спиной к спине Хью. Но это не помогло. Тогда она перевернулась  на  другой
бок и под плащом обхватила его сбоку рукой.  Так  было  теплее,  так  было
спокойнее. Она камнем провалилась в сон.


   Проснувшись, Ирена еще некоторое время лежала в  теплых  путах  сна,  в
сонном ритме дыхания Хью и своего собственного,  совершенно  спокойная.  В
памяти, как на поверхности воды от брошенного камешка,  расходились  круги
воспоминаний; вот она бежит по крутой узкой тропинке ко  входу  в  пещеру,
кричит что-то яростное,  бежит  и  падает,  поскользнувшись  на  камнях...
наконец она села, выпутываясь из складок красного плаща. Все  еще  сонная,
посидела,  глядя  на  папоротники   вокруг,   на   ручеек,   на   деревья,
карабкающиеся по склонам ущелья, на голубоватые пропасти и дальние  горные
хребты, на  бесцветное  небо.  Отползла  назад,  к  ручью,  и  присела  на
корточки, чтобы напиться  там,  где  вода  у  серого  валуна  образовывала
маленький водоворот; тщательно умылась и вымыла шею и  плескала  водой  до
тех пор, пока не прояснилось в голове, потом отошла в сторону от  тропы  в
лес. Когда она вернулась, Хью сидел  сгорбившись,  укутанный  плащом.  Его
густые, жесткие светлые волосы после ее жалких попыток отмыть их от  крови
и грязи свалялись и торчали в разные стороны; на подбородке выросла густая
щетина; он казался очень большим и измученным. Когда она спросила, как  он
себя чувствует, ему потребовалось довольно много времени, чтобы ответить:
   - Ничего. Только холодно.
   Она развязала сверток и достала еду. Предложила ему хлеба и мяса, но он
даже руки из-под плаща не вынул. Как-то жалобно пожал плечами и сказал:
   - Не сейчас.
   - Давай, давай. Ты вообще не ешь... вчера да и раньше тоже...
   - Не хочется.
   - Ну тогда хоть попей.
   Он кивнул, но не двинулся  с  места,  чтобы  пойти  напиться  к  ручью.
Помолчав, сказал:
   - Ирена.
   - Да? - откликнулась она, жуя вяленую баранину. Она умирала от голода и
уже пожирала глазами его нетронутую порцию.
   - Это... Где...
   - Там, наверху, -  сказала  она,  показав  куда-то  выше  ручья.  Он  с
отвращением посмотрел туда.
   - А ОНО...
   - ОНО мертво.
   Хью содрогнулся: она хорошо видела,  как  сильная  дрожь  пробежала  по
всему его телу. Стало его жаль, но  в  данный  момент  ее  гораздо  больше
занимала еда.
   - Поешь немножко, - сказала она. - Так вкусно! Нам  бы  нужно  уходить,
пока не поздно. Если ты в состоянии, конечно.
   - Нужно уходить... - повторил он за ней.
   Она набросилась на кусок черствого хлеба.
   - Надо уходить. Насовсем. К проходу.
   Он ничего не сказал. Взял кусочек вяленого мяса,  почти  с  отвращением
пожевал его, потом отложил. Пошел к ручью напиться. Он двигался  неуклюже,
и прошло довольно много времени, пока  ему  удалось  встать  на  колени  и
наклониться к воде. Долго пил, потом  наконец  поднялся,  словно  это  был
тяжкий труд. Красный шерстяной плащ он так и не снимал.
   - Мне бы мою рубашку или хоть что-нибудь, - сказал он.
   - Сейчас посмотрю, высохла ли она. Ее пришлось выстирать. И куртку твою
тоже.
   Он  посмотрел  вниз,  на  свои  джинсы,  задубевшие,  покрытые  черными
разводами запекшейся крови, и сглотнул.
   - Правильно. А где она? - Он увидел рубашку - девушка разложила  ее  на
листьях огромного папоротника - и стряхнул с плеч плащ, чтобы  ее  надеть.
Ирена наблюдала за ним и видела, как красивы его крупные, блестящие руки и
шея. Ее сердце разрывалось от жалости и восхищения.
   - Ты убил эту тварь, Хью! - сказала она.
   Не без труда покончив с пуговицами на рубашке, он повернулся к ней. Они
стояли неподвижно среди  веерообразных  папоротников  и  серых  валунов  и
смотрели друг на Друга.
   - Ты меня опередила, - медленно сказал он,  вспоминая  миг,  когда  они
вышли из-за поворота тропинки. - Ты побежала  вниз...  ты  звала:  "Выходи
же!" Как ты решилась?.. Что заставило тебя сделать это?
