклон, мистер Коллинз покинул Элизабет и направился
прямо к мистеру Дарси. С тревогой стала она наблюдать, какое действие
произведет на Дарси это неожиданное обращение. При первых же словах кузена
Дарси явно удивился. Мистер Коллинз начал с торжественного расшаркивания,
и, хотя речь его до нее не долетала, ей казалось, что она слышит фразу за
фразой, по мере того как по движению его губ разгадывала произносимые им
слова: "извинения", "Хансфорд" и "леди Кэтрин де Б„р". Ей было крайне
досадно видеть, что ее родственник выступает перед мистером Дарси в столь
комической роли. Последний смотрел на Коллинза с нескрываемым изумлением
и, когда тот наконец позволил Дарси заговорить, ответил ему очень холодно.
Это, однако, нисколько не обескуражило мистера Коллинза и не удержало его
от новой тирады, продолжительность которой, казалось, еще больше увеличила
презрение к нему мистера Дарси, так что, когда она закончилась, он только
слегка кивнул головой и пошел прочь, в то время как Коллинз возвратился к
Элизабет.
  - Поверьте, я ни в коей мере не разочарован оказанным мне приемом, -
сказал он, подойдя. - Мистер Дарси весьма доволен моей почтительностью. Он
разговаривал со мной необыкновенно любезно и даже отплатил мне
комплиментом, сказав, что достаточно знает разборчивость леди Кэтрин и не
сомневается, что ее благосклонностью могут пользоваться только истинно
достойные люди. Как это прекрасно сказано! Право, мне он очень понравился.
  Так как самой Элизабет уже нечего было ждать от бала, она почти все
внимание сосредоточила на сестре и мистере Бингли. Это навело ее на
приятнейшие мысли, от которых она почувствовала себя почти такой же
счастливой, как Джейн. В своем воображении она уже видела сестру хозяйкой
этого дома, живущей в довольстве и счастье, которое может возникнуть
только в браке, основанном на настоящей любви. При таких обстоятельствах
она считала себя даже способной полюбить сестер мистера Бингли. Было
очевидно, что мысли миссис Беннет сосредоточены на том же, и Элизабет
твердо решила держаться от нее поодаль, боясь, как бы мать не сказала ей
чего-нибудь лишнего. Однако, усаживаясь за стол, Элизабет, к своему
огорчению, оказалась почти рядом с миссис Беннет. С досадой услышала она,
что непрекращающийся громкий разговор матери с самым неподходящим
человеком - леди Лукас - посвящен не чему иному, как предстоящей женитьбе
мистера Бингли на Джейн. Тема была настолько увлекательной, что в своем
перечислении преимуществ будущей партии миссис Беннет была совершенно
неутомима. Прежде всего она поздравляла себя с тем, что Бингли такой милый
молодой человек, что он так богат и живет всего в трех милях от Лонгборна.
Далее она с восторгом говорила о том, как привязались к Джейн сестры
мистера Бингли и как они должны радоваться возможности взаимно
породниться. Более того, как много хорошего это событие сулит ее младшим
дочерям, которые после замужества Джейн окажутся на виду у других богатых
мужчин. И, наконец, как будет удобно ей, в ее возрасте, оставлять своих
незамужних дочерей на попечение замужней сестры и появляться в обществе,
только когда ей заблагорассудится - обстоятельство, которое, в
соответствии с общепринятыми взглядами, следовало непременно выдавать за
приятное, хотя трудно было найти человека, менее охотно сидящего дома, чем
миссис Беннет. В заключение выражалось множество пожеланий, чтобы леди
Лукас оказалась столь же счастлива в ближайшем будущем, хотя всем своим
видом миссис Беннет отчетливо и с торжеством давала понять, что считает
это совершенно невероятным.
  Тщетно дочка пыталась унять поток материнского красноречия или хотя бы
упросить мать, чтобы она выражала свои восторги не таким громким шепотом,
ибо он, как замечала к своей невыразимой досаде Элизабет, почти полностью
доходил до ушей сидевшего напротив мистера Дарси. Мать только сердилась на
нее, говоря, что она несет чепуху.
