льфганг.
   Хонни заговорил возбужденно, на высоких тонах и как-то по-женски:
   - Очень хорошо, Вольфганг, что ты сразу позвонил. Помнишь,  зимой  ты
говорил о нужном тебе контакте. Он появился.
   - Ты уверен, это то, что надо? - спросил Вольф.
   Хонни успокоился и заговорил тише:
   - У меня  достаточно  оснований,  чтобы  так  считать.  -  Он  сделал
ударение на слове "оснований".
   - Ну что же, - сказал Вольф, - очень хорошо. Я буду у тебя через час.
Ты можешь устроить мне с ним встречу?
   - Через два часа, - ответил Хонни.
   - Отлично, - сказал Вольф и положил трубку.
   Он крикнул Урсуле,  что  ужинать  не  будет,  и  поспешил  на  улицу.
Захлопывая входную дверь, он  услышал  ее  недовольное  восклицание.  Он
успел на отъезжавший трамвай, на бегу вскочив на подножку.
   Вольфа охватило нервное возбуждение. Он уже утратил всякую надежду на
то, что это дело выгорит, и за все эти месяцы вспоминал  про  него  лишь
тогда, когда Моска в очередной  раз  подтрунивал  над  ним.  Но  теперь,
кажется, все складывалось как нельзя удачно. Брачные  бумаги  оформлены,
можно  покупать  билеты  на  самолет  -  к  черту  бесплатные  проездные
документы для госслужащих!
   И  это  будет  лучшим  решением  проблемы  со  стариком.  Урсула  уже
затрахала его просьбами взять в Штаты и отца, а он про себя  покатывался
со смеху. Ему приходилось постоянно врать ей, он  обещал,  что  приложит
максимум усилий. Он даже был доволен тем, что старик  жил  в  постоянном
напряжении. Старика, правда,  здорово  отмутузили,  когда  он  попытался
облапошить каких-то "жучков" на  черном  рынке.  Ему  пришлось  провести
неделю в больнице. С момента возвращения старик безвылазно сидел дома и,
как огромная мышь,  жадно  поедал  гигантский  двадцатифунтовый  окорок,
прикончив его за неделю. Он мог слопать три  или  четыре  утки  за  один
присест или целого гуся за  воскресенье.  За  последние  два  месяца  он
поправился,  наверное,  фунтов  на  сорок.  Морщинки  у  него  на   лице
расправились, щеки  налились  жиром,  и  ему  пришлось  даже  расставить
старые, пошитые еще до  войны  костюмы,  чтобы  в  них  поместилось  его
округлившееся брюшко.
   Он, вероятно, единственный толстенький фриц во  всем  Бремене,  думал
Вольф, единственный, кто мог бы позировать для пропагандистских плакатов
с изображением довольных, веселых немцев,  олицетворявших  благополучную
жизнь в зоне американской оккупации. Да он, может быть, самый  упитанный
фриц во всей Германии! Чертов оглоед! Двадцатифунтовый  окорок  умял  за
три дня! Господи всемогущий, ну и аппетит!
   Вольф спрыгнул с трамвая  на  углу  Курфюрстеналлее,  быстро  миновал
Метцерштрассе и зашагал в направлении белого  каменного  дома,  где  жил
Моска. Хотя солнце уже клонилось  к  закату,  в  воздухе  все  еще  была
разлита дневная жара, и Вольф старался идти в тени окаймлявших  проспект
деревьев. Он надеялся, что застанет Моску дома, а если нет,  то  у  него
еще оставалось время, чтобы поискать его в "Ратскелларе" или в клубе. По
телефону об этом говорить не стоило.
   Вольф открыл калитку  садика  перед  домом,  поднялся  на  крыльцо  и
постучал в дверь. Ему открыл Моска. На нем были только легкие полотняные
штаны и тенниска, в руке он держал жестянку пива.
   - Заходи, Вольф, - сказал Моска.
