Эдди понял, и  его
рот скривился в улыбке. "Ну вот, одно оружие мы и нашли", - подумал он и
тотчас ощутил возникшее желание.
   - Об этом заведении ходит такая история, - сказал Вольф. - Надо  было
дать на лапу сотруднику управления образования в военной  администрации,
чтобы он признал это помещение не подходящим для возобновления  школьных
занятий, потом надо было дать на лапу  сотруднику  управления  культуры,
чтобы он позволил открыть здесь увеселительное заведение. Но до сих  пор
неясно, находится это здание в аварийном состоянии или нет. - И добавил:
   - В любом случае очень скоро это все прикроют.
   - Почему? - спросила Гелла.
   - Погодите - увидите, - сказал Вольф и улыбнулся со знанием дела.
   Лео, который, как обычно,  находился  в  хорошем  расположении  духа,
сказал:
   - Да вы посмотрите на них, - и обвел рукой зал, - в  жизни  не  видел
более печальных лиц.
   И они еще платят за то, чтобы скучать здесь.
   Все рассмеялись.
   Официант принес шнапс.
   Эдди поднял  стакан.  Его  красивое  лицо  приняло  шутливо-серьезное
выражение.
   - За счастье наших двух друзей - идеальной пары.  Взгляните  на  них.
Она - прекрасная принцесса. Он - суровый витязь. Она будет  штопать  ему
носки  и  греть  тапочки  каждый  вечер,  а  в  знак  благодарности   он
вознаградит ее парой ласковых слов и тычком под ребра. Друзья мои,  этот
брак свершится на небесах и будет длиться сто лет, если он не  прикончит
ее раньше.
   Все выпили, а Моска и Гелла улыбнулись  друг  другу  с  таким  видом,
словно одни знали некий секрет, неведомый никому из сидящих за столом.
   Моска и Гелла, Эдди и фрау  Майер  пошли  танцевать  перед  маленькой
сценой в дальнем углу зала. Вольф и Лео остались  одни.  Вольф  деловито
озирался по сторонам.
   Сигаретный дым висел над головами посетителей и медленно  воспарял  к
куполообразному потолку. Завсегдатаями этого  клуба  была  разношерстная
публика: старички-супруги, которые недавно, видимо, распродали старинную
мебель  и,  чтобы  как-то  развеять  томительную  скуку  будней,  решили
провести здесь вечерок, молодые деляги с черного рынка, водившие  дружбу
с начальниками отделов снабжения американских армейских лавок, приходили
сюда с девчонками, одетыми  в  нейлоновые  чулки  и  пахнущими  дешевыми
духами, люди в возрасте, которые  промышляли  перепродажей  бриллиантов,
мехов, автомобилей и прочих  предметов  роскоши,  приходили  с  небогато
одетыми девицами - любовницами со стажем, с которыми  у  них  давно  был
заключен договор об оплачиваемых отношениях.
   В шумном зале беседы  велись  вполголоса.  Дополнительные  заказы  на
выпивку  делались  с  большими  паузами,  еду   не   заказывали   вовсе.
Оркестранты изо всех  сил  старались  изобразить  американские  джазовые
мелодии.
   Квадратная голова ударника подергивалась из  стороны  в  сторону.  Он
натужно,  но   сдержанно   пытался   имитировать   манеру   американских
исполнителей, не  обладая  необходимым  для  этого  внутренним  чувством
ритма.
   Вольф кивал каким-то людям, сидящим за  соседними  столиками,  -  это
были "жучки" с черного рынка, которые имели с  ним  сигаретные  делишки.
Как только они сюда входят, их принимают за американцев, думал Вольф, и,
самое удивительное, это происходит только  потому,  что  у  них  на  шее
повязаны галстуки. Прочие посетители  тоже  были  хорошо  одеты,  но  по
неизвестной причине на черном рынке отсутствовали  галстуки,  и  мужчины
повязывали себе на шею какие-то лоскутки.
   Вольф отметил про себя этот  факт.  Еще  один  легкий  способ  делать
доллары.
   Музыканты закончили играть, и танцующие разошлись  по  своим  местам.
Эдди, разгоряченный танцем и близостью к телу  фрау  Майер,  не  спускал
глаз с Геллы, внимательно наблюдая, как она села за стол,  склонилась  к
Моске и положила руку ему  на  плечо.  И  он  мысленно  представил  себе
упругое белое тело, распростертое на армейском коричневом одеяле, и свое
лицо, склоненное над ее бессильно откинутой  головой.  На  мгновение  он
обрел  уверенность  в  своем  успехе,  хотя  пока  не  знал,  когда  это
произойдет. А потом это видение исчезло, как только из  круга  света,  в
лучах  которого   сидели   оркестранты,   раздались   три   коротких   и
требовательных сигнала трубы.
