ь, заметила:
  - Ваше мнение о нем, мне кажется, красноречиво говорит в его пользу.
  - Я говорю одну только правду, - мои слова подтвердит всякий, кто знает
мистера Дарси, - ответила миссис Рейнолдс.
  Элизабет показалось, что это звучит довольно смело. С возрастающим
изумлением она услышала, как миссис Рейнолдс добавила: - За всю жизнь он
не сказал мне ни одного резкого слова. А ведь я знаю его с четырехлетнего
возраста.
  Эти слова особенно поразили Элизабет, настолько они шли вразрез с ее
собственным представлением о Дарси. До сих пор она была уверена, что у
него нелегкий характер. Ее внимание было обострено до предела. Ей не
терпелось узнать еще что-нибудь, и она была от души благодарна мистеру
Гардинеру, который сказал:
  - Не многие люди заслуживают подобных похвал. Вы, должно быть, весьма
счастливы, имея такого хозяина.
  - О да, сэр, мне в самом деле очень повезло. Лучшего мне не сыскать в
целом свете. Но я всегда замечала, что добрые дети вырастают хорошими
людьми. А он был самым отзывчивым, самым благородным мальчиком, какого мне
когда-либо приходилось встречать.
  Элизабет не отрывала от нее глаз.
  "Неужели речь идет о мистере Дарси?" - думала она.
  - Его отец славился своей добротой, - заметила миссис Гардинер.
  - О да, сударыня, вполне заслуженно. И сын его будет точь-в-точь такой же.
Он так же добр к простым людям.
  Элизабет слушала, удивлялась, сомневалась и горела желанием узнать больше.
Миссис Рейнолдс не могла заинтересовать ее ничем другим. Все, что она
рассказывала о сюжетах картин, размерах комнат и стоимости обстановки,
Элизабет пропускала мимо ушей. Мистера Гардинера очень забавляло
проявление фамильного тщеславия, объяснявшего, по его мнению,
преувеличенные похвалы мистеру Дарси со стороны его домоправительницы.
Поэтому он постарался снова вернуться к прежней теме. И пока они
поднимались по длинной лестнице, миссис Рейнолдс с упоением продолжала
описывать многочисленные достоинства своего патрона:
  - Это лучший землевладелец и лучший хозяин из всех когда-либо
существовавших на свете, - сказала она. - Не то что теперешние беспутные
молодые люди, которые думают только о себе. Не найдется ни одного его
арендатора или работника, который бы не сказал о нем доброго слова.
Кое-кто находит его слишком гордым. Но я этого не замечала. Этот упрек,
мне кажется, вызван тем, что, в отличие от современных молодых людей, он
не интересуется пустяками.
  "В каком выгодном свете рисуют мистера Дарси эти слова!" - думала Элизабет.
  - Этот блестящий отзыв, - шепнула ей тетка, - не вполне сочетается с его
отношением к нашему бедному другу.
  - Быть может, нас по этому поводу ввели в заблуждение?
  - Едва ли это могло случиться. Мы получили сведения из такого надежного
источника.
  Пройдя просторную переднюю во втором этаже, они заглянули в очаровательную
гостиную с еще более легкой и изящной обстановкой, чем в нижних
помещениях. Домоправительница объяснила, что эту комнату только на днях
отделали, чтобы порадовать мисс Дарси, которой она прошлым летом особенно
полюбилась.
  - У нее и правда заботливый брат, - сказала Элизабет, подходя к одному из
окон.
  Миссис Рейнолдс заранее предвкушала восторг мисс Дарси при виде новой
отделки.
  - И это так на него похоже! - добавила она. - Все, что может доставить
сестре хоть малейшее удовольствие, делается сейчас же. Он использует любую
возможность.
  Им оставалось осмотреть только картинную галерею и две или три большие
спальни. В галерее оказалось немало прекрасных полотен, но Элизабет слабо
разбиралась в живописи. И, устав от нее еще при осмотре первого этажа, она
охотно принялась рассматривать более доступные и близкие ей карандашные
наброски мисс Дарси.
