над головой была очень далекой. На тропу попадало совсем мало
света, разве что в расселинах, где она становилась  чуть  шире.  Когда  же
стены вокруг начинали опять сдвигаться,  Хью  казалось,  что  тропа  ведет
внутрь, внутрь этой Горы. Его кеды скользили на камнях; идти было  трудно.
Он завидовал девушке, которая легко, словно тень, поднималась впереди него
по извилистому пути.
   Она стояла у длинной прямой трещины в стене. Он  догнал  ее  и  спросил
шепотом, опасаясь нарушить глубокую тишину:
   - Ну как ты?
   - Просто задохнулась. - Как и он, она тяжело дышала.
   - И долго нам еще вот так?
   Скалы, нависавшие над тропой, были очень странной формы  -  похожие  на
картошку, словно когда-то давно их обкатали морские волны. Они  напоминали
незаконченные   скульптуры   зверей,   болезненные   опухоли,   гигантские
внутренности.
   - Не знаю. С овцами нужно было идти целый день.
   Глаза  ее  в  этих  сумерках  под  сенью  скал  выглядели   темными   и
испуганными.
   - Иди помедленней, - сказал он. - Некуда спешить.
   - Я хочу выбраться отсюда.
   Извиваясь, прорывая нору в теле Горы, тропа безжалостно шла вверх.  Они
еще дважды останавливались, чтобы перевести дыхание. Последний отрезок был
таким крутым, что они практически ползли  на  четвереньках,  подавая  друг
другу руки. Когда же внезапно тропа выровнялась и  стены  вокруг  исчезли,
Хью так и остался стоять на четвереньках. Он выпрямился было,  но,  ощутив
головокружение, снова рухнул на колени.  Горная  тропа  выходила  на  край
очередного альпийского луга - ровного зеленого поля. Примерно на  километр
ниже виднелся Тот огромный луг, с которого они  поднимались,  -  прикрытый
горным туманом, зеленый, как болото. Хью не представлял  себе,  как  точно
определить высоту и расстояние, но они явно поднялись очень высоко, потому
что склон огромной Горы доминировал теперь надо  всем  вокруг  -  над  тем
лугом и над этим - и воспринимался как нечто основное в этой части  земли,
такое же абсолютное, как горизонт, который отступил теперь  так  далеко  и
высоко, что практически растворялся в  сумеречном  воздухе.  Над  Горой  к
северу и востоку неколебимым куполом поднималось спокойное небо.
   Ирена сидела на самом краю обрыва, пожалуй, слишком близко к  пропасти.
Она смотрела на север,  куда-то  за  пределы  лежащих  внизу  земель.  Хью
посмотрел на восток: сначала скользя глазами по склону Горы и думая, можно
ли отсюда  увидеть  огни  Города,  а  когда  глянул  вниз,  у  него  снова
закружилась голова. Он  стал  смотреть  вдаль:  над  безбрежным  воздушным
океаном на востоке поднимались горы. За их  неясными  очертаниями,  словно
нарисованными серым карандашом на серой бумаге, вроде бы виднелось  что-то
цветное, какие-то яркие вспышки. Или нет? Он долго вглядывался, но  так  и
не смог с уверенностью сказать, что ему это не  почудилось.  Когда  же  он
посмотрел туда, куда и Ирена, на север, то не увидел ни огней  Города,  ни
даже слабого свечения - знака того,  что  где-то  там  Столица.  Все  было
одинаково серо-голубым, неясным, безмолвным, бескрайним.
   Наконец она встала на ноги и осторожно отошла от края обрыва.
   - Это и есть Верхний Перевал, - сказала она почти  шепотом.  -  Ноги  у
меня после этого чертова подъема как ватные.
   У него снова закружилась голова, когда он  увидел,  как  она  стоит  на
самом краю этой бездны. Он поднялся и посмотрел в сторону луга.  За  морем
травы - на этой высоте короткой и сочной, напоминающей садовый газон, - на
том краю луга, где отвесно поднималась вверх стена горного склона, одиноко
лежала какая-то каменная глыба, словно остров  в  море  зелени.  Он  пошел
туда.  Оказалось,  что  это  нагромождение  довольно   крупных,   поросших
лишайником серых валунов, скатившихся с  Горы,  расколовшихся  и  каких-то
нестрашных, не таких огромных и тяжелых, как все в этих горах.  Было  даже
приятно  почувствовать  спиной  обыкновенный  небольшой  валун.  Они   оба
уселись, прислонившись к самому крупному  камню,  высотой  метров  пять  -
семь.
