опротивления,  а  потом
его судили и дали ему срок, а я получил причитавшиеся мне по  закону  5000
долларов.
   Если он скажет это Тому Уилеру,  то  получит  необходимую  защиту.  Его
опасениям придет  конец.  Вместе  с  политической  карьерой  и  положением
уважаемого гражданина своего города.
   Ведь Джейси знал людей, среди которых жил. Никто не обвинит его в лицо,
никто не ухмыльнется и не плюнет в него. Но никто  отныне  не  пожмет  ему
руку, не улыбнется и не поговорит с ним, как не примет от него хлеба и  не
обратится за советом.
   И они наверняка никогда не проголосуют за него. Он мысленно  слышал  их
пересуды, зная, что они о нем скажут.
   Джеймс Калвин Уильям мог совершить убийство или изменить жене,  но  при
этом его могли либо простить, либо просто не отреагировать.
   _Что ж, мы грешны, если подумать как следует_.
   Но когда люди узнают, что он получил деньги за доносительство, прощения
не будет. И не может быть.
   _Я простой человек,  это  так,  но  никогда  не  предавал  ближнего  за
деньги_.
   Наконец Джейси поднял глаза  на  настенные  часы,  и  непрошеные  мысли
унеслись прочь. Он позвал жену - в это время она всегда готовила  себе  на
кухне стакан горячего сладкого молока, чтобы посмаковать  его  за  чтением
ежевечерней обязательной главы из Библии.
   - Лиззи! - окликнул он.  -  Где  девочки?  Разве  они  до  сих  пор  не
вернулись?
   Она что-то ответила (он не расслышал), затем подошла к двери. Лиззи уже
была в ночной рубашке, с бигуди в волосах.
   - ...они вернутся не раньше полуночи, - добавила она.
   Уильям со стуком опустил стакан и поднялся.
   - То есть как "не раньше полуночи"? - переспросил он.
   Она посмотрела на него, поджав  губы  с  шутливым  укором,  и  покачала
головой.
   - Не знаю, где блуждают твои мысли с тех  пор,  как  ты  пришел  домой,
Джейси.  По-моему,  ты  не  понял  ни  слова  из  моего  объяснения.  Будь
повнимательнее, и я повторю тебе снова: они отправились в Три  Родника  на
школьный праздник осени вместе с большинством мальчиков и  девочек  нашего
города. - Она нахмурилась. - Не понимаю, почему ты сердишься.  Волноваться
здесь не о чем. Наш проповедник, преподобный Пауэлл...
   Слово "проповедник" прозвучало тревожным сигналом в мозгу Джейси, и  он
лихорадочно попытался проследить  его  к  источнику  тревоги.  Почему  его
испугало упоминание о  священнике  маленькой  некрашеной  церквушки  возле
хлопкоочистительной машины?
   Тем временем Лиззи, пристально глядя на мужа, продолжала:
   - Он был категорически против того, чтобы  девочкам  пришлось  пересечь
половину  округа  ночью  в  машинах  молодых  людей.  Пауэлл  считает  это
неподобающим и небезопасным, ведь  некоторые  из  них  могут  очутиться  в
ресторанчике с музыкальным автоматом или  Бог  знает  где  еще.  Право,  я
слышала, что многие мальчики были не слишком довольны этим, но...
   В мозгу у Джейси что-то щелкнуло; его охватило  чувство  уверенности  и
внезапного страха.
   - Мать... скажи мне, кто ведет автобус?  -  И  он  и  жена  знали,  что
школьный водитель работал на укороченной смене  с  шести  до  полуночи  на
местной электростанции.
   - А в чем дело? - раздраженно спросила Лиззи.
   - _Кто ведет автобус?!_
   Она изумленно качнула головой, облизала губы.
   -  Ну  тот  краснолицый  парень...  Как  там  его  зовут?   Проповедник
говорил... ну подскажи мне. Ты должен знать, он работает у  Тэрбифулла.  У
него все лицо в каких-то отметинах...


   Они стояли в конторе шерифа, глядя друг на друга, то отворачиваясь,  то
уставясь на стол, заваленный листовками ФБР, которые шериф  не  выбрасывал
до официального уведомления об отмене.
   - Черт меня побери, - с десятой попытки и значительно смягчив выражение
из уважения к миссис Уильям и преподобному Пауэллу, пробормотал шериф.
   Тощий, заурядный с  виду  священник,  с  усталыми  глазами  изнуренного
многолетней борьбой с дьяволом и не уверенного в победе над ним  человека,
повторил то, что говорил уже много-много раз:
   - Я бы не переживал так на вашем месте, брат Уильям и сестра Уильям.  Я
ничуть не сомневаюсь, что брат Бакстон, несмотря на его прошлое...
