рабля,  если у  вас  матчасть не  в
строю? Все! Идите! И вводите в строй.
   Вот так-то!  С  тех пор на корабле никто не болел.  Все были здоровы,
ядрена  вошь!  А  если  кто  и  дергался  из  офицеров  и  мичманов,  то
непосредственный начальник говорил ему, подражая голосу старпома:
   - Болен?  Поразительно! В рот, сука, градусник и закусить. Жалуйтесь.
Пересу де Куялеру, ядрена мама!
   А   матросов  вообще  лечили  лопатой  и  на  канаве.   Трудотерапия.
Профессьон де фуа, короче говоря.
   Вот так-то.
   Ядрена мама!

   ПРАВДУ В ГЛАЗА

   Назначили к нам на экипаж нового зама.  Пришел он к нам в первый день
и сказал:
   - Давайте говорить правду в глаза.  В центре уже давно говорят правду
в глаза. Давайте и мы тоже будем говорить.
   И  начали  мы  говорить правду в  глаза:  первым рубанули командира -
выбросили его из партбюро за пьянство - взяли и выкинули, а вдогонку еще
и  по лысине треснули -  выговор воткнули,  но и этого показалось мало -
догнали и  еще ему навтыкали,  пока он не успел опомниться -  переделали
выговор  на   строгий  выговор.   Потом  его  потащили  за   чуприну  на
парткомиссию,  и  парткомиссия до  того  от  перестройки в  беспамятство
впала,  что  утвердила  ему  не  просто  строгий  выговор,  а  еще  и  с
занесением.
   Командир сначала от всех этих потрясений дара речи лишился и  всю эту
процедуру продержался в каком-то небывалом отупении.
   Потом он себе замочил мозги на сутки в настое радиолы розовой, пришел
в себя и заорал на пирсе:
   - Me-ня-яяя!!!  Как ссс-ра-но-го  ко-тааа!!!  Этот пидор македонский!
Этот перестройщик ушастый!  ГАНДОН ШТОПАНЫЙ!!!  И-я-я-я!  Дни и ночи-ии!
Напролет...  как проститутка-ааа!  В  одной и  той же позе -  еее!..  Не
ме-ня-я бе-ль-яя!  Насиловали все кому не лень!  Брали за уши и...  я не
спал...  не  жрал...  У  меня кожа на  роже стала,  как  на  жжжжо-пе  у
кррро-ко-дила! Откуда он взялся на мою лысую голову?! Откуда?! Где нашли
это чудо природы?! Где он был, когда я автономил? Где?! Я ВАМ ЧТО!!!
   После этого два дня было тихо. Потом от нас зама убрали.

   ЧЕРНЫЙ ПЕСЕЦ

   Есть  такой  на  флоте  зверь  -  "черный  песец",  и  водится  он  в
удивительных  количествах.   Появляется  он  всегда  внезапно,  и  тогда
говорят: "Это "черный песец" - военно-морской зверь".
   ...Первый час ночи; лодка только с контрольного выхода, еще не успели
как следует приткнуться,  привязаться, принять концы питания с берега, а
уже звонками всех вызвали на пирс,  построили и объявили,  что завтра, а
вернее,  уже сегодня, в десять утра, на корабль прибывает не просто так,
а  вице-президент Академии наук СССР вместе с  командующим,  а  посему -
прибытие личного состава на  корабль в  пять  утра,  большая приборка до
девяти часов,  а  затем  на  корабле должны остаться:  вахта,  командиры
отсеков и боевых частей,  для предъявления. В общем, смотрины, и поэтому
кто-то  сразу отправился домой к  женам,  кто-то  остался на вахте и  на
выводе нашей главной энергетической установки,  а кто-то, с тоски, лег в
каюте в  коечку и тут же...  кто сказал "подох"?  -  тут же уснул,  чтоб
далеко не ходить.
