стокости. А как горячо расхваливала его характер
почтенная женщина, показывавшая нам дом! Я иногда еле удерживала улыбку.
Должно быть, он щедрый хозяин и в глазах прислуги благодаря этому выглядит
добродетельным во всех отношениях.
  Элизабет почувствовала необходимость как-то оправдать его обращение с
Уикхемом. И, соблюдая предельную осторожность, она объяснила им, что, по
полученным от его родных сведениям, отношения Дарси с этим молодым
человеком могли быть истолкованы совсем по-другому. Характер первого
оказывался при этом не столь испорченным, а второго - не столь
безупречным, как им представлялось в Хартфордшире. В подтверждение она
изложила подробности связывавшей их злосчастной истории, не сказав, от
кого она о ней узнала, но заверив, что на достоверность полученных ею
сведений можно положиться.
  Миссис Гардинер была поражена и опечалена. Но так как в это время они уже
въехали в городок, в котором она провела свою юность, ее слишком часто
стали отвлекать от разговора приятные воспоминания. То и дело показывая
мужу памятные для нее места, она уже была не в состоянии думать о чем-то
другом. И, несмотря на усталость от утренней прогулки, они сразу после
обеда снова покинули гостиницу, чтобы навестить старых друзей, с которыми
так приятно было провести вечер после многолетней разлуки.
  События дня слишком взволновали Элизабет, чтобы она могла уделить много
внимания новым знакомствам. И на протяжении вечера она была поглощена
своими мыслями, удивляясь дружескому тону мистера Дарси, а еще больше -
его намерению познакомить с ней свою сестру.


                                  ГЛАВА II


  Элизабет полагала, что мистер Дарси и его сестра навестят их на следующий
день после приезда мисс Дарси. И она решила в первую половину этого дня не
отлучаться надолго из гостиницы. Но ее расчет оказался неверным - визит
состоялся в то же утро, когда мисс Дарси прибыла в Пемберли. Совершив
прогулку по окрестностям вместе со своими новыми друзьями, Гардинеры и
Элизабет вернулись в гостиницу, чтобы переодеться и затем пообедать в той
же компании, когда их внимание привлек шум экипажа, и они увидели в окно
мужчину и молодую девушку, приближавшихся в открытой коляске. Элизабет
сразу узнала ливреи, сообразила, кто находится в экипаже, и повергла
дядюшку и тетушку в немалое изумление известием об ожидающей их чести.
Гардинеры были в самом деле ошеломлены. А смущенный вид племянницы, так
же, как и сообщенная ею новость, вместе со всеми событиями предыдущего
дня, заставили их по-новому взглянуть на все обстоятельства. И хотя прежде
подобное предположение не могло бы у них даже возникнуть, в этот момент им
стало ясно, что столь большое внимание со стороны таких особ не может
объясняться иначе, как склонностью мистера Дарси к Элизабет. Пока эта
только что зародившаяся догадка укрепилась в их сознании, смятение
племянницы возросло еще больше. Она сама поражалась своей нервозности.
Кроме других поводов для беспокойства, ее особенно тревожило, как бы
мистер Дарси под действием своего увлечения не слишком перехвалил ее своей
сестре. И, больше обычного горя желанием встретить гостей возможно
приветливее, она справедливо опасалась, что всякая способность казаться
приветливой может на этот раз ей изменить. Не желая быть замеченной с
улицы, она отошла от окна и постаралась успокоиться, прохаживаясь по
комнате. Однако несколько брошенных на нее недоумевающих взглядов тетушки
и дядюшки привели ее чувства в еще большее расстройство.
  Мисс Дарси и ее брат вошли в комнату, и вызывавшее столько страхов
знакомство наконец состоялось. Элизабет с изумлением обнаружила, что ее
новая подруга смущена нисколько не меньше ее самой. За время своего
пребывания в Лэмтоне она уже не раз слышала о чрезмерной гордости мисс
Дарси. Однако несколько минут наблюдений убедили Элизабет в том, что эта
молодая особа была просто чрезмерно застенчивой. Элизабет с трудом
удавалось заставить ее произнести какое-нибудь слово, кроме едва слышных
односложных ответов.