  Разглядывая множество семейных портретов, которые едва ли могли привлечь
внимание постороннего, Элизабет искала среди них единственное лицо со
знакомыми чертами. В конце концов оно бросилось ей в глаза, и она была
поражена удивительным сходством портрета с мистером Дарси. На полотне была
запечатлена та самая улыбка, которую она нередко видела на его лице, когда
он смотрел на нее. Несколько минут Элизабет сосредоточенно в него
вглядывалась. И, покидая галерею, она еще раз к нему подошла, услышав от
миссис Рейнолдс, что портрет был написан еще при жизни прежнего хозяина.
  В эту минуту Элизабет явно испытывала к оригиналу портрета более теплое
чувство, чем когда-либо на протяжении их знакомства. Восторги миссис
Рейнолдс не могли не произвести впечатления. Может ли что-нибудь звучать
убедительнее, чем хвалебный отзыв разумной прислуги? Она размышляла над
огромной ответственностью за человеческие судьбы, которая возлагалась на
Дарси его положением старшего брата, землевладельца, хозяина дома. Сколько
мог он принести людям добра и зла! Сколько радостей и горестей находилось
в его власти! Каждая черточка его характера, упоминавшаяся
домоправительницей, располагала в его пользу. И, стоя перед полотном, с
которого на нее смотрели его глаза, Элизабет думала о его чувстве с
гораздо более глубоким участием, чем когда-либо прежде: она вспоминала,
как пламенно признался он ей в своей любви, и старалась загладить в памяти
неподобающую форму этого признания.
  Когда были осмотрены все открытые для обозрения уголки дома, они снова
сошли вниз и, распрощавшись с домоправительницей, оказались на попечении
встретившего их около дверей холла садовника.
  Спускаясь по газонам к реке, Элизабет обернулась, чтобы еще раз оглядеть
здание. Мистер и миссис Гардинер тоже остановились.
  И пока первый высказывал предположение о времени постройки дома, из-за
угла, по дорожке, которая вела к конюшне, вышел его владелец.
  Между ними было всего двадцать ярдов, и он появился настолько внезапно,
что избежать его взгляда было для Элизабет совершенно невозможно. Глаза их
встретились, и лица обоих вспыхнули багровым румянцем. Мистер Дарси
вздрогнул и сначала, казалось, оцепенел от изумления. Но, быстро придя в
себя, он пошел к ним навстречу и заговорил с ней, хотя и не вполне владея
собой, однако самым учтивым образом.
  В первый момент Элизабет инстинктивно отвернулась и сделала несколько
шагов в сторону. Но когда он с ней поравнялся, она растерянно остановилась
и выслушала его приветствие. Если появление мистера Дарси и его сходство с
только что виденным портретом недостаточно уверило ее спутников, что перед
ними владелец поместья, то изумление, которое при виде хозяина
изобразилось на лице садовника, подтвердило это с полной убедительностью.
Пока Дарси беседовал с их племянницей, они стояли поодаль. Не смея поднять
глаза, совершенно ошеломленная, Элизабет бессознательно отвечала на
любезные расспросы о своей семье. Ее поразило, насколько переменились, по
сравнению с их последней встречей, его манеры. С каждой новой фразой она
испытывала все возраставшее смущение. И несколько минут этого разговора, в
течение которых она сознавала только, до чего неприлично было ей оказаться
застигнутой в этом месте, стали самыми неловкими в ее жизни. Мистер Дарси
чувствовал себя не намного увереннее: в его словах не было обычной
невозмутимости. Бессвязно повторяя вопросы о том, когда она покинула
Лонгборн и сколько дней ей довелось провести в Дербишире, он явно
обнаруживал свое смятение.
  Под конец, не зная, что бы сказать еще, он замолк и, простояв с минуту в
молчании, вдруг опомнился и пошел прочь.
  Мистер и миссис Гардинер тотчас же подошли к Элизабет и выразили
восхищение его внешностью. Однако, поглощенная своими мыслями, Элизабет
едва ли расслышала их слова и шла за ними в полном молчании. От стыда и
унижения она почувствовала себя совершенно подавленной. Визит в Пемберли
казался ей самым злосчастным, самым ошибочным шагом в ее жизни. Каким
странным должен был показаться он мистеру Дарси! Как опозорена была бы она
даже и не перед столь тщеславным человеком! Можно было подумать, что она
намеренно постаралась снова оказаться у него на пути! Зачем она сюда
приехала? И надо же было ему явиться за день до назначенного срока!