   К девяти утра сделали приборку,  и корабль обезлюдел; в центральном в
кресле уселся командир,  рядом - механик, комдив три, и остальные-прочие
из  табеля  комплектации  центрального  поста;  весь  этот  человеческий
материал разместился по-штатному и предался ожиданию. Волнение, поначалу
способствующее оживлению рецепторов кожи, потихоньку улеглось, состояние
устоялось, и сознание из сплошного сделалось проблесковым.
   Вице-президента не  было ни  в  десять,  ни в  одиннадцать,  где-то в
полдвенадцатого обстановку оживил вызов "каштана",  резкий,  как  зубная
боль, - все подскочили. Матрос Аллахвердиев Тимуртаз запросил "добро" на
продувание гальюна третьего отсека.
   - Комдив три! - сказал командир с раздражением.
   - Есть!
   - Уймите свой личный состав, уймите, ведь до инфаркта доведут!
   - Есть!
   - И  научите  их  обращаться с  "каштаном"!  Это  боевая  трансляция.
Научите,  проинструктируйте, наконец, а то ведь утопят когда-нибудь нас,
запросят вот так "добро" и утопят!
   - Есть!
   Трюмный Аллахвердиев Тимуртаз был  в  свое  время  послан на  корабль
самим  небом.  Проинструктировали его  не  только по  поводу обращения с
"каштаном", но и по поводу продувания гальюна. Происходило это так:
   - Эй, там внизу, "баш уста", ты где там?
   - Я здэс, таш мычман!
   - Ты знаешь, где там чего открывать-то, ходячее недоразумение?
   - Так точно!
   - Смотри  мне,  сын  великого  народа,  бортовые  клапана  не  забудь
открыть!  Да,  и крышку унитаза прижми,  а то там захлопка не пашет, так
обделаешься - до ДМБ не отмоешься, мама не узнает!
   - Ест...
   - А ну, докладывай, каким давлением давить будешь?
   - Э - э... все нормално будет.
   - Я  те  дам  "все нормално",  знаем мы;  смотри,  если будет,  как в
прошлый раз, обрез из тебя сделаю.
   - Ест...
   Бортовые клапана Тимуртаз перепутал;  он открыл,  конечно,  но не те.
Потом он тщательно закрыл крышку унитаза,  встал на нее сверху и  вдул в
баллон гальюна сорок пять кило вместо двух:  он подумал, что так быстрее
будет.  Поскольку "идти"  баллону гальюна было  некуда,  а  Тимуртаз все
давил и  давил,  то  баллон потужился-потужился,  а  потом труба по  шву
лопнула  и  содержимое  баллона  гальюна  -  двести  килограммов смешных
какашек  -   принялись  сифонить  в  отсек,   по  дороге  под  давлением
превращаясь в  едучий туман.  Наконец баллон облегченно вздохнул.  Туман
лениво  затопил трюм.  Тимуртаз,  наблюдая по  манометрам за  процессом,
решил,  наконец,  что  все  у  него из  баллона вышло,  перекрыл воздух,
спрыгнул с  крышки унитаза и отправился в трюм,  чтоб перекрыть бортовые
клапана.   При  подходе  к  люку,   ведущему  в  трюм,  Тимуртаз  что-то
почувствовал, он подбежал к отверстию, встал на четвереньки, свесил туда
голову и сказал только: "Вай, Аллах!"
   Прошло минут  двадцать,  за  это  время  в  центральном успели забыть
напрочь,  что у них когда-то продували гальюн.  Туман,  заполнив трюм по
самые  закоулки,  заполнил затем  нижнюю палубу и,  нерешительно постояв
перед трапом,  задумчиво полез на среднюю, расположенную непосредственно
под центральным постом.
   Центральный пребывал в святом неведении:
   - Что у нас с вентиляцией, дежурный?
   - Отключена, товарищ командир.
   - Включите, тянет откуда-то...
   Дежурный послал кого-то. Прошло минут пять.
   - Чем это у нас пованивает? - думал вслух командир. - Комдив три!
