акси для каждого из нас. Конечно, это не так
уж страшно, но ведь нам обоим было бы намного легче при мысли, что мы больше
никогда не увидим друг друга. Ты бы сказала: "Ну что ж..." И я  бы  в  ответ
произнес  что-нибудь  такое  же  банальное,  вроде:  "Ну  что  ж..."  Мы  бы
улыбнулись друг другу - бегло и иронично,  -  подсмеиваясь  над  собственной
банальностью, пожали бы друг другу руки. Повернулись спиной друг к  другу  и
разошлись в разные стороны. Возможно, я обернулся бы украдкой- взглянуть  на
тебя в последний раз, но ты уже  исчезла  бы  навек,  растворилась  в  толпе
прохожих, в облаках автомобильного чада. И мне  не  надо  было  бы  сочинять
мораль. Я иду в будущее,  милосердно  лишенный  воображения.  Ты  уходишь  в
будущее, милосердно лишенная существования. Неплохо звучит, а? -  Однако  он
продолжает, не ожидая ответа: - Критики будут в восторге. Они обожают полные
пессимизма концы. Это доказывает им, какое мужество от них требуется,  чтобы
вести полную оптимизма жизнь.
   Довольно долго она ничего не отвечает. Приподнимается на локте и  отирает
не до конца высохшую влагу с глаз.
   -  Полагаю,  вам  не  очень  трудно  вообразить  пару-тройку  сигарет?  И
-зажигалку и пепельницу?
   Он поднимается, словно забывчивый хозяин, принимающий гостью.
   - О, конечно. Какой-нибудь особый сорт?
   - У меня такое чувство, что я скорее всего любила бы турецкие сигареты.
   - С травкой?
   Она энергично трясет головой:
   - Нет, нет. Уверена - этот период у меня уже позади.
   - Хорошо.
   Он трижды быстро щелкает пальцами-  большим  и  указательным.  Тотчас  же
рядом с ней на кровати возникают пепельница из оникса, золотая  зажигалка  и
серебряная  сигаретница;  это  происходит  так  быстро,  что  она  в  испуге
отшатывается.  Потом  берет  овальной  формы   сигарету.   Склонившись   над
закутанной в зеленое фигуркой, он дотягивается до зажигалки  и  подносит  ей
огня. Она выдыхает душистый дым, затем держит  сигарету  в  пальцах,  изящно
отведя руку.
   - Спасибо.
   Плотно стянув на груди полы халата,  она  подвигается  и  садится  прямо;
потом незаметно и тщательно подтыкает халат под мышки.  Он  снова  заботливо
склоняется над ней:
   - Что-нибудь еще?
   Она устремляет на  его  заботливое  лицо  застенчивый,  чуть  опечаленный
взгляд:
   - Знаете... боюсь, я слишком  многого  требую...  Мне  кажется,  я  самую
малость близорука.
   -  Милая  девочка,  что  же  ты  сразу  не  сказала?  Какую   оправу   ты
предпочитаешь?
   Она затягивается сигаретой, теперь глядя на дверь, выдыхает облачко дыма;
потом обращает на него тот же застенчивый взгляд:
   - Мне думается, я обычно носила бы такие  голубоватые  очки,  с  большими
круглыми стеклами, в золотой оправе. Кажется, специалисты называют их "Джейн
Остен" (57).
   - Такие?
   К ней протягивается его рука с очками.
   - Блеск! Очень любезно.- Она надевает очки, прилаживает дужки и поднимает
на него смущенный взор. - Такая глупость. Все эти мелочи. Смешные детали.
   - Нисколько, нисколько. Что еще?
   - Только если это не доставит вам беспокойства.
   - Пожалуйста, прошу.
   - Просто этот зеленый... - Она трогает пальчиком халат. - Подозреваю, это
не совсем я.
   - Выбирай.
   - Что-нибудь такое... как темное вино? Как сок тутовых ягод? Я  не  знаю,
припоминаете ли вы  то  место  у  Пруста...  (58)  О,  это  прелестно!  Само
совершенство! Именно то, о чем я думала. Спасибо огромное.
   - Кофе?
   - Нет. - Она взмахивает рукой с сигаретой. - Это замечательно.
   - Не стоит благодарности. Просто еще одна пара строк.
   - Действительно. Но все равно - спасибо.
   Несколько минут она молча курит, рассматривая собственные  босые  ступни,
виднеющиеся из-под полы нового халата. Он сидит на стуле. Наконец, с  робкой
улыбкой, она произносит:
   - Майлз, мне не хотелось бы снова затевать спор... я  могу  называть  вас
"Майлз"?