   Джейси резко повернулся, подошел к окну и,  прижимая  ладонь  ребром  к
стеклу, чтобы защититься от яркого солнца, выглянул на улицу.
   - ...сейчас он истинный христианин. О, я бы не переживал.
   - К тому же девочки не одни, - добавила Лиззи. - Эти большие ребята  из
старших классов не позволят ему поступить плохо, они...
   - Они могут и не успеть остановить его, - резко повернулся к  ней  муж.
Его лицо исказилось, но он взял себя в руки и продолжал:  -  Парень  может
свернуть с дороги или нечто в этом роде. - Неожиданно Уильям обнял жену. -
Господи, пусть он делает что угодно со мной, лишь бы не обидел девочек!
   - Сколько времени понадобится вашим помощникам, чтобы догнать автобус и
посадить в него одного из них? - спросил священник у шерифа.
   Взглянув на часы, шериф было открыл рот, но вдруг зазвонил телефон.  Он
приложил трубку к уху, и лицо его застыло. Посмотрев на Уильяма, он быстро
- слишком быстро - отвернулся. Затем что-то тихо  спросил  и  сказал,  что
немедленно выезжает.
   Все окружили шерифа, осыпая  его  вопросами,  но  он  покачал  головой,
выпроваживая их из конторы и обещая рассказать обо всем по дороге.
   Была темная ночь. На дороге почти не было машин,  и  автомобиль  шерифа
несся по ней без помех.
   - Он сказал "девочка" или "девочки"? - переспросил, чуть  успокоившись,
Джейси. Жена плакала у него на плече.
   - Кажется, упомянул одну девочку, - проговорил Том Уилер. - Я не  хотел
терять время на расспросы. Он сказал, что школьный автобус  остановился  у
его заправочной станции и все в  нем  кричали  и  вопили,  будто  одна  из
девочек застрелена, а водитель подрался с одним из мальчиков, - вот и все.
   Священник глубоко вздохнул.
   - Все равно я не могу думать о нем плохо.
   - Предоставьте судить об этом мне. Мои грехи  нашли  меня,  -  спокойно
сказал Уильям. - Не выдай беглеца - разве не так сказано в Библии? С тобой
другое дело, Том. Ты должен делать свою работу. Ну а  я  нарушил  заповедь
ради денег. Мне казалось,  что  я  поймал  свою  удачу.  Я  знал,  где  он
прятался, знал, что у  меня  никогда  не  будет  шанса  найти  пять  тысяч
долларов. Едва дело было сделано, как я забыл о парне, будто его на  свете
не было. Не думал я и о том, как он жил, вернее, гнил в тюрьме...
   Наконец они приехали.
   Ученики   собрались   у   школьного   автобуса;   они   стояли,    тихо
переговариваясь друг с другом. Один из помощников из Трех Родников  шагнул
к выскочившим из машины людям.
   - К счастью, ничего серьезного, - произнес он. - Пуля слегка  оцарапала
ей плечо. Но девочка была в шоке, почти в истерике, и поэтому...
   - Кто из девочек? - жестко осведомился Джейси, обводя взглядом толпу.
   - Это Грейс или Эллен? - задрожал голос его жены.
   Лицо помощника шерифа изумленно сморщилось.
   - Да нет, кажется, ее  зовут  Нэнси.  Нэнси  Фэншоу.  Так  вот,  я  уже
отправил ее назад в Три Родника в машине доктора... Пройдемте на  станцию,
шериф.
   Шериф ушел вместе с помощником, за ними последовал священник.
   - Эй, папа! Что ты здесь делаешь?
   - Посмотри-ка, Грейс! Мама тоже здесь!
   Тут Джейси потерял самообладание и,  прижимая  к  себе  дочерей,  начал
всхлипывать, а Лиззи торопливо объяснила им ситуацию.  В  дверях  появился
помощник и пригласил Джейси войти внутрь.
   В крошечной конторе находились  Бакстон,  шериф  со  священником,  двое
старшеклассников, хозяин бензоколонки  и  вошедшие  помощник  с  Уильямом.
Помятое лицо Бакстона осталось спокойным, когда он поднял глаза  и  увидел
Уильяма. Он лишь медленно кивнул.
   - Я вовсе не хотел поранить ее, - объяснял один из ребят.  -  Я  просто
захватил с собой пистолет. - Он кивнул в сторону лежавшего  на  коробке  с
ракетами от фейерверка  оружия.  Это  был  маленький,  игрушечный  на  вид
револьвер. Перламутровая пластина на одной из половинок рукоятки треснула.