   - Есть!
   - Пошлите кого-нибудь разобраться. 
   Старшина  команды  трюмных  нырнул  из  центрального головой  вниз  и
пропал. Прошла минута - никаких докладов.
   - Комдив три!
   - Есть!
   - В чем дело?! Что происходит?!
   - Есть, товарищ командир!
   - Что "есть"? Разберитесь сначала!
   Комдив три прямо с  трапа ведущего вниз исчез и...  тишина!  Командир
ворочался в кресле. Прошла еще минута.
   - Черти что! - возмущался командир. - Черти что!
   Туман  остановился перед трапом в  центральный и  заволновался В  нем
что-то   происходило.   Видно,   правда,   ничего  не  было,   но  жизнь
чувствовалась.
   - Черт  знает что!  -  возмущался командир.  -  Воняет чем-то.  Почти
дерьмом несет, и никого не найдешь!
   Командир даже встал и прошелся по центральному, потом он сед
   - Командир БЧ-5! - обратился он к механику.
   - Есть!
   - Что "есть"?! Все мне говорят "есть", а говном продолжает нести! Где
эти трюмные, мать их уети! Разберитесь наконец!
   Командир БЧ-5 встал и вышел. Командиру не сиделось, он опять вскочил:
   - Старпом!
   - Я!!!
   - Что у вас творится в центральном?! Где организация?! Где все?! Куда
все делись?!
   Старпом сказал:  "Есть!" -  и тоже пропал.  Наступила тишина, которая
была гораздо тишинее той,  прошлой тишины.  Туман полез в центральный, и
тут,  опережая его,  в  центральный ввалился комдив три и,  ни  слова не
говоря, с безумным взором, вывалил к ногам командира груду дезодорантов,
одеколонов, лосьонов и освежителей.
   - Сейчас!  -  сказал он горячечно.  -  Сейчас,  товарищ командир! Все
устраним! Все устраним!
   - Что!!!  -  заорал  командир,  все  еще  не  понимающий.  -  Что  вы
устраните?! Что?!
   - Аллахвердиев!..
   - Что Аллахвердиев?!
   - Он...
   - Ну?!.
   - Гальюн в трюм продул... зараза!..
   - А- а - а... а вытяжной... вытяжной пустили?!.
   - Сейчас... сейчас пустим, товарищ командир, не волнуйтесь!..
   - Не  волнуйтесь?!  -  и  тут  командир  вспомнил про  Академию наук,
правда,  несколько не в той форме:  -  Я тебе "пущу" вытяжной! Ты у меня
уйдешь в академию!  Все документы вернуть!  В прочный корпус тебе нужно,
академик,  гальюны продувать...  вместе с  твоим  толстожопым механиком!
Сами будете продувать,  пока всех своих киргизов не обучите!  Всех раком
поставлю!  Всех!  И в этом ракообразном состоянии.. - Командир еще долго
бы говорил и  говорил о "киргизах" и о "ракообразном состоянии",  но тут
центральный вызвал на связь верхний вахтенный.
   - Есть, центральный!
   - На  корабль спускается командующий и...  и...-  Вахтенный забыл это
слово.
   - Ну?!
   - ...и вице-президент Академии наук СССР...
   И наступил "черный песец". Командир, как укушенный, подскочил к люку,
сунул в  него голову и  посерел:  на  центральный надвигалась необъятная
задница То была задница Академии наук!  Командир задергался,  заметался,
потом остановился,  и  вдруг в  прыжке он схватил с палубы дезодоранты и
освежители и  начал ими поливать и  поливать,  прямо в надвигающийся зад
академику,  и  поливал он до тех пор,  пока тот не слез.  Академик слез,
повернулся,  а за ним слез командующий, а командир успел пнуть ногой под
пульт  одеколоны и  дезодоранты и  представиться Академик потянул  носом
воздух и пожевал:
   - М -  м...  да...  э -  э... а у вас всегда так... м - м... Э - э...
