неосмотрительностью воспользовалась первым же случаем, чтобы
насмешливо-любезным тоном спросить:
  - Кстати, мисс Элиза, правда ли, что ***ширский полк в самом деле покинул
Меритон? Для вашей семьи это было, наверно, подлинной трагедией!
  В присутствии Дарси она не смела произнести фамилию Уикхем. Но Элизабет
сразу поняла, что она намекала на него, и разнообразные воспоминания,
связанные с этим именем, причинили ей некоторую досаду. Готовая дать отпор
злостному выпаду, она тем не менее ответила на вопрос с достаточным
безразличием. Невольно брошенный ею при этом взгляд позволил ей заметить,
с каким вниманием посмотрел на нее покрасневший мистер Дарси и в каком
смущении находилась не смевшая поднять глаза Джорджиана. Если бы мисс
Бингли знала, какую боль она причиняет этим намеком своей любимой подруге,
она, безусловно, остереглась бы его высказать. Но она хотела только
уязвить Элизабет, намекнув ей о человеке, к которому она, по ее мнению,
была неравнодушна. Рассчитывая вывести гостью из равновесия напоминанием о
связанном с этим полком легкомысленном и глупом поведении ее родных, она
надеялась повредить Элизабет в глазах Дарси. О готовившемся побеге мисс
Дарси она не имела понятия - об этом не знал никто, кроме Элизабет. От
семьи Бингли это происшествие скрывалось особенно тщательно из-за тех
самых намерений мистера Дарси, которые заподозрила у него Элизабет и при
осуществлении которых родня Бингли могла стать родней Джорджианы. У Дарси
в самом деле когда-то существовал подобный план, и, не объясняя этим
планом стремление разлучить Бингли и Джейн, можно было допустить, что он
все же усилил его живой интерес к благополучию друга.
  Умение Элизабет владеть собой вскоре рассеяло его беспокойство. И, так как
раздосадованная и разочарованная мисс Бингли не посмела напомнить об
Уикхеме более прямым образом, Джорджиана со временем также пришла в себя,
хотя и не настолько, чтобы снова принять участие в беседе. Мистер Дарси, с
которым она боялась встретиться взглядом, едва ли заметил ее переживания.
  А повод, который должен был по замыслу мисс Бингли оттолкнуть его от
Элизабет, по-видимому, напротив, заставил его думать о ней еще более
благосклонно.
  Вскоре после упомянутых вопроса и ответа гости уехали. И, пока мистер
Дарси провожал их до экипажа, Кэролайн изливала свои чувства, обсуждая
внешность, поведение и платье Элизабет Беннет. Джорджиана, однако, к ней
не присоединилась. Рекомендации брата было достаточно, чтобы обеспечить
любому человеку ее расположение. Его суждение не могло быть ошибочным, а
он отзывался об Элизабет с такой теплотой, что Джорджиана не могла не
находить ее красивой и милой. Когда он вернулся в гостиную, мисс Бингли не
удержалась от того, чтобы не повторить некоторые свои замечания по адресу
Элизабет, которые она только что высказывала его сестре.
  - Как плохо выглядела сегодня Элиза Беннет, не правда ли, мистер Дарси? -
воскликнула Кэролайн. - Я в жизни не видела, чтобы кто-нибудь так
изменился за полгода! Она ужасно погрубела и подурнела! Мы с Луизой
считаем, что, попадись она где-нибудь нам на улице, мы бы ее просто не
узнали!
  Хотя эти рассуждения отнюдь не понравились мистеру Дарси, он ограничился
лишь сдержанным ответом, сказав, что не заметил в лице Элизабет никаких
перемен, кроме загара - естественного следствия путешествия в летнюю пору.
  - Что касается меня, - добавила мисс Бингли, - я, признаюсь, никогда не
замечала в ней ничего привлекательного. Лицо у нее слишком узкое, кожа
темная, а черты самые невзрачные. Ну какой у нее нос? Ни лепки, ни
выразительности. Губы терпимые, но такие заурядные. А в ее глазах - кто-то
однажды даже назвал их очаровательными? - я никогда не находила ничего
особенного. Их едкий, пронизывающий взгляд вызывает у меня отвращение. Во
всем ее облике столько простонародного самодовольства, с которым
невозможно примириться!