  Мисс Дарси была высокого роста, намного выше Элизабет. Несмотря на свои
шестнадцать лет, она уже вполне сформировалась и казалась женственной и
мягкой. У нее были не такие правильные, как у ее брата, черты лица, но ее
внешность и манеры свидетельствовали об уме, доброте и деликатности.
Ожидавшая найти в ней такого же проницательного и неуязвимого наблюдателя
человеческих нравов, как мистер Дарси, Элизабет с удовольствием отметила
про себя, насколько брат и сестра были непохожи друг на друга.
  Прошло короткое время после их появления, когда мистер Дарси сказал, что
ее также собирается навестить мистер Бингли. И едва она успела выразить по
этому поводу свое удовольствие и приготовиться к встрече нового гостя, как
на лестнице послышались быстрые шаги и через минуту он вошел в комнату.
Гнев Элизабет против молодого человека давно прошел. Но если бы в ней и
сохранилась малейшая доля этого гнева, она сразу бы исчезла при виде его
непритворной радости от их встречи. Бингли горячо расспрашивал о здоровье
ее родных, никого, правда, не называя по имени. При этом он держался и
разговаривал с добродушием и сердечностью, которые отличали его при
встречах в Хартфордшире.
  У Гардинеров Бингли вызвал не меньший интерес, чем у Элизабет, - им давно
хотелось его увидеть. И они смотрели на пришедших во все глаза. Недавно
возникшее подозрение относительно склонности мистера Дарси к их племяннице
побуждало их к внимательному, хотя и осторожному наблюдению за ними
обоими. И это наблюдение вскоре убедило их, что, по крайней мере, у
молодого человека сердце задето вполне серьезно. Чувства девицы еще
оставляли некоторое сомнение, но восторженное преклонение перед ней ее
кавалера казалось бесспорным.
  Элизабет, в свою очередь, была чрезвычайно занята. Ей нужно было
разобраться в мыслях гостей, привести в порядок свои собственные и
постараться быть приятной присутствующим. И хотя больше всего она
тревожилась о последнем, здесь успех ей был обеспечен особенно надежно
благодаря расположению всех, кому она старалась понравиться. Бингли
проявил полную готовность, Джорджиана - искреннее желание, а Дарси - самое
твердое намерение вынести о ней благоприятное суждение.
  При виде Бингли мысли Элизабет, естественно, обратились к Джейн. И она
жаждала узнать, думает ли он о том же. Иногда ей казалось, что, по
сравнению с прежними временами, он стал менее разговорчивым, и раз или два
ей почудилось, будто он искал некое сходство в ее чертах. Но если все это
и могло оставаться лишь плодом ее фантазии, она не могла ошибиться в
оценке его отношения к мисс Дарси, которую ей когда-то описали как
соперницу Джейн. С обеих сторон она не подметила ни одного взгляда,
который бы говорил об их особом взаимном расположении. Нельзя было
заметить ничего, что подтвердило бы надежды мисс Бингли, и вскоре она
почувствовала себя совершенно спокойной по этому поводу. А две или три
черточки в его поведении, замеченные ею прежде, чем они расстались,
подсказали ее склонному к такому выводу воображению, что Бингли вспоминает
о ее сестре не без нежности и охотно заговорил бы о ней, если бы у него
хватило на это духа. Когда все остальные были увлечены беседой, Бингли с
оттенком искренней грусти сказал:
  - Сколько времени утекло с тех пор, как я имел удовольствие с вами
встречаться! - И прежде, чем она успела ответить, добавил: - Больше восьми
месяцев! Ведь мы не виделись с двадцать шестого ноября - с того самого
вечера, когда мы танцевали в Незерфилде!
  Элизабет с радостью отметила про себя, как точно запомнил он эту дату. А
немного погодя он улучил минуту и незаметно для других спросил, все ли ее
сестры находятся в Лонгборне. Ни этот вопрос, ни предыдущее замечание сами
по себе не содержали слишком многого, но им придавали значение лицо и
манеры говорившего.