  - Кто такой для меня твой мистер Дарси, чтобы мне его бояться? Разве мы у
него в долгу за любезное обращение, чтобы стараться не сказать ему
чего-нибудь не по вкусу?
  - Мама, ради бога, попытайтесь говорить тише. Для чего оскорблять мистера
Дарси? Разве вы этим хорошо зарекомендуете себя перед его другом?
  Уговоры, однако, не производили на мать никакого действия. Миссис Беннет
продолжала во всеуслышание разглагольствовать о питаемых ею надеждах, и
Элизабет то и дело приходилось краснеть от стыда и досады. Ей было трудно
удерживаться от того, чтобы время от времени не бросать взгляд на Дарси,
каждый раз убеждаясь, насколько основательны ее опасения. Хотя Дарси и не
всегда смотрел в сторону миссис Беннет, она была убеждена, что его
внимание сосредоточено именно на ней. При этом выражение его лица
постепенно менялось: если вначале на нем было написано негодующее
презрение, то под конец оно было исполнено мрачной и неуклонной решимости.
  В конце концов, однако, красноречие миссис Беннет иссякло, и леди Лукас,
которая во время этих, едва ли разделяемых ею, восторженных излияний
неоднократно подавляла зевки, получила наконец возможность спокойно
сосредоточиться на курице и ветчине. Элизабет начала было уже приходить в
себя. Однако передышка оказалась короткой. Когда ужин окончился,
заговорили о музыке, и ей пришлось перенести еще одно унижение, увидев,
как Мэри после недолгих уговоров приготовилась ублажать публику своим
искусством. Элизабет попыталась взглядом предотвратить такую
самоотверженность с ее стороны, но тщетно. Обрадовавшись возможности
показать себя во всем блеске, Мэри не хотела ничего понимать и тут же
уселась за фортепьяно. С крайней досадой Элизабет, не отрывая глаз,
наблюдала за сестрой и нетерпеливо следила, как та переходит от куплета к
куплету. Окончание песни, впрочем, не принесло облегчения - уловив среди
одобрительных возгласов намек на просьбу продлить доставленное
удовольствие, сестра тотчас же принялась за новую. Мэри не обладала
никакими данными для выступлений перед публикой: голос у нее был слабый,
манера исполнения - вымученная. Элизабет была в отчаянии. Она посмотрела
на старшую сестру, чтобы узнать, как эту же муку переживает Джейн. Но
Джейн очень мило болтала с Бингли. Элизабет взглянула на его сестер и
увидела, что они делают насмешливые знаки друг другу и мистеру Дарси,
который, однако, сохранял непроницаемо мрачное выражение. Наконец она
бросила взгляд на отца, умоляя его вмешаться, так как иначе Мэри могла бы
продолжать свое пение до утра. Он понял ее и, когда Мэри закончила вторую
песню, громко сказал:
  - Этого вполне хватит, дитя мое. Ты уже достаточно долго услаждала наш
слух. Позволь теперь и другим молодым девицам себя показать.
  Хотя Мэри и сделала вид, что его слова до нее не дошли, она все же была
ими несколько сконфужена. А Элизабет, переживая обиду за сестру и досадуя
на отца, чувствовала, что своим вмешательством только ухудшила дело. Между
тем стали искать нового исполнителя.
  - Если бы мне, - произнес мистер Коллинз, - посчастливилось обладать
музыкальными способностями, я, несомненно, счел бы для себя удовольствием
порадовать общество какой-нибудь арией. Ибо я нахожу музыку самым невинным
развлечением, вполне совместимым с положением служителя церкви.
Разумеется, я не считаю, что мы вправе уделять музыке слишком много
времени - существует столько дел, требующих от нас внимания. Если бы вы
знали, сколько обязанностей у пастыря церковного прихода! Во-первых, ему
нужно распределить десятину, заботясь при этом о своих интересах и не
нарушая в то же время интересов своего патрона. Далее, ему необходимо
сочинять проповеди. Остального времени едва хватает на исполнение
церковных обрядов и заботу об усовершенствовании своего жилища, комфортом
которого он ни в коем случае не вправе пренебрегать. Столь же важно для
него проявлять внимание и участие ко всем окружающим и в особенности к тем
из них, кому он обязан своим положением. И я отнюдь не освобождаю себя от
подобного долга, так же, как не стал бы хорошо думать о человеке, который
упускает возможность выразить почтение любой особе, находящейся в
родственных отношениях с его патроном!