  Так как мисс Бингли знала, что Элизабет нравится мистеру Дарси, она могла
бы сообразить, что высказывания подобного рода едва ли откроют ей
кратчайший путь к его сердцу. Но рассерженные люди не всегда
руководствуются здравым смыслом. И выражение досады на его лице было
единственным следствием ее маневров. Тем не менее Дарси хранил молчание.
Стремясь вызвать его на разговор, она продолжала:
  - Помнится, когда мы впервые встретились с ней в Хартфордшире, всех нас
крайне удивило, что она прослыла красоткой. Мне врезались в память слова,
сказанные вами после того, как Беннеты обедали у нас в Незерфилде: "Это
она-то красотка? Я бы скорее назвал ее мамашу душой общества!"
Впоследствии, правда, ей, кажется, удалось снискать ваше расположение -
одно время вы даже находили ее хорошенькой.
  - О да, - выйдя из себя, ответил Дарси. - Это было в самом начале нашего
знакомства. Но прошло уже много месяцев, как я стал видеть в ней одну из
самых прелестных женщин, которых мне приходилось встречать.
  С этими словами он вышел, предоставив мисс Бингли удовольствоваться
вырванным признанием, которое ранило только ее одну.
  На обратном пути миссис Гардинер и Элизабет обсудили все подробности
визита, не коснувшись только того, что интересовало обеих на самом деле.
Они затронули внешность и поведение всех присутствовавших, кроме человека,
который больше всего привлекал их внимание, - говорили о его сестре, его
друзьях, его доме, его угощении - обо всем, кроме него самого. А между тем
Элизабет очень хотелось услышать мнение своей тетки о мистере Дарси, а та
была бы крайне обрадована, если бы ее племянница решилась о нем упомянуть.


                                  ГЛАВА IV


  Элизабет почувствовала сильное разочарование, не найдя по приезде в Лэмтон
письма от Джейн. То же повторилось на второй и третий день их пребывания в
этом городке. Но на утро четвертого дня ее огорчениям пришел конец, и
сестра ее была полностью оправдана. Для Элизабет одновременно пришли два
письма, из которых одно имело штемпель, свидетельствовавший, что его
послали по неверной дороге. Этому не следовало удивляться, так как почерк
Джейн на конверте был чрезвычайно неразборчив.
  Письма были принесены как раз тогда, когда Гардинеры приглашали ее на
прогулку. Теперь они решили пойти вдвоем, предоставив ей возможность
насладиться чтением в одиночестве. Прежде всего следовало прочесть
заблудившееся письмо, отправленное еще пять дней тому назад. Начало его
состояло из обычных сведений о визитах, небольших вечеринках и тому
подобных новостях провинциальной жизни. Вторая половина, датированная
следующим днем, касалась значительно более важного события и была написана
с явной поспешностью. В ней заключалось следующее сообщение:

  "Начало этого письма уже было написано, дорогая Лиззи, когда случилось
неожиданное и очень серьезное происшествие. Но мне не хотелось бы тебя
пугать, - пожалуйста, не волнуйся, - мы все здоровы. Новость, которую я
должна тебе сообщить, касается бедной Лидии. Письмо с нарочным, прибывшим
из Лондона от полковника Форстера вчера в полночь, когда все уже
укладывались спать, известило нас, что Лидия уехала в Шотландию вместе с
одним из офицеров - короче говоря, с Уикхемом! Представь себе наше
изумление. Впрочем, для Китти эта новость не была столь неожиданной. Я
очень, очень огорчена. Такой неблагоразумный брак для обоих! Но я надеюсь
на лучшее - быть может, об этом молодом человеке судят неправильно. В его
безрассудство и легкомыслие я готова поверить. Но теперешний его поступок
(и нам следует этому радоваться!) отнюдь не порочит его сердца. По крайней
мере, в его выборе нет расчета - он же знает, что отец не может дать за
ней ровно ничего. Бедная мама просто в отчаянии. Папа держится несколько
лучше. Как хорошо мы сделали, скрыв от них то, что нам про него
рассказывали! Мы и сами должны об этом теперь забыть. Предполагается, что
они выехали в субботу около полуночи, но их отсутствие заметили только
вчера в восемь часов утра. Нарочный был послан немедленно. Лиззи, дорогая,
они должны были проехать всего в десяти милях от нашего дома! Судя по
письму, мы надеемся, что полковник Форстер скоро будет здесь. Лидия
оставила несколько строк его жене, сообщив ей об их намерении. Больше
писать не могу - бедная мама не в состоянии долго оставаться одна. Боюсь,
тебе трудно будет во всем разобраться - я даже сама не знаю, что написала".