Достаточно им было выйти из замка всего на десять минут раньше, и он бы их
не застал! Было ясно, что он прибыл сию минуту - только что соскочил с
лошади или вышел из экипажа. И она снова и снова краснела, сознавая все
неприличие ее появления в Пемберли. Но как изменилось поведение мистера
Дарси! Чем это можно объяснить? Следовало удивляться, что он вообще стал с
ней разговаривать. И разговаривать так учтиво, - осведомляться о ее
близких! Никогда еще он не говорил с ней так сердечно, без малейшего
высокомерия, как при этой нежданной встрече. Насколько это отличалось от
его последнего обращения к ней в Розингсе, когда он передал ей свое
письмо! Элизабет не знала, что ей об этом думать и как все объяснить.
  Они теперь шли по восхитительной тропинке у самой воды. С каждым шагом
перед ними открывались все более красивые склоны, все более живописный вид
на приближавшуюся лесную чащу. Однако Элизабет смогла снова воспринимать
окружающий мир далеко не сразу. Машинально отвечая на повторные обращения
мистера и миссис Гардинер или рассматривая заинтересовавшие их виды, она
думала совсем о другом. Ее мысленному взору представлялась та
единственная, хоть и неизвестная комната дома, в которой должен был сейчас
находиться мистер Дарси. Ей хотелось понять, какие мысли бродят у него
сейчас в голове, что он о ней думает и сохранил ли к ней, вопреки всему,
нежное чувство. Не был ли он так любезен только потому, что чувствовал
себя здесь более свободно? Но в его голосе слышалось нечто такое, что
нельзя было счесть за непринужденность. Было неясно - обрадовался ли он
этой встрече или она его расстроила. Во всяком случае, он не отнесся к ней
безразлично.
  Замечания спутников по поводу ее рассеянного вида под конец вывели
Элизабет из задумчивости и заставили ее взять себя в руки.
  Они вошли в чащу и, на время расставшись с рекой, побрели вверх по склону
холма. Там, где просветы между деревьями оставляли взору достаточный
простор, открывался прекрасный вид на долину и противоположные покрытые
лесом холмы, скрывавшие также некоторые излучины реки. Мистер Гардинер
выразил желание обойти весь парк, но побоялся, что за одну прогулку это
окажется им не под силу. В ответ на его слова садовник с довольной
усмешкой сказал, что им потребовалось бы пройти не меньше десяти миль. Это
решило вопрос, и они двинулись дальше по избранному пути. Дорога снова
пошла под гору. Пробравшись под низко склоненными деревьями, они опять
спустились к сильно сузившейся в этом месте реке и пересекли ее по
незамысловатому мостику, вполне гармонировавшему с окружающей природой.
Рука человека чувствовалась здесь еще меньше, чем во всех виденных ими до
сих пор уголках парка. И сжатая ущельем долина оставляла пространство
только для потока и узкой, окаймленной кустарником дорожки. Элизабет очень
хотелось обследовать течение реки. Но, внезапно сообразив, как далеко они
отошли от дома, миссис Гардинер, которая не привыкла много ходить пешком,
отказалась идти дальше и потребовала, чтобы они поскорее вернулись.
Племяннице пришлось подчиниться, и они пошли кратчайшим путем к
оставленному ими на другом берегу экипажу. Двигались они, однако, не
слишком быстро. Пристрастие мистера Гардинера к рыбной ловле, которое ему
случалось удовлетворять весьма редко, заставляло их то и дело
останавливаться, пока он разглядывал плещущуюся в реке форель или толковал
с садовником о повадках этой рыбы. Медленно бредя таким образом, они вдруг
заметили направляющегося к ним мистера Дарси. Элизабет была изумлена почти
так же, как тогда, когда он появился в первый раз перед домом. Благодаря
тому что тропинка была не настолько скрыта деревьями, как на другом
берегу, они увидели Дарси на таком расстоянии, чтобы успеть подготовиться
к встрече. И, несмотря на свое удивление, Элизабет смогла собраться с
мыслями, чтобы говорить с ним, если он в самом деле к ним подойдет,
достаточно спокойно. На секунду ей почудилось, что он все же предпочел
свернуть в боковую просеку. Но это предположение просуществовало ровно
столько времени, сколько потребовалось, чтобы он успел миновать скрывший
его изгиб дороги. Тотчас после этого он предстал перед ними. С первого
взгляда она заметила, что он держится так же учтиво, как во время их
встречи около дома. Стараясь быть столь же любезной, Элизабет выразила
свое восхищение красотой местности. Но, повторив раза два "очаровательно"
и "прелестно", она спохватилась, что в ее устах восхваления Пемберли могут
получить неправильное истолкование, и, покраснев, внезапно умолкла.