  И он заключил свою речь, произнесенную таким громким голосом, что ее
услышала половина собравшегося общества, поклоном в сторону мистера Дарси.
Кое-кто из присутствующих пристально посмотрел на мистера Коллинза,
кое-кто улыбнулся. Но никого его речь не позабавила больше, чем мистера
Беннета, в то время как миссис Беннет вполне серьезно ее одобрила, поведав
тихим голосом своей соседке леди Лукас, что мистер Коллинз необыкновенно
умный и достойный молодой человек.
  Элизабет казалось, что, если бы все члены ее семейства нарочно сговорились
выставить в этот вечер напоказ свои недостатки, им едва ли удалось бы
выполнить это с большим блеском и добиться более значительного успеха. К
счастью для мистера Бингли и Джейн, некоторые номера этого спектакля,
по-видимому, ускользнули от внимания молодого человека, не слишком
чувствительного к проявлениям человеческой глупости. Однако достаточным
злом было уже и то, что для его сестер и мистера Дарси открывалась
великолепная возможность высмеивать ее родню. И Элизабет не могла решить,
что для нее было. более невыносимо: вызывающие улыбки двух леди или
молчаливое презрение джентльмена.
  Остаток вечера принес ей мало приятного. Ее продолжал мучить мистер
Коллинз, неотлучно следовавший за ней по пятам. Не будучи в состоянии
уговорить ее танцевать, он своим присутствием лишал ее возможности принять
приглашение какого-нибудь другого кавалера. Тщетно уговаривала она его
воспользоваться обществом других барышень, предлагая познакомить его с
любой из присутствовавших на балу. Мистер Коллинз утверждал, что он
равнодушен к танцам и что больше всего ему бы хотелось выразить свое
внимание дорогой кузине, надеясь тем самым как можно лучше зарекомендовать
себя в ее глазах. По этой причине он предпочел бы до конца бала с ней не
разлучаться. Против такого желания было трудно что-нибудь возразить.
Поэтому Элизабет была благодарна мисс Лукас за то, что она часто к ним
подходила и самоотверженно принимала на себя труд поддерживать разговор с
мистером Коллинзом.
  Элизабет, по крайней мере, была рада избавиться от знаков внимания со
стороны мистера Дарси, который, хотя нередко и прохаживался без всякого
дела неподалеку от нее, больше уже не пытался с ней заговаривать. Было
приятно предположить, что она добилась этого намеками на мистера Уикхема.
  Гости из Лонгборна покинули зал последними. Благодаря особой уловке миссис
Беннет их экипаж был подан спустя четверть часа после того, как все
остальные приглашенные уже уехали. Это дало им возможность заметить, с
каким нетерпением ждал их отъезда кое-кто из обитателей Незерфилда. Миссис
Х„рст и ее сестра открывали рот лишь для того, чтобы посетовать на свою
усталость, всем видом показывая, насколько им хочется наконец остаться
одним. Уклоняясь от попыток миссис Беннет завязать разговор, они наводили
оцепенение на всех присутствующих. Сцена эта слабо оживлялась пространными
рассуждениями мистера Коллинза, полными комплиментов по адресу мистера
Бингли и его сестер, по поводу изысканности только что закончившегося
вечера и любезности и гостеприимства хозяев дома. Мистер Дарси вообще
ничего не говорил. Мистер Беннет также молчал, смакуя развернувшееся перед
ним зрелище. Мистер Бингли и Джейн, стоя несколько поодаль от других,
разговаривали только между собой. Элизабет хранила молчание не менее
упорно, чем миссис Х„рст и мисс Бингли. И даже Лидия была настолько
утомлена, что не произнесла ни слова, если не считать отрывочных
восклицаний вроде: "Боже, как я устала!" - сопровождавшихся энергичным
зевком.