- Я взял его просто чтобы  пострелять  из  окна...  -  Неожиданно  паренек
что-то вспомнил. - Он принадлежит моему папе. Если он узнает об  этом,  он
меня выпорет. - Ученик уронил голову и расплакался.
   Священник робко приблизился, положил  ладонь  на  голову  мальчугана  и
нагнулся, чтобы прошептать ему  что-то  на  ухо.  Вдруг  заговорил  другой
паренек, бледный, с побелевшими губами,  не  спускающий  глаз  с  ученика,
который "просто захватил пистолет".
   - Если что-то случится с Нэнси... - Он подался вперед, и Джемми Бакстон
положил руку ему на грудь сдерживающим жестом. - Если она сильно ранена...
   - Ничего страшного, - успокоил Бакстон.
   - Если она умрет...
   - Чепуха, завтра утром она съест на  завтрак  полдюжины  яиц,  -  снова
перебил Бакстон.
   - Если что-то случится с Нэнси, я убью тебя. Клянусь,  что  убью.  Даже
если на это уйдет десять лет.
   - Я просто хотел попугать их, чтобы повеселиться. Вынул свой  пистолет,
но автобус вдруг подпрыгнул на ухабе, и пистолет выстрелил...
   - Пусть меня повесят или упекут в тюрьму на всю жизнь,  я  доберусь  до
тебя, так и знай...
   Бакстон повернулся, очутившись лицом к лицу с дружком  Нэнси.  Он  взял
его за плечи и впился в них пальцами.  Юноша  вздрогнул,  отвел  глаза  от
паренька, которому угрожал, и уставился на Бакстона.
   - Вот ты говоришь о  тюрьме,  -  заговорил  Бакстон.  -  Болтаешь,  что
"доберешься" до кого-то. Но ты никогда не был в тюрьме, а я был. Я побывал
в двух тюрьмах и на трех тюремных фермах. Я поступал плохо, когда был чуть
старше тебя, и отправился в тюрьму по заслугам.
   Он помолчал. Снаружи доносились  голоса  учеников,  но  в  комнате  все
молчали.
   - Но меня мучила одна мысль. Она прямо-таки сводила меня с ума.  Почему
меня поймали? Человек, которого я знал - не слишком  хорошо,  но  мы  были
знакомы с мальчишеских лет, - сдал меня властям за премию. Он предал  меня
из-за денег.
   Джейси поймал на себе взгляд шерифа и кашлянул.
   - Джемми...
   Бывший заключенный не обратил на Уильяма внимания и не  ослабил  хватки
своих пальцев. Паренек поежился, но не возражал.
   - Каждый раз, когда меня пороли - а они пороли меня часто и не так, как
выпорет этого мальчугана  отец,  а  большим  кожаным  ремнем  с  латунными
заклепками, - я думал о человеке, упрятавшем меня туда, где я был. Я думал
о нем день и ночь. Ты хочешь до кого-то "добраться", не  зная,  что  такое
жить год за годом с единственной надеждой отомстить. Я  попытался  бежать.
Они поймали меня, дали новый срок. Желание отомстить, отплатить этому типу
той же монетой мучило меня день и ночь. Эта  тяжелая  ноша  причиняла  мне
ужасную боль, и однажды я понял, что не выдержу. Тогда я  снял  эту  ношу.
Некоторые заключенные смеялись надо мной, когда я  принял  религию.  Пусть
так. Хотя я оставался в тюрьме, но чувствовал себя  свободным.  Я  простил
этого человека, и боль сразу покинула меня.
   Неожиданно Бакстон как бы  очнулся.  Он  улыбнулся  и  ослабил  пальцы.
Паренек вздохнул, его щеки порозовели, и он медленно  улыбнулся  в  ответ.
Бакстон повернулся к остальным.
   - Кого я вижу! Проповедник... шериф... мистер Джейси...
   - Пора отвезти ребят назад в город, - заговорил шериф. -  Их  родители,
наверное, всполошили весь округ.
   - Джемми, - пробормотал Уильям.
   - Да, мистер Джейси?
   - Тот человек, упрятавший тебя в тюрьму...
   - Как его звали? - договорил вдруг за  него  мальчуган,  потирая  плечо
рукой.
   На  лице  Бакстона  появилась  озадаченная  гримаса,  затем  он   снова
улыбнулся.
   - Не знаю, - проговорил он радостным голосом. - Не помню.  -  Он  обвел
всех взглядом. - Я снял с себя ношу  и  не  хочу  поднимать  ее  опять.  -
Бакстон кивнул людям и вышел в ночь. - Всем в автобус! -  донесся  снаружи
его голос. - Всем живо в автобус!
