новенно добрый и
отзывчивый человек. Он собирался побывать у нас, чтобы выразить свое
огорчение, даже до того, как заподозрил, что они не поехали в Шотландию. А
когда это подозрение возникло, он приехал немедленно.
  - А Денни в самом деле уверен, что Уикхем на ней не женится? Он знал о
готовившемся побеге? Полковник видел самого Денни?
  - Да. Но при этом разговоре мистер Денни отрицал, что ему было заранее
известно о побеге, и не сказал, что он об этом думает сам. Он больше не
утверждал, что они не собираются пожениться, и это позволяет надеяться,
что его перед тем неправильно поняли.
  - А до приезда полковника вам даже не приходило в голову, что они не
поженятся?
  - Разве мы могли об этом подумать? Сама я немного тревожилась - будет ли
Лидия счастлива с Уикхемом. Я же знала, что его поведение не всегда было
безукоризненным. А папа и мама ничего не подозревали и понимали только,
насколько этот брак неблагоразумен. И вдруг Китти, которая, естественно,
гордилась своей осведомленностью, призналась, что в последнем письме Лидия
предупредила ее о своем намерении. Оказывается, ей было известно, что они
уже несколько недель любят друг друга.
  - Но это началось после отъезда в Брайтон?
  - Думаю, что да.
  - А полковник Форстер, по-твоему, очень плохого мнения об Уикхеме? Понял
он, что тот собой представляет?
  - Признаюсь, он отзывался об Уикхеме не так лестно, как прежде. Он считает
его невоздержанным и расточительным. А после печального происшествия стали
говорить, что Уикхем наделал в Меритоне много долгов. Надеюсь, это
окажется неправдой.
  - Джейн, милая, если бы мы меньше скрывали, если бы мы рассказали то, что
нам было о нем известно, ничего бы не случилось.
  - Может быть, это было бы лучше, - ответила Джейн. - Но разоблачать
прежние ошибки человека, не зная о его чувствах в настоящее время, кажется
мне несправедливым. У нас были добрые намерения.
  - А что рассказал полковник Форстер о содержании письма Лидии к его жене?
  - Он захватил его с собой, чтобы показать нам. Джейн вынула письмо из
памятной книжки и протянула его Элизабет. Вот что в нем говорилось:

  "Моя дорогая Харриет, ты будешь хохотать до упаду, когда узнаешь, куда я
уехала, и я сама помираю со смеху, воображая, как ты утром удивишься,
когда тебе скажут, что я пропала. Я еду в Гретна-Грин, и если бы ты не
догадалась, с кем именно, я считала бы тебя просто дурочкой, так как на
свете существует только один человек, которого я люблю, и этот человек -
ангел. Я никогда не была бы без него счастлива, так что не печалься о моем
бегстве. Ты можешь не сообщать в Лонгборн о моем отъезде, если тебе это
неприятно. Ведь тогда они еще больше удивятся, получив от меня письмо с
подписью "Лидия Уикхем". Вот будет потеха! Мне так смешно, что я еле
вывожу буквы. Пожалуйста, принеси мои извинения Пратту за то, что я не
выполнила обещания танцевать с ним сегодня вечером. Скажи ему, что он
безусловно меня простит, когда обо всем узнает, и обещай, что я с большим
удовольствием буду танцевать с ним на первом же балу, на котором мы
встретимся. За платьями я пришлю, как только попаду в Лонгборн. Но я бы
хотела, чтобы Салли зашила шов, который распоролся на моем вышитом
муслиновом платье, прежде чем его запакуют.
  Прощай. Привет полковнику Форстеру. Надеюсь, вы выпьете за наше счастливое
путешествие.
  Преданная тебе подруга
Лидия Беннет".

