ругу дать. Земля под ними была жесткой. Она почувствовала, что
его, спящего, пробирает дрожь, и попыталась встать. Он воспротивился было,
произнес ее имя и снова погрузился в сон.
   Она натянула одежду, слегка дрожа, а когда он проснулся, заставила  его
надеть кожаную куртку, которая наконец-то высохла, а поверх куртки  еще  и
шерстяной плащ.
   - Это шок. Тебе из-за него так холодно, - сказала она.
   - Какой шок? - спросил он с идиотской ухмылкой.
   - Заткнись. Тебе холодно - потому что ты перенес шок от удара.
   - Я думаю, мы уже нашли способ согреться.
   - Да, все это, конечно, замечательно, но мы  никогда  не  доберемся  до
порога, если так и будем лежать здесь и заниматься любовью, Хью.
   - Я не знаю, доберемся ли мы туда, если встанем и пойдем, - сказал  он.
- По крайней мере, будем  теперь  на  стоянках  получать  удовольствие.  -
Сказав это, он посмотрел на нее, чтобы убедиться, что  не  обидел  ее,  не
оскорбил.
   Его скромность и уязвимость особенно  радовали  ее.  Сама  она  гораздо
грубее, подумалось ей, и если бы он стал судить ее, то, может, она бы  ему
и не понравилась; но он не стал ее судить. Он пришел к ней  не  для  того,
чтобы судить ее, или как-то оценивать, или просто  попользоваться  ею.  Он
пришел к ней, лишь принося ей в дар свою силу и прося у нее защиты.
   Он смотрел на нее:
   - Ирена, знаешь, это было самым лучшим из всего, что со мной когда-либо
происходило.
   Она кивнула, не в силах ответить.
   - Я думаю, нам  следует  идти  дальше,  -  сказал  он  и  задумчиво,  с
отвращением ощупывал свой левый бок. - Хорошо бы это побыстрее прошло.
   - Время понадобится. Синяк ужасный.
   Он снова посмотрел на нее неуверенно, потом решительно подошел  к  ней,
погладил по голове, по щеке, поцеловал в губы - не очень умело и не  очень
страстно; но это  был  их  первый  поцелуй.  И  больше,  чем  поцелуй,  ей
понравилось прикосновение его огромной руки. Хотелось сказать ему, что  он
прекрасен, что очень нравится ей, но она как-то не умела говорить подобные
вещи.
   - Тебе не холодно? - спросил он. - А то я все на себя напялил.
   - Я от ходьбы всегда согреваюсь.
   Он подождал, пока она первой двинется в путь, даже не пытаясь выяснять,
куда они пойдут дальше. С новым чувством полного доверия она пошла вперед,
вдоль по берегу ручья, в том самом  направлении,  которое  решила  считать
восточным.
   Они довольно долго упорно молчали. Складка Горы, по которой пролегал их
путь, съехала  куда-то  влево,  то  поднималась,  то  исчезала,  но  общее
направление было все время одним и тем же - вниз по склону  Горы.  Деревья
вокруг были редкими, идти нетрудно, и  попадались  даже  довольно  длинные
участки открытой местности, где было приятно  ступать  по  короткой  сухой
коричневатой траве, наконец выбравшись  из-под  нависающих  ветвей.  Потом
спуск пошел очень круто, превратился почти в обрыв. Пришлось ползти  вниз,
цепляясь за корни  или  скатываясь  на  собственном  заду,  и  вскоре  они
очутились на дне глубокой расщелины, у ручья,  среди  поднимавшихся  круто
вверх и густо поросших лесом стен. И сразу же бросились к воде.
   Утолив жажду, Ирена взобралась повыше, туда, где упавшее дерево примяло
вокруг себя кусты, и там постояла, решая, куда идти дальше,  осматриваясь.
Ручей был почти такой же большой, как Третья Речка. Если это действительно
Третья Речка, то им остается только идти вдоль нее, пока не  доберутся  до
Южной дороги. Скорее это тот же самый ручей, вдоль которого они шли  почти
от самых его истоков. Тот же, что бежал меж папоротников  ниже  драконовой
пещеры. Он тек по этому ущелью на восток или юго-запад,  вниз  по  склону.
Третья-то Речка точно текла на запад,  мимо  Горы.  Должно  быть,  это  ее
приток. Он должен течь справа налево, а Третья Речка, если считать отсюда,
течет направо, если только сама Ирена в данный момент стоит лицом к югу...