   -  Идем,  -  сказал  шериф,  избегая  смотреть  на  Джейси.  Мальчуганы
поднялись, чтобы покинуть комнату. - Кажется, вы, Уильям, и  миссис  Лиззи
хотите вернуться вместе  с  девочками  в  автобусе?  -  добавил  Уилер.  -
Пожалуйста... у меня в машине уже нет места.
   Все потянулись к двери и покинули контору.
   - Забудь все, что я сказал, это была плохая шутка,  -  сказал  один  из
ребят другому.
   Уильям покинул комнату последним. Его плечи согнулись. Он казался очень
усталым. Он брел медленно, как человек с тяжелой ношей...



    Эйв Дэвидсон.
    Истоки Нила

   -----------------------------------------------------------------------
   Avram Davidson. The Sources of the Nile (1961). Пер. - О.Воейкова.
   Авт.сб. "Феникс и зеркало". СпБ., "Северо-Запад", 1993.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 3 October 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   Боб  Розен  встретил  Питера  ("Старину  Пита"...  "Тихарилу   Пита"...
"Беднягу Пита" - выбирайте на  свой  вкус)  Мартенса  в  первый  (и  могло
случиться так, что в последний) раз в бюро Резерфорда на Лексингтон авеню.
Это было одно из тех самых высоких  прохладных  зданий  на  Лексингтоне  с
высокими прохладными секретаршами, а поскольку Боб чувствовал, что ему  ни
сейчас, ни позже никак не светит стать таким высоким и  прохладным,  чтобы
вызвать у них хоть какой-нибудь интерес, ему  удалось  просто  посидеть  и
насладиться общей картиной. Даже журналы на столике оказались прохладными:
"Спектейтор", "Боттедже Оскуро" и "Журнал Географического  Общества  штата
Нью-Йорк". Он выбрал  последний  и  принялся  перелистывать  "Исследования
демографии Джексон Уайтов".
   Он пытался уловить хоть какой-нибудь смысл в куче статистических данных
касательно альбинизма среди этого любопытного племени  (предками  которого
являлись индейцы Тускароры, гессенцы-дезертиры, лондонские уличные женщины
и беглые рабы), когда пришла одна из секретарш  -  восхитительно  высокая,
изумительно прохладная - и повела его в  кабинет  Тресслинга.  Он  положил
журнал лицом вниз на низенький столик и последовал за ней. Как раз в  этот
момент старик с портфелем, единственный кроме  него  человек,  сидевший  в
ожидании, встал, и Боб заметил у  него  на  глазу  кровяное  пятно,  когда
проходил мимо.  Это  были  выпуклые  пожелтевшие  глаза,  покрытые  сеткой
крохотных красных сосудов, а в уголке одного из них виднелось ярко-красное
пятно. На мгновение Розену стало из-за него не по себе, но тогда у него не
нашлось времени, чтобы об этом подумать.
   - Восхитительный рассказ, - сказал Джо Тресслинг, имея в виду  историю,
благодаря которой Розен удостоился этой беседы при помощи  своего  агента.
История  получила  на  конкурсе  первую  премию,  и  агент  подумал,   что
Тресслинг... если бы Тресслинг... может быть, Тресслинг...
   - Разумеется, мы и притронуться к ней не можем  из-за  темы,  -  сказал
Тресслинг.
   - Как, а чем же нехороша так тема гражданской войны? - сказал Розен.
   Тресслинг улыбнулся. "В той мере, в  какой  это  касается  деревенского
сыра тети Кэрри, - сказал он, - южане _победили_ в гражданской  войне.  По
крайней мере, нам не стоит говорить им, что это не так. Это может  вызвать
у них недовольство. Северянам _все равно_. А вы напишите  для  нас  другой
рассказ. "Час тети Кэрри" постоянно ищет новый драматический материал".
   - Какой, например? - спросил Боб Розен.
   - Что нужно великой американской публике, питающейся  сырами,  так  что
история о пришедшем  к  разрешению  конфликте,  затрагивающем  современные
молодые  американские  пары,  которые  зарабатывают  свыше  десяти   тысяч
долларов  в  год.  Только  ничего  спорного,  грязного,  outre  или  passe
[эксцентричного или устаревшего (франц.)].