  Не оставляя времени для раздумий и едва отдавая себе отчет в своих
чувствах, Элизабет, закончив это письмо, сразу схватила второе и,
распечатав его с крайним нетерпением, прочла следующие строки (письмо было
написано на другой день после предыдущего):

  "К этому моменту, дорогая сестра, ты уже должна была получить мое
написанное наспех вчерашнее сообщение. Хотелось бы, чтобы новое письмо
оказалось более вразумительным. Но, хотя сейчас я уже не столь стеснена во
времени, в моей голове такой сумбур, что я не могу быть уверена, все ли в
нем будет понятно. Лиззи, миленькая, я даже не знаю, как мне об этом
написать, но у меня для тебя плохие вести, и я должна сообщить их тебе как
можно скорее. Как бы ни был неразумен брак между мистером Уикхемом и нашей
бедной Лидией, мы теперь больше всего хотели бы убедиться, что он
состоялся. Ибо имеется слишком много оснований подозревать, что они вовсе
не уехали в Шотландию. Вчера к нам прибыл полковник Форстер, который
покинул Брайтон накануне, через несколько часов после отъезда нарочного.
Из короткого письма Лидии к мисс Ф., казалось бы, следовало, что они
отправились в Гретна-Грин"Местечко в южной Шотландии, на границе с
Англией, где можно было оформить брак без долгих проволочек, ибо действие
английских законов о бракосочетании, требующих троекратного оглашения в
церкви либо специальной лицензии Докторс Коммонс, то есть корпорации
юристов гражданского и церковного права, на Шотландию не
распространялось". Однако мистер Денни выразил кому-то свое убеждение, что
У. совсем туда и не собирался и вообще не думал жениться на Лидии. Это
передали полковнику Ф., который, тут же подняв тревогу, помчался из Б., с
тем чтобы разузнать, каким путем они ехали. Он легко проследил их путь до
Клэпхема, но потом след потерялся, так как, прибыв туда, они сошли с
почтовой кареты, везшей их от Эпсома"Город в графстве Суррей, известный
своими минеральными источниками и ежегодными скачками ("дерби" и "оукс")",
и наняли извозчика. Дальше известно только, что они продолжали свой путь
по лондонской дороге. Просто не знаю, что и подумать. Наведя всевозможные
справки по эту сторону Лондона, полковник Ф. прибыл в Хартфордшир,
настойчиво продолжая расспросы у каждого шлагбаума и в гостиницах Барнета
и Хэтфилда"Город в Хартфордшире, расположенный в 17 милях к северу от
Лондона. Знаменит старинным парком и архитектурой", но так ничего и не
добился, - беглецов, которых он разыскивал, никто не видел. Глубоко
опечаленный, он прибыл в Лонгборн и поделился с нами своими опасениями.
Это делает честь его сердцу. Мне так искренне жаль его и миссис Ф., - их
решительно не в чем упрекнуть. Мы все, дорогая Лиззи, в очень большом
расстройстве. Мама и папа боятся самого худшего, но я не могу подумать об
У. так плохо. У них могло быть множество причин для того, чтобы
предпочесть первоначальному плану тайную женитьбу в Лондоне. И даже если
допустить, что недостойный замысел в отношении девушки из порядочной семьи
мог возникнуть у молодого человека, можно ли думать, что она сама потеряла
голову в такой степени? Просто невероятно! К моему огорчению, полковник Ф.
не очень склонен верить в то, что они обвенчались. Когда я поделилась с
ним своими надеждами, он покачал головой и высказал сомнение в том, что У.