  Миссис Гардинер стояла поодаль, и мистер Дарси, воспользовавшись паузой,
попросил Элизабет оказать ему честь и представить его своим друзьям. Такой
учтивости она от него совершенно не ожидала. И, едва сдержав улыбку, она
подумала, что Дарси ищет знакомства с людьми, против которых так
восставала его гордость, когда он просил ее руки.
  "Как должен будет он удивиться, - подумала она, - узнав, кто они такие! Он
ведь предполагает, что они принадлежат к светскому обществу".
  Тем не менее она сразу их познакомила. Сказав, что приходится Гардинерам
племянницей, она искоса взглянула на Дарси, вполне допуская, что он
постарается поскорее сбежать от столь неподходящей компании. Упоминание об
их родственных связях, несомненно, застало его врасплох. Однако Дарси
принял это сообщение достаточно мужественно и не только не сделал попытки
удалиться, но даже пошел рядом, вступив с мистером Гардинером в оживленную
беседу. Элизабет не могла не испытывать удовлетворения, не могла не
торжествовать. Как утешительно было сознавать, что он познакомился наконец
с теми из ее родственников, за которых ей наверняка не придется краснеть!
Вслушиваясь в их разговор, она радовалась каждой фразе своего дяди,
каждому выражению, свидетельствовавшему о его уме, вкусе и превосходных
манерах.
  Беседа вскоре коснулась рыболовства, и она услышала, как мистер Дарси
весьма любезным образом пригласил ее дядю во время их пребывания в
Дербишире ловить рыбу в его имении. Одновременно он предложил снабдить его
необходимыми снастями и показал наиболее удобные для ловли места. Миссис
Гардинер, которая шла бок о бок с племянницей, бросила на нее изумленный
взгляд. Элизабет промолчала, но чувствовала себя необыкновенно довольной.
Такое внимание, очевидно, проявлялось ради нее одной. Все это, однако,
крайне ее удивляло, так что она не переставала себя спрашивать: "Почему он
так изменился? Чем это объясняется? Не может быть, чтобы это случилось
из-за меня. Не может быть, чтобы ради меня он стал вести себя так учтиво!
То, что я высказала ему тогда в Хансфорде, не могло повлиять на него так
сильно! Не любит же он меня до сих пор?!"
В течение какого-то времени все шли в том же порядке: дамы - впереди,
мужчины - в нескольких шагах сзади. Но после того как им пришлось
спуститься к воде, чтобы взглянуть на какое-то занятное водяное растение,
произошла некоторая перестановка. Миссис Гардинер, утомленная долгой
прогулкой, почувствовала, что рука племянницы служит ей недостаточной
опорой, и предпочла опереться на руку мужа. Мистер Дарси занял ее место
рядом с Элизабет, и они двинулись дальше. После некоторого молчания
Элизабет заговорила первая. Ей хотелось объяснить, насколько она была
уверена в его отсутствии, когда решилась посетить Пемберли. Поэтому она
высказала свое удивление его неожиданным приездом.
  - Ваша домоправительница, - прибавила она, - утверждала с уверенностью,
что вы не приедете раньше завтрашнего утра, и то же самое нам сказали
перед выездом из Бейкуэлла. Сегодня вас здесь не ждали.
  Дарси подтвердил, что приехал в самом деле неожиданно, и объяснил это
необходимостью встретиться с управляющим до прибытия своих друзей.
  - Они приедут завтра утром, - продолжал он. - И вы найдете среди них
старых знакомых - мистера Бингли и его сестер.