   Приглушенный гул голосов стих, яркие лампочки потускнели.  Зал  сразу
стал напоминать пещеру, и высокий купол потолка исчез во мраке.
   На сцене показалась шеренга девушек,  которые  танцевали  так  плохо,
что,  когда   они   убежали,   их   даже   не   вознаградили   вежливыми
аплодисментами. Их сменили жонглер и акробаты. Потом появилась певица  с
могучим телом и высоким слабым голосом.
   - Господи! - воскликнул Моска. - Пойдем отсюда.
   Вольф покачал головой:
   - Подождем еще немного.
   Зрители ожидали продолжения. Раздался еще  один  сигнал  трубы,  свет
почти совсем  погас,  и  сцена  в  дальнем  конце  зала  превратилась  в
сверкающий желтый квадрат, на который небрежной  походкой  из-за  темных
кулис вышел хорошо одетый господин невысокого роста,  с  полным,  словно
резиновым,  лицом  прирожденного  комика.  Его   приветствовали   громом
аплодисментов.
   Он запросто обратился к аудитории, словно со всеми в  этом  зале  был
давно знаком:
   - Я должен извиниться за то, что мне сегодня не удастся показать весь
номер целиком. Пропал мой пес Фредерик. - Он  замолчал  и  изобразил  на
лице печаль, а потом продолжал с наигранным гневом:
   - Это ужас какой-то. Я выдрессировал десять собак, и все они сбежали.
Они всегда сбегают - в Берлине, в Дюссельдорфе и вот теперь здесь. Вечно
одна и та же история.
   На сцену выбежала девушка  и  что-то  зашептала  ему  на  ухо.  Комик
закивал и повернулся к зрителям:
   - Друзья мои, администрация клуба просит меня объявить вам, что после
представления будут розданы  бутерброды  с  мясом.  -  Он  подмигнул.  -
Карточки не требуются, но, разумеется, цена соответствующая.  А  теперь,
как я и обещал... - Он замолчал. Выражение его лица быстро менялось,  на
нем можно было прочесть  сначала  удивление,  потом  испуг  и,  наконец,
постное понимание происходящего. Зрители разразились неистовым  хохотом.
- Фредерик, мой Фредерик! - закричал он и бросился прочь  со  сцены.  Он
вернулся в круг света, жуя  бутерброд.  Когда  смех  стих,  он  печально
произнес:
   - Увы, слишком поздно. Но он оказался  верным  другом  до  последнего
мгновения.
   Очень вкусно. - И в один присест он заглотнул весь бутерброд.
   Подождав, пока зрители успокоятся, он вытер губы и вытащил из кармана
листок бумаги. Он поднял руку, прося тишины, и начал читать:
   - Сегодня все  озабочены  калориями.  Вот  здесь  написано,  что  нам
требуется 1300 калорий в день, чтобы выжить, а в  рационе,  утвержденном
военной  администрацией,  мы  получаем  1550  калорий.  Я  бы  не  хотел
критиковать власти, но я хочу призвать вас всегда помнить об этих лишних
250 калориях. А теперь несколько простых советов.
   И он стал рассказывать избитые шутки о калориях,  но  так  мастерски,
что смех в зале не смолкал. Его байки  прервало  появление  едва  одетой
девицы, которая, танцуя, стала кружиться вокруг него. Он смотрел на  нее
жадным взглядом, потом достал из  кармана  морковку,  веточку  салата  и
горсть зеленой фасоли. Он что-то посчитал на пальцах, покачал головой и,
передернув плечами, сказал:
   - Э, да она получит всего-то тысячу калорий.
   Девушка запрыгала перед ним. Он жестами объяснил ей, в чем  проблема.
Она запустила руку между грудей под блузку и  выудила  оттуда  крохотную
гроздь винограда. Он жестами сообщил: мало! Тогда она полезла к  себе  в
шортики, но он с выражением праведного гнева возопил:
   - Пожалуйста, я не в состоянии!
   И, глядя вслед убегающей девушке, он простер к ней  руки  и  печально
произнес:
   - О, если бы мне съесть хоть один бифштекс! - И смех  сотряс  зал  до
самого верха купола.