  Когда все наконец направились к выходу, миссис Беннет любезнейшим образом
выразила непременное желание вскоре увидеть незерфилдскую компанию в
Лонгборне. Обращаясь главным образом к мистеру Бингли, она сказала, что ее
семья будет счастлива в любое время разделить с ним и его близкими
скромный обед - без церемоний и формальных приглашений. Мистер Бингли
искренне ее поблагодарил и охотно обещал навестить их при первом удобном
случае после возвращения из короткой деловой поездки в Лондон, куда он
должен был выехать на следующее утро.
  Миссис Беннет была вполне удовлетворена. Покидая Незерфилд, она питала
счастливую уверенность, что ее дочь переедет сюда спустя три-четыре
месяца, которые понадобятся для приобретения новых экипажей и обстановки и
приготовления свадебных нарядов. В той же мере она была убеждена в скором
замужестве и второй дочери. Надежда на этот брак также доставляла ей
немалое удовольствие, хотя и не столь сильное, как предвкушение замужества
Джейн. Миссис Беннет любила Элизабет меньше других дочерей. И хотя она
ничего не имела против Коллинза и его пасторского домика, они, конечно, не
шли ни в какое сравнение с мистером Бингли и Незерфилдом.


                                  ГЛАВА XIX


  На следующее утро в Лонгборне произошли новые важные события. Мистер
Коллинз сделал формальное предложение второй дочери мистера Беннета. Срок
его пребывания в Лонгборне истекал в ближайшую субботу, и он решил не
терять времени. Он не отличался застенчивостью, которая помешала бы ему
свободно выразить свои чувства, а потому осуществил это намерение весьма
продуманно, сопровождая свои действия всеми подобающими условностями.
  Застав миссис Беннет после завтрака в обществе Элизабет и одной из ее
младших сестер, он обратился к хозяйке дома со следующим вопросом:
  - Могу ли я надеяться, сударыня, что вы употребите ваше влияние на
прелестную мисс Элизабет, если я попрошу ее оказать мне сегодня особую
честь, позволив побеседовать с ней наедине?
  Элизабет успела только покраснеть от неожиданности, ибо миссис Беннет
сейчас же воскликнула:
  - Ах, боже мой! Ну конечно! Само собой разумеется! Я уверена, что Лиззи
выслушает вас с большим удовольствием. У нее не может быть никаких
возражений. Пойдем, Китти, ты мне понадобишься наверху.
  И, собрав свое шитье, она заторопилась к выходу. Элизабет попробовала ее
остановить:
  - Пожалуйста, не уходите отсюда. Я вас очень прошу. Мистер Коллинз меня
извинит. Он не скажет мне ничего, что не мог бы услышать в этом доме любой
человек. Я лучше уйду сама.
  - Какие глупости. Мне нужно, чтобы ты осталась в этой комнате. - И,
увидев, что смутившаяся и растерявшаяся Элизабет может и в самом деле
сбежать, добавила: - Лиззи, я требую, чтобы ты осталась и выслушала
мистера Коллинза.
  У Элизабет не хватило духу нарушить столь безоговорочный приказ. И так как
короткое размышление подсказало ей, что умнее всего будет покончить с
делом возможно быстрее и с наименьшим шумом, она снова присела и
углубилась в шитье. Ей хотелось смеяться и плакать. И как только миссис
Беннет и Китти вышли, Коллинз приступил к объяснению.
  - Поверьте, дорогая мисс Элизабет, ваша скромность не только не роняет вас
в моих глазах, но даже еще сильнее подчеркивает ваше совершенство. Вы не
казались бы мне столь очаровательной, если бы не обнаружили некоторого
нежелания пойти мне навстречу. Позвольте, однако, вас заверить, что,
обращаясь к вам, я уже заручился согласием вашей почтенной матушки. Вы
едва ли заблуждаетесь в отношении преследуемых мною целей, хотя, быть
может, и станете это отрицать ввиду вашей природной застенчивости. В самом
деле, я слишком явно оказывал вам свое предпочтение, чтобы вы могли не
понять моих намерений. Почти в ту самую минуту, как я переступил порог
этого дома, я понял, что вам суждено стать спутницей моей жизни. Но,
прежде чем дать волю моим пламенным чувствам, быть может, мне следовало бы
поделиться с вами мотивами, по которым я собираюсь жениться и которые
заставили меня приехать в Хартфордшир, чтобы найти в этом доме свою
будущую подругу?