   - Долгая была дорожка, - сказал он. Она только кивнула.  Он  достал  из
рюкзака еду, и они молча  перекусили.  Потом  она  снова  откинула  голову
назад, прислонилась к скале и закрыла глаза. Ее маленький, четкий, как  на
бронзовой монетке, профиль вырисовывался на фоне неба.
   - Ирена!
   - Что?
   - Если хочешь поспать, я могу подежурить.
   - Хорошо, - только и сказала она и тут же свернулась клубком  у  скалы,
подложив свой сверток из красной шерсти под голову вместо подушки.
   Он съел еще один сухой хлебец - жесткий, крупитчатый, приятный на  вкус
- и кусочек сыра из козьего молока, который ему вообще-то не нравился,  но
сейчас он  был  достаточно  голоден,  чтобы  съесть  что  угодно;  немного
поколебавшись, он съел еще один хлебец, с ломтиком  копченой  баранины,  а
потом убрал остальную еду в рюкзак. Он бы съел и еще, но решил,  что  пока
достаточно. Теперь уже было гораздо лучше. Долгий, длинный путь отделял их
от того момента, когда они покинули Город, и он устал, но измученным  себя
не чувствовал. Вот только если так и сидеть, удобно прислонившись к скале,
то непременно заснешь - все здесь спит. А ему следует _стоять  на  часах_.
Он поднялся и стал лениво "патрулировать территорию" - ходить  взад-вперед
по каменистому острову.
   В  ясных  сумерках,  в  прозрачном   высокогорном   воздухе,   насквозь
пропитанном странным светом, не  имеющим  источника,  цвет  травы  поражал
своей  насыщенностью:  темно-зеленый,  чистый,  как  изумруд.  Лес,  точно
створки раковины, смыкался над лугом с обеих сторон - далекий  на  севере,
близкий на юге - и выглядел колючим и темным. Над  ближними  утесами,  как
над второй ступенью этой гигантской горной лестницы, свисали космы  такого
же колючего, темного леса, карабкавшегося все выше и  дальше,  а  в  самой
вышине - голые склоны, неприступные вершины. В этом мире воздуха, камня  и
леса не было иных цветов, кроме темно-зеленого - цвета драгоценного камня.
В траве альпийского луга ни единого цветка. Ни один цветок не  раскроется,
пока на небе не появится хоть одна звезда. Хью это было  совершенно  ясно.
Потом он решил, что мозги у него слегка затуманились, и, чтобы проснуться,
сменил маршрут  "патрулирования"  -  пошел  вокруг  нагромождения  камней,
стараясь не оставлять спящую девушку вне поля зрения.
   У северной стороны, ближе к скалам в траве было какое-то странное лысое
место. Он уже второй раз подошел к этой проплешине, двигаясь  по  дуге,  и
теперь решил рассмотреть это место и  понять,  почему  вылезла  трава.  Но
оказалось, что это вовсе не проплешина, а плоский камень, похожий по форме
на щит, поверхность гигантского корня Горы, выступившего из-под земли, как
жила из-под кожи. Чуть возвышающаяся над землей поверхность скалы  была  в
нескольких местах разрушена; он подошел поближе и  пригляделся.  В  камень
были вделаны четыре железных кольца - как  бы  по  углам  четырехугольника
метра три длиной. Сам камень и лишайники возле колец были покрыты  пятнами
странной ржавчины. Он встал на плоскую скалу и подергал за одно из  колец,
но оно держалось прочно. Оно было обвязано ремнем сыромятной кожи, но кожа
расползлась и так  проросла  ржавчиной,  что  узел  казался  чем-то  вроде
болезненной  опухоли.  Кольца  выглядели  страшно  -  толстенные,  ржавые,
намертво приделанные к глыбе, лежащей между скалой и пропастью, да и  само
место было на редкость мрачное. Девушка все еще спала  там,  под  боком  у
валуна, на совершенно открытом лугу, беззащитная.  Это  было  недопустимо.
Ему ни в коем случае нельзя было уходить от нее. Что-то в этом месте  было
не так. Он уже повернулся было спиной к  плоской  скале,  но  тут  в  лесу
раздался крик.
   То ли крик, то ли еще какой-то далекий, шипящий, рыдающий звук, вряд ли
громче стука его собственного сердца, которое вдруг тяжело забилось.
   Он побежал.  Чувство  оси,  проходившей  по  воздуху  где-то  за  краем
пропасти, всплыло в памяти. Девушка спала; он потряс ее, говоря:
   - Проснись, проснись.
   - В чем дело? - пробормотала она, смущенно зевая,  но  вдруг  глаза  ее
расширились от ужаса: она услышала тот голос,  уже  звучавший  значительно
громче, значительно ближе, завывающий  и  рыдающий  в  лесу,  на  северной
стороне луга.