  - Беспечная, беспечная Лидия! - воскликнула Элизабет, дочитав до конца. -
И этим письмом она сообщает о таком событии в своей жизни?! Но из него, по
крайней мере, следует, что сама она относилась к цели поездки серьезно. К
чему бы он ни склонил ее позже, она не думала о бесчестье. Бедный отец!
Как тяжело ему было это пережить!
  - Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь был так потрясен. В течение десяти
минут он не мог произнести ни слова. А маме сразу стало плохо, и все в
доме пошло вверх дном.
  - Джейн, милая, - спросила Элизабет, - осталась ли в доме хоть одна
служанка, которая не узнала бы в тот же день всех подробностей этой
скандальной истории?
  - Как тебе сказать? Надеюсь, что да. Но в ту минуту очень трудно было
владеть собой. Мама была в истерике, и, хотя я всячески ей старалась
помочь, боюсь, я не сделала всего, что могла. Я была в таком ужасе, думая,
чем это кончится, что стала совершенно беспомощной.
  - Ты сделала больше, чем могла. У тебя нездоровый вид. Если бы я была
здесь, мне пришлось бы заботиться о тебе.
  - Мэри и Китти были очень добры. И я уверена, они разделили бы со мной все
заботы. Но я считала, что это может им повредить. Китти такая хрупкая и
так легко возбуждается, а Мэри настолько погружена в свои занятия, что
было бы грешно лишить их отдыха. Во вторник, после папиного отъезда, в
Лонгборн приезжала тетушка Филипс. Она была так добра, что пробыла со мной
до четверга и очень нам всем помогла. Леди Лукас тоже была очень
великодушна. В среду она приходила выразить свое сочувствие и сказала, что
она и ее дочери готовы оказать нам всяческую поддержку.
  - Лучше бы она сидела у себя дома! - воскликнула Элизабет. - Быть может, у
нее были добрейшие намерения. Но при такой беде, как наша, чем меньше
видишь соседей, тем лучше. Помощь здесь невозможна, а сочувствие -
непереносимо. Пускай же они радуются нашим несчастьям подальше от нас.
  Она спросила сестру, что отец собирался предпринять для розыска.
  - Мне кажется, - ответила Джейн, - он хотел отправиться в Эпсом - место,
где они последний раз меняли лошадей, попробовать выяснить что-нибудь у
кучеров. Главная его цель - узнать номер извозчика, который вез их из
Клэпхема. Этот извозчик приехал с кем-то из Лондона. Папа считал, что
такой случай, при котором дама и господин пересаживаются из одного экипажа
в другой, не мог остаться незамеченным, и он собирался навести справки в
Клэпхеме. Если ему посчастливится узнать, у какого дома извозчик перед тем
высадил своих седоков, он хотел зайти в этот дом. Там ему, быть может,
удастся узнать номер и место стоянки извозчика. Не знаю, что он еще
собирался сделать. Он так торопился уехать и был так сильно расстроен, что
я с трудом смогла добиться у него даже этого.


                                  ГЛАВА VI


  Все были уверены, что на следующее утро будет получено письмо от мистера
Беннета, однако почта пришла и не принесла от него ни строчки. Члены его
семьи хорошо знали, насколько он при обычных обстоятельствах небрежен в
своей переписке, но рассчитывали, что сейчас он все же сделает над собой
усилие. Приходилось думать, что он не может сообщить ничего хорошего, но
даже об этом они рады были бы знать наверняка. Мистер Гардинер, который
немного задержался в ожидании письма, уехал сразу же по прибытии почты.
  С его отъездом они могли хотя бы надеяться, что их будут держать в курсе
происходящих событий. Прощаясь, мистер Гардинер обещал как можно скорее
уговорить мистера Беннета вернуться в Лонгборн. Тем самым он успокоил свою
сестру, которая видела в этом для мужа единственное спасение от гибели на
дуэли.
  Миссис Гардинер, считая, что племянницам может оказаться полезным ее
присутствие, решила провести с детьми в Хартфордшире еще несколько дней.
Она помогала им в уходе за миссис Беннет, и им было очень приятно побыть с
ней в часы досуга. Другая тетка также проводила у них немало времени,
желая, по ее словам, их развеселить и ободрить. Но так как у нее всегда
были припасены свежие новости о расточительности и непорядочности Уикхема,
она редко оставляла их менее удрученными, чем они чувствовали себя перед
ее приходом.
  Весь Меритон старался теперь всячески очернить человека, который еще три
месяца тому назад казался ему чуть ли не ангелом. Стало известно, что он
задолжал решительно во всех лавках. Объявленный бесчестным соблазнителем,
он стал притчей во языцех по всей округе. Все считали его самым
испорченным человеком на свете и наперебой клялись, что никогда не были
введены в заблуждение его внешней привлекательностью. И хотя Элизабет не
верила и половине всех этих толков, они доказывали, насколько справедливой
была тревога за доброе имя ее сестры. Даже Джейн, которая доверяла слухам
еще меньше, почти потеряла надежду на благоприятный исход дела, тем более
что, если бы, как ей хотелось верить, они все же бежали в Шотландию, от
беглецов уже должны были прийти какие-то вести.
  Мистер Гардинер покинул Лонгборн в воскресенье. Во вторник его жена
получила от него письмо, в котором говорилось, что он отыскал брата сразу
же по прибытии и уговорил его переехать на Грейсч„рч-стрит. До его приезда
мистер Беннет побывал в Эпсоме и Клэпхеме, однако ему не удалось там
узнать ничего существенного. Теперь он решил справиться во всех крупных
гостиницах города, считая вполне вероятным, что, прибыв в Лондон, беглецы
не сразу поселились на частной квартире. Сам мистер Гардинер не
рассчитывал на успех этих поисков, но, так как его брат был ими всецело
поглощен, он по мере сил старался ему помогать. Далее он сообщал, что
мистер Беннет в настоящее время совершенно не склонен покинуть Лондон, и
обещал вскоре написать снова. В конце находился следующий постскриптум:

  "Я попросил полковника Форстера, чтобы он, по возможности, выяснил у
друзей молодого человека в полку, есть ли у Уикхема родственники или
знакомые, которые могли бы знать, в какой части Лондона он скрывается.
Если кого-нибудь удастся найти, это даст в наши руки важную нить для
дальнейших поисков. Пока у нас нет ничего, чем бы мы могли
руководствоваться. Полковник Форстер, я уверен, сделает все от него
зависящее, чтобы выполнить нашу просьбу. Но позднее мне пришла в голову
мысль, что Лиззи, быть может, лучше, чем кто-либо другой, знает имена его
родственников, у которых он мог бы остановиться".

  Элизабет легко поняла, как могло возникнуть подобное предположение. Однако
она не располагала сведениями в этом роде и считала комплимент
незаслуженным. Ей не приходилось слышать ни о каких родственниках Уикхема,
кроме его отца и матери, которые скончались много лет тому назад. Можно
было, однако, допустить, что кто-нибудь из его приятелей по ***ширскому
полку знает больше. И хотя она верила в это мало, обращение к полковнику
Форстеру позволяло на что-то надеяться.
  Все дни были теперь наполнены различными тревогами. Но самыми беспокойными
были минуты ожидания почты. Прибытие писем стало важнейшим событием
каждого дня. Только из них можно было узнать о хорошем или плохом повороте
событий. И каждый новый день мог принести наконец важные вести.
  Однако прежде чем до них опять дошли известия от мистера Гардинера, было
получено послание совсем иного рода, адресованное мистеру Беннету. Оно
было написано мистером Коллинзом. Мистер Беннет оставил распоряжение
вскрывать всю приходящую на его имя корреспонденцию, и письмо было
прочитано Джейн. Вместе с ней письмо кузена прочла и Элизабет, которой
были хорошо знакомы особенности его стиля. В письме говорилось:

  "Дорогой сэр, принимая во внимание наше с Вами родство и занимаемое мною
положение в обществе, я счел своим долгом выразить свое соболезнование по
поводу печального события, о котором мы узнали только вчера, получив
письмо из Хартфордшира. Поверьте, дорогой сэр, мы с миссис Коллинз вполне
искренне сочувствуем Вам и всей Вашей высокочтимой семье в постигшем Вас
горе, которое должно быть особенно глубоким, поскольку его причину
невозможно исцелить временем. Со своей стороны, я не пожалею доводов,
которые могли бы как-то смягчить для Вас столь серьезное несчастье или
принести утешение при подобных, тягостных для Вашего родительского сердца
обстоятельствах. Кончина Вашей дочери могла бы в сравнении с ними казаться
благом. И - тем печальнее - скорбь о случившемся еще усугубляется в данном
случае из-за того, что, как я узнал от моей дорогой Шарлотты,
безнравственность Вашей дочери в какой-то мере объясняется излишней
терпимостью, допущенной при ее воспитании. К утешению ее родителей, я все
же склонен предполагать в ней природные дурные наклонности, без которых
она не могла бы совершить столь тяжкого проступка в столь юные годы.
Однако, как бы там ни было, Вы заслуживаете глубочайшего участия. Кроме
миссис Коллинз, его разделяют со мной также леди Кэтрин и мисс де Б„р,
коих я уже уведомил о злосчастном событии. И они присоединяются к моему
опасению, что ложный шаг одной из Ваших дочерей может нанести непоправимый
ущерб благополучию ее сестер. Ибо, как соизволила выразиться леди Кэтрин,
едва ли кто-нибудь захочет теперь породниться с Вашей семьей. Это
соображение побуждает меня с особым удовольствием вспомнить о некотором
происшествии в ноябре прошлого года. Если бы дело тогда приняло иной
оборот, я должен был бы сейчас делить наравне с Вами все Ваше горе и весь
позор. Позвольте же, дорогой сэр, пожелать Вам утешения в той мере, в
какой это возможно, и посоветовать навеки отторгнуть от себя недостойную
дочь, предоставив ей самой пожинать плоды своего порочного поведения.
  Остаюсь, дорогой сэр, и т.д. и т.д.".