  Элизабет ответила легким кивком. Мысли ее мгновенно перенеслись к тому
времени, когда имя Бингли было произнесено между ними в последний раз. И,
насколько она могла судить по выражению лица мистера Дарси, он думал о том
же.
  - Среди них будет еще одна особа, - продолжал он после некоторой паузы, -
которая самым искренним образом хотела бы с вами познакомиться. Позволите
ли вы мне, - или я прошу слишком многого, - представить вам, пользуясь
вашим визитом в Лэмтон, мою сестру?
  Такая просьба не могла не вызвать ее удивления. Было трудно понять, чем
она ее заслужила. Однако было ясно, что мисс Дарси могла захотеть с ней
познакомиться только под влиянием брата. Так или иначе Элизабет не видела
в этом ничего дурного. И ей было радостно сознавать, что он не думает о
ней плохо, несмотря на нанесенную ему обиду.
  Теперь они шли молча, каждый глубоко погруженный в свои мысли. Состояние
Элизабет нельзя было назвать приятным - об этом не могло быть и речи. Но
она была польщена и тронута. Желание познакомить ее с мисс Дарси казалось
особенно тонким комплиментом. Вскоре они намного опередили своих
спутников. Когда они подошли к экипажу, мистер и миссис Гардинер отстали
от них почти на четверть мили.
  Дарси пригласил ее войти в дом, но она ответила, что не чувствует
усталости, и оба остались стоять на лужайке. В подобных, располагающих к
беседе обстоятельствах молчать было особенно неловко. Ей хотелось начать
разговор, но любая возможная тема казалась запретной. Наконец, вспомнив,
что в данный момент она является путешественницей, Элизабет упомянула о
Мэтлоке и Давдейле, и они с большим увлечением начали обсуждать красоты
Дербишира. Однако время и ее тетушка подвигались настолько медленно, что к
концу этого tete-a-tete ей уже почти ничего не могло прийти в голову для
поддержания разговора.
  Когда Гардинеры наконец приблизились, он пригласил всех зайти в дом, чтобы
немного закусить. Приглашение, однако, было отклонено, и они расстались
самым любезным образом. Мистер Дарси помог обеим дамам сесть в экипаж, и,
когда лошади тронулись, Элизабет увидела, как он медленно пошел по
направлению к дому.
  Мистер и миссис Гардинер не преминули высказать свои впечатления. Оба
заявили, что мистер Дарси намного превзошел их ожидания.
  - Он превосходно себя держит: по-настоящему учтиво и скромно, - сказал
мистер Гардинер.
  - Конечно, в нем есть некоторая величавость, но она скорее относится к его
внешности и нисколько его не портит, - заметила миссис Гардинер. - И я
готова согласиться с его домоправительницей, что, хотя некоторые люди и
считают его гордецом, сама я этого совсем не почувствовала.
  - Особенно меня удивило его гостеприимство. По отношению к нам он был не
просто вежливым, но, я бы сказал, подчеркнуто внимательным. А ведь для
подобного внимания у него не было никакого повода: его знакомство с
Элизабет было самым поверхностным.
  - Разумеется, Лиззи, он уступает Уикхему, - добавила тетушка. - Вернее, у
него не такая привлекательная внешность, хотя он совсем недурен. Но почему
ты нам описала его таким чудовищем?
  Элизабет оправдывалась как могла: она говорила, что он понравился ей
гораздо больше, когда они встретились в Кенте, и что еще никогда он не
казался ей столь приятным человеком, каким предстал перед ними в это утро.
  - Возможно, он несколько взбалмошен, - заметил мистер Гардинер. - Этим
вашим великим людям свойственна такая особенность. А потому я не собираюсь
воспользоваться приглашением насчет рыбной ловли. Не то вдруг у него
переменится настроение и мне придется убираться восвояси.
  Элизабет видела, что они совершенно не разобрались в его характере, но не
сказала ни слова.
  - Посмотрев на него, - продолжала миссис Гардинер, - я бы никогда не
подумала, что он способен обойтись с кем-нибудь так жестоко, как обошелся
с бедным Уикхемом. Он вовсе не кажется злодеем, напротив, когда он
разговаривает, у него около рта видны такие добрые складки. В его
внешности чувствуется какое-то достоинство, с которым никак не вяжется
представление о же