   - Скорей, - сказал он, ставя ее на ноги.
   Она схватила свой тючок и  поспешила  за  ним,  молча  и  задыхаясь  от
страха. Он не выпускал ее руки из своей, потому что вначале она едва  была
способна двигаться, словно ослабев  то  ли  ото  сна,  то  ли  от  страха.
Некоторое время он просто волок  ее  за  собой,  потом  внезапно,  странно
дернувшись, она высвободилась, вырвала руку и побежала. Они бежали к лесу,
к его ближайшему краю,  убегали  от  этого  голоса.  Ни  один  из  них  не
обдумывал своих действий. Они просто бежали. Голос позади стал еще  громче
- рыдающий вой, болезненно и страшно отдающийся в ушах.  Они  добежали  до
леса, который хотя и укрыл их, но предложил целый лабиринт из бесчисленных
темных тропинок, где они, конечно, заблудились бы. "Стой!" - попытался Хью
крикнуть девушке, но легкие были словно  обожжены  воздухом,  и  крика  не
получилось, и она не смогла услышать,  потому  что  весь  мир  вокруг  был
заполнен одним этим чудовищным, опустошающим душу воем.  Она  споткнулась,
перелетела через ствол дерева, поднялась и бросилась  к  Хью,  как  слепая
цепляясь за него руками; рот  ее  был  открыт  и  имел  какую-то  странную
четырехугольную форму. Она столкнула его с тропы, по которой  они  бежали.
Вместе с ней он покатился вниз по склону между  деревьями  и  кустами,  по
листьям, по веткам, царапавшим лицо и  коловшим  глаза.  Спуск  становился
круче, не за что было уцепиться, и они прокатились вниз метров  пятнадцать
по крайней мере, пока их не задержал ствол упавшего дерева, полусгнивший и
огромный,   за   которым,    совсем    лишившись    способности    дышать,
полупарализованные от страха, они и спрятались. Голос  вышибал  из  мозгов
последний разум, он стал еще громче -  ужасный,  опустошающий,  громадный,
разрушительный. Хью посмотрел вверх и увидел существо, от которого исходил
этот вопль, оно стояло над ними на тропе, кусты тряслись и ломались от его
движений; оно прошло мимо и было белым, покрытым морщинами, примерно  раза
в два больше человека, свое массивное тело несло с трудом, но двигалось  в
то же время очень быстро; круглый рот существа был открыт, и в  его  вопле
слышались шипение, и голодный вой, и неутолимая боль; и существо это  было
слепым.
   Потом оно ушло. Ушло и унесло с собой свой леденящий душу крик.
   Хью лежал, упершись плечами в ствол дерева, тщетно  пытаясь  вздохнуть,
набрать в легкие воздуха. Мир вокруг стал каким-то белесым,  расплывчатым.
Когда же мир снова начал обретать  прежние  очертания,  когда  уменьшилась
боль в груди, Хью ощутил что-то теплое и тяжелое, прижавшееся  к  нему,  к
его левому боку и плечу.
   - Ирена, - сказал он беззвучно,  назвав  этим  именем  то  теплое,  что
прижалось  к  нему,  самого  себя  возвращая  к  реальности  этим  именем,
ощущением ее присутствия. Девушка возле него скрючилась, свернулась вдвое,
спрятав лицо. - Все в порядке, - сказал он.
   - Оно ушло, - сказала она. - Ушло.
   - Ушло?
   - Оно пошло дальше.
   - Не плачь.
   Она уже сидела, но ее тепло все еще было с ним, и он,  тоже  в  слезах,
потерся лицом о ее плечо.
   - Все хорошо, Хью. Теперь все хорошо.
   Прошло некоторое время, прежде чем его дыхание  снова  выровнялось.  Он
поднял голову и сел. Ирена  немного  отодвинулась  от  него  и  попыталась
выбрать из густых волос листья и мусор,  потом  вытерла  свое  заплаканное
лицо.
   - Ну а теперь что? - спросила она жалким охрипшим голосом.
   - Не знаю. У тебя все в порядке?
   Ни один из них особенно не  пострадал,  скатившись  кубарем  по  склону
горы,  хотя  царапины,  оставленные  ветками  на  лице  Ирены,  напоминали
сделанные красным карандашом метки.  Но  Хью  чувствовал  себя  совершенно
разбитым, измученным, таким же смертельно измученным, как тогда, когда  он
сбился с пути у порога, да и Ирена, похоже,  чувствовала  себя  не  лучше,
сидела с полузакрытыми глазами, низко склонив голову.