   Они пошли по коридору в гостиную. Фрау Заундерс сидела  на  диване  и
читала журнал. Гелла качала кремовую коляску, которая заменяла колыбель.
Ребенок плакал.
   Вольф поздоровался с хозяйкой  и,  хотя  надо  было  поторапливаться,
заглянул за полог коляски и  сказал  несколько  приятных  Гелле  слов  о
ребенке. Потом обратился к Моске:
   - Можно с тобой перекинуться парой слов, Уолтер?
   - Конечно, - ответил  Моска.  Не  выпуская  из  рук  банку  пива,  он
проводил Вольфа в спальню.
   - Слушай, Уолтер,  -  начал  Вольф  взволнованно,  -  наконец  что-то
наклевывается. Я нашел концы этого дела с украденными купонами.  Сегодня
я встречаюсь с человеком, чтобы обсудить детали. Я хочу, чтобы ты  пошел
со мной, - вдруг все сразу завертится. Ладно?
   Моска глотнул из банки. Из соседней комнаты  доносились  голоса  фрау
Заундерс и Геллы, чью беседу нарушало монотонное хныканье ребенка.
   Это известие было для него неожиданным и малоприятным. Он  уже  давно
решил выйти из игры, и теперь ему совсем не хотелось ввязываться  в  это
дело.
   - Знаешь, Вольф, я в эти игры больше не играю, - сказал Моска. - Тебе
придется искать другого компаньона.
   Вольф уже стоял у двери, но при этих словах Моски резко  обернулся  к
нему, и его белое лицо исказила гримаса ярости.
   - Что за хреновину ты несешь, Уолтер? - воскликнул Вольф.  -  Мы  всю
зиму трудились как проклятые, и вот теперь, когда все на мази, ты  даешь
задний ход! Это очень нехорошо, Уолтер.
   Так не пойдет.
   Моска с ехидной усмешкой смотрел на возбужденно-гневное лицо  Вольфа.
Возникшее вдруг  чувство  презрения  к  алчному  толстяку  было  хорошим
поводом для самооправдания: он-то понимал, что подложил  Вольфу  большую
свинью своим отказом. Но он даже злорадствовал, что этот тестолицый  гад
оказался в полном дерьме.
   - Какого черта, Вольф! - сказал он. - Мы же не  гангстеры.  Ну,  была
идея. Может, я бы и занялся этим делом полгода назад. А  теперь  у  меня
жена, ребенок, мне о них надо думать. Случись что со мной, что они будут
делать? К тому же мои брачные бумаги уже на подходе. Мне теперь не нужны
эти деньги.
   Вольф едва сдерживал клокочущий гнев.
   -  Послушай,  Уолтер,  -  продолжал  он  более  дружелюбно.  -  Через
три-четыре месяца ты возвращаешься в Штаты.  Возможно,  ты,  пока  сидел
здесь, накопил тысчонку, возможно, ты наварил  еще  тысчонку  на  черном
рынке. Тысчонку, которую я помог тебе наварить, Уолтер. А в Штатах  тебе
придется раскошелиться на дом, тебе надо будет искать работу, тебе нужно
будет то и се.
   Бабки тебе понадобятся! -  И  потом,  подпустив  обиды  в  голос,  он
добавил с искренней горечью:
   - Ты нечестно себя ведешь, Уолтер. Я ведь тоже остаюсь  в  проигрыше.
Мне уже поздно искать нового компаньона. Мне нужен человек,  которому  я
могу доверять. Пойдем, Уолтер, дело-то плевое, тебе нечего  беспокоиться
- полицейские нас не повяжут. И с каких это пор ты стал бояться каких-то
вонючих фрицев?
   - Я - пас, - сказал Моска, и снова отпил из банки. Он провел  ладонью
по животу и сказал:
   - Ох, ну и жара!
   - Твою мать! - Вольф ударил кулаком по двери. -  Стоило  тебе  только
снюхаться с этим еврейчиком, не  говоря  уже  о  блядуне  Эдди,  как  ты
растерял всю свою храбрость. Я был о тебе лучшего мнения, Уолтер.