  Ей редко удавалось взглянуть в сторону мистера Дарси. Но каждый раз, когда
она могла бросить на него взор, она видела на его лице самое приветливое
выражение. Во всем, что он говорил, ни в малейшей степени не чувствовалось
высокомерия или заносчивости по отношению к его собеседникам. Это
доказывало, что замеченное ею вчера улучшение его манер, даже если оно и
было кратковременным, по крайней мере, длится более одного дня. Наблюдая
за тем, как он стремится расположить к себе и заслужить доброе мнение
людей, всякое общение с которыми несколько месяцев тому назад считал бы
для себя унизительным, видя, как он любезен не только по отношению к ней
самой, но и к той самой ее родне, о которой рассуждал с таким откровенным
презрением, и, вспоминая их резкий разговор в Хансфорде, она отмечала в
нем столь значительную, столь бросающуюся в глаза перемену, что чуть ли не
выказывала открыто свое изумление. Даже в обществе своих дорогих друзей в
Незерфилде или высокопоставленных родственников в Розингсе он еще никогда
не был столь исполнен желания быть приятным своим собеседникам, не был так
свободен от надменности и замкнутости. И это при том, что ему здесь вовсе
не из-за чего было стараться, а самое знакомство с людьми, которым он
сейчас уделял внимание, могло навлечь на него одни только упреки и
насмешки со стороны незерфилдских и розингских дам!
  Гости пробыли у них около получаса. Перед уходом мистер Дарси напомнил
сестре, что они собирались пригласить мистера и миссис Гардинер и мисс
Беннет на обед в Пемберли, прежде чем они покинут эти места. С некоторой
неловкостью, объяснявшейся тем, что она еще не привыкла к роли хозяйки
дома, мисс Дарси от души поддержала своего брата. Миссис Гардинер бросила
взгляд на Элизабет, желая узнать, насколько ее племянница, к которой
главным образом относилось приглашение, готова его принять. Но Элизабет в
этот момент отвернулась. Такое нарочитое безразличие свидетельствовало
скорее о ее смущении, нежели о том, что она хочет от приглашения
уклониться. Поэтому, видя, что ее муж, который был в восторге от нового
знакомства, смотрит на него благосклонно, она взяла на себя смелость
условиться, что они приедут в Пемберли послезавтра.
  Возможность еще раз встретиться с мисс Беннет, а также подольше
побеседовать с ней о хартфордширских друзьях была принята Бингли с большой
радостью. В представлении довольной этим Элизабет это означало, что он
надеется поговорить с ней о Джейн. Последнее обстоятельство, как и
некоторые другие, позволило ей после ухода гостей считать, что она провела
истекшие полчаса не так уж плохо, хотя в их присутствии она едва ли
испытывала удовольствие. Стремясь остаться одна и опасаясь расспросов и
намеков со стороны дядюшки и тетушки, она пробыла с ними ровно столько,
сколько требовалось, чтобы выслушать их доброжелательный отзыв о мистере
Бингли, и убежала переодеваться.
  Однако любопытство Гардинеров ей вовсе не угрожало. В их намерения не
входило принуждать ее к откровенности. Было ясно, что их племянница
гораздо ближе знакома с мистером Дарси, чем они могли предполагать. Нельзя
было сомневаться, что он в нее серьезно влюблен. Но чем больше им хотелось
узнать, тем меньше видели они оправданий для расспросов.
  О мистере Дарси следовало теперь думать благоприятно. И в той мере, в
какой позволяло их знакомство, они в самом деле не замечали за ним никаких
недостатков. Их не могла не тронуть его любезность. И если бы, оценивая
его характер, они могли, не считаясь с прочими мнениями, основываться
только на собственных чувствах или на отзыве его домоправительницы, в
составленном ими образе хартфордширское общество едва ли смогло бы узнать
своего прежнего знакомца. Им хотелось верить миссис Рейнолдс. И они легко
пришли к заключению, что свидетельство домоправительницы, знавшей своего
патрона с четырехлетнего возраста и внушавшей достаточное доверие, отнюдь
не стоило отвергать с излишней поспешностью. Сведения, которыми
располагали их лэмтонские друзья, ничем существенным этого свидетельства
не опровергали. Мистера Дарси могли упрекнуть только в гордости. Возможно,
что гордость и в самом деле была ему свойственна. Но даже если бы это было
не так, жители небольшого городка, в котором владелец поместья не имел
близких друзей, вполне могли приписать ему этот недостаток. Вместе с тем
его характеризовали как человека щедрого, оказывающего широкую помощь
нуждающимся.