человек, на которого можно положиться. Бедная мама теперь в самом деле
больна и не выходит из комнаты. Ей стало бы легче, если бы она взяла себя
в руки, но этого трудно ожидать. Что касается папы, то мне еще не
приходилось видеть его таким удрученным. На бедную Китти сердятся за то,
что она скрыла привязанность Лидии. Но поскольку ей сообщили об этом
доверительно, могла ли она поступить по-другому? Я искренне рада, дорогая
Лиззи, что тебе не пришлось присутствовать при этих ужасных сценах. Но
сейчас, когда первое потрясение уже прошло, должна ли я признаться,
насколько я жажду твоего возвращения? Однако я не так уж эгоистична, чтобы
настаивать, если это окажется затруднительным. Adieu. Я снова взялась за
перо, чтобы обратиться с просьбой, от которой двумя строчками выше обещала
воздержаться. Но обстоятельства таковы, что я вынуждена умолять всех вас
приехать как можно скорее. Я настолько хорошо знаю наших дорогих дядю и
тетю, чтобы не бояться сказать им об этом, причем к дяде у меня есть и
особая просьба. Папа сию минуту уезжает с полковником Форстером в Лондон,
чтобы попытаться там найти Лидию. Каким образом он собирается это сделать,
мне решительно неизвестно. Но его угнетенное душевное состояние не
позволит ему предпринять достаточно осторожные и разумные действия, а
полковник Форстер обязан завтра вечером вернуться в Брайтон. В таком
крайнем положении дядины советы и помощь могли бы оказаться спасительными.
Он сразу поймет мои переживания, и я полагаюсь на его отзывчивость".

  - Но где же, где же мне найти дядю?! - вскочив с места, воскликнула
Элизабет, как только дочитала письмо.
  Ей хотелось немедленно, не теряя драгоценных минут, броситься за мистером
Гардинером. Но когда она добежала до порога, дверь распахнулась и слуга
пропустил в комнату мистера Дарси. Увидев, как она побледнела и как
стремительно кинулась ему навстречу, он растерялся. И прежде чем он привел
мысли в порядок, чтобы что-то сказать, Элизабет, в сознании которой
решительно все было заслонено судьбой Лидии, поспешно проговорила:
  - Извините меня, я вынуждена вас покинуть. Мне сейчас же надо найти
мистера Гардинера по неотложному делу. Нельзя терять ни секунды.
  - Боже мой, что случилось? - вскричал он скорее участливо, нежели
сообразуясь с правилами приличия. Однако, тут же взяв себя в руки,
добавил: - Конечно, я не смею вас задерживать. Но разрешите отыскать
мистера и миссис Гардинер мне или кому-нибудь из слуг. Вам может стать
дурно, вы не в состоянии сами пойти на поиски.
  Элизабет хотела было настоять на своем, но, почувствовав слабость в ногах,
поняла, что едва ли способна догнать Гардинеров. Поэтому, снова позвав
слугу, она, с трудом выговаривая от волнения слова, поручила ему разыскать
хозяина и хозяйку и попросить их немедленно вернуться в гостиницу.
  Когда слуга вышел, Элизабет, будучи не в силах стоять на ногах, опустилась
в кресло. При этом вид у нее был такой больной, что Дарси счел невозможным
ее покинуть и не мог удержаться от выражения участия и заботы:
  - Может быть, позвать горничную? Вам надо выпить чего-нибудь
подкрепляющего. Стакан вина, например, - позвольте, я вам налью? Вам очень
нездоровится!
  - Нет, нет, благодарю вас, - ответила она, стараясь сдержать свое
волнение. - Со мной ничего не случилось. Я совершенно здорова. Меня лишь
расстроило только что полученное злосчастное известие из Лонгборна.
  При этом она разразилась рыданиями и в течение нескольких минут была не в
силах что-нибудь сказать. Дарси в растерянности мог только пробормотать
невразумительные слова сочувствия и молча смотрел на нее с жалостью. В
конце концов она снова заговорила:
  - Я только что получила письмо от Джейн с огорчительной новостью. Она
станет известна всем. Моя младшая сестра покинула друзей - сбежала, -
оказалась во власти мистера... мистера Уикхема. Они вместе уехали из
Брайтона. Вы достаточно знаете этого человека, чтобы понимать, что это
означает. У нее нет ни денег, ни связей, - ровно ничего, чем она могла бы
его удержать, - она погибла.
  Дарси оцепенел от изумления.
  - Страшно подумать, - продолжала она еще более взволнованно, - ведь мне
это было так просто предупредить. Я, которая так хорошо знала, что он
собой представляет! Достаточно было рассказать моим близким совсем немного
из того, что мне стало известно. Этого бы не случилось, если бы все знали,
что он за человек. Но теперь уже ничего, ничего нельзя поделать!