  Мысль, что ее рассудительный и напыщенный кузен может дать волю своим
пламенным чувствам, чуть не заставила Элизабет рассмеяться. Из-за этого
она не смогла воспользоваться небольшой паузой и удержать мистера Коллинза
от дальнейших излияний, позволив ему продолжить свой монолог.
  - Итак, я собираюсь жениться, считая, во-первых, что всякий служитель
церкви, не стесненный, подобно мне, в средствах, должен быть примерным
семьянином в своем приходе. Во-вторых, я уверен, что этот шаг сделает мою
жизнь еще более счастливой. И, наконец, в-третьих, - хотя, быть может, мне
следовало упомянуть об этом прежде всего, - я особо руководствуюсь в
данном случае советом и пожеланиями весьма благородной леди, которую имею
честь называть своей патронессой. Она уже дважды снизошла до того, чтобы
высказать (без всякой просьбы с моей стороны!) свои взгляды по этому
поводу. И даже в субботу, накануне моего отъезда из Хансфорда, когда
миссис Дженкинсон, в перерыве между двумя партиями кадрили, поправляла
скамеечку в ногах мисс де Б„р, леди Кэтрин сказала мне: "Мистер Коллинз,
вам следует жениться. Служитель церкви вашего склада должен быть женатым
человеком. Выбирайте разумно, выбирайте достойную. Учтите мой вкус,
считаясь, конечно, и со своим. Пусть это будет порядочная и работящая
женщина, не избалованная, такая, которая способна сводить концы с концами
при скромном доходе. Я вам это советую. Найдите себе возможно скорее
подходящую жену, привезите ее в Хансфорд, и я нанесу ей визит". Я бы
хотел, кстати, заметить, моя прелестная кузина, что отнюдь не ставлю
внимание и доброту леди Кэтрин де Б„р на последнее место в ряду тех
преимуществ, которые я в состоянии предложить вместе с моей рукой.
Познакомившись с леди Кэтрин, вы поймете, что я не мог описать вам ее
манеры так, как они того заслуживают. И я надеюсь, что ей понравятся
свойственные вам живость и остроумие, которые, разумеется, будут должным
образом смягчены сдержанностью и уважением, внушаемыми ее высоким рангом.
Вот к чему сводятся общие соображения, которые побуждают меня к женитьбе.
Мне остается только сказать - почему я обратил свои взоры именно в сторону
Лонгборна, а не окружающих Хансфорд селений, в которых, смею вас уверить,
имеется немало приятных молодых леди. Суть дела в том, что после смерти
вашего высокочтимого батюшки (да проживет он еще многие лета!) мне
предстоит унаследовать его имение. И дабы успокоить в этом отношении мою
щепетильность, я решил сделать своей женой одну из его дочерей. Я бы
хотел, чтобы они как можно меньше почувствовали потерю тогда, когда
произойдет, увы, столь печальное событие, которое, однако, как я уже
говорил, может совершиться еще очень не скоро. Таковы были мои побуждения,
прелестная кузина, и я льщу себя надеждой, что они не уронят меня в ваших
глазах. Мне остается только уверить вас самым пламенным образом в
необыкновенной силе моей привязанности. Я вполне равнодушен к деньгам и не
собираюсь предъявлять никаких претензий по этому поводу вашему батюшке,
ибо достаточно знаю, сколь мало они могут быть удовлетворены. Я также
осведомлен, что одна тысяча фунтов из четырех процентов годовых, и то
переходящая к вам только после кончины миссис Беннет, - все, чем вы можете
располагать в будущем. По этому поводу я буду нем как рыба, и вы можете
быть уверены, что ни один неблаговидный упрек вовеки не сорвется с моих
уст.
  Было