   А  резиноподобное  лицо   комика,   стоящего   на   сцене,   выражало
самодовольство от сознания власти над зрителями.  Он  стал  пародировать
разных людей - Рудольфа Гесса, тараторящего без остановки и спасающегося
на  самолете  в  Англию,  Геббельса,  оправдывающегося  перед  женой  за
неизвестно  где  проведенную  ночь  и  нагромождающего  смехотворно   не
правдоподобные объяснения, Геринга, обещающего, что  ни  одна  бомба  не
упадет на Берлин, и спасающегося под столом от летящих  обломков.  Когда
комик покинул сцену, ему вслед неслись бурные раскаты аплодисментов. Они
не смолкали, пока он не вернулся.  Зрители  успокоились  и  стали  ждать
очередного номера.
   Теперь его волосы были зачесаны на лоб, а под носом виднелась  черная
клякса, которая должна была символизировать усики. Он скорчил гримасу, и
его резиновое лицо превратилось в маску Гитлера. Он  стоял  у  кулис,  и
выражение на его лице было полукомичным-полусерьезным. Оно излучало мощь
и магнетизм. Он обвел  аудиторию  горящим  взором  и  громовым  голосом,
летящим под самый купол, вопросил:
   - Хотите, чтобы я вернулся?
   Зрители от неожиданности оторопели,  и  в  зале  воцарилась  гробовая
тишина, а на его обсыпанном  мукой  лице  медленно  появилась  леденящая
кровь усмешка торжествующего антихриста. Зрители поняли.
   И тут же зал взорвался  аплодисментами.  Кто-то,  взгромоздившись  на
стулья и столы, орал:
   - Ja! Ja! .
   Женщины неистово  хлопали  в  ладоши.  Кто-то  громко  топал  ногами,
остальные стучали кулаками по столу. Поднявшийся  в  зале  шум  сотрясал
стены и отдавался в вышине под потолком.
   Вольф встал и с мрачной улыбкой смотрел поверх голов на сцену.  Моска
все понял и, откинувшись на спинку стула, попивал свой шнапс. Фрау Майер
уставилась в стол, пытаясь подавить довольную улыбку. Эдди спрашивал ее:
   - Что происходит? Да что тут происходит?
   Фрау Майер отвечала:
   - Ничего, ничего.
   Гелла смотрела на Лео. Его лицо  было  бесстрастно,  но  щека  нервно
дергалась. Она покраснела и бессознательно стала качать головой,  словно
снимая с себя всякую ответственность за происходящее. Лео отвел  от  нее
взгляд и снова стал смотреть на сцену.
   Резиновое лицо комика опять приняло  обычное  выражение.  Он  откинул
волосы со лба  назад  и  поклонился.  Иллюзия  сходства  исчезла,  и  он
принимал  эти  аплодисменты  как  должное,  как  награду  за   актерское
мастерство.
   Оркестр заиграл новую мелодию. Вольф сел, кивая с таким видом, словно
теперь ему многое стало ясно. Начались  танцы.  Многие  оглядывались  на
них. За соседним столиком сидели с девицами два  парня,  которые  довели
своими шутками обеих чуть не до истерики.
   Лео смотрел на них и чувствовал, как лицо его искажает гримаса. В нем
закипела ярость, смешанная с болью и бессильным отчаянием. Он  только  и
ждал, когда кто-нибудь предложит уйти.
   Моска, глядя на него, все понял и сказал, обращаясь к Вольфу:
   - Пойдем отсюда.
   Встав, он увидел, что один из парней за соседним столиком развернулся
на стуле так, чтобы видеть их компанию и иметь возможность  смотреть  на
Лео прямо в упор. При этом на его губах играла ироническая усмешечка.  У
него была голова с большими залысинами спереди, четко  очерченные  черты
лица.
   Моска сказал Вольфу, кивнув в сторону соседей:
   - Давай-ка и того парня захватим.
   Вольф изучающе посмотрел на Моску, словно увидел нечто, о  чем  давно
уже догадывался.
   - Хорошо, я  покажу  ему  свое  удостоверение  и  выведу  отсюда.  Ты
вооружен - на всякий случай?
   - Да, у меня есть венгерский пистолет, - сказал Моска.
   Лео поднял голову:
   - Нет, не надо ничего делать. Давайте просто уйдем.
   Гелла тронула Моску за локоть.
   - Да, давай просто уйдем, - сказала она.
   Все поднялись. Вольф кивал, словно опять что-то для себя  уяснил.  Он
поглядел  на  Лео  с  сожалением  и  презрением.  И  увидел,  как  Моска
нахмурился, передернул плечами  и  направился  к  выходу.  Проходя  мимо
соседнего столика, Вольф наклонился и посмотрел парню прямо в глаза.
   - Громкий смех иногда вреден для здоровья, ты понял меня? - сказал он
и махнул перед носом немца своим удостоверением службы разведки.