  Мистер Гардинер не писал ничего, пока не получил ответа от полковника
Форстера. Ответ этот оказался неблагоприятным. Стало известно, что у
Уикхема нет ни одного родственника, с которым он поддерживал бы общение, и
что у него вообще не осталось близкой родни. В прежние времена он имел
довольно много знакомых, однако после вступления в полк он, по-видимому,
не сохранил с ними дружеских связей. Поэтому нельзя было назвать ни одного
человека, который мог бы рассказать об Уикхеме что-нибудь новое. Кроме
того, что он прятался от родных Лидии, он, как оказалось, должен был
скрываться еще и по другой причине. Огромные карточные долги вконец
расстроили его денежные дела. По мнению полковника Форстера, для покрытия
его долгов в Брайтоне потребовалось бы более тысячи фунтов. Заметную часть
этой суммы он задолжал торговцам в городке, однако долги чести составляли
львиную долю. Мистер Гардинер не пытался скрыть эти подробности от своих
родственников в Лонгборне. С ужасом выслушав это сообщение, Джейн
воскликнула:
  - Картежник! Вот уж совсем не ожидала. Мне даже в голову это не приходило!
  Мистер Гардинер добавлял, что уже на следующий день, то есть в субботу,
они могут ждать возвращения мистера Беннета. Расстроенный неудачей
предпринятых им попыток, мистер Беннет уступил настойчивым уговорам шурина
вернуться домой, поручив ему принимать необходимые меры сообразно с
обстоятельствами. Когда об этом узнала миссис Беннет, она, вопреки
предположениям дочерей, вовсе не выразила того удовлетворения, которого
можно было ожидать, зная ее беспокойство за жизнь мужа.
  - Как! - воскликнула она. - Бросить там бедную Лидию? Он не покинет
Лондон, пока их не найдет! Кто же будет стреляться с Уикхемом и заставит
его на ней жениться?
  Миссис Гардинер хотела уже вернуться вместе с детьми к себе домой, и, так
как на следующий день ждали приезда мистера Беннета, она могла теперь
уехать. Поэтому она воспользовалась посланным из Лонгборна экипажем, на
котором затем возвратился его хозяин.
  Она покинула Лонгборн, так и не разрешив загадку отношений между Элизабет
и ее дербиширским другом, над которой ломала голову с самого отъезда из
Лэмтона. Элизабет никогда первая не называла его имени. Не было и письма,
которое, как казалось миссис Гардинер, он мог послать им вдогонку. Со
времени их возвращения на имя племянницы не приходило ничего, что могло
быть отправлено из Пемберли.
  Печальные семейные обстоятельства вполне оправдывали упадок духа у
Элизабет, - искать каких-либо других причин для его объяснения было
незачем. Между тем сама Элизабет, достаточно разобравшись к этому времени
в своих чувствах, отлично понимала, что ей было бы легче перенести позор
Лидии, не будь она знакома с мистером Дарси. По ее мнению, в этом случае
количество бессонных ночей сократилось бы для нее по меньшей мере
наполовину.
  Мистер Беннет по возвращении в Лонгборн был полон свойственного ему
философического спокойствия. Он разговаривал не больше, чем обычно, и
вовсе не упоминал обстоятельства, из-за которого ездил в Лондон, так что
дочери долго не решались с ним об этом заговорить. Молчание наконец
нарушила Элизабет, осмелившаяся затронуть запретную тему за послеобеденным
чаем. Выраженное ею сочувствие по поводу всего, что ему пришлось пережить,
мистер Беннет встретил словами:
  - Не будем об этом вспоминать. Кому же за это расплачиваться, как не мне?
Все, что случилось, - дело моих рук, и я за все в ответе.