   Моска поставил пустую пивную банку на комод.
   - Слушай, Вольф, не трогай моих друзей. Ни  слова  о  них  больше.  А
теперь о деле. Вольф, ты же пройдоха хоть куда, я же знаю,  что  ты  уже
получил брачные бумаги. И теперь  ты  можешь  обстряпать  это  дельце  и
рвануть в Штаты. А мне еще тут сидеть три или четыре месяца. Фрицев я не
боюсь, но, если дело выгорит, мне же на улицу нельзя будет нос высунуть.
Тут  надо  или  сразу  сваливать  из  Бремена,  или  перестрелять   всех
свидетелей, как только мы получим деньги. Я не могу сделать ни того,  ни
другого. Я не собираюсь все лето ходить и оглядываться - даже за миллион
"зеленых". - Он помолчал и  добавила  -  По  правде,  Вольф,  мне  очень
неприятно, что так вышло.
   Вольф уставился на дверь и качал головой так, словно удостоверился  в
том, о чем уже давно догадывался, и, вспомнив тот давний  случай,  когда
адъютант в офицерском клубе заставил Моску дать задний ход, сказал:
   - Знаешь, Уолтер, я ведь могу в одну секунду заложить вас  -  тебя  и
Геллу. Я просто подам рапорт в военную полицию. Что ты  нарушаешь  закон
военной администрации и проживаешь вместе с немцами в одном доме. И  еще
есть кое-что, о чем можно упомянуть в этом рапорте.
   К его изумлению, Моска только расхохотался ему в лицо:
   - О господи, Вольф, попей пивка и катись отсюда к чертовой матери!  Я
еще могу поиграть с тобой в гангстеров, но, прошу тебя, этого не трогай.
Я же не из тех пленных фрицев, кого ты брал на понт!
   Вольф попытался придать своему лицу угрожающее  выражение,  но  Моска
всем видом излучал непоколебимую уверенность; его худое лицо  с  тонкими
губами было исполнено силы, а взгляд темных глаз  был  таким  серьезным,
что Вольфу осталось только вздохнуть и слабо улыбнуться.
   - Эх, сукин ты сын! - сказал Вольф, сдаваясь. - Дай-ка мне пива. -  И
добавил печально, качая головой:
   - Банка пива стоимостью в пять тысяч. - И, приложившись к банке, стал
обдумывать свою месть Моске за его предательство. Но  Вольф  понял,  что
ничего не сможет сделать. Если донести на Моску в военную полицию и  тут
же смыться в Штаты, то этим  доносом  он  никакой  выгоды  для  себя  не
извлечет, зато возникнет  опасность,  что  Моска  ему  рано  или  поздно
отомстит.
   Нет, придется сматывать удочки - и все. Что ж,  он  добыл  на  черном
рынке целое состояние - несколько коробочек бриллиантов, и  еще  имелась
приличная сумма наличными. Зачем рисковать и ставить  свое  благополучие
под угрозу?
   Он вздохнул и допил пиво. Трудно упускать  из  рук  такую  прекрасную
возможность. Он понимал, что у него никогда не хватит запала  провернуть
подобную операцию в одиночку. "Ну ладно, - думал он, - придется надыбать
побольше сигарет, где только возможно, пошмонаю  по  всей  базе  -  буду
скупать  по  дешевке,  толкать  подороже.  Так  можно  наварить   тысячу
"зеленых".
   Вольф протянул Моске руку.
   - Ну, забудем все, - сказал он. Он теперь испугался, как бы Моска  не
воспринял слишком серьезно его угрозу - ему очень не хотелось  последние
недели в Германии чувствовать себя неуютно. - Извини, что я пытался тебе
угрожать, но,  знаешь,  потерять  такие  бабки...  Забудь,  что  я  тебе
наговорил.
   Они пожали друг другу руки.
   - Ладно! - сказал Моска. Он проводил Вольфа до двери и сказал ему  на
прощанье:
   - Может, тебе удастся обделать это дельце самому.