   Розен ощущал удовольствие оттого, что может видеть Джозефа  Тресслинга,
который отвечал  за  сценарии  "Часа  тети  Кэрри"  в  компании  Дж.Оскара
Резерфорда.  Говорили,  что  в  этом  году  рассказам  явилось  на   стене
предначертание Mene Mene ["Исчислил Бог царство твое и положил конец ему";
Книга Пророка Даниила 5: 6-8, 13, 16, 17, 25-30],  что  журналы  мрут  как
мухи-однодневки, и всякий, кто надеется прожить, занимаясь  писательством,
поступит разумно (говорил он сам себе), если проберется на телевидение. Но
на самом деле он не рассчитывал, что ему удастся совершить этот переход, а
мысль о том, что он, ну, никак не знает ни одного современного  американца
- молодого ли, старого ли, женатого или холостого, -  который  зарабатывал
бы свыше десяти тысяч в год, похоже, предрекала, что и сам он  никогда  не
станет столько зарабатывать.
   - И ничего авангардного, - сказал Тресслинг.
   Молодая женщина пришла снова и одарила их высокой  прохладной  улыбкой.
Тресслинг встал. Боб тоже. "М-р Мартенс все еще там", - вполголоса сказала
она.
   - О, боюсь, я не смогу с ним сегодня увидеться, - сказал Джо Тресслинг.
- М-р  Розен  оказался  настолько  очарователен,  что  время  промелькнуло
незаметно, и к тому же немало времени... Замечательный  старик,  -  сказал
он, улыбаясь Бобу и пожимая ему руку. - Самый настоящий ветеран рекламного
дела, знаете ли. Писал когда-то текст для "Успокоительного  сиропа  миссис
Уинслоу". Рассказывает восхитительные байки. Очень жаль, что  мне  некогда
слушать. Надеюсь вскоре снова увидеть вас здесь, м-р Розен, -  сказал  он,
по-прежнему держа Боба за руку, когда они шли к дверям, -  с  каким-нибудь
из ваших милых рассказов. С рассказом, который мы бы с радостью приобрели.
Никаких исторических  драм,  никакой  иностранной  окружающей  обстановки,
ничего outre, passe, ничего авангардного и прежде всего: ничего спорного и
грязного. Вы же не собираетесь стать одним из этих  _голодных_  писателей,
правда?
   Розен даже не успел ответить, но по взгляду Тресслинга понял,  что  уже
свободен,  и  решил  немедленно  начать   работу   над   грязной   спорной
исторической драмой outre на  фоне  иностранной  окружающей  обстановки  и
т.д., даже если бы это стоило ему жизни.
   Направляясь  к  лифту,  он  не  туда  свернул,  а  когда   возвращался,
столкнулся лицом к лицу со  стариком.  "Демография  Джексон  Уайтов,  -  с
притворным изумлением сказал старик. - Какое вам дело до  этих  несчастных
простофиль? Они не покупают, не продают, не создают моды, не следуют моде.
Они только браконьерствуют, блудят и производят на свет ноль целых  четыре
десятых альбиносов с гидроцефалией на каждую сотню душ. Или  что-то  вроде
того".
   Подъехал лифт, и они вошли в него вместе. Старик упорно глядел на него,
а его  желто-кровавый  глаз  напоминал  оплодотворенное  яйцо.  "Но  я  их
совершенно не виню, - продолжал он. - Будь у меня хоть немного ума, я стал
бы Джексон Уайтом, а не рекламным работником. Вы можете хотя бы, -  сказал
он безо всякого перехода,  -  поставить  мне  выпивку.  Раз  уж  правдивый
Тресслинг говорит, будто не может принять меня из-за вас, педераст лживый.
Да Бога ради! - крикнул он. - Тут у меня в стареньком  портфельчике  лежит
штука, которая обладает  большей  ценностью  для  этих  людей  с  Мэдисон,
Лексингтон и Парк авеню, если бы они только..."
   - Позвольте угостить вас выпивкой,  -  со  смирением  в  голосе  сказал
Розен. На улице стояла жара, и он понадеялся, что в баре будет прохладно.
   - Бушмилл [сорт виски]  с  содовой  и  льдом,  -  сказал  старый  Питер
Мартенс.
   В баре _было_ прохладно. Боб уже  перестал  прислушиваться  к  монологу
своего спутника насчет вещей, лежавших у него  в  стареньком  портфельчике
(что-то по поводу  выявления  течений  в  моде  заранее),  и  заговорил  о
собственных заботах. Со временем старик,  чей  опыт  по  части  отсутствия
интереса к его речам превышал норму, начал прислушиваться к _нему_.
   - Это случилось, когда все читали "Аку-Аку", - сказал Боб.  -  Ну  я  и
подумал, что моя наверняка пойдет прекрасно, ведь она про Рапа Нуи, Остров
Пасхи, и про корабли перуанских охотников за  невольниками,  и  намеки  на
великие предания прошлого, и все такое.
   - И?
   - И не вы