   Он вышел, улыбаясь. Смех в зале сразу стих.
   Они поехали к Моске. Моска пригласил всех  к  себе  на  рюмку.  Гелла
пошла делать горячие бутерброды на электроплитке.
   Все расселись вокруг квадратного  стола,  только  Эдди  развалился  в
большом мягком кресле в углу. Моска отпер дверцу крашеного белого  шкафа
и достал бутылку виски и сигареты.
   Эдди подал голос из своего угла:
   - И как этим сволочам все сходит с рук?
   - А им не сходит, - ответил Вольф. - Этот  шутник  всегда  что-нибудь
откалывает, но сегодня он зашел слишком далеко. А  как  вам  понравилась
реакция публики, а? -  Вольф  иронически-удивленно  покачал  головой.  -
Фрицы так ничему и не научились. Глядя на них, можно подумать, что стоит
им спокойно прогуляться по улице, как  они  уже  потеряют  всякую  охоту
надевать военную форму. Но нет, у них руки так и чешутся. Это в крови!
   Моска сказал Лео шутливо:
   - Тебе бы лучше поскорее решить, куда  ехать  -  в  Палестину  или  в
Штаты.
   Лео пожал плечами и стал пить кофе. Вольф спросил:
   - А вы можете поехать в Штаты?
   - Да, - ответил Лео. - Я могу туда поехать.
   - Тогда поезжайте! - Вольф бросил на него испытующий взгляд.
   Лео приложил ладонь к левой щеке.
   - Перестань! - сказал Моска.
   - Нет-нет. Поймите меня правильно, Лео.
   Я хочу сказать, что главное несчастье  вашей  нации  в  том,  что  вы
никогда не даете сдачи. Кому-то это кажется трусостью. Но  это,  на  мой
взгляд, происходит оттого, что вы слишком цивилизованны.
   Вы не верите в силу. Возьмем сегодняшний инцидент. Если бы мы  вывели
того парня на улицу и отделали его как  следует,  это  имело  бы  благие
последствия, хотя бы и  незначительные.  Если  вы,  евреи,  когда-нибудь
создадите   свою   страну,   то   должны   будете    благодарить    свои
террористические организации. Террор и сила -  вот  главное  оружие.  Во
всех странах этим оружием успешно  пользуются  и  не  недооценивают  его
значение. Мне странно, что после всего, что вы пережили, вы этого до сих
пор не поняли.
   Лео медленно произнес:
   - Я не боюсь ехать в Палестину и даже понимаю, что это мой долг. Но я
также знаю, как там будет трудно. А я сейчас нуждаюсь только в приятном.
Это единственное, о чем я могу думать.
   Хотя мне и стыдно за эти мысли. Но я все равно уеду.
   - И не откладывайте это в долгий ящик, - сказал Вольф. - Этих  фрицев
могила исправит.
   Это же у них в крови. Да вы это сами видите каждодневно.
   Лео, словно не слыша его слов, продолжал:
   - - А в террор и в силу я не верю. Мой отец  был  вместе  со  мной  в
лагере. Он был, между прочим, немец. Моя мать была  еврейка.  А  отец  -
политический заключенный, и он попал туда задолго до меня.
   У Лео снова задергалась щека, и он  схватился  за  нее,  чтобы  унять
нервный тик.
   - Он умер там, но перед смертью научил меня кое-чему. Он сказал,  что
в один прекрасный день меня освободят и самое ужасное, что может со мной
тогда произойти, это если я уподоблюсь людям, которые нас туда упрятали.
Я до сих пор считаю, что он прав. В это трудно верить, но я верю.
   Вольф закивал:
   - Я знаю. Я знаю таких людей, как ваш отец, - но  его  голос  остался
совершенно бесстрастным.
   Гелла и фрау Майер раздали горячие бутерброды. Лео отказался.
   - Пойду-ка я спать, - сказал он.
   Он ушел, а Моска и его гости услышали, как он за стеной включил радио
и настроил его на немецкую станцию, которая передавала струнную музыку.
   Фрау Майер подошла к Эдди и шутливо толкнула его в плечо.
   - Хватит спать! - сказала она.
   Эдди улыбнулся, и на его красивом лице засияла сонная нежность. Когда
Гелла наклонилась над электроплиткой, он  смотрел  на  нее  сквозь  свой
стакан и думал: "Все произойдет в этой самой комнате",  -  и  его  взору
вдруг очень  отчетливо  предстал  каждый  предмет  обстановки,  точно  в
комнате  никого  не  было.  Он  часто  этим   занимался:   фантазировал,
придумывая сцены любви с женщинами, к которым  он  не  осмеливался  даже
близко подойти.