  В отношении Уикхема путешественникам вскоре стало известно, что он
пользовался здесь незавидной репутацией. И если истинную причину разлада
Уикхема с сыном его покровителя истолковывали вкривь и вкось, все же не
подлежало сомнению, что, покидая Дербишир, молодой человек оставил уйму
долгов, которые позже были уплачены мистером Дарси.
  Что касается Элизабет, то в этот вечер ее мысли были еще больше
сосредоточены на Пемберли, чем в предыдущий. И хотя вечер тянулся, как ей
казалось, весьма медленно, его все же не хватило на то, чтобы она успела
определить свое отношение к одному из обитателей этого поместья. Более
двух часов Элизабет не могла заснуть, стараясь привести свои мысли в
порядок. Она явно не относилась к нему с ненавистью. Нет, ненависть
исчезла несколько месяцев тому назад. И почти столько же времени она
стыдилась того, что когда-то испытывала к нему предубеждение, которое
принимала за ненависть. Невольно возникшее уважение к Дарси, вызванное
признанием его положительных качеств, больше не противоречило ее чувствам.
И оно приобрело более теплый оттенок благодаря его поведению в эти два
дня, представившему его характер в еще более выгодном свете. Но громче
всех голосов, громче уважения и одобрения в пользу Дарси в ее душе говорил
еще один голос, к которому нельзя было не прислушаться. Это была
благодарность. Благодарность не только за его прежнее чувство, но и за то,
что он еще продолжал ее так сильно любить, простив ей злобные и
несправедливые упреки, которые она высказала, отвергая его предложение.
Дарси, который, по ее убеждению, должен был отвернуться от нее, как от
лютого врага, постарался при - этой случайной встрече сделать все
возможное, чтобы сохранить их знакомство. Не позволяя себе подчеркивать
свою склонность и избегая в поведении всякой вычурности, он стремился
заслужить доброе мнение о себе ее родных и сблизить ее со своей - сестрой.
Подобная перемена в столь самолюбивом человеке вызывала не только
удивление, но и чувство признательности, ибо она могла объясняться только
любовью, горячей любовью. И эта любовь пробуждала в Элизабет ощущение пока
неясное, ждущее своего развития, однако отнюдь не неприятное. Она уважала
и ценила этого человека, была ему благодарна, искренне желала ему счастья.
И ей только важно было понять, хочет ли она сама, чтобы его судьба
оказалась связанной с ее собственной, и будет ли она способствовать их
общему счастью, если, используя имеющуюся у нее, как ей подсказывала
интуиция, власть, заставит его вновь просить ее руки.
  Между теткой и племянницей в тот же вечер было условлено, что
исключительное внимание, которое оказала им мисс Дарси, навестив их в
самое утро своего приезда в Пемберли, заслуживает, пусть даже не равной,
ответной любезности. Было решено поэтому нанести ей визит в первой
половине следующего дня. Итак, им предстояло туда поехать. Элизабет это
было приятно, хотя едва ли она сама могла бы себе объяснить, чему же,
собственно говоря, она радуется.
  Мистер Гардинер покинул их вскоре после завтрака. Повторенное накануне
приглашение половить в Пемберли рыбу требовало, чтобы он встретился там с
некоторыми людьми, ожидавшими его около полудня.


                                  ГЛАВА III


  Хорошо зная, что неприязнь к ней мисс Бингли вызвана ревностью, Элизабет
понимала, что эта особа будет в высшей степени раздосадована ее появлением
в Пемберли. Было поэтому любопытно узнать, сможет ли она вести себя
достаточно учтиво при возобновлении их знакомства.
  По прибытии их пригласили в гостиную, выходившую окнами на север, в
которой было приятно провести время в жаркие летние часы. Из окон
открывался живописный вид на возвышавшиеся невдалеке лесистые холмы, а
также прилегавшую к дому зеленую лужайку, на которой росли великолепные
дубы и испанские каштаны.