   - Теперь я ни шагу дальше сделать не смогу, - сказала она.
   - Я тоже. Но мы должны куда-нибудь спрятаться. - Даже говорить  у  него
не было сил.
   Они на четвереньках проползли еще  несколько  метров  по  склону  вниз.
Склон становился все круче. В одном месте заросли рододендронов, зарывшись
корнями в землю, образовали нечто  вроде  ниши  или  пещеры.  Под  старыми
кустами лежал толстый слой палой листвы с несильным, но  терпким  запахом.
Ирена скользнула  в  эту  нишу  и,  скорчившись,  стала  развязывать  свой
шерстяной тючок, который все время  прижимала  к  себе  левой  рукой.  Хью
прополз чуть дальше, до тех пор, пока не смог вытянуться во весь рост.  Он
хотел было расстегнуть перевязь и снять шпагу, но слишком устал и не  смог
приподняться. Только уронил голову на руку.


   Она  сидела  под  внешними  ветвями  зарослей   рододендрона,   вытянув
скрещенные ноги. Заслышав его шаги, оглянулась. Он опустился  на  землю  с
ней рядом и передернул плечами, стряхивая оцепенение. Он спал так  крепко,
что тело все еще хранило сонную расслабленность и трудно было сжать пальцы
в  кулак.  Царапины  на  лице  Ирены  теперь  казались   черными,   словно
прорисованными  чернилами,  но  само  лицо  больше  не  напоминало  череп,
оскаленный в ужасной ухмылке, и было круглым, нежным и печальным.
   - Ну ты как? В порядке? - Она кивнула.
   - По-моему, там внизу есть ручей, - сказала она, чуть помедлив.
   Он тоже очень хотел пить. О той сухой еде, что была у них  с  собой,  и
думать не хотелось. Прежде необходимо было напиться. Но ни тот  ни  другой
не двинулся с места, не встал,  чтобы  отправиться  на  поиски  воды.  Эти
заросли, это гнездо в зарослях рододендрона, старых и темных, казалось  им
убежищем, хорошо защищенным и безопасным. Здесь они укрылись от страха.  И
уйти отсюда было трудно.
   - Я не знаю, что делать, - сказал Хью.
   Оба говорили тихо, не шепотом, но еле слышно. Лес на  склоне  горы  был
тих, но не замер - в ветвях шуршал слабый ветерок.
   - Я понимаю, - сказала она, подтверждая, что и сама не знает, как быть.
   Помолчав, он сказал:
   - Хочешь вернуться назад?
   - Назад?
   - В Город.
   - Нет.
   - И я нет. Но я не могу... Что еще здесь можно сделать?
   Она ничего не ответила.
   - Я же должен отнести им обратно эту проклятую шпагу. И сказать им.
   - Сказать им что?
   - Сказать, что я не могу это сделать. - Он потер лицо руками,  чувствуя
густую колючую щетину на подбородке и верхней губе. -  Что  когда  я  _это
увидел_, то упал и заплакал, - сказал он.
   - Да ладно, - сказала она, заикаясь от ярости. - Что  ты  мог  сделать?
Никто ничего тут не может. Чего они, собственно, ожидали?
   - Мужества.
   - Но это же глупо! Ведь ты ЕГО видел!
   - Да, - он посмотрел на нее. Он хотел спросить, что видела она,  потому
что не мог ни забыть этого, ни поверить  собственным  глазам.  Но  не  мог
заставить себя прямо заговорить об этом.
   - Было бы глупо пытаться встретиться с НИМ лицом к лицу, - сказала она.
- Никакое это не мужество,  просто  глупость.  -  Она  говорила  тоненьким
голосом. - Мне даже думать о НЕМ тошно.
   Помолчав, с трудом выталкивая из горла слова, он сказал:
   - А у НЕГО... глаза у НЕГО были?
   - Глаза? - удивилась она. - Я не видела.
   - Если ОНО слепое... ОНО вело себя как слепое. ОНО бежало как слепое.
   - Возможно.
   - Тогда еще можно попытаться... Если ОНО слепое.
   - Попытаться! - насмешливо сказала она.
   - Если бы не этот его проклятый крик!.. - с отчаянием сказал он.
   - В этом-то и весь страх, - сказала она. - Я хочу сказать,  что  именно
поэтому страх и чувствуешь - когда этот голос слышишь. Я один раз  слышала
его раньше, когда спала. Кажется,  будто  у  тебя  вот-вот  мозги  лопнут,
кажется... Я не могу, Хью. Я ничем не могу тебе помочь. Если ОНО  еще  раз
придет, я снова просто убегу. А может, и убежать-то не смогу.