пахнет?..
   - Так точно! - отчеканил командир.
   - Э -  э...  что-то не додумали наши ученые...  с очисткой... мда, не
додумали... - покачал головой академик.
   Командующий  был  невозмутим.   Он  тоже  покачал  головой,  мод  да,
действительно,  что-то не додумали, и проводил академика до переборки во
второй отсек.  Командир следовал за  ними,  соблюдая уставную дистанцию,
как верная собака.  Он был застегнут,  подтянут,  готов к исполнению.  У
переборки,  когда  зад  академика мелькнул во  второй  раз,  командующий
повернулся к командиру и тихо заметил:
   - Я вам додумаю,  Я вам всем додумаю. Я вам так додумаю, что месяц на
задницу сесть будет страшно. Потому что больно будет сесть... Слезьми...
все у меня изойдете... слезьми...

   ФЛОТСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ

   Жили -  были в  Севастополе два  крейсера:  крейсер "Крым" и  крейсер
"Кавказ". Они постоянно соревновались в организации службы. Подъем флага
и  прочие регалии происходили на  них  секунда в  секунду,  а  посыльные
катера отходили ну просто тютелька в тютельку, на хорошей скорости, пеня
носом,  по  красивой дуге.  Командиры обоих кораблей приветствовали друг
друга с  той порцией теплоты и сердечности,  которая только подчеркивала
высокое различие. Команды крейсеров, можно сказать, дружили, но во всем,
даже в снимании женщин и в легком питии,  хорошим тоном считалась равная
скорость.
   Время было послевоенное, голодное, и отдельным женщинам, проще говоря
теткам, разрешалось забирать остатки с камбуза. Ровно в 14.00 они вместе
с  ведрами  загружались в  оба  катера  и  отправлялись забирать на  оба
крейсера.  Катера никогда не опаздывали -  14.00 и баста.  И вот однажды
свезли на  берег двух  шифровальщиков.  Те  направились прямо в  штаб  и
надолго там  застряли.  Стрелка подползала к  14-ти  часам,  и  командир
одного  из  крейсеров,  дожидаясь отправления,  жестоко  страдал.  Скоро
14.00,  а  этих двух лахудр не  наблюдается Тяжелое это дело -  ожидание
подчиненных,  просто невыносимое.  Командир неотрывно смотрел на дорогу,
поминутно обращаясь к  часам.  Оставалось пять  минут  до  возникновения
непредсказуемой ситуации,  и  тут  вдалеке показались эти  два  урода  -
шифровальщики. Они шли в легком променаде и болтали, а перед ними, шагов
за десять,  в  том же направлении шлепали и  болтали две тетки с ведрами
под камбузную баланду.
   - И-и-из-ззза  д-ву-х   бли-иии-де-й!   -   тонко  закричал  командир
шифровальщикам,  передавая в  голосе  все  свое  непростое страдание,  -
нарушается флотская организация!
   Тетки,  приняв крик  на  свой  счет,  прибавили шагу,  а  за  ними  и
шифровальщики.
   - Быстрей!  - возмутился командир. - Бегом, я сказал! Тетки побежали,
а  за ними и  шифровальщики.  Их скорость не влезала ни в  какие ворота,
стрелка подкрадывалась к 14 -ти часам.
   - Антилопистей, суки, антилопистей!!! - заорал командир, время отхода
мог спасти только отборнейший мат.
   - Вы-де-ру! - бесновался командир. - Всех выдеру!
   Громыхая ведрами,  высоко вскидывая коленями юбки,  мчались,  мчались
несчастные тетки,  а за ними и шифровальщики,  тяжело дыша. "Кавалькада"
неслась наперегонки с  секундной стрелкой.  В  эту  гонку вмешались все:
кто-то  смотрел на бегущих,  кто-то на стрелку,  кто-то шептал:  "Давай!