  - Вы не должны слишком строго себя судить, - сказала Элизабет.
  - Твой совет приходится очень кстати. Снисхождение к собственной персоне
свойственно человеческой природе. Нет, Лиззи, дай мне хоть раз в жизни
почувствовать всю глубину своей вины. Не бойся, это меня не сломит.
Подобное чувство проходит довольно быстро.
  - Вы думаете, они в Лондоне?
  - Конечно. Где же еще они могли бы так хорошо спрятаться?
  - Лидия ведь всегда мечтала попасть в Лондон! - вставила Китти.
  - Значит, она добилась, чего хотела, - сухо ответил отец. - Возможно, ее
пребывание там продлится довольно долго.
  После короткой паузы он добавил:
  - Лиззи, я на тебя не в обиде за сделанное тобой в мае столь оправдавшееся
предостережение, ведь оно, учитывая обстоятельства, свидетельствует в
пользу здравого смысла.
  Разговор был прерван появлением Джейн, которая пришла приготовить чай для
миссис Беннет.
  - Что за великолепное представление! - воскликнул мистер Беннет. - Оно
придает горю вашей матери такой благородный оттенок. С завтрашнего дня я
последую ее примеру: засяду в ночном колпаке и халате в библиотеке и
постараюсь причинять вам как можно больше хлопот. Или, быть может, мне
подождать, пока от нас сбежит Китти?
  - Я никуда не собираюсь сбегать, - ответила Китти с раздражением. - Если я
когда-нибудь попаду в Брайтон, ничего подобного со мной не случится.
  - Ты попадешь в Брайтон? Я и за пятьдесят фунтов не отпущу тебя даже до
Ист-Б„рна. Нет, Китти, наконец-то я научился осторожности. И тебе это
придется почувствовать. Ни один офицер больше не переступит порога моего
дома - и носа не сунет в нашу деревню. И никаких больше танцев - если
только тебе не вздумается танцевать с одной из сестер. Я не позволю тебе
выходить из дома, пока ты не докажешь, что способна заниматься чем-то
разумным хоть десять минут в течение суток.
  Китти, принявшая эти слова всерьез, горько расплакалась.
  - Ну, так и быть, - сказал мистер Беннет, - можешь не огорчаться. Если на
протяжении десяти лет ты будешь паинькой, к концу срока я непременно свожу
тебя на какое-нибудь обозрение"Имеются в виду музыкальные обозрения в так
называемых "музыкальных залах", которых в те времена было немало в
различных увеселительных садах и парках Лондона. Наибольшей известностью
пользовались "музыкальный зал" в парке Воксхолл и "Ротонда" в Ранелагских
садах, где, помимо концертов и музыкальных обозрений, давались также и
балы-маскарады".


                                  ГЛАВА VII


  Спустя два дня после возвращения мистера Беннета, когда Джейн и Элизабет
гуляли позади дома среди зарослей кустарника, они увидели приближавшуюся к
ним домоправительницу. Подумав, что она идет за ними, чтобы позвать их к
миссис Беннет, они пошли ей навстречу. Но вместо того чтобы передать
какое-нибудь поручение матери, она сказала, обращаясь к Джейн:
  - Прошу прощения, сударыня, что помешала вашему разговору. Я подумала, что
из Лондона пришли, быть может, добрые вести, и мне захотелось узнать, в
чем они заключаются.
  - Что вы имеете в виду, Хилл? Из Лондона не было никаких писем.
  - Как, сударыня, - с большим удивлением воскликнула миссис Хилл, - вы не
знаете, что к хозяину прибыл нарочный от мистера Гардинера? Прошло не
менее получаса с тех пор, как он передал пакет мистеру Беннету.
  Желая поскорее узнать о новостях, сестры без лишних слов бросились к дому.
Пробежав холл, они заглянули сперва в комнату для завтрака, потом в
библиотеку и, не