   - Не знаю. Мне уже тошно было бояться вот так. Я просто с ума  сходила.
А когда пещеру увидела... Когда я увидела пещеру, то знала, что ОНА там, а
ты войдешь к НЕЙ в пещеру и никогда не выйдешь оттуда, и этого  я  вынести
не могла. Я должна была вызвать ЕЕ оттуда.
   Он заправил рубашку в джинсы, морщась при каждом движении.
   - Ты говоришь "она"? - спросил он.
   - Да, это была ОНА. - Ей не хотелось рассказывать о сосцах и  тоненьких
передних конечностях.
   Он потряс головой, глядя больными глазами и все больше бледнея.
   - Нет, ОНО... Вот почему я должен был убить ЕГО... - и  протянул  руку,
словно ища опоры, и пошатнулся.
   - Неважно. ОНО мертво.
   Он стоял неподвижно, отвернув лицо, глядя на ручей.
   - А шпага?..
   - Перевязь и ножны где-то здесь, в  папоротниках.  А  шпага...  -  Она,
наверно, тоже выглядела бледной  и  жалкой,  потому  что  он  вдруг  резко
сказал:
   - Мне она не нужна!
   - Хью, я считаю, что нам следует идти дальше. Я хочу идти вперед.  Если
у тебя хватит сил.
   - А между прочим, что все-таки со мной случилось?
   - ОНО упало на тебя.
   Он глубоко вздохнул; лицо его было совершенно растерянным.
   - Тебе не кажется, что у тебя что-нибудь сломано?
   - Да нет, я в порядке. Согреться вот не могу.
   - Тебе бы надо поесть.
   Он помотал головой.
   - Тогда, может, пойдем? Здесь сыро. Может, тебя ходьба согреет.
   - Верно, - сказал он, опускаясь на папоротники,  прямо  туда,  где  они
спали.
   Ирена начала собираться: увязала пакет с едой и все еще влажную  куртку
так, что легко могла нести все это, и отдала Хью красный плащ.
   - Завернись в него как следует, смотри, он на шее завязывается. А  твою
куртку я пока понесу, она по дороге высохнет.
   Он так неуклюже поднялся на ноги, что она спросила:
   - У тебя с плечом все в порядке?
   - Да, но бок болит, кажется, я что-то там повредил.
   - А идти-то сможешь? - нервно спросила она, пряча испуг.
   - Думаю, мне полегчает, когда согреюсь, - сказал он извиняющимся тоном.
   - Я не знаю, где мы, - сказала она.
   Они стояли на тропе там, где ручей  метра  в  полтора  шириной,  журча,
пересекал тропу, нырял в  папоротники,  в  траву  и  бежал  между  корнями
деревьев вниз по склону.
   - Единственный способ понять, где мы сейчас, - вновь подняться по тропе
к пещере, а потом идти назад, к Верхнему Перевалу, и потом к Городу  и  на
Южную дорогу.
   - Нет, - сказал Хью.
   - Ну что ж, - сказала она с большим облегчением, которого старалась  не
показывать, - мне тоже неохота. Это ужасно далеко. Но отсюда  я  никак  не
могу понять, где находится порог.
   - Если мы пойдем вниз, - сказал он, - возможно,  чувство  оси  вернется
снова.
   - Ладно. Если это южная сторона Горы, то наша тропинка ведет на восток.
Если  нам  удастся  более  или   менее   придерживаться   восточного   или
юго-восточного направления, то мы должны будем,  видимо,  пересечь  Третью
Речку где-нибудь ниже. А потом надо идти вдоль нее до дороги и -  прямо  к
проходу. Это будет по крайней мере в два  раза  короче,  чем  возвращаться
прежним путем.
   Он кивнул, и она пошла вперед по  тропе  под  густыми,  тесно  стоящими
елями. Ходьба доставляла ей радость и  решение  не  возвращаться  назад  -
тоже; вообще-то она боялась, что он все-таки захочет пойти назад.  _Иди  и
не оглядывайся назад_...
   Белые фигуры, стоящие в молчании на сумеречной дороге, - так давно  это
было и теперь неизменным останется в памяти навсегда.
   Тропа, узкая, каменистая, шла по склону холма вниз, спускаясь  довольно
полого.  Идти  было  приятно   -   словно   в   конечностях   расходились,
рассасывались  какие-то  болезненные  узлы,  заживали  царапины,   дыхание
становилось свободнее. Весь  бесконечный  путь  от  Верхнего  Перевала  до
пещеры, весь тот день - или дни? - страха и непрерывного  движения  вперед
она не могла дышать полной грудью: легкие ее словно были  сдавлены  чем-то
изнутри. Сейчас она получала от нормального дыхания такое же удовольствие,
как если бы пила родниковую воду. Я дышу, дышу, я дыхание,  вот  так,  вот
так, ну, иди, иди по земле, я земля, я твое дыхание, и я всему этому рада.
   Они шли долго, пока тропа не привела их глубоко в ущелье. Здесь  царили
густые сумерки, беззвучный родник струился под нависающими над ним травами
и папоротниками; скользкие камни,  еле  видный  в  сумерках  другой  берег
ручья. Хью медленно переходил  ручей  вброд.  Она  видела,  что  идти  ему
трудно. Оказалось, что здесь тропа поворачивает обратно и идет на запад.
   Если только это был запад.
   Вся ее радость как-то незаметно улетучилась в этом темном месте,  среди
скользких камней. Если они прошли дальше, чем она рассчитывала,  а  пещера
этой твари была на западной  стороне  Горы,  тогда  все  ее  расчеты  были
неверны. Об этой местности она не знала ничего. _Аниротембре_ -  Земля  За
Горой - вот  название,  которое  они  иногда  произносили,  но  ничего  не
рассказывали об этих местах. Если здесь и есть какие-то города, то  о  них
тоже никогда не  упоминалось.  Хью,  кажется,  что-то  говорил  однажды  о
западном крае? Что-то про море. Это плохо. Она должна решить,  что  делать
дальше. Тропа, на которой они находятся сейчас, возможно, описывает  круг.
Это та же самая тропа, по которой  они  шли  все  время  с  тех  пор,  как
покинули Верхний Перевал, - драконова тропа. Она может без конца  вот  так
извиваться в ущельях, ползти то вверх, то вниз по склонам Горы, опоясывать
Гору и наконец все же вернется назад,  к  Верхнему  Перевалу.  Дни  и  дни
трудного пути, а Хью уже и так еле держится на ногах и  голову  опустил  -
рад передышке. Нет никакого смысла ходить  кругами.  Они  должны  сойти  с
проклятой тропы и во что бы то ни стало выбраться отсюда.
   - Мне кажется, нам здесь стоит сойти с тропы, -  сказала  она.  Сказала
чуть слышно, потому что в этом глубоком ущелье  было  страшновато.  -  Нам
надо непременно постараться идти прямо на восток.
   Он посмотрел вверх на нависающие над ними темные скалы.
   - Без тропы будет трудно  сохранить  вообще  какое-нибудь  определенное
направление...
   - Эта река течет на восток. Я уверена. Мы можем идти вдоль нее.
   - Ладно.
   - Нет, я не  совсем  уверена,  что  она  течет  на  восток,  -  коротко
поправилась Ирена, - но мне так кажется.
   - Все равно узнать неоткуда. - Он простил ей самонадеянность без лишних
слов. - Сам-то я вообще никуда бы не пришел, один, без тебя, - сказал  он,
глядя на нее в сумеречном свете.
   - На волю снова, Бротиган [Джеймс Джойс,  "Поминки  по  Финнегану"],  -
сказала она. - Может, и на волю. Если только эта  река  течет  туда,  куда
надо.
   - А это вовсе не река. Это родник, - с удовольствием сказал он.
   - Я все их называю реками. Хочешь здесь немного отдохнуть?
   - Нет. Земля слишком сырая. Пойдем дальше.
   Почему-то, сойдя с тропы, они не испытали никакого беспокойства, словно
искать путь самостоятельно было самым обычным  делом,  словно  они  знали,
куда идти. Во всяком случае, сначала двигаться оказалось вовсе не  трудно.
Деревья на этой стороне, все больше тсуги [тсуга  -  американское  хвойное
дерево], огромные, старые, росли  без  подлеска  прямо  по  берегу  ручья.
Склоны  были  крутые.  Ей  даже  захотелось  укоротить  свою  правую  ногу
сантиметров на пять. Но шли они неплохо, и здесь было гораздо светлее.
   Ручей начал довольно круто спускаться вниз. Ирена  старалась  держаться
подальше от воды и прокладывала путь по сухой  гальке,  где  ступать  было
легче, а направление указывала  сама  бегущая  вода.  Кроме  того,  ее  не
оставляла надежда, что отсюда, где чуть повыше, она сумеет  увидеть,  куда
ведет их путь, но перспективу все время закрывали слишком  тесно  растущие
деревья. Не глупо ли они поступили, сойдя с тропы? Возможно, и  глупо,  но
назад  поворачивать  она  не  собиралась.  Единственное,  что  им   теперь
оставалось,  это  попытаться  все  же  найти  выход.  Ей  хотелось   есть.
Останавливаться было еще рановато, но она подумала: сколько же они  прошли
от того места, где спали в папоротниках там, недалеко от  пещеры?  За  эти
часы они наверняка оставили позади немало километров. И, обернувшись,  она
сказала:
   - Мне бы хотелось чуточку передохнуть.
   Хью тащился следом. Он тут же встал, огляделся и показал  на  небольшую
ровную площадку между корнями двух огромных, косматых деревьев. Туда они и
направились. Он все еще кутался в красный плащ, со спины здорово  смахивая
в нем на чью-то бабушку, зато спереди напоминая короля, одетого в  мантию.
Они подыскали корни поудобнее и уселись; Ирена развязала сверток с едой.
   - Может, нам на этот раз только немножко перекусить, а поплотнее поесть
потом? Ты как, сильно проголодался? - спросила она.
   - Совсем нет.
   - Все же поешь чего-нибудь.
   Она приготовила еду - порции, на ее взгляд, были позорно маленькими,  -
остальное отложила и набросилась на свою долю. Думала, что жует медленно и
растягивает удовольствие, но еда исчезла в один миг, исчезла, когда  он  и
половины своей доли не съел, а хлеб еще вообще  не  тронул.  Она  смущенно
посмотрела на него. Он был бледен,  но  изнуренный  вид  ему  придавала  в
основном давно не бритая борода. Выражение лица  его  больше  не  казалось
таким напряженным.  В  целом  он  выглядел  спокойным  и  даже  довольным,
бездумно смотрел вокруг, на деревья. Очевидно, почувствовав ее взгляд,  он
обернулся.
   - Ты работаешь или учишься? Чем ты занимаешься? - спросил он.
   Вопрос  показался  ей  диким,  бессмысленным,  просто  невозможно  было
отвечать на него здесь, когда они совершенно  заблудились  на  этой  Горе.
Только потом до нее дошло, почему  Хью  его  задал,  и  нечто  похожее  на
благодарность шевельнулось в ее душе. Теперь она не находила в его вопросе
ничего странного.
   - Я работаю. Фирма "Мотг и Зерминг". Я экспедитор.
   - Кто-кто?
   - Экспедитор. У них по всему городу раскиданы всякие филиалы и дочерние
предприятия и полно корреспонденции, уведомлений,  разных  там  "синек"  и
прочего - они ведь во многом связаны с  производством,  и  им  необходимо,
чтобы кто-то развозил все это по  различным  конторам:  выгоднее,  чем  по
почте посылать. Для этого требуется  довольно  много  людей,  но  компания
достаточно тесно локализована, да и господин Зерминг любит вести  дела  по
старинке. Ему нравится использовать для экспедиции людей  с  машинами.  Но
бензин мне достается бесплатно.
   - Но это же кошмар! - сказал он сочувственно. - Значит,  ты  весь  день
мотаешься туда-сюда?
   - Некоторые поручения проще выполнить  пешком,  особенно  если  конторы
расположены в центре.  Или  съездить  на  автобусе.  А  иногда  из  машины
действительно не вылезаешь весь день. Это уж как повезет. Мне  эта  работа
нравится, потому что я сама себе хозяйка  и  делаю  все  так,  как  считаю
нужным - в какой-то степени, по крайней мере. Я терпеть не могу, когда мне
указывают, как именно и что я должна делать.
   - К сожалению, почти всякая работа делается именно так.
   - Хуже всего то, что моя работа - это  что-то  ненастоящее.  Понимаешь?
_Делать_, собственно, ничего и не  приходится.  Ездишь  да  ездишь  и  так
никуда и не приезжаешь.
   - А что бы ты хотела _делать_?
   - Не знаю. Вообще-то против теперешней работы я ничего не имею. Знаешь,
она не такая уж плохая. Работа  как  работа.  Но  мне  кажется,  что  если
по-настоящему что-то _делать_, то сразу почувствуешь  себя  иначе.  Должно
быть так. Например, если ты фермер. Или преподаватель. Или воспитатель. Но
для этого у меня ничего нет. А надо по крайней мере иметь свой кусок земли
и трактор. Или диплом преподавателя, медсестры или еще какой-нибудь.
   -  Ты  могла  бы  поступить  на  вечернее  отделение   государственного
колледжа, - сказал он задумчиво. - А  днем  работать.  Во  всяком  случае,
попробовать можно, если...
   - Похоже, ты и сам об этом не раз думал. Или тебя какой-то  специальный
колледж интересует?
   - Почему ты решила?
   - Ты вроде говорил, что интересуешься библиотечным делом.
   Он снова посмотрел на нее. Долго смотрел.
   - Верно, -  сказал  он,  и  она  совершенно  инстинктивно,  не  задавая
вопросов, поняла, что узнала о нем нечто сокровенное и сделала  это  очень
хорошо. Не важно, как именно это получилось, но результат ее обрадовал.
   - Сумасшедший, - сказала она. - Возиться с кучами книг! И что только ты
с ними собираешься делать, а?
   - Не знаю, - сказал он. - Читать, наверно?
   Улыбка у  него  была  очень  добродушная.  Она  рассмеялась.  Глаза  их
встретились, и оба  тут  же  стали  смотреть  в  разные  стороны.  Немного
помолчали.
   - Если бы я только была уверена, что теперь мы идем  на  восток...  Так
было бы здорово!.. А ты как себя сейчас чувствуешь? Ничего?
   - Хорошо.
   Он всегда говорил спокойно, но она  слышала  в  его  голосе  твердость,
молчаливую уверенность. Наверно, он очень  хорошо  поет  -  голос  у  него
музыкальный.
   - Ужасно жжет вот здесь, - заметил  он  вдруг  с  каким-то  удивлением,
осторожно ощупывая левый бок.
   - Дай-ка я посмотрю.
   - Да ладно, ничего.
   - Нет  уж,  давай  посмотрим.  То-то  я  вижу,  что  ты,  когда  идешь,
стараешься этим плечом не двигать.
   Он попытался задрать рубашку, но  не  смог  даже  поднять  левую  руку.
Расстегнул  рубашку.  Он   стеснялся,   и   она   старалась   вести   себя
безразлично-заботливо, как врач. Примерно на уровне локтя на  ребрах  было
зеленовато-черное пятно величиной с крышку большого кофейника.
   - Господи! - вырвалось у нее.
   -  Что  там?  -  спросил  он  озадаченно,  тщетно  пытаясь  рассмотреть
собственный бок.
   - Вроде бы синяк. - Она вспомнила о ручке  шпаги,  торчащей  из  живота
белой твари. Ее собственное тело все напряглось и как-то  подобралось  при
одном воспоминании об этом. - Это, наверно, когда ОНА... когда  эта  тварь
упала на тебя.
   Вокруг ужасного пятна кожа была желтоватой, а вокруг грудины  были  еще
странные пятна и настоящие синяки.
   - Ничего удивительного,  что  тебе  так  больно,  -  сказала  она.  Она
пальцами ощущала, какое это пятно горячее, практически его не касаясь.
   Он перехватил  ее  руку  своей.  Она  решила,  что  сделала  больно,  и
заглянула ему прямо в глаза. Так они и застыли  -  она  на  коленях  возле
него, он, сидя с согнутой в колене ногой.
   - Ты сказала, чтобы я никогда тебя не касался, - хрипло проговорил он.
   - Это было раньше.
   Его плотно сжатые губы расслабились,  помягчели,  но  лицо  по-прежнему
было сосредоточенным, удивительно серьезным, однажды она  уже  видела  его
таким. И она не один раз замечала раньше похожее выражение на лицах других
мужчин. И отвернулась. Теперь она не боялась, осторожно, но с любопытством
наблюдала за ним, дотронулась до его губ и впадины у виска так  же  нежно,
как касалась того пятна, желая знать ту его  боль  и  эти  его  мысли.  Он
прижал ее к себе, но как-то неуклюже, застенчиво, тогда  она  сама  обняла
его обеими руками, и тело ее стало таким же нежным и быстрым, как вода,  и
они слились в страстном объятии; и ее сила поддерживала его.
   Радость слияния оба испытали одновременно, а потом лежали рядом,  тесно
сплетясь  телами,  грудь  к  груди,  смешав  дыхание,  и  снова   слились,
растворяясь друг в друге, наполняя друг друга радостью.
   Он лежал с закрытыми глазами, голова чуть отвернута  в  сторону,  почти
обнаженный. Она провела рукой вдоль его красивого тела от бедра до  горла,
смотрела на удивительно невинные, совсем светлые шелковистые волосы у него
под мышкой.
   - Тебе холодно, - сказала она и умудрилась, не вставая,  укрыть  его  и
себя красным шерстяным плащом.
   - Ты прекрасна, - сказал он, руками пытаясь описать эту красоту, лаская
ее, но не настойчиво, а нежно, сонно.
   Он лежал, прильнув лицом к ее плечу. В полусне  она  видела  над  собой
недвижные листья деревьев на фоне тихого неба. Покой, который  они  обрели
друг в друге, был великим даром, но и единственным утешением, которое  они
могли друг д