   Вольф жевал свой бутерброд.
   - Все-таки какими странными  идеями  люди  забивают  себе  голову!  -
сказал он, понизив голос. - Те, кто заправлял делами в лагере, где сидел
Лео, наверняка были обыкновенными парнями вроде нас с вами.  Они  просто
исполняли приказы. Во время войны я был в контрразведке, и вот, когда  к
нам попадали пленные, наш майор смотрел на часы и говорил: "Так, к  двум
часам вы должны получить такую-то информацию". И мы ее получали! - Вольф
принял протянутую ему Моской сигару и закурил. - Я вернулся  в  Штаты  в
отпуск и посмотрел несколько так  называемых  военных  фильмов.  Знаете,
герой умирает под пыткой, но ничего не говорит проклятому врагу.  -  При
этих воспоминаниях Вольф гневно помахал сигарой.  -  Разумеется,  нельзя
даже намекнуть на то, как оно бывало в действительности. - Он помолчал и
внимательно посмотрел на Моску. - Им просто стыдно признаться. А человек
не в состоянии себя контролировать, если с ним  обращаться  определенным
образом. Ни один не сможет!
   Моска наполнил стаканы.  Все,  за  исключением  Вольфа,  уже  клевали
носом. Фрау Майер свернулась  калачиком  на  коленях  у  Эдди,  а  Гелла
растянулась на кушетке у стены.
   Вольф усмехнулся:
   - У меня была своя метода. Я никогда не задавал ни единого вопроса  -
сначала я их слегка наказывал. Как в той старой шутке о новобрачных.
   Как только молодые остаются наедине, муж смазывает жене  по  морде  и
говорит: "Это пока просто так. Впредь  будь  внимательнее".  Тут  то  же
самое.  -  Он  обезоруживающе  улыбнулся,   и   его   лицо   засветилось
добродушием. - Знаю-знаю, о чем вы думаете. Вот, мол, каков  сукин  сын.
По кому-то всегда приходится выполнять такую работу. Без этого войны  не
выиграешь. Поверьте, я ни разу не  испытывал  садистского  удовольствия,
как показывают в кино. Но это было просто необходимо. Черт, меня даже за
это наградили. - И он добавил поспешно и, похоже, искренне:
   - Но мы, конечно, никогда не творили того, что выделывали немцы.
   Эдди зевнул:
   - Все это очень интересно, но я, пожалуй, пойду к себе.
   Вольф засмеялся так, словно оправдывался.
   - Да, уже довольно поздно для лекции! - Он подождал, пока Эдди с фрау
Майер уйдут, и, допив свой стакан, сказал Моске:
   - Проводи меня вниз, мне надо поговорить с тобой.
   Они вышли на улицу и сели в джип Вольфа.
   - У этого Эдди одни девки на уме! - сказал он зло.
   - Да он просто хотел спать, - возразил Моска.
   - Слушай, а откуда у тебя оружие? - спросил Вольф.
   Моска пожал плечами:
   - Привык, знаешь ли, иметь всегда при себе.
   Да и война только-только закончилась.
   Вольф кивнул:
   - Да, я вечерами тоже предпочитаю выходить из дому с пушкой.
   Он замолчал, и Моска нетерпеливо пошевелился.
   - Я хотел поговорить с  тобой  с  глазу  на  глаз,  -  сказал  Вольф,
попыхивая сигарой, - потому  что  у  меня  есть  одно  соображение,  как
сделать хорошие бабки. Я думаю, все в оккупационных  частях  имеют  свои
маленькие  гешефты.  У  меня  тут   образовались   кое-какие   контакты:
бриллианты за сигареты и тому подобное. Я могу тебя подключить к делу.
   - Черт! - сказал Моска  раздраженно.  -  Где  же  я  достану  столько
сигарет?
   Вольф что-то промычал и продолжал:
   - Сам знаешь, придет день, когда тебе  понадобятся  бабки.  Например,
застукают тебя с Геллой в комнате  -  и  тебе  шандец,  тут  же  отошлют
обратно в Штаты. - Он поднял руку. - Я знаю, ты,  конечно,  пустишься  в
бега - так многие  ребята  делают.  Но  тебе  понадобятся  деньги.  Или,
допустим, другой вариант - тебе надо будет вывезти ее из Германии. Можно
достать фальшивые документы, но это тебе знаешь во сколько обойдется?
   И куда бы вы ни поехали, в  Скандинавию,  во  Францию,  куда  угодно,
жизнь везде дорогая.