Давай!"  Все!  Первыми  свалились с  причала тетки,  за  ними  загремели
шифровальщики -  каждый в  свой  катер,  и  ровно  в  14.00,  тютелька в
тютельку,  катера отвалили и на хорошей скорости, пеня носом, разошлись,
направляясь к крейсерам по красивой дуге.

   Я ВСЕ ЕЩЕ МОГУ...

   Я  все  еще  могу  отравить колодец,  напустить на  врага  зараженных
сусликов, надеть противогаз за две секунды.
   Я могу запустить установку, вырабатывающую ядовитые дымы, отличить по
виду  и   запаху  адамсит  от  фосгена,   иприт  от  зомана,   Си-Эс  от
хлорацетофенона.
   Я знаю "свойства", "поражающие факторы" и "способы".
   Я  могу не  спать трое суток,  или просыпаться через каждый час,  или
спать сидя, стоя; могу так суток десять.
   Могу не  пить,  столько же  не есть,  столько же бежать или следовать
марш-бросками по двадцать четыре километра,  в полной выкладке, выполнив
команду "Газы!",  то есть в противогазе,  в защитной одежде,  вот только
иногда нужно будет сливать из-под маски противогаза пот -  наши маски не
приспособлены к тому,  чтоб он сливался автоматически, особенно если его
наберется столько, что он начинает хлюпать под маской и лезть в ноздри.
   Я хорошо вижу ночью,  переношу обмерзание и жару.  Я не пугаюсь, если
зубы начинают шататься,  а  десны болеть и из-под них,  при надавливании
языком, появляется кровь. Я знаю, что делать.
   Я знаю съедобные травы,  листья;  я знаю,  что если долго жевать,  то
усваивается даже ягель.
   Я могу плыть - в штиль или в шторм, по течению или против, в ластах и
не в ластах,  в костюмах с подогревом или вовсе без костюма. Я долго так
могу плыть.
   Я могу на несколько месяцев разлучаться с семьей,  могу выступить "на
защиту интересов",  собраться, бросив все, и вылететь черт-те куда. Могу
жить по десять человек в одной комнате,  в мороз, могу вместе с женами -
своей,  чужими,  -  отогреваясь под одеялами собственным дыханием, надев
водолазные свитера.
   Могу стрелять -  в жару,  когда ствол раскаляется, и - в холод, когда
пальцы приклеиваются к металлу,
   Могу  разместить на  крыше  дома  пулеметы так,  чтобы простреливался
целый квартал, могу разработать план захвата или нападения, могу бросить
гранату или убить человека с одного удара - человека так легко убить.
   Я все это еще могу...

   МАФИЯ

   В коридоре, за дверью, слышалась возня и грохот сапог. Оттуда тянулся
портяночный запах растревоженной казармы.
   Вот и утро.  "Народ" наш еще спит,  проснулся только я. В каюте у нас
три койки: две подряд и одна с краю. На ближней к двери спит СМР (читать
надо так - Сэ-Мэ-эР, у него такие инициалы), на следующей - я, а на той,
что в стороне, развалился Лоб.
   Обычно курсантские клички -  точный слепок с человека, но почему меня
называют Папулей,  я  понятия не  имею.  Вот  Лоб  -  это Лоб.  Длинный,
лохматый,  тощий; целых два метра и сверху гнется Вот он, собака, дышит.
Опять не постирал носки. Чтоб постоянно выводить его из себя, достаточно
хотя бы раз в  сутки,  лучше в  одно и то же время,  примерно в 22 часа,
спрашивать у  него:  "Лоб,  носки  постирал?"  А  еще  лучше разбудить и
спросить.
   СМР дышит так,  что не поймешь,  дышит ли он вообще.  Если б в сутках
было бы  двадцать пять часов,  СМР проспал бы двадцать шесть.  Он всегда
умудряется проспать на один час больше того, что физически возможно.