 
*** 
 
   Когда Моска вернулся в  гостиную,  обе  женщины  посмотрели  на  него
вопросительно: они слышали, как злобно разговаривал с ним Вольф. Ребенок
уже успокоился и спал.
   - Ваш друг так быстро ушел, - сказала фрау Заундерс.
   - Он приходил мне кое-что сообщить, - ответил  Моска  и  обратился  к
Гелле, которая одновременно вязала и читала:
   - Вольф скоро женится.
   Он получил бумаги.
   Гелла оторвала взгляд от книги и рассеянно сказала:
   - Да? - И снова склонила бледное худое лицо над книгой, пробормотав:
   - Надеюсь, что и наши скоро придут.
   Моска отправился в спальню  за  очередной  банкой  пива  и  жестянкой
соленых орешков. Вернувшись, он предложил женщинам орешки.  Они  набрали
полные пригоршни.
   - А пива не хотите? - спросил он.
   Те отрицательно покачали головами, продолжая читать.
   Так они и сидели: Моска пил пиво, Гелла вязала, фрау Заундерс читала.
Этим летом Гелла подстриглась очень коротко; ее острые скулы  были  туго
обтянуты тонкой бледной кожей, через всю щеку  тянулась  голубая  жилка.
Комнату наполняло тихое спокойствие  летнего  вечера,  в  открытое  окно
врывался легкий прохладный ветерок и трепал цветастые занавески.
   Моска внимательно смотрел на обеих женщин.
   Одна годилась ему в матери, другая была  матерью  его  ребенка,  и  в
коляске лежал его сын. Он лениво  делал  эти  простейшие  умозаключения,
потому что пиво нагнало на него дремоту. Мысли его стали путаться...
   Однажды, очень давно, он надел каску, взял винтовку  и  на  кораблях,
грузовиках, на броне танков совершил  путешествие  по  Северной  Африке,
Англии, Франции, Бельгии, Нидерландам, преследуя и убивая врагов. И даже
теперь это не казалось ему ошибкой, глупостью или даже какой-то дурацкой
шуткой. Это просто казалось странным.
   Ну и чертовщина, думал он, ну и чертовщина.
   Странно, что эти мысли пришли  ему  в  голову  сейчас.  Он  взял  еще
пригоршню орешков и чуть было не пронес их мимо рта - несколько  орешков
покатилось по полу. Он едва не засыпал.
   Моска встал и подошел к окну,  чтобы  подставить  разгоряченное  тело
прохладному ветерку.
   Нетвердой походкой он приблизился к коляске, посмотрел  на  малыша  и
громко, торжественно произнес:
   - Ну и чертовщина!
   Обе женщины улыбнулись.
   - Пожалуй, уложу-ка я тебя в постель,  -  сказал  Гелла  и  добавила,
обращаясь к фрау Заундерс:
   - Он впервые за все время взглянул на ребенка. Ты  что,  Уолтер,  все
еще не веришь, что стал отцом?
   - Это он почувствует, когда родится второй, - сказала фрау Заундерс.
   Моска не сводил с малыша глаз.  Теперь  это  было  уже  не  уродливое
существо: морщинки на лице разгладились и кожа побелела.  Женщины  снова
принялись за чтение. Моска вернулся к окну.
   - Что это ты сегодня беспокойный? - спросила Гелла, не  отрываясь  от
вязания.
   - Я не беспокойный, - ответил Моска.  Это  было  правдой.  Он  словно
просто изучал эту комнату, в первый раз разглядывая ее так  внимательно.
Он снова подошел к коляске и стал смотреть на спящего ребенка. Теперь он
уже больше похож на человека, подумал Моска. И сказал Гелле:
   - Может, сходим завтра  в  загородный  клуб?  Посидим  на  лужайке  с
коляской, я куплю тебе хот-дог и мороженое. Послушаем оркестр.
   Гелла кивнула. Моска обратился к фрау Заундерс:
   - Не хотите пойти с нами?