   "Может, и убежать-то не смогу". Эти слова засели в нем как  заноза.  Он
вспоминал плоский камень в траве. Железные кольца, вделанные в него.  Узлы
сыромятных ремней, продетых в  эти  кольца.  У  Хью  перехватило  дыхание,
пересохший рот заполнился холодной слюной.
   - Что они велели сделать? - сказал он. - Они много чего  сказали,  чего
ты не перевела. Они дали мне шпагу, они послали нас в горы, сюда, на  этот
луг...
   - Лорд Горн ничего не говорил. Сарк велел дойти до  плоского  камня.  Я
полагаю, он имел в виду те скалы, у которых мы сидели.
   - Нет, - сказал Хью, но объяснять ничего не стал.
   - Мне кажется, они просто знали, что  если  мы  доберемся  сюда,  то...
тогда ОНО придет само... - Она помолчала, а потом очень  тихо  сказала:  -
Приманка.
   Он не ответил.
   - Я их любила, - сказала она. - Очень долго. Я думала...
   - Они сделали то, что должны были сделать. А мы - мы не случайно пришли
сюда.
   - Мы пришли сюда в поисках спасения.
   - Да, но мы пришли сюда. Мы сюда попали.
   Теперь не ответила она.
   Помолчав, он сказал:
   - У меня такое чувство, будто мне следует быть здесь. Даже  сейчас.  Но
ты-то уже сделала, что обещала. А теперь тебе надо  уходить,  возвращаться
вниз, к проходу.
   - Одной?
   - Я бы все равно не смог тебя защитить, даже если бы пошел с тобой.
   - Это не самое главное!
   - Но здесь тебе оставаться просто опасно. Мне ты не нужна теперь.  Если
бы я был один, то смог бы... смог бы действовать более свободно.
   - Я уже сказала, что ты за меня не отвечаешь.
   - Не могу не отвечать. Двое людей, если они вместе, всегда хоть немного
да отвечают друг за друга.
   Она сидела молча, обхватив колени руками. А когда снова  заговорила,  в
голосе ее уже не слышалось прежней настойчивости:
   - Хью, а что именно ты сможешь сделать лучше в одиночку? Погибнуть?
   - Не знаю, - сказал он.
   Тогда она сказала:
   - Нам бы надо чего-нибудь поесть, - и полезла под  кусты  рододендронов
за своим тючком. Разложила пакеты с едой и сидела, глядя на них.
   - Мой рюкзак остался там, у тех скал, - сказал он.
   - Я не хочу туда возвращаться!
   - Нет. И так достаточно.
   - Что ж, этого нам вполне хватит дня на два. Если растянуть.
   - Хватит.
   Это не имело значения. Ничто не имело значения.  Он  был  побежден.  Он
убежал,  спрятался,  он  спасен  и  в  безопасности  и  всегда   будет   в
безопасности, но не на свободе.
   - Пойдем, - сказал он. - Я не хочу есть.
   - Куда пойдем?
   - Вниз, к проходу. И выберемся отсюда.
   Он встал на ноги. Она посмотрела на него снизу вверх. Лицо у  нее  было
несчастное,  нерешительное.  Он  снова  укрепил  перевязь,  надел  кожаную
куртку. Мышцы болели, он чувствовал себя нездоровым и неуклюжим.
   - Пошли, - повторил он.
   Она скатала свой красный плащ, туго стянула  его  ремнем,  не  упаковав
только маленький кусочек вяленой баранины,  который  зажала  в  зубах.  Он
двинулся вперед, вверх  по  крутому,  густо  заросшему  лесом  склону,  по
которому они тогда  скатились,  и  наконец  вышел  на  тропу,  ведущую  от
Верхнего Перевала в лес. На тропе он свернул влево.
   Громко шурша опавшими  листьями  и  ломая  сухие  ветки  ногами,  Ирена
догнала его и спросила:
   - Куда ты идешь?
   - К проходу. - Он уверенно показал налево. - Он там.
   - Да, но эта тропа...
   Он понял, что она имеет в виду, о чем не хочет говорить вслух: это была
тропа, протоптанная белой тварью с ужасным голосом.
   - Она ведет туда, куда надо. А когда тропа кончится, мы  просто  пойдем
сами в нужном направлении до тех пор, пока не  пересечем  ту  дорогу,  что
совпадает с осью, - Южную.
   Она не спорила.  И  беспокоиться  перестала,  хотя  все  еще  выглядела
испуганной: не имело значения, как они пойдут и куда. Он двинулся  вперед,
она пос