  В этой комнате они были приняты мисс Дарси, находившейся в обществе миссис
Х„рст, мисс Бингли и дамы, вместе с которой она жила в Лондоне. Джорджиана
встретила их очень любезно. Однако вследствие ее застенчивости и боязни
совершить какой-нибудь промах, в поведении Джорджианы чувствовалась
скованность, которую люди, смотревшие на нее снизу вверх, легко могли
приписать замкнутости и гордости. Миссис Гардинер и ее племянница поняли
ее состояние и испытывали к ней сочувствие.
  Миссис Х„рст и мисс Бингли приветствовали их только легкими поклонами.
Когда все уселись, воцарилось обычное в таких случаях молчание. Его
нарушила миссис Энсли, обходительная, приятного вида женщина, которая
своей попыткой завязать беседу доказала, что она умеет себя вести лучше
остальных обитательниц этого дома. В разговоре между нею и миссис Гардинер
изредка участвовала и Элизабет. А выражение лица мисс Дарси
свидетельствовало, что ей бы очень хотелось собраться с духом и тоже к
нему присоединиться. И в минуты, когда она меньше всего боялась, что ее
кто-нибудь услышит, она и в самом деле вставляла короткие фразы.
  Элизабет вскоре заметила, что мисс Бингли пристально за ней наблюдает,
особенно следя за каждым ее словом, обращенным к мисс Дарси. Несмотря на
это, она все же постаралась бы побеседовать с Джорджианой, если бы сидела
к ней поближе. Однако, будучи поглощена собственными мыслями, она была
довольна, что ей не приходится много разговаривать. С каждой минутой можно
было ждать появления мужчин. Ей хотелось и вместе с тем не хотелось, чтобы
в их числе оказался хозяин дома, причем едва ли она могла бы определить,
какое из двух желаний было сильнее. После того как они просидели так около
пятнадцати минут, в течение которых Элизабет ни разу не слышала голоса
мисс Бингли, последняя прервала ее размышления, осведомившись у нее о
здоровье ее родных. Элизабет ответила столь же кратко и сдержанно, и мисс
Бингли замолчала.
  Некоторое разнообразие внесло появление слуги с холодным мясом, печеньем и
превосходнейшими фруктами, такими разнообразными в эту пору года.
Случилось это, правда, после того, как миссис Энсли сумела
многозначительными взглядами и улыбками напомнить молодой хозяйке о ее
обязанностях. Теперь для компании нашлось общее занятие, ибо, если не все
могли между собой разговаривать, есть был способен каждый. И живописные
пирамиды персиков, винограда и слив вскоре привлекли всех к столу.
  Подобное времяпрепровождение давало Элизабет полную возможность
разобраться, хочется ли ей, чтобы к их обществу присоединился мистер
Дарси. И за минуту до его появления ей казалось, что она решила этот
вопрос утвердительно. Тем не менее, когда он вошел, она сразу склонилась к
противоположному выводу.
  Мистер Дарси провел некоторое время в обществе мистера Гардинера, который
вместе с двумя-тремя местными жителями ловил рыбу. Услышав от него, что
его жена и племянница хотели нанести утренний визит Джорджиане, Дарси
поспешил домой.
  Как только он появился, Элизабет вполне здраво рассудила, что ей следует
держаться при нем свободно и непринужденно. Учитывая вызванное ими
всеобщее подозрение и неусыпный надзор за каждым его шагом, решение это
было безусловно правильным, хоть и не легко выполнимым. Но ничье
любопытство не обнаруживалось так явно, как любопытство, написанное на
лице мисс Бингли, хотя она и таяла от улыбок каждый раз, когда
заговаривала с Дарси или Элизабет. Ибо ревность не лишила ее надежд и она
ничуть не ослабила своего внимания к владельцу Пемберли. Мисс Дарси после
его прихода старалась вступать в разговор несколько чаще, и Элизабет
заметила явное стремление ее брата поближе познакомить ее с Джорджианой и
содействовать их попыткам завязать беседу. Это не ускользнуло и от
внимания мисс Бингли, которая со свойственной раздраженному человеку