   Фрау Заундерс взглянула на него:
   - Нет-нет, ко мне должны прийти.
   Гелла улыбнулась:
   - Это он так приглашает. Он и в самом деле хочет, чтобы  вы  пошли  с
нами. Там можно наесться мороженого до отвала.
   - Нет, спасибо,  -  сказала  фрау  Заундерс.  Моска  понял,  что  она
отказывается  от  смущения,  решив,  что  он  пригласил  ее  только   из
вежливости.
   - Я вполне серьезно! - сказал он.
   Фрау Заундерс улыбнулась:
   - Купите мне лучше мороженого.
   Моска принес из спальни еще банку пива. Все о'кей, подумал он.
   - Уж коли ты так мирно настроен, - сказала Гелла, - окажи мне услугу.
У фрау Заундерс в Америке есть дядюшка, и она хочет, чтобы  ты  отправил
ему с военной почтой письмо.
   - Конечно, - согласился Моска. - Это дело обычное. Все  немцы  сейчас
пишут своим родственникам в Америку,  намекая,  чтобы  те  присылали  им
посылки.
   - Спасибо, - сказала фрау Заундерс и добавила с иронической улыбкой:
   - Мы теперь все очень беспокоимся за своих американских дядюшек.
   Гелла и Моска расхохотались, причем Моска даже подавился пивом.
   Женщины снова погрузились в чтение, а Моска взглянул на лежащий рядом
номер "Старз энд страйпс" и сказал:
   - Может быть, завтра из Гамбурга вернется Лео и сходит с нами в клуб.
   Гелла взглянула на него.
   - Что-то он долго отсутствует. Надеюсь, с ним ничего не случилось.
   Моска отправился за очередной банкой пива.
   - Может, все-таки вам принести? - спросил он у женщин, но  они  снова
отказались. Он встал у окна. -  Наверное,  Лео  решил  остаться  там  на
уикенд. Иначе он бы еще вчера вернулся.
   Гелла положила книгу на стол и сказала фрау Заундерс:
   - Все! Очень интересно.
   - У меня в спальне еще много книг, которых вы не  читали,  -  сказала
фрау Заундерс. - Сходите посмотрите.
   - Не сегодня, - ответила Гелла.
   Она подошла  к  Моске  и,  просунув  худую  руку  ему  под  тенниску,
обхватила его за талию. Они стали всматриваться во мрак и вдыхать свежий
аромат деревьев. Ночной ветер приносил запах садов  и  реки,  в  воздухе
едва чувствовался едкий смрад руин. Облака  занавесили  полную  луну,  и
повсюду в расстилающемся вокруг тихом мраке Моска слышал немецкие голоса
и смех, доносившиеся из соседних домов. Из радиоприемника,  настроенного
на бременскую станцию, текла тихая струнная  музыка.  Ему  вдруг  ужасно
захотелось оказаться в "Ратскелларе" или в офицерском клубе, поиграть  в
кости или выпить с Эдди и Вольфом.
   - Ты пьешь очень много пива, - заметила Гелла. - До  кровати  сможешь
дойти?
   Моска потрепал ее по волосам и сказал:
   - Не беспокойся, я в порядке Она прижалась к нему.
   - Мне так хорошо сегодня, - сказала она. - Знаешь, чего мне  хочется?
- Она произнесла эти слова шепотом, чтобы не услышала фрау Заундерс.
   - Чего? - спросил Моска.
   Она улыбнулась и притянула к себе его лицо, чтобы поцеловать в губы.
   - Ты уверена, что можно? - спросил он тоже  шепотом.  -  Ведь  только
месяц прошел. - Эдди Кэссин предупреждал,  что  ему  придется  потерпеть
месяца два, не меньше.
   - Я себя хорошо чувствую, -  сказала  она,  -  не  волнуйся.  Я  себя
сегодня замечательно  чувствую,  как  умудренная  опытом  жена,  которая
прожила со своим мужем не один год.