  - Какой ужас! - воскликнул Дарси. - Я, в самом деле, глубоко огорчен. Но
уверены ли вы, что все произошло так, как вы рассказываете? Достоверно ли
это известие?
  - Увы, да! Они выехали вдвоем из Брайтона в ночь под воскресенье. Их путь
удалось проследить до самого Лондона, но дальше он затерялся. То, что они
не поехали в Шотландию, - очевидно.
  - Но что же предпринято? Пытались ли ее хоть как-то вернуть?
  - Отец выехал в Лондон. Джейн просит в письме, чтобы дядя поспешил ему на
помощь. Через полчаса мы, наверно, будем в пути. Но ничего не получится. Я
хорошо понимаю, что теперь уже ничего не получится. Разве на такого
человека можно воздействовать? Каким образом удастся их хотя бы найти? Я
ни на что не надеюсь. Все просто ужасно!
  Дарси молча наклонил голову, выражая согласие.
  - А ведь мне на него открыли глаза! Если бы я тогда знала, что я могла,
нет, что я была обязана предпринять! Но я не понимала - боялась зайти
слишком далеко. Страшная, непоправимая ошибка!
  Дарси ничего не ответил. Возможно, что, прохаживаясь по комнате,
погруженный в печальные размышления, он даже не слышал ее слов. На лбу его
прорезались глубокие морщины, он был мрачен. Элизабет вскоре обратила на
него внимание и сейчас же все поняла. Ее власть над ним кончилась. Все
должно было кончиться при таком семейном позоре, при столь явном
свидетельстве глубочайшего бесчестия. Ей нечему было удивляться, не в чем
его упрекнуть. Но мысль о том, что ему удалось преодолеть свое чувство,
ничуть не облегчила ее душевной муки, не ослабила ее горя. Напротив, она
как будто явилась тем толчком, который был необходим, чтобы раскрыть ей
глаза на собственное сердце. И еще никогда она не сознавала с такой
отчетливостью, насколько сильно она могла бы его полюбить, как именно
сейчас, в ту самую минуту, когда ни о какой любви между ними больше не
могло быть и речи.
  И все же, хотя мысли о самой себе и промелькнули в ее сознании, они не
могли завладеть им надолго. Унижение, горе, которые всем причинила Лидия,
быстро оттеснили все другие переживания. Уткнувшись лицом в платок,
Элизабет вскоре забыла обо всем остальном. И только после нескольких минут
молчания она вновь стала воспринимать окружающее, прислушавшись к голосу
своего собеседника, в словах которого одновременно с участием ощущалось и
некоторое замешательство.
  - Вы, должно быть, давно ждете моего ухода. Мне нечем оправдать свою
медлительность, разве лишь искренним, хоть и бесплодным сочувствием. Боже,
если бы только я мог что-то сделать или высказать для смягчения вашего
горя! Но для чего надоедать вам пустыми пожеланиями, как будто добиваясь
благодарности?.. Боюсь, это печальное событие лишит мою сестру
удовольствия видеть вас сегодня в Пемберли?
  - О да! Будьте добры извиниться за нас перед мисс Дарси. Скажите ей, что
срочное дело потребовало нашего немедленного возвращения. Скрывайте от нее
ужасную правду, пока будет возможно. Я понимаю, это продлится недолго.
  Он с готовностью обещал блюсти тайну, еще раз выразил ей сочувствие,
понадеялся, что все обернется не так плохо, как можно было пока ожидать,
и, попросив передать поклон ее родным, удалился, бросив на нее прощальный
пристальный взгляд.
  Когда он вышел, у Элизабет мелькнула мысль, что они вряд ли когда-нибудь
встретятся с той сердечностью, которая отличала их встречи в Дербишире. И,
оглянувшись назад на все их знакомство, полное перемен и противоречий, она
вздохнула по поводу изменчивости душевных стремлений, которые сейчас были
направлены на то, чтобы это знакомство сохранить, а еще недавно - на то,
чтобы как можно скорее с ним покончить.
  Если уважение и признательность - подходящая почва для сердечной
привязанности, то перемена чувств Элизабет не должна казаться невероятной
или фальшивой. Но если, напротив, склонность, возникающую на такой основе,
считать надуманной или