   СМР - вдохновенный изобретатель поз для сна. Он может охватить голову
левой  рукой  и,  воткнув  подбородок  в  сгиб  локтя,  зафиксировать ее
вертикально. Не вынимая ручки из правой руки, он втыкает ее в конспект и
так  спит  на  лекциях  В   мои  обязанности  в   таких  случаях  входит
подталкивание его  при  подходе преподавателя.  Тогда первой просыпается
ручка, сначала она чертит неровную кривую, а потом появляются буквы.
   СМР с детства плешив.  Когда его спрашивают, как это с ним случилось,
он  с  удовольствием перечисляет:  пять лет  по  лагерям (по пионерским,
родители отправляли его на три смены,  не вынимая), три года колонии для
малолетних преступников (он  закончил  Нахимовское училище) и  пять  лет
южной ссылки (как неисправимый троечник,  он был направлен в  Каспийское
училище вместо Ленинградского).
   Правда,  если его спросить:  "Слушай, а отчего ты так много спишь?" -
он, не балуя разнообразием, затянет: "Пять лет по лагерям..."
   Шесть часов утра. Мы живем в казарме. У нас отдельная каюта. Замок мы
сменили, а дырку от ключа закрыли наклеенными со стороны каюты газетами.
Так  что  найти нас  или достать -  невозможно.  Не  жизнь,  а  конфета.
Вообще-то  уже две недели как мы  на практике,  на атомных ракетоносцах.
По-моему,  ракетоносцы об этом даже не подозревают.  Встаем мы в восемь,
идем на завтрак,  потом сон до обеда, обед, сон до ужина, ужин и кино. И
так две недели.  Колоссально. Правда, лично я уже смотрю на койку как на
утомительный снаряд - все тело болит.
   Раздается  ужасный  грохот:   кто-то  барабанит  в  нашу  дверь.  СМР
вытаскивается из  одеяла:  "Ну,  чего надо?"  "Народ" наш проснулся,  но
вставать лень.  Стучит наверняка дежурный. Вот придурок (дежурными стоят
мичмана).
   - Жопой постучи, - советует СМР.
   Мы  с  Лбом устраиваемся,  как римляне на пиру,  сейчас будет весело.
Грохот после "жопы" усиливается. Какой - то бешеный мичман,
   - А теперь,  -  СМР вытаскивает палец из-под одеяла и,  налюбовавшись
им, милостиво тыкает в дверь, - го-ло-вой! 
   Дверь ходит ходуном.
   - А теперь опять жопой!  - СМР уже накрылся одеялом с головой, сделал
в нем дырку и верещит оттуда. В дверь молотят ногами.
   - Вот  дурак!  -  говорит нам  СМР  и  без  всякой  подготовки тонко,
противно вопит: - А теперь опять головой!
   За дверью слышится такой вой, будто кусают бешеную собаку.
   - Жаль человека, - роняет СМР со значением, - пойду открою.
   Он закутывается в одеяло и торжественный,  как патриций, отправляется
открывать.
   - Заслужил,  бя-яш-ка,  -  говорит он двери и,  открыв,  еле успевает
отпрыгнуть в сторону.
   В дверь влетает капитан первого ранга,  маленький, как пони, примерно
метр от пола.  Он с воем,  боком, как ворона по полю, скачет до батареи,
хватает с нее портсигар с сигаретами и, хрякнув, бьет им об пол.
   - Вста-атъ!
   Мы встаем.  Это командир соседей по кличке "Мафия", или "Саша - тихий
ужас", вообще-то интеллигентный мужчина.
   - Суки про-то-коль-ные! - визжит он поросенком на одной ноте. - Я вас
научу Родину любить!
   Мы в трусах, босиком, уже построены в одну шеренгу. Интересно, пороть
будет или как?
   - Одеться!
   Через  минуту  мы  одеты.  Мафия  покачивается на  носках.  Кличку он
получил за привычку, втянув воздух, говорить: "У-у-у, мафия!"
   - Раздеться!
   Мы  тренируемся уже  полчаса:  минута  -  на  одева