   Она стояла и пыталась решить задачу: каким образом ручьи могут  течь  в
разные стороны и в какую сторону  она  смотрит  сейчас.  В  горле  застрял
комок. Названия сторон света, принятые в географии  -  север,  запад,  юг,
восток, - не имели здесь значения. В какую бы сторону она ни  повернулась,
все это мог быть юг. Или север.
   Хью подошел к ней, встал рядом.
   - Хочешь отдохнуть? - спросил он, положив ей  на  плечо  руку,  но  она
отшатнулась.
   Он тут же отошел, пересек небольшую  полянку  и  уселся,  прислонившись
спиной к массивному стволу упавшего дерева и закрыв глаза.
   Когда Ирена наконец уселась с ним рядом, он сказал:
   - Может быть, мы чего-нибудь поедим?
   Она разложила всю оставшуюся еду. Еды оказалось больше, чем она думала:
с лихвой хватит, чтобы продержаться еще день. Это придало ей  мужества,  и
она сказала:
   - Я не знаю, где мы.
   - А мы и так никогда этого не знали, - ответил он равнодушно. Потом,  с
видимым усилием взяв себя в руки, открыл глаза и начал задавать вопросы  и
сам же на них отвечать. Они долго решали, продолжать  ли  двигаться  вдоль
ручья как раньше, ибо ручей, по всей вероятности, все же сольется с  более
крупной речкой.
   - Или, в противном случае, мы придем  к  морю,  -  сказал  он  нарочито
веселым тоном, но тут же осекся.
   - Можно попробовать, конечно, прямо здесь  свернуть  левее,  -  сказала
Ирена, трудясь над вторым ломтиком  вяленого  мяса  и  чувствуя,  как  еда
оживляет ее. - Вообще-то я считаю, что мы взяли недостаточно к востоку.  И
пока мы еще на Горе, значит,  не  совсем  заблудились:  по  крайней  мере,
понимаем, где находится сама Гора.
   - Но мы совсем не приближаемся к проходу.
   - Знаю. Только Гора для нас - действительно  единственный  ориентир.  С
тех пор как мы утратили ощущение оси.
   - Да. Все кругом одинаковое, похожее. Как в тот  раз,  когда  я  прошел
мимо  порога.  Мне  кажется...  Мне  кажется,  то,  чего  я  боялся,   уже
повторилось. Прохода там больше нет. Нечего и искать.
   - Со мной такого никогда не случалось, - сказала она уверенно, -  и  не
случится! Я не собираюсь здесь оставаться!
   Он выкладывал рисунок из еловых иголок на земле возле упавшего дерева.
   - Это твое, - сказала она, стараясь не смотреть на его долю.
   - Я как-то не очень проголодался.
   Помолчав, она сказала:
   - Надеюсь, ты  не  пытаешься  сэкономить  побольше  для  меня  или  еще
что-нибудь такое же жалостное, а?
   - Нет, - явно изумившись, сказал он, потом  улыбнулся  и  посмотрел  на
нее. - Просто есть не  хочется.  Но  если  я  проголодаюсь,  тогда  только
держись!
   - Но ты же не можешь без конца идти и идти и ничего не есть!
   - Могу. Буду питаться собственным жиром, как верблюд.
   Она прыснула. Ей хотелось придвинуться к нему поближе,  коснуться  его,
погладить жесткие  волосы  и  усталое,  заросшее  щетиной  лицо,  большую,
сильную и все же какую-то детскую руку, но мешало то, что сама  она  всего
несколько  минут  назад  увернулась  от  его  прикосновения.  Ей  хотелось
доказать, что он напрасно занимается самоуничижением, но она  не  находила
нужных слов.
   Глаза у него, похоже, снова закрывались сами собой; он откинулся назад,
привалился к стволу дерева. Она ничего не сказала, затаилась, настроение у
нее все больше и больше портилось. Когда она снова взглянула на  него,  он
спал, лицо его расслабилось, рука безвольно лежала на бедре.
   Надо было идти дальше. Обязательно. Они не могут сидеть  тут  и  спать.
Так можно никогда не добраться до порога.
   - Хью, - позвала она. Он не слышал. И вдруг ее  беспокойство  полностью
растворилось в той немного пугающей ее  страстной  нежности,  из  которой,
собственно, и родилось. Она подошла к нему и слегка  подтолкнула,  помогая
лечь. Он проснулся. - Спи, - сказала она.
   Он послушался. Она  немного  посидела  возле  него.  Сидела  и  слушала
бормотание ручья. Здесь ручей бежал  неспешно;  тихонько  плыла  вода  над
песчаным, чуть илистым дном  и  пела  свою  песенку.  Ирена  почувствовала
усталость. Взяла красный плащ, который он сбросил,  согревшись  в  кожаной
куртке, и, накрыв его и  себя  плащом  как  одеялом,  прижалась  к  Хью  и
заснула.
   Проснувшись, оба почувствовали, что все у них оцепенело, двигаться было
трудно и страшно было подумать о том, чтобы идти дальше. Ирена  спустилась
к ручью напиться. Умылась. Вода была так приятна, а она  чувствовала  себя
настолько грязной после долгого пути, что нашла ниже по течению неглубокую
заводь, стащила с себя одежду и выкупалась. Она  стеснялась  Хью,  который
смотрел, как она моется, и поскорее оделась.  Он  спустился  к  воде  чуть
подальше, где берег был ниже, и, с трудом встав на колени, напился.
   - Искупайся. Я уже, - предложила Ирена,  застегивая  рубашку  и  ощущая
приятный озноб.
   - Слишком холодно.
   - Ты все еще мерзнешь? - спросила она, подходя к нему  по  болотистому,
заросшему папоротниками бережку.
   - Все время.
   - Это из-за НЕЕ... из-за этой твари...  ОНА  была  ледяная,  вспоминать
страшно.
   - Мне бы снова солнце увидеть... - сказал  он.  В  голосе  его  звучало
такое отчаяние, что она испугалась.
   - Мы выберемся отсюда, Хью. Не надо...
   - Куда пойдем? - спросил он, вставая на ноги. Ему пришлось цепляться за
узловатые ветки кустарника, росшего на берегу, чтобы подняться.
   - Мне кажется, лучше по течению ручья.
   - Хорошо. Меня что-то больше не тянет лазить по  горам,  -  сказал  он,
пытаясь казаться веселым.
   Она взяла его за руку. Рука была холодная как лед. Это от воды,  решила
она, но все же ледяное прикосновение потрясло ее необычайно, вызвав в душе
былой страх. Она боялась за Хью. Ирена посмотрела на него  снизу  вверх  и
произнесла его имя.
   Он встретил ее взгляд и смотрел на нее так, словно видел ее насквозь, и
с такой страстью, о которой нельзя было даже говорить. Хью положил  ей  на
голову свою правую руку и прижал к себе. Он был стеной, крепостью, опорной
башней - и все же был _смертным, хрупким_, его гораздо легче было  ранить,
чем потом  вылечить:  _победитель  дракона,  дитя  дракона_;  сын  короля,
бедный, бедная, недолговечная, несведущая душа. Она почувствовала,  как  в
нем проснулось желание, но руки его сжимали ее с  куда  большей  страстью,
чем та, что кипела в его теле. Она прильнула к нему, и так  они  и  стояли
обнявшись.



9

   Она шла впереди. Он старался не отставать.  Она  часто  оглядывалась  и
поджидала его. Он старался не отставать, но идти вдоль  русла  ручья  было
нелегко: корни, заросли кустарника, сплетающиеся папоротники, да еще  подо
всем этим неровная поверхность земли, порой - скользкие камни. С  тех  пор
как он неловко повернулся, спускаясь по крутому склону,  боль  в  боку  не
оставляла его ни на минуту, мешала дышать и идти. Потом он совсем перестал
думать о том, как бы не отстать от Ирены, сосредоточившись на одном -  как
удержаться на ногах. Там, где в ручей,  вдоль  которого  они  шли,  впадал
другой маленький ручеек, берег превратился в настоящее болото, некуда было
толком поставить ногу,  и  они  решили  перейти  на  другую  сторону.  Это
оказалось очень трудно. Головокружение,  постоянно  мучившее  его,  мешало
сохранять равновесие на скользких камнях да еще бороться с напором  быстро
бегущей воды. Он боялся, что если упадет, то  еще  что-нибудь  повредит  у
себя в боку. На другой берег ему удалось перебраться успешно, но скоро  им
почему-то снова потребовалось переходить ручей вброд, он не понял  почему;
теперь все его внимание было сконцентрировано на предстоящих ему маленьких
шажках. Ирена попыталась перевести его через ручей за руку, но в этом было
мало толку. Она такая маленькая, что, если он  поскользнется,  ей  его  не
удержать, слона чертова, думал Хью. Вода  была  обжигающе-холодной.  Потом
они оказались уже на другом берегу,  и  идти  стало  гораздо  легче  -  по
плотному песку между серыми стволами деревьев. Если бы только не болел так
бок, теперь казалось, что это шпага, тогда застрявшая в нем, погружается в
его плоть все глубже, и глубже, и глубже. Девушка, похожая  на  тень,  шла
впереди легкой, неслышной походкой - единственная тень в этой  стране  без
теней, без солнца,  без  луны.  "Подожди  меня,  Ирена!"  -  хотелось  ему
сказать, но говорить было не нужно: она и так  ждала.  Она  оборачивалась,
возвращалась назад. Ее теплая сильная  рука  касалась  его  руки.  "Хочешь
немного отдохнуть, Хью?" Он качал головой. "Я хочу идти дальше", - говорил
он. И шпага снова, на этот раз еще немного глубже, погружалась в его тело.
Его имя,  имя  его  отца,  которое  он  когда-то  ненавидел,  звучало  как
благословение, произносимое ее голосом, как единый выдох и  вдох:  ты!  Ты
моя суть. Ты, встреченная против всех ожиданий. Ты моя жизнь. Не смерть, а
жизнь. Мы поженились там, у пещеры дракона.
   - Немножко отдохну, - сказал он, опустившись на колени. Она  подошла  к
нему - любящая, верная, озабоченная. Он сказал, чтобы она не  волновалась:
он просто хочет немного посидеть и отдохнуть.  Или  он  собирался  ей  это
сказать?
   Она заставила его прилечь, завернула в красный плащ, поддерживала его и
пыталась согреть собственным теплом. Это он был тенью,  а  она  -  теплом,
солнечным светом.
   - Спой ту песенку, - сказал он.
   Сначала она не расслышала: из-за шпаги, застрявшей у него в боку, он не
мог говорить громко. Когда он повторил свою просьбу, она поняла.  Оперлась
на локоть и немного отвернула лицо, а потом запела своим тоненьким, нежным
голоском, голоском жаворонка, не знающего страха:

   Бутон цветка, на дереве лист -
   Родимый кров меня хранит.
   Но все же жаворонка песнь
   В волшебный край манит...

   - Это там, - сказал он.
   - Что?
   - Дома тот волшебный край. Не здесь. Не этот.
   Ее лицо было близко-близко, и она погладила его по  волосам.  Ее  тепло
переливалось в него, он закрыл глаза. Когда же проснулся, то боль в боку -
торчащая шпага? - больше не беспокоила его.  Пока  он  не  встал.  Труднее
всего оказалось подняться. Он никак не мог опуститься на  колени  у  воды,
чтобы попить, он стыдился стонов, вырывавшихся из груди, он  постанывал  и
вздыхал и даже стоять не мог, не издавая этих стонов-вздохов.
   - Пойдем, - сказала Ирена, - вот сюда.
   Она говорила так спокойно и уверенно, что он спросил:
   - Ты нашла дорогу?
   Она не расслышала.
   Он вполне мог идти, но часто спотыкался. Лучше всего получалось,  когда
она шла рядом, помогая ему. Она так хорошо его вела, что он мог бы идти  с
закрытыми глазами, и однажды взял и закрыл их,  но  тут  же  пошатнулся  и
свалился с тропы, увлекая за собой и девушку, и с тех пор  старался  глаза
не закрывать. Идти здесь было легко. Деревья сами расступались перед ними.
Но оказалось, что снова нужно переходить через ручей. Это было невозможно.
   - Ты уже переходил, - сказала она.
   Да? Наверно, именно поэтому ему теперь было  так  холодно:  он  промок.
Тогда ничего страшного, если намокнешь снова.  Вода  обжигала  как  огонь,
темная, быстро бегущая вода, которую он уже никогда больше пить не станет.
А вот и плоская скала  у  знакомого  источника,  где  он  -  где  они  оба
преклоняли когда-то колени. А  вот  и  кусты  бузины,  трава  без  единого
цветочка на полянке, место, откуда все тогда начиналось, а теперь пришло к
концу: и сосна, и лавровый куст, но между ними не было прохода, не было до
тех пор, пока рука Ирены не открыла его. А он все никак не мог переступить
порог, и она взяла его за руку и вывела в новый мир.


   Она ожидала солнца. Она все время думала, что они выйдут под громадное,
горячее солнце, которое все лето стояло в небе. Они  переступили  порог  и
попали в ночь, в дождь.
   Дождь был частый, крупный. Его звук, звук капель, стучащих по листьям и
по земле, был прекрасен, и прекрасен был его аромат. Капли дождя  заливали
ее лицо как слезы. Но она не могла позволить Хью  передохнуть  здесь,  как
рассчитывала раньше, когда они, выбиваясь из  сил,  стремились  к  порогу.
Нет, на этой промокшей земле отдыхать было никак нельзя, да еще  в  мокрых
джинсах и башмаках, которые они промочили еще тогда,  переходя  вброд  три
речки. Надо было идти дальше. Это было невыносимо, он почти ослеп от  боли
и жара. Но она не отпускала его руку, и он продолжал идти.  Они  осторожно
выбрались из темного леса,  а  потом  двинулись  через  заброшенные  поля.
Слившиеся воедино воздух и земля были  пронизаны  полосами  света  от  фар
автомашин,  мчавшихся  по  шоссе  сквозь  падающий  дождь.  Один  раз  Хью
споткнулся, на минуту потерял сознание и,  когда  пришел  в  себя,  тяжело
навалился на нее и застонал от боли. Потом взял себя в руки, и  они  пошли
дальше по направлению к  грейдеру,  к  огням,  горящим  всю  ночь  у  щита
фабрики. На совсем крошечном подъеме у самой дороги он рухнул на колени, а
потом без единого слова и жеста скользнул вперед, упал ничком на  землю  и
остался лежать так.
   Она опустилась рядом в мокрую траву, на минуту прижалась к нему.  Потом
встала и вскарабкалась на обочину шоссе, постояла там,  глядя  в  темноту,
где лежал он, хотя видеть его не могла.  Всхлипывая  от  жалости,  как  он
всхлипывал от боли, она пошла по дороге к ферме.
   Позади нее из ворот фабрики  вспыхнули  автомобильные  фары.  Она,  как
кролик, застыла от ужаса на обочине дороги, заслышав шум мотора и шуршание
шин по гравию.
   - Эй! Что-нибудь случилось?
   Она знала, что это вполне может с ней случиться  -  то,  чего  она  так
боялась, - но все же повернулась и пошла назад к машине. Ее трясло.  Перед
ней, освещенное сзади горящими фарами, возникло рыжебородое лицо.
   - Мой друг ранен, - сказала она.
   - Где? Полезай.
   Машина оказалась очень маленькой, а от Хью нечего было ждать помощи, но
Рыжебородый,  очень  решительный  человек,  каким-то   образом   умудрился
запихнуть Хью на откинутое переднее  сиденье,  потом  засунул  сложившуюся
пополам, как складной  нож,  Ирену  на  заднее  и  погнал  на  скорости  в
восемьдесят миль - и весьма этим наслаждаясь! - в  морской  госпиталь.  Он
выскочил  из  машины  прямо  на  ступеньку  лестницы,  ведущей  ко   входу
экстренной помощи, и опять остался очень доволен  собой.  Как  только  Хью
внесли в приемный  покой,  блистательная  часть  действа  завершилась,  но
Рыжебородый все же остался ждать вместе с ней  в  приемной,  принес  кофе,
печенье, сделал все, что мог бы сделать  в  подобной  ситуации  нормальный
молодой мужчина, просто хороший человек. В этом не было ничего необычного,
но для Ирены пока еще и это казалось не совсем обычным, пока еще... А ведь
это королевская честь - называть друг друга "брат", "сестра".
   Доктор,  который  наконец  смог  поговорить  с  ней,  задал   несколько
вопросов. Все время до этого Ирена слушала, как Рыжебородый  рассказывает,
с каким счетом закончился баскетбольный матч,  и  не  приготовила  никакой
правдоподобной истории.
   - Его избили, - сказала она; это было все,  что  она  могла  придумать,
поняв, что должно же быть какое-то разумное объяснение происшедшему.
   - Итак, вы были в лесу? - уточнил врач.
   - Путешествовали автостопом.
   - Вы заблудились? Как долго вы пробыли в лесу?
   - Точно не знаю.
   - Я, пожалуй, вас тоже осмотрю.
   - Со мной все в порядке. Просто устала. И переволновалась.
   - Вы уверены, что не ранены? - резко спросила врач:  это  была  женщина
средних лет, с лицом, казавшимся серым в безжалостном свете люминесцентных
ламп; она сидела перед Иреной, хотя было уже десять  часов  вечера,  конец
Дня труда.
   - Я в порядке. Будет совсем хорошо, когда немного посплю. А Хью...
   - Вам есть куда пойти?
   - Тот человек, что нас подобрал, отвезет меня к матери. А Хью...
   - Я жду результатов рентгена. Он пока останется здесь. Вы  подписали?..
да, это. Хорошо. - Она повернулась, чтобы уйти.
   Усмиренная властной докторшей  и  больничной  обстановкой,  Ирена  тоже
повернулась и молча направилась к выходу.
   Санитар, который принял Хью, выглянул из бокса.
   - Он просил, чтобы кто-нибудь, если м