   - Пожалуйста.
   - Вы были настолько любезны, что всего минуту назад заметили, что -  хотя
меня на самом деле и не существует -  мне  отныне  будет  все  же  позволено
иногда  высказываться  (вы  назвали  это  консультациями)  по  поводу  наших
отношений.
   - Совершенно верно.  Ты,  например,  говорила  об  определенных  степенях
элементарной свободы... Это я учел.
   - Только... Ну, я  хочу  сказать...  прошу  простить  мне  попытку  снова
перековать наши орала на мечи, но мне  кажется,  вы  все-таки  стараетесь  в
одиночку устанавливать законы, касающиеся нашего совместного будущего.
   - Это мне и в голову не приходило.  Я  просто  высказал  некоторую  идею.
Вполне открыт к любой дискуссии. Тебе что-то не нравится?
   Она разглаживает халат.
   - Ну, просто я подумала бы, что вам удалось  бы  более  успешно  добиться
желаемого результата, если бы вы рассматривали все случившееся  до  сих  пор
как некую сюрреалистическую  преамбулу...  ну,  если  хотите,  обратный  ход
нормального нарративного развития... к совершенно иному типу отношений между
нами, включив их в гораздо более  реалистический  внешний  контекст.  -  Она
снова разглаживает халат на коленях. - Контекст, в котором мы встретились бы
совершенно нормально и между нами развились бы совершенно обычные  дружеские
отношения. Я, разумеется, имею в виду, ну... эту вот сторону... как  мы  все
время только и делаем, что отправляемся вместе в  постель.  Может  быть,  мы
порой могли бы вместе отправиться и в театр.  Обсуждать  прочитанные  книги.
Посещать выставки. В таком вот роде.
   - А-а.
   - Я бы решилась предложить,  поскольку  все  эти  наскучившие  постельные
сцены уже имели место в фантастической преамбуле, вы могли бы найти  гораздо
более   спокойный,   гораздо   более   современный   тон   повествования   и
сконцентрировали бы внимание на более серьезных, взрослых  предметах.  Взять
хотя бы наш культурный фон. Или вот, например, политика.  Проблема  абортов.
Насилие на улицах. Ядерное разоружение. Экология. Киты. Белый хлеб. Все  то,
что мешает нам полностью сблизиться друг с другом.
   - Те самые - более тонкие - нюансы этакого либерального Angst 'a? (59)
   - Совершенно верно.
   - И что, ты видишь... культурный фон для себя самой?
   - Мне кажется, я хотела бы быть...  может  быть,  выпускницей  Кембриджа?
Специальность - английский язык? Чувствую, я могла бы опубликовать  одну-две
книги стихов...  Не  очень  успешных  с  коммерческой  точки  зрения,  но  в
определенных кругах заслуживших  вполне  солидную  репутацию.  Что-нибудь  в
таком роде. Я могла бы быть заместителем главного редактора  в  каком-нибудь
литературном журнале.
   - Очень сдержанная, утонченная, высокоморальная девица?
   - Если только вы не считаете, что это слишком тщеславно с  моей  стороны.
Слишком не похоже.
   - Что ты, что ты. Вовсе нет.
   Она скромно опускает взгляд:
   - Благодарю вас.
   - Ну а я?
   Она постукивает сигаретой об оникс пепельницы.
   - Ну что ж. Вас я, пожалуй,  вижу  в  роли  преуспевающего  бизнесмена  с
неявно  выраженными  художественными  интересами.  Имеющего  весьма   слабое
представление о том, что такое - я, каково мое окружение, да и вообще о мире
за стенами его кабинета. Делающего деньги. Полагаю, я могла бы сказать,  что
я его смущаю, даже  пугаю  превосходством  своего  интеллектуального  опыта,
гораздо более интеллектуальной среды, в которой работаю. Понимаете? - Она на
миг замолкает, потом поспешно добавляет: -  Исключительно  для  того,  чтобы
создать реалистический контраст всему вот этому. Само собой разумеется.
   - Понятно.
   Она с минуту рассматривает его сквозь  голубоватые  стекла  очков,  потом
поднимает руку и приглаживает спутавшиеся волосы, снова тщательно и  как  бы
незаметно подтыкает халат.