   Они еще постояли немного у окна, вслушиваясь в ропот города  и  ночи,
потом Моска обернулся и сказал фрау Заундерс:
   - Спокойной ночи.
   Он держал дверь, пока Гелла выкатывала коляску с младенцем в спальню.
Выйдя за ней, он проверил, заперта ли входная дверь с общей лестницы.
 
Глава 18 
 
   Моска  сидел  на  траве  в  тени  большого  дома  -  реквизированного
загородного клуба. Рядом в шезлонге устроилась Гелла. Всю лужайку  перед
клубом оккупировали солдаты с женами и детьми.
   Несколько человек с луками пускали стрелы в красные и синие мишени.
   Все было объято покоем и тишиной. Сумерки наступили в этот воскресный
день раньше обычного,  подумал  Моска,  близится  осень  -  тоже  раньше
обычного. По зеленой лужайке были разбросаны пятна  коричневой  пожухлой
травы, а в шапках огромных вязов, высящихся вдоль площадки  для  гольфа,
уже виднелись красноватые потеки.
   Он увидел, что к ним приближается Эдди Кэссин, огибая стрелков.  Эдди
присел на траву и, похлопав Геллу по ботинку, сказал:
   - Привет, малышка.
   Гелла улыбнулась ему и продолжала читать "Старз  энд  страйпс",  тихо
проговаривая английские слова.
   - Я получил письмо от жены, - сказал Эдди Кэссин. - Она не приедет. -
Он помолчал. - Это ее последнее слово, - сказал он, и  его  изящный  рот
исказила торжествующая улыбка. - Она выходит замуж за своего шефа. Я  же
говорил тебе, что она с ним трахается. А я-то ничего и не знал.
   Догадывался чисто интуитивно. Как тебе моя интуиция, Уолтер?
   Моска понял, что Эдди сегодня здорово напьется.
   - Да ладно тебе, Эдди! Ты же абсолютно не семейный человек.
   - Но мог бы им  стать,  -  ответил  Эдди  невозмутимо.  -  Я  мог  бы
попытаться. - И он указал пальцем  на  кремовую  коляску,  ярким  пятном
светлевшую посреди зеленого ковра травы. - Ты же не семейный человек, да
вот пытаешься им стать.
   Моска засмеялся.
   - Я учусь, - сказал он.
   Они сидели молча.
   - Может, сходим сегодня вечерком в "Ратскеллар"? - спросил Эдди.
   - Нет, - ответил Моска. - У нас есть дома что выпить. Приходи сам.
   - Знаешь, мне надо постоянно быть в  движении.  -  Эдди  поднялся  на
ноги. - Я не могу торчать у вас в квартире весь вечер. -  И  он  зашагал
прочь, стараясь держаться подальше от мишеней.
   Моска лег,  упершись  затылком  в  колени  Геллы  и  обратив  лицо  к
умирающим лучам холодного солнца. Он забыл  спросить  у  Эдди  про  свои
брачные бумаги. Пора бы им вернуться.
   Он думал о возвращении домой, о том, как он войдет в квартиру, увидит
мать, познакомит ее со своей женой, покажет  ей  ребенка.  Глория  вышла
замуж (он усмехнулся при этой мысли), так что беспокоиться  нечего.  Вот
чудно, что он опять возвращается, - теперь это легче, чем раньше.
   Глядя на неловко натягивающих  луки  стрелков  и  на  выпущенные  ими
стрелы, он вспомнил пожилого солдата на ферме за линией фронта. На  этой
ферме показывали кино резервистам -  зрители  сидели  на  бревнах.  Тому
солдату было, пожалуй, под сорок,  думал  Моска.  Зажав  между  коленями
шестилетнего французика, он аккуратно расчесывал ему на пробор  вьющиеся
кудри и пытался заставить чубчик лежать волной. Потом он  причесал  двух
других - девочку и мальчика, тоже держа  их  у  себя  между  коленями  и
осторожно поворачивая из стороны в  сторону.  Закончив  их  причесывать,
с