   - Майлз, я хотела бы сказать вам кое-что - теперь, когда мы  стали  более
открыты  друг  другу.  Я  чувствую,  что  была   некстати   эмоциональна   и
прямолинейна несколько минут тому назад.  Я  вполне  способна  сочувствовать
вашим проблемам. Особенно потому, что - как я понимаю  -  я  сама  составляю
одну  из  них.  Я  сознаю,  какое  всепоглощающее  значение   господствующая
капиталистическая гегемония придает сексуальности. И как трудно всего  этого
избежать. - Она  слегка  подтягивает  колени  и  теперь  сидит  чуть  боком,
подогнув ноги, укрытая пурпурным халатом. Бросает на  собеседника  открытый,
может быть немного совиный,  взгляд  через  очки.  -  Я  хочу  сказать,  ты,
разумеется, можешь все это сделать, как ты находишь нужным. Если чувствуешь,
что тебе не под силу то, что предлагаю я. Это вполне возможно.
   - Но мне хотелось бы попробовать.
   - Серьезно, я ведь вовсе не настаиваю.
   - Мне кажется, вы исключительно великодушны ко мне. Ведь я так безобразно
все напутал.
   -Я же понимаю - нужно не только брать, но и давать.
   - Ну да. Только я до сих пор брал, ничего не давая.
   Она пожимает плечами:
   - Поскольку в техническом смысле я просто не существую...
   - Но вы существуете! Вы  только  что  продемонстрировали  наличие  у  вас
собственной воли.
   Она строит чуть презрительную тоие (60), как бы осуждая себя:
   - Ну что ты, какая воля? Шепоток инстинкта.
   Минуты две в палате царит  тишина.  И  снова  она  разглаживает  махровый
пурпур:
   - Просто божественный цвет. Обожаю приглушенный пурпур.
   - Я рад.
   Она молчит, потом возобновляет разговор на серьезные темы:
   - Кроме всего прочего, мне не хотелось бы,  чтобы  ты  испытывал  чувство
вины  из-за...  из-за  того,  что  только  брал...  Я  не  так  уж  слепа  к
биологическим реалиям жизни. Мне было бы неприятно, если бы ты решил, что  я
просто синий чулок. Твои ласки... ты скорее всего и сам заметил. То, что  ты
заставил меня делать в самом начале... вопреки самой себе,  я...  Что-то  во
мне было затронуто.
   -  От  этого,  я  думаю,  все  становится   еще   хуже.   Я   беспардонно
воспользовался тем, что вы - нормальная женщина.
   - Но ведь и я вела себя не лучше. Это  повествование  о  сатире...  -  От
отвращения к себе она прикрывает ладонями глаза.
   - Так это же я вас спровоцировал!
   - Знаю. Но я сама разукрасила эту историю до предела. А  должна  была  бы
противиться, не соглашаться рассказывать ее  вообще.  Надеюсь,  ты  навсегда
исключишь из текста ту часть, где... ну ты сам знаешь.
   - Это моя вина.
   - Мы оба виноваты.
   - Вы слишком к себе несправедливы.
   - Если по-честному, я так не думаю. - Она опять принимается  разглаживать
халат над коленями. - Дело в том, что ты просто взял и швырнул меня в  омут.
Сексуальный.  Застал  меня  врасплох.  С  самой   первой   страницы   своего
существования я каким-то образом  сознавала,  что  я  по  сути  своей  очень
скромна и застенчива, хотя, видимо, вполне привлекательна для мужчин.
   - Весьма привлекательна.
   - Нет, серьезно, я бы предпочла оставить здесь "вполне". Может  быть,  не
без  определенного   элемента   латентной   сексуальности,   но   совершенно
определенно не слишком  voulu  (61).  Из  тех,  кого  нужно  долго  и  нежно
настраивать.
   - Понимаю.
   Глаз она не поднимает.
   - На самом деле я хочу сказать, что - мне так кажется - я была бы  готова
пойти на некоторый компромисс касательно характера наших отношений... где-то
в будущем, если ты так настаиваешь. Если бы мы узнали друг друга получше.
   - Вы имеете в виду ту ситуацию, где вы - высоколобая дама-поэтесса, а я -
неотесанный бизнесмен?
   Она бросает на него быстрый взволнованный взгляд, исполненный  искреннего
ужаса:
   - Пожалуйста, Майлз, не  надо,  я  совершенно  не  имела  в  виду  ничего
подобного.  Вовсе  не  неотесанный.  Если  бы  это  было  так,  я  со   всей
очевидностью... мой персонаж и не посмотрел  бы  в  твою  сторону.  Во  всех
отношениях  очень  милый  человек.  По-своему.   Только   самую   малость...
ограниченный, деформированный своей средой и профессией.
   - Мне не вполне ясно, что за компромисс вы имели в виду.
   - Если бы ты предпочел, чтобы  они...  ну,  если  говорить  совсем-совсем
прямо, они могли бы вступить в более откровенные отношения где-то  в  конце.
Физически.
   - Переспать, что ли?
   - Ну если ты хочешь так это называть.
   - Мне-то она показалась чуть слишком переборчивой для таких вещей.
   - О, я думаю, такой она и была бы достаточно долго. На протяжении  многих
глав. Может быть, даже до конца.
   - До климакса?
   - Ты неисправим!
   - Я не то хотел сказать.
   -А я уверена - именно то! Но это не столь важно.
   -  Я  все  еще  не  вижу,  как  это  могло   бы   произойти.   С   такими
характерологическими предпосылками.
   - Это не мне решать. Такие вещи - твоя область.
   - И ваша тоже. Я так хочу.
   Она снова опускает взгляд:
   - Это же абсурд. Учить ученого. У тебя гораздо  больше  опыта.  А  я  все
время чувствую такой ужас. Ведь я появилась на свет всего несколько  страниц
назад!
   - Ну и что? Вы так быстро овладеваете знаниями!
   - Ты заставляешь меня краснеть.
   - Ну что вы! Я говорю совершенно серьезно.
   Она некоторое время молчит, потом бросает на него быстрый взгляд:
   - Это правда?
   - Абсолютная правда.
   Она гасит в пепельнице сигарету.
   - Ну тогда... Только что придумала...  Абсолютный  экспромт...  Представь
себе некий кризис в  отношениях,  тебя  все  больше  тянет  ко  мне,  просто
отчаянно тянет, ты собираешься бросить жену, чтобы соединиться со мной...
   - Какую еще жену?
   Она поднимает на него удивленные глаза:
   - Просто мне представилось, что ты должен быть женат. Я именно  так  тебя
вижу.
   - Должен же я хотя бы знать!
   Скрестив на груди руки, она пристально смотрит на дверь.
   - Во всяком случае, однажды, в знойный летний вечер,  ты  заявляешься  ко
мне, в мою квартиру  в  Найтсбридже  (62),  чтобы  все  наконец  выяснить  и
утрясти, сказать, почему ты меня так любишь и почему я  не  могу  не  любить
тебя и всякое такое, а случилось так, что в этот вечер я легла  спать  очень
рано и на  мне  только  коротенькая  ночная  сорочка.  -  Она  на  мгновение
задумывается, потом расправляет халат. - Или - вот это. Не важно что.  Очень
душно. В воздухе  пахнет  грозой.  Мне  не  хочется  тебя  впускать,  но  ты
настойчив, и вдруг, как-то неожиданно,  все  накипевшее  изливается  наружу,
твоя прежняя робость оборачивается непреодолимой страстью, темным  желанием,
твоя  мужественность  наконец  воспламеняется,  и  ты  без   единого   слова
бросаешься на меня, срываешь прозрачную одежду с  моих  обнаженных  плеч,  я
кричу и сопротивляюсь, почти уже вырываюсь из твоих рук, мне как-то  удается
добраться до стеклянных дверей и выскочить в туман, под проливной  дождь,  а
ты...
   - Квартира на первом этаже?
   - Ну конечно. Само собой разумеется.
   - Я просто взволновался из-за соседей. Раз ты закричала.
   - Ну ладно. Я не кричу, я шиплю, задыхаясь от ненависти, произношу  слова
злым шепотом. Я еще не успела продумать мелкие детали, Майлз.
   - Прошу прощения. Я перебил.
   - Я же впервые в жизни делаю все это.
   - Прошу прощения.
   - Теперь я забыла, где остановилась.
   - Сразу за стеклянными дверьми. В тумане. Под проливным дождем.
   - Я выбегаю на садовую лужайку, но ты такой быстрый, такой сильный, тобой
владеет животная страсть, ты догоняешь  меня,  швыряешь  на  мягкий  дерн  и
овладеваешь мной со зверской жестокостью, разумеется  против  моей  воли,  я
рыдаю,  когда  твоя  возбужденная  похоть  торжествует  над  моими   глубоко
укорененными принципами. - Она делает небольшую паузу. - Я лишь пытаюсь дать
тебе черновой набросок... общую идею.
   - Пожалуй, мне нравится мягкий дерн. Только мне казалось...
   -Да?
   - Ты вроде бы что-то такое говорила про то, как тебя нужно долго и  нежно
настраивать.
   Она одаряет его трогательно смущенным и чуть обиженным взглядом и говорит
тихо, устремив глаза долу:
   - Майлз, я ведь  женщина.  Я  соткана  из  противоречий,  тут  ничего  не
поделаешь.
   - Конечно-конечно. Прошу прощения.
   - Ну, я хочу сказать, очевидно, тебе нужно будет как-то  подготовить  эту
сцену сексуального насилия. Ты мог бы, например, показать,  как,  до  твоего
появления, раздеваясь, я на миг подхожу к зеркалу, гляжу на себя,  нагую,  и
задумываюсь втайне, может ли меня удовлетворить одна лишь поэзия.
   - Обязательно буду иметь это в виду.
   - Можно даже показать, как я грустно достаю с полки книгу Никола Шорье.
   - Кого-кого?
   - Возможно, я оказалась здесь  чуть  слишком  recherchee  (63).  Отрывок,
который я имею в виду, - это deuxieme dialogue (64). Tribadicon (65), как он
грубовато его называет. Лионское издание тысяча шестьсот пятьдесят  восьмого
года. - Она вопросительно качает головой. - Нет?
   -Нет.
   - Извини. Я почему-то решила, что ты должен  знать  всю  порнографическую
классику наизусть.
   - Могу  ли  я  осведомиться,  как  это,  просуществовав  всего  несколько
страниц, ты ухитрилась...
   - О, Майлз! - Она поспешно прячет улыбку и опускает  глаза.  -  Право,  я
полагала, наша  беседа  протекает  вне  рамок  текстовых  иллюзий.  -  Снова
поднимает на него взор. - Я хочу сказать, возьми,  к  примеру,  тот  эпизод,
где, в образе доктора Дельфи, я спросила, почему ты просто  не  выскочил  из
кровати и не ушел из палаты. В  реальности  тебе  понадобились  целых  шесть
недель, чтобы отыскать ответ.
   Должна  же  я  была  чем-то  занять  себя,  пока  тянулось  ожидание.   Я
чувствовала: самое малое, что я могу сделать,  -  это  ознакомиться  с  теми
книгами, что дороже всего твоему сердцу. - Помолчав, она  добавляет:  -Я  же
твоя служащая. В каком-то смысле.
   - Твоей добросовестности нет предела.
   - Ну что ты!
   - Копаться во всей этой отвратительной мерзости!
   - Майлз, я не могла бы смотреть жизни прямо в лицо, если бы не относилась
к своей работе добросовестно. Видно, такова моя природа. С  этим  ничего  не
поделаешь. Я стремлюсь не просто достичь цели, но пойти гораздо дальше.
   Он внимательно за ней наблюдает. Она снова  опустила  глаза  на  кровать,
будто смущена необходимостью вот так, всерьез, рассуждать о себе.
   - Итак, мы остались в саду, под дождем. Что дальше?
   - Думаю, в результате может оказаться, что я уже много глав подряд просто
умирала от желания,  чтобы  ты  наконец  сделал  что-то  в  этом  роде,  но,
разумеется, моя натура эмоционально слишком сложна, чтобы я  могла  осознать
это. На самом деле я рыдаю от любви к тебе. И наконец познаю оргазм.  -  Под
дождем?
   - Если ты не считаешь, что это de trop (66).
   Пусть это будет при лунном свете, если тебе так больше нравится.
   Он слегка откидывается на стуле:
   - И этим все заканчивается?
   Она мрачно вглядывается в него сквозь совиные очки:
   - Майлз, вряд ли современный роман можно закончить на предположении,  что
простое траханье решает все проблемы.
   - Разумеется, нет.
   Она снова разглаживает халат.
   - Со своей стороны, я рассматриваю  эту  сцену  как  финал  первой  части
трилогии.
   - С моей стороны, глупо было не догадаться.
   Она дергает за ниточку, торчащую из махровой ткани халата.
   - Во второй части трилогии, я думаю, я становлюсь жертвой собственной, до
тех пор подавляемой, чувственности. Мессалиной (67) de nos jours  (68),  так
сказать. Уверена, ты эту среднюю часть можешь сделать запросто, хоть во сне.
   - Я, видно, чего-то не понял.  Разве  все  удручающе  скучные  постельные
сцены не должны были остаться в фантастической преамбуле в  стиле  "Алисы  в
стране чудес"?
   - Искренне надеюсь, эти сцены  не  будут  Скучными.  Разумеется,  сама  я
никакого удовольствия при этом не получаю. Я делаю все это от отчаяния.
   - Откуда взялось отчаяние?
   Она глядит на него поверх очков:
   - Ну, ведь предполагается, что я - женщина двадцатого века,  Майлз.  Я  в
отчаянии по определению.
   - А что происходит с моим персонажем?
   Она берет из сигаретницы новую сигарету.
   - А ты бы ужасно ревновал, начал пить, в делах у тебя -  полный  крах.  В
конце концов, тебе